Глава 2. Местом высадки был выбран один из островов на юго‑западе большого архипелага; временем – раннее утро

Местом высадки был выбран один из островов на юго‑западе большого архипелага; временем – раннее утро. Машины, лабораторное оборудование, секции жилых блоков сгружали в густой, как молоко, туман. Жителей на острове не было ни одного человека – только разрушенные временем дома, осыпавшиеся колодцы и могилы. В обмелевших колодцах плавали головастики, на могилах пахло прахом, в домах – плесенью.

Нэль спрыгнул с пандуса межорбитального бота и отправился любоваться окрестностями, предоставив другим беспокоиться о приборах, жилье и личном имуществе. Ничего, кроме одежды и карманного словаря‑справочника, он все равно с собой не привез. Он готовился как переводчик с энленского и таргского и все необходимое для работы носил в голове.

Уйти куда‑нибудь в одиночку Нэль ни капли не боялся. Ему хотелось найти высокое место и окинуть взглядом и этот вымерший остров, и океан, хранящий тайны странных существ, обитающих в нем, и восточный горизонт, за который вскоре им предстоит отправиться. Побродив среди развалин домов, не подходящих для его цели, Нэль высмотрел на высоком морском берегу бесформенную тушу древней башни, оплывшую и бурую. Башня была прежде коронована: в остатках стен застрял огромный зубчатый обруч, охватывавший ее некогда сверху, и на обруче еще местами сохранились следы позолоты, хотя похоже было, что за много‑много лет Нэль первый воспользовался дорогой к башне.

На востоке утреннее солнце выглянуло из розовой дымки и веером распустило золотые и белые блики по морской воде. Внизу под башней виден был пляж: черный песок и мелкая галька – доказательство вулканического происхождения острова. Вдоль пляжа пенился жемчужным кружевом прибой.

Нэль даже пожалел, что находится в своем странном оглушенном состоянии. Потому что вокруг было очень красиво.

Он влез по осыпавшимся камням почти до самой короны, нашел выемку в кладке, полную сухих птичьих гнезд, скинул мусор вниз и устроился в маленькой нише, поджав к подбородку колени. Он смотрел на восток; туда, где за цепочкой островов и за водами Ланиньенского пролива лежала империя Тарген Тау Тарсис – государство богатое и обширное, с тридцатью миллионами подданных, с большими городами, с надежными, хорошо контролируемыми границами. Безусловно, лучшее и первое государство этого мира. Кроме того, наиболее лояльно относящееся к правам человека – по крайней мере, гражданский кодекс Таргена предполагал нечто похожее на уважение к личности.

Поэтому он, Нэль, здесь. И все они здесь.

А того, что кое‑где в империи неспокойно, где‑то бунты, где‑то голод, что есть казнокрадство и взяточничество, что богатство не везде и не всеми нажито честно, а люди, если рассматривать каждого в отдельности, не настолько уж добры и хороши, как кажутся, не говоря даже о том, что они здесь просто физиологически другие, – все это сверху и издалека могло быть и не видно… Выучка Лала – всегда готовиться к худшему – не прошла даром. Нэль теперь не тот, что был пять лет назад. Сколько разочарований он пережил, сколько иллюзий перерос… Он думал: мало просто жить, надо что‑то сделать. Может быть, тогда Лал его полюбит…

Пискнул вызов на браслете. Нэль нажал кнопочку.

– На приеме, – сказал он.

– Куда ты подевался? Что ты себе позволяешь? – раздался рассерженный голос Фая. – Здесь все работают, один я, как дурак, с ног сбился – тебя потерял.

– Фай, – сказал Нэль, помолчав, – зачем мы сюда прилетели?

Вопрос, казалось бы, простой и разъясненный всем тысячу раз, поверг Фая в замешательство.

– Я должен поговорить с тобой не по связи, – сказал наконец он. – Где ты прячешься? Я подойду.

– Я в башне. А башня на берегу.

– Хорошо, только никуда не уходи с этого места. То, что я тебе хочу сказать, – действительно важно.

Минут через тридцать Нэль со своего наблюдательного пункта заметил спешащую в его сторону фигурку. Фай был один. Нэль стал потихоньку спускаться. Отряхнул с комбинезона песок, паутину, следы сухого птичьего помета и вышел Фаю навстречу.

– Ну и чего ради ты тут играешь в отшельника? – приветствовал его Фай. – Ты хотя бы понимаешь, что меня напугал?

Нэль отвечать не захотел.

– Ну ладно, ладно, – сказал Фай, смягчив тон, взял Нэля за плечо и повернул лицом к себе. – Мы не должны ссориться друг с другом. Хватит уже того, что с Верхними у нас возникло серьезное разногласие…

Назначить нового Первого министра было делом непростым и крайне деликатным.

В первую очередь перед государем стояла проблема служебного соответствия выбранного человека высшему чиновничьему рангу в государстве. Во вторую – проблема доверия к этому человеку государя. И, наконец, в третью – ритуал государевых похорон, о котором император Аджаннар думал со дня восшествия на престол, но отменить который так и не решился, несмотря на очевидное варварство и дикость этого обряда. Другой способ держать в узде некоторых из местных храбрецов просто не годился. Слишком часто от опрометчивых поступков их удерживало лишь то, что некоторые обязаны были умереть в день похорон государя. В могилу императора закапывали живыми: Первого министра, начальника личной охраны и восемь телохранителей, главнокомандующих Южной и Северной армий, наместника Северного Икта, старшую жену и младшего сына из ненаследующих престол.

Стало быть, главой кабинета министров следовало выбирать человека достаточно умного, чтобы справлялся с возложенными на него обязанностями, достаточно честного, чтоб не замалчивал перед государем неприятных и неблагополучных дел, и, в то же время, достаточно дерзкого и смелого, потому что иначе сознание возможной опасности может попросту сломать его, искалечить и до неузнаваемости переменить.

Кандидатов было много, но ни про кого из своих приближенных государь не мог себе сказать сразу «вот мой Первый министр, и я в своем выборе не сомневаюсь».

Ленясь лишний раз прибегнуть к инородной начинке своей головы, государь составил из них пронумерованный список на оборотной стороне доклада о расходах по закупке для двора траурных принадлежностей к похоронам кира Энигора.

1. Государственный казначей кир Варрур, ходжерец.

2. Глава внешнедипломатической службы кир Наор, на три четверти тарг, на четверть савр.

3. Градоначальник Столицы, кир Эмеркар, тарг только по имени, большинство родственников у него из купеческого сословия.

4. Тайный советник Дин, бывший наставник принца Ша, человек и вовсе подлого происхождения, сын пирожника из столичных предместий, выбившийся в высшие дворцовые чиновники благодаря лишь собственным стараниям и способностям, но зато женат на аристократке.

Три ближайших помощника бывшего первого министра: выбирай – не хочу…

5. Арданский генерал‑губернатор, кир Хагиннор Джел, – ну, собственного отца даже рассматривать в этом списке как‑то нечестно.

6. Наместник провинции Эгиросса, кир Аксагор, белая кость, двадцать поколений чистой таргской крови…

Еще имена, еще, еще…

Против каждого государь ставил черточку и, подумав, приписывал «нет».

Когда это занятие надоело, государь порвал свой список пополам и бросил в корзину для мусора. Перед ним на столе остался только зеленый гербовой лист с подготовленным текстом именного указа и золотым ковчежцем снизу – под печать. Государь трижды обмакивал стило в чернильницу, и трижды оно подсыхало. Нужно было вписать одно единственное имя, и имя это было у государя в голове. В негодный список ставить он его не стал. Имя это, в прежние времена громкое, ныне было незаслуженно забыто.

За пятнадцать лет до сегодняшнего дня государь уже пытался связать свою судьбу с судьбой этого человека чем‑то более крепким, нежели старая вражда. Нынешняя старшая государыня Яати на самом деле являлась второй женой императора. Первой была дочь кира Ариксара Волка, Аисинь. Тогда, пятнадцать лет назад, в день годовщины правления императора Аджаннара, пять северных таргских провинций взбунтовались. Восстание возглавил хозяин земель Северной Агиллеи – Ариксар Волк. Требования восставших были просты: либо отречение от трона императора нетарга и восстановление в стране республики, либо отделение Таргского Севера от империи и основание суверенной республики там.

Однако клич новоявленных республиканцев, к немалому их удивлению, в стране большого успеха не имел. Купцы центральных и южных провинций, видевшие от государя много полезного и хорошего для торговли и для себя, не желали свержения монархии, но, напротив, готовы были оказать ей всемерную поддержку. В Ренне, пограничном мятежным провинциям с севера, тоже жили купцы. Они мечтали о безопасной торговле, поэтому им было выгодно, чтобы империя простиралась как можно дальше на север; в войне эти люди не видели для себя ни пользы, ни прока, поскольку привычны были жить торговлей, а не грабежами. Для Эн‑Лэн‑Лена война у соседей, за счет которых он приспособился существовать, тоже была бедой необычайной. Взбунтовавшиеся провинции преградили традиционный путь на север, торговля в новых условиях могла остановиться и неизвестно, когда бы наладилась.

Таргский Север оказался зажат в клещи. Пока в Таргене рассматривалась программа экономического давления на мятежников (поскольку все ж дурным тоном было переходить к военным действиям, не пройдя предварительно стадии переговоров), Эн‑Лэн‑Лен и Ренн изъявили не случавшуюся дотоле в истории мира готовность ввести в Северную Агиллею свои войска. После чего дело оказалось практически решенным. От Волка стали разбегаться сторонники; кто сомневался, не сбежать ли, – был пойман на золотую удочку; кто сомневался, не присоединиться ли к восстанию, – получил подарки за нейтралитет; а не перебежавшим и ни в чем не сомневающимся была обещана награда за покорность. Тем временем Северная армия в оба Крыла форсированными переходами шла из савр‑Шаддата в Северную Агиллею.

Ариксар Волк проиграл сражение, даже не вступив в бой. Он не стал прятаться. Он понял, что волкам не загнать тигра, даже если они соберутся в стаю. Его ближайшие соратники проследили, чтобы он себя не убил, и выдали его императорскому посланнику. После чего, казнив в Столице для острастки десятка два виновных – из мелочи, в основном, и из шпионов, а не из богатых и знатных зачинщиков мятежа, – государь посмотрел Ариксару Волку в глаза, увидел, что тот раскаивается в содеянном, и попросил у Волка себе в жены его любимую дочь, девочку пяти лет.

Дальновидные и приближенные к государю мудрецы подумали: если государь говорит «я хочу», это значит «я требую». Не выполнишь – будет хуже. Бывшие мятежные тарги, приехавшие в Столицу на поклон и за прощением, решили, что это великая честь и очень даже хорошо, что старшая жена государя будет таргской крови. Ведь по закону государь должен иметь по жене от каждого народа, которым правит. Если первой возьмет ходжерку – будет хуже. А Ариксар Волк подумал, что никакая это не великая честь, что дочь его берут в заложники, отдаст – будет худо, и не отдаст – будет худо. Но девочку привез.

Девочка была маленькая, как мышонок, и очень пугливая. В Столице она прожила семь лет и умерла, во время летнего отдыха за городом отравившись водой из плохого колодца…

Государь отложил стило, так и не заполнив пробел между слов указа, зато взял именную печать и старательно оттиснул ее в золотом ковчежце. Выдвинул ящик стола, положил бумагу на донышко и только там, чтоб нельзя было подглядеть каким‑либо образом, что он пишет, быстро вывел имя. Поддел ногтем легкую мембрану сигнализации, чтобы сработала на свет, если кто‑то ящик откроет, запер указ на два замка, взял справедливую маску и покинул кабинет.

Фай излагал факты, но с последовательности часто сбивался.

Он сумел приплести все. И то, что он не политик, он физик‑теоретик, который должен бы заниматься проблемами пространства‑времени, а не внутрикомандными дрязгами, пусть волей судеб он и поставлен руководить миссией Нижних. И про то, что в этом мире, по‑видимому, живут потомки поработителей, когда‑то уничтоживших мир Тай. И про то, что у Верхних оказались совсем не те цели и планы, которые декларировались ими во время подготовки и перед отлетом экспедиции. И что не было договора пробовать в действии генераторы атмосферы, как вздумалось Верхним сейчас. Что не предполагалось больших проблем с перемещением генераторов на Тай – хотелось бы взять, конечно, побольше, чтоб дела поправились быстрее, но теперь получается, будто неимоверных трудов стоит выкопать хотя бы один. И что жалобы Верхних на всякие трудности более похожи на саботаж… И, наконец, собственно то, о чем опасался сказать Нэлю на «Золотом Драконе», – что неплохо бы учинить расследование чисто технических моментов крушения первой экспедиции «Летучий Змей», поскольку мир этот, хоть и заселен неполноценными половинками потомков поработителей, но в сложившейся ситуации они добра и пользы Нижним могут принести куда больше, нежели родные по виду и по духу Верхние братья, у которых против Нижних целый заговор. Не хотят они вытаскивать на поверхность и тем паче перемещать на мир Тай генераторы атмосферы. Они хотят запустить генераторы там, где те находятся сейчас, на Бенеруфе, и сделать планету для себя, а Нижних покинуть на Тай на произвол судьбы. В конце концов, технический и человеческий ресурс экспедиции на семьдесят пять процентов принадлежит Верхним, и против них на «Золотом Драконе» не попрешь. Зато, если заняться секретами Та Билана, о которых у него, Фая, есть кое‑какие достоверные сведения, неизвестные Верхним, то ситуацию можно будет переиграть в свою пользу. Особого выбора Нижним Верхние сейчас не предоставили, поэтому Фаю пришлось согласиться на изгнание с Бенеруфа. Но у него есть козырь в рукаве, и он надеется его использовать…

Нэль выслушал всю эту мешанину и задал только один вопрос:

– Ты мне это рассказываешь в расчете на то, что между мной и Лалом все порвано раз и навсегда?

Фай поджал губы.

– Я рассказываю это в расчете на то, что тебя обрадуют обстоятельства, при которых ты будешь диктовать условия Лалу, а не Лал тебе.

Нэль подумал о Лале. Что должно случиться, чтобы Лал такое позволил? Конец света? И то вряд ли. Воодушевления Фая Нэль не понимал и не разделял.

– Фай, – сказал он, – а не получится так, что ты хочешь только прижать к ногтю Верхних, а Верхние хотят не просто сделать для себя Бенеруф, но еще и всего другого, много и сразу?

– Чего же еще они могут хотеть? – пожал плечами Фай.

– Ну, например, если мы начнем искать что‑то здесь, они проследят за нами и просто воспользуются результатами наших трудов?

Фай косо посмотрел на Нэля и качнул головой:

– Ну так мое дело – помешать им за нами следить.

Повернулся и пошел к лагерю.

Нэль посмотрел на разрушенную башню. Жизнь его представляла собой такое же жалкое зрелище. Полудохлые надежды съехали набекрень, как та корона, позолота с них давно пооблупилась, а дорожка заросла жесткой травой.

И тут Нэль заметил, что развеялась розовая дымка над морем, с высокого берега стал виден соседний островок, а там – крошечные кораблики с позолоченными солнцем парусами огибают его круглый бок и вереницей уходят за горизонт…

* * *

Они называли себя таю и появились в местной солнечной системе в конце прошлого летнего года, если считать по календарю Красной луны. Та Билан их долгое время не привлекал. Возможно, они боялись. Сто с лишним лет назад, когда Холодное Облако падало на планету, оно могло послать аварийное сообщение, верно называвшее причину крушения корабля.

О том, что у них нет с миром Тай мгновенной связи и все сообщения ползут туда со скоростью света, Джел понял сразу, как они здесь появились. Та Билан был второй планетой в системе. Корабль таю, почти равный по размерам «Крепости», лег на орбиту третьей планеты, Бенеруфа.

Через некоторое время там же, на Бенеруфе, они развернули базу с ангарами, локационной станцией, посадочным полем для модулей. Устроились основательно.

В первую очередь Джел был пилот, и летательные машины таю ему не понравились. Они были одни и те же для полетов в атмосфере и в безвоздушном пространстве и казались архаичными и небезопасными. По виду это был черный треугольник, напоминающий океанского ската. Запустив свою шпионскую технику, Джел выяснил кое‑какие их технические характеристики. Например, то, что пришельцы не пользуются генераторами силовых и гравитационных полей, а с той системой гравикомпенсации, что стоит в таком вот «черном скате», совершать посадку на атмосферную планету может лишь самоубийца. Тем не менее таю справлялись, и только один на Бенеруфе разбился.

Незадолго до их высадки на третьей планете Джел спрятал «Крепость» и все, что у него было заметного на орбите, и перевел все собственные системы связи в закрытый для таю сверхсветовой диапазон. Ему было любопытно. Он наблюдал.

На полное отсутствие интереса к Та Билану он, естественно, рассчитывал зря. Для начала таю запустили зонд, тот совершил облет второй планеты, переслал полученную информацию и самоуничтожился.

Второй заход был несколько смелее. К Та Билану направились два «черных ската» – один с пилотом, другой так. Они довольно долго находились на орбите, изучая поверхность. Потом беспилотный «скат» совершил посадку на высокогорном плато, но не очень удачно – он закрутился и поломал крыло. Оставшийся на орбите подождал‑подождал, да и улетел.

Джел делал вид, что его на Та Билане нет и ни о чем таком он знать не знает. В конце концов гости осмелели, приволокли на орбиту Та Билана целый исследовательский комплекс и устроили на Бенеруфе воздушный цирк. Джел сначала не понял, для чего, потом догадался: это же тренировочные полеты. И приготовился встретить десант.

Базу на Бенеруфе они себе сделали тоже не где попало. Дело было в том, что в дюжине мест на третьей планете, метрах в двухстах под каменистой поверхностью, лежал целый клад Внешних – установки для создания атмосферы. Лет шестьдесят работы таких агрегатов на полную мощность – и на Бенеруфе дышать станет легче, чем на Та Билане, и даже станет потеплее, чем сейчас. Джел никогда не видел генераторов атмосферы воочию, но на Внешних Станциях пару раз проходил слух, что их где‑то находят.

Вот этими‑то установками гости и занялись. Судя по тому, что одну они даже запустили, сделать это не составляло большого труда, и ни уникальная голова Джела, ни какие‑либо особые ключи тут были не нужны.

Что они собираются делать с генераторами, Джелу было безразлично. Атмосфера на Бенеруфе имелась – плохонькая, сильно недоделанная, но он, уроженец такой же холодной и бедной кислородом планеты, пройдя некоторый период адаптации, вполне мог бы приспособиться и ею дышать. Таю она, видимо, не подходила.

Всего в новой экспедиции их было около трех тысяч человек. Для сравнения, на Холодном Облаке прилетало всего лишь четыреста таю.

Джел ждал, когда станет ясно, чего они хотят. Они были чертовски осторожны – чего боялись, кто их знает. Те разговоры, которые Джел ловил в радиоэфире, не означали ровным счетом ничего.

«Сколько их?.. А потеряли кого?.. Так. Не его, а кого?..»

«Что ты ржешь? Что ты ржешь, дурак? Нашел, над чем смеяться!»

«Послушай, Нэль, кто тебя все время тянет за язык?»

«Что вам видно?» – «Ничего не видно». – «Вообще ничего?» – «Вообще ничего».

«Привет, Шим, что делаешь?» – «Я пытаюсь поймать тебя на радаре…» – «Ну и как?» – «Поймал. Не треплись, делай свою работу».

И тому подобная ерунда.

Джел ловил себя на двойственном к ним отношении. Конечно, они вызывали интерес. Это был выход из какого‑то одиночества, в котором он пребывал долгие годы и которым совершенно не тяготился; но когда одиночество пропало – он сразу понял, что разница есть. И в то же время ему не нравилось, что они здесь, потому что он ничего о них не знал. Неясны были их намерения. Неизвестны схемы жизненных концепций. Что они думают, например, о ценности человеческой жизни? Или о соотношении «цель – средство ее достижения». И возможности выяснить это, пока они общаются лишь между собой, он не видел.