Теория интеллигенции

Философия Ландшафта – это идеология левой интеллигенции

Истоки гуманизма мы видим в позднем средневековье.

Латиноамериканский гуманизм имеет истоком русскую народническую мысль.

Отрадно заметить, что в 1989 году оформился Гуманистический интернационал. Цен­тром становления гуманистического движения послужили идеи студенческой и ин­тел­лигентской среды Аргентины, потом распространились в других странах Латинской Америки и Западной Европы. За основу идеологии гуманизма взята забота о конкрет­ном человеке, на решение его проблем и стремлений. Основной идеей является то, чтобы через самосовершенствование личности, через гуманизацию отношений между людьми и между человеком и природой перестроить общественные институты совре­менной культуры на основе идеалов добра и справедливости.

2. «ЛЕВЫЙ» ГЛОБАЛИЗМ

Все это происходит на фоне всепобеждающего глобализма, выраженного, прежде всего, в экономической сфере культуры. Глобализм - эта «высшая стадия империа­лизма» - экономическое выражение и база идеологии постмодернизма и политики не­олиберализма (что показали в вышедшей в 2000 г. ажиотажно популярной работе «Империя» «неокоммунисты» М. Хардт и А. Негри). Глобализм живет сиюминутной модой – основой ментальности и образа жизни, как сказал выдающийся русский фило­соф XIX века П. Лавров - «дикарей высшей культуры» - т.е. тех «золотых мальчиков» Давоса, которые сейчас «правят балом во время чумы»; он не приемлет идей общест­веннойсолидарности - государства и общества для него «пыль»; он живет сиеминут­нойконъюктурой рынка.

Но, тем не менее, - при всех своих негативных моментах глобализм имеет и позитив­ную составляющую – мир объединяется, мир становится единым в своем многообра­зии, он становится географично близким, повышается ответственность каждого за Землю и Человечество. И именно это перекрывает все недостатки глобализма, - кор­рекции его «перекосов» в сторону гуманизации – это задача ближайшего будущего, задача гуманизма - новой левой глобалистской идеологии, которая будет противопос­тавлена неолиберальной глобалистской идеологии Давоса. Этот гуманизм отказывается от «прогрессистского»историцизма, в сторону «традиционалистского»геогра­физма, в сторону реальных забот и проблем повседневности.

В общем, я уверен, что задача коррекция перекосов глобализма будет решена в бли­жайшем будущем. Пока же это выражается в излишнем радикализме антиглобалистов, которым вторят религиозные проповедники, «почвенники» и «антиамериканисты» разных регионов современной культуры.

3. ЖИЗНЕННЫЙ МИР КАК ОБЪЕКТ ГУМАНИЗМА

Философ современности – это мыслитель, отправляющийся периодически в «экс­пе­диции» в повседневность народной жизни. Знание базируется на опыте повседневно­сти, которое не имеет древовидного характера, существует как переплетение разных практик – ad hoc «габитусов», кото­рые по­рождаются в реальной жизни людей. Они многообразны, как луговое поле, на котором существуют лишь отдельные места, где возвышаются группы «древесных» структур «правильного знания». Именно в обыден­ном мировоз­зре­нии кроется «тайна» нормативного знания – в реальных практиках лю­дей происходит ин­ституализация ба­зовых концептов нормативного зна­ния. Эти «экспе­диции» в повседневность «хабитуальностей» позволят будущей философии наконец-то выяснить досконально механизм возникновения кон­цептов, по­нятий и кате­горий чело­веческой ментальности.

Направляясь в «экспедицию», следует учитывать еще и социальный момент «повсе­дневности». В реальной жизни человек сталкивается не с правильными формами госу­дарствен­ного устройства, имеющим для него анонимный характер, а с многообраз­ным ландшафтом неформальных образований, со своими «нравами Растеряевой улицы». Каждая социальная страта вырабатывает свой «сленг», свой ритуал- моду по­ведения. Здесь философ - «геолого-географ» найдет очень много, не надо игнорировать исследо­вание реальной жизни, общаясь в магазине, на улице, выявляя своим философским умом и просвечивая «философскими глазами» синергетические образования в менталь­ности и социально-хозяйственных группах, вырабатывающих протоментальные сим­воло - ритуальные системы.

Философия Ландшафта – это философия «земли». Основы этой философии «земли» были зарождены во французской романтической философии истории начала XIX века. Это выражено в нарративной истории, это и у Мишле.

В России в народнической литературе проявились первые ростки анализа «жизненного мира». Писатели-народники открыли мир реальной жизни повседневности. Основы фи­лософии «земли» заданы в литературе Г. Успенским

Это свойственно всей реалистической литературе, которая имеет ярких представите­лей в лице О. Бальзака и Э. Золя.

3. БОРЬБА ЗА ТРАДИЦИЮ - ПРОБЛЕМЫ УСТОЙЧИВОГО РАЗВИТИЯ

Все изменения в современной ментальности основаны на общей усталости челове­чества от бешеной динамики модернизации. Человечество хочет остановиться, оду­маться и оглядеться по сторонам. Оно начинает освобождаться от хронологической «болезни» модернити: от наркотического тумана стремлений к прогрессу, вектор кото­рого задан идеалами - утопиями сомнительного характера, от идеологии «новизны». Прогрессистские идеи общества «модернити» выродились в хаотично блуждающие симулякры общества «постмодернити». Человечество больше не хочет напрягать свои усилия в достижении либо утопического идеала «неолиберализма», или в такой же сте­пени утопического идеала «коммунизма», оно хочет гуманизма, который, по всей ви­димости, станет новой формой левой идеологии.

Важным моментом в преодолении модернизационного похмелья является усиленное внимание к проблемам традиции. Сеть традиций является основой возникновения куль­туры. Если сообщества животных живет по законам большей ча­стью по законам ин­стинкта, задаваемых геномом той или иной популяции, то популяция человека живет большей частью по законам традиции. Сбои в работе механизма традиции приводят в тому, что выходит на первый план механизм моды, со всеми присущими для него не­достатками – поверхностностью и неустойчивостью.

Все модернизационные процессы – это хищническое использование не только энер­гетического капитала, аккумулированного сотнями миллионами лет орга­нической деятельности, но и культурно - социального капитала, накопленного опытом сотен ты­сячелетий существования человеческой культуры.

Борьба за традицию в период модернизма осуществлялась, как правило, консерватив­ными, «правыми» элитами общества того времени. В этом отношении можно согла­ситься, что это была борьба за сохранение «старых мерзостей». Потому «ле­вое» со­циал-демократическое движение всегда негативно относилось к традиции. Но, как не странно, в левой идеологии есть еще черта, которая в период модернизационных рево­люций была затемнена. Дело в том, что социалистические идеи имеют истоком именно романтическо-консервативную идеологию начала XIX века. Социализм, как и романти­ческий консерватизм противопоставляют себя буржуазному индивидуализму и либе­рально-буржуазным идеологиям. Не удивительно, что опыт социалистического строи­тельства в тех или иных странах при­вел к становлению застойных обществ феодаль­ного типа. С одной стороны, это явление можно рассматривать как крах социалистиче­ских, «левых» идеологий, но, с другой стороны, негативны последствия буржуазной модернизации, приводят в наше время в укреплению левой идеологии. Весь вопрос со­стоит в том, чтобы эффективно модернизировать социалистическую идеологию, вы­явить новую её форму. Примечате­лен в этом отношении факт, что все традиционно «левые» идеологии и партии, их про­поведующие, повсеместно потеряли свое влияние, но сама левая идея не умирает, по­степенно оформляясь в новые формы и в новые дви­жения – экологические, антиглоба­листские и гуманистические. Именно сейчас мы и живем в период их становления но­вых форм левой идеологий и новых форм общест­венно-политических организаций, их проповедующих..

Левая Философия во многом отличается от форм левой философии прошлого. Если левая философия прошлого была идеологией революции, то современная левая фило­софия будет идеологией реформ, следуя в этом идеям Э. Бернштейна. Она будет не фи­лософией негативной сторонней критики, а реальной стратегией и практикой реформ, которая сочетает радикальный терроризм и анархизм в сфере ментальности с либера­лизмом в сфере социальной жизни и социализмом в сфере хозяйственной жизни.

И если левая философия прошлого была то философией разума, то философией кри­тики разума, то новая левая философия будет Философией Традиции, которая сочетает в себе в диалектическом единстве разум и «неразумное».

Вспомнить Лао-цзы.

Как сказала Герцогиня из «Алисы в стране чудес» Л. Кэррола, что если бы кое-кто не совался в чужие дела, то и Земля бы вертелась быстрее.

Как писал фактически единственный русский социолог, который поставил в центр ана­лиза истории культурную традицию В.М. Хвостов (1868-1920). Он писал следующее: «..традиция проявляет свое действие решительно во всех областях общественной жизни. Она является очень крупной социальной силой и одним из главных факторов, придающих историческому процессу устойчивость. Традиция играет роль тех зубчатых колес, без которых история двигалась бы слишком быстро. Благодаря влиянию тради­ции, нет ни одного революционного переворота, который произвел бы все то, чего же­лают его деятели. Традиция всегда берет свое и в виде реакционного течения урезывает последствия революции» (Хвостов В.М. Теория исторического процесса. М. 1919. С.257).

Но это не значит, что традиция тормозит общественный прогресс, более того, как под­черкивал тот же В.М. Хвостов, она служит необходимым условием этого прогресса, ибо «… традиция облегчает нам выполнение массы действий, ставших привычными. Над ними не приходится задумываться, так как они выполняются по установившемуся шаблону. Благодаря этому, экономизируется масса времени. многие процесс в силу традици почти что механизируются и выполняются быстро и без размышления. это ос­тавляет досуг для размышления о тех явлениях, которые почему-нибудь обратили на себя внимание. Если бы нам приходилось размышлять о каждом своем шаге в общест­венной жизни, то при её сложности у современных народов нам не оставалось бы вре­мени ни на какую критику, и в обществе не возникало бы новых идей» (Хвостов В.М. Теория исторического процесса. М. 1919. С.258).

В наше время человечество в своей все убыстряющейся динамике, явно «перегрето», все более и более раздаются протесты против такого убыстренного развития человече­ской куль­туры, которое пагубно действует на десятками тысячелетий выработанный механизм традиции, разрушает его, - следовательно, разрушает самого человека как культурное существо. И такое развитие культуры действует пагубно, не только на ме­ханизм тради­ции, но и на механизм генетических кодов человека. Современное че­лове­чество вообще растерялось и движется непонятно к чему, к каким целям и ценностям; «растерялся» и генетический код человека, который проявляет эту «растерянность» снижением иммунной устойчивости; «растерялась» и окружающая природа, которая не знает, как реагировать на тотальный натиск человече­ской деятельности на неё. Все бо­лее и более раздаются голоса о недопустимости та­кого пути развития человеческой культуры, раз­даются серьезные предупреждения, что это может привести к «апокалип­сису» человеческой культуры. А потому обращение внимания на действие механизма традиции, который всегда играл роль сдерживающего фактора в тех случаях, когда культура шла «в разнос», имеет не только значение для развития философии, для соз­дания теории культуры и общей картины истории культуры, но и для выработки общей стратегии «sustainible development» человечества в III тысячелетии.

С этим же связано стремление обществ к сохранению традиций, все растущее внима­ние к традициям – исходному и эффективному механизму регуляции культурно-соци­альной жизни. Если общество «модернити» относится враждебно к традиции, противо­поставляя ей инновацию, а общество «постмодернити» доводит эту враждебность до абсурда, подчиняя общественную жизнь бессмысленной игре моды – самой неустойчи­вой формы традиции и самой бессмысленной формы инновации, - то зарождающееся новое общество будет максимально внимательно к традиции, получая от нее и опти­мальный темп культурно-социальных инноваций и осмысленную направленность этих инноваций. Человек разумный эпохи раннего модернити должен превратиться в чело­века мудрого эпохи позднего модернити.