Образованность - это грамотность, доведенная до общественно и личностно необходимого максимума. 7 page

Речь идет об образовании как, по существу, единственной, достаточно жесткой технологической сфере формирования личности человека, не только приспосабливающегося к внешней среде, но и способного увидеть несовершенства этой среды и активно участвовать в ее преобразовании; об образовании как сфере культурообразования социума; об образования как сфере воспроизводства и непрерывного обогащения жизненных ценностей и идеалов и человека, и общества; наконец, об образовании как сфере, обеспечивающей не только связь времен и преемственность поколений, но и непрерывное спиралевидное восхождение цивилизации в целом ко все более высоким вершинам человеческого духа и человеческого предназначения...

Конечно, здоровый прагматизм в определении ценностей и целей образования, а значит, и в конструировании неких аксиологических (ценностных) блоков образовательной деятельности на разных уровнях обучения, воспитания и развития подрастающих поколений, необходим. Но не менее важно, чтобы такому прагматизму предшествовало глубокое осознание объективных тенденций движения мира, прогностически четких целей и задач развития общества не только на уровне каждого отдельно взятого социума, но и на уровне человеческой цивилизации в целом.

Только на этой основе возможен прорыв к новым парадигмам образования, к новому философско-методологическому видению

политики в сфере образования, стратегии развития этой сферы, причем не только применительно к локальным, разделенным теми или иными границами, образовательным системам, но и к системам интегративным, международным, мировым.

Все сказанное, несомненно, относится и к российскому социуму, российскому образованию.

Ниже предпринята попытка в постановочном плане обозначить некоторые социально-образовательные проблемы применительно к современному российскому социуму, обосновать подходы к формированию новой философско-образовательной парадигмы, рассчитанной на поддержку средствами образования тех общественных и индивидуально - личностных ценностей, которые соответствуют оптимистическим гипотезам и прогнозам развития России в грядущем XXI веке, а значит, и в третьем тысячелетии...

Но к чему сводятся эти ценности? На каком социальном фоне будет, хотя бы предположительно, разворачиваться образовательно-воспитательная деятельность в России в ее наиболее широком парадигмально-установочном понимании? Какими образовательными технологиями следует при этом руководствоваться? Какие собственно образовательные, педагогические ценности и цели должны быть положены в основу таких технологий?

Ответы на эти, мировоззренческие по своей сути, вопросы не могут быть получены в рамках существующих ныне образовательных парадигм и доктрин. Необходим выход в многомерное внешнее фоновое пространство. Необходим поиск наиболее существенных причин катастрофических реалий российского социума в конце XX века, чреватых самыми гибельными последствиями не только для России, но и для всего мира. Необходим, наконец, поиск главных детерминант, импульсов, способных придать системе "социум-образование" такое направление развития, которое способствовало бы не только выживанию системы, но и ее непрерывному самосовершенствованию.

Ниже рассматриваются некоторые возможные направления подобного поиска.

Феномен нестабильности и
взрывоопасности российского социума...

Причины, порождающие поразительно частые в XX веке, глобальные по своим масштабам и столь малопонятные миру трансформации российского социума, еще ждут своих объективных, не отягощенных конъюнктурными соображениями и повышенно эмоциональным отношением к текущим событиям исследователей. Большое, как известно, видится на расстоянии, а всего лишь один век, даже предельно насыщенный буквально планетарными социальными потрясениями и

радикальными переменами, по историческим меркам времени - не более чем миг... Но даже самые добросовестные и скрупулезные будущие историки (если, конечно, это будущее состоится...) не смогут объяснить столь опасные для всей цивилизации коренные повороты в российской истории, руководствуясь лишь монбланоподобным массивом фактов, имен и событий...

Вновь обратимся к уже использованной выше аналогии. Можно, конечно, пытаться изучать тип и природу дерева по его листьям, по той видимой части единого организма, который проще всего поддается прямому и непосредственному наблюдению. Но куда большей познавательной и предсказательной силой обладают изучение и знание его корней... Можно изучать землетрясение как уже состоявшееся явление. Но в основе любых катаклизмов подобного рода лежат глубинные тектонические сдвиги земных пластов...

Целостность и единство мироздания позволяют продолжить этот ряд причинно-следственных коллизий, распространив теоретически осмысленные гипотезы и на общественные процессы.

Непредсказуемое поведение российского социума в XX веке - прямой результат насилия над его ментальностью, того преступного многолетнего социально-генетического экспериментирования, которое сугубо революционным путем бесцеремонно вмешивалось в тонкие и чувствительные механизмы социальной памяти, деформировало процесс социального наследования, рвало в клочья связь времен и преемственность поколений.

Надо ли удивляться поэтому скоропалительной, противоестественной трансформации полуфеодального российского капитализма в кровавую коммунистическую диктатуру, безраздельно господствующую на протяжении трех поколений? Насилие подорвало ментальный иммунитет народа, сломило ментальное сопротивление российского социума, превратило россиян в послушный объект преступных идеологических манипуляций, бесконечных политических распрей, переворотов и интриг.

Эффект ментального иммунодефицита.
Ментальный СПИД...

Кто и как может излечить эту болезнь современной России?

И излечима ли она вообще?

Нет ничего удивительного в том, что загнанный, не находящий самостоятельного выхода из жизненного тупика народ становится легкой добычей политических проходимцев, с готовностью идет на поводу у любых сколько-нибудь привлекательных своим популизмом политических коробейников, которые, ловко пользуясь возможностями сугубо формальной, предельно демагогической псевдодемократии,

попадают на вершины власти, чтобы вновь и вновь эксплуатировать неизбывную доверчивость и уже наследственную гражданскую апатию россиян?

В который уже раз измученный революциями, тоталитаризмом, идеологическим прессингом, большими и малыми путчами народ России, ведомый сменяющими друг друга предельно авторитарными, никчемными правителями-временщиками, становится подопытным материалом для экспериментально-социальной вивисекции на глазах у всего мира.

Да, конечно, последние горбачевско-ельцинские реформы, порождающие надежду на приобщение России к общечеловеческим демократическим ценностям и естественно развивающейся мировой экономике, сами по себе - благо. Но какой ценой добывается это общественное благо? И стоит ли оно, как и все блага мира, жизни и слезы даже одного ребенка? А в нынешней России гибнут или обречены на гибель, на нерождение и вырождение тысячи и тысячи... Это - зловещие издержки насильственных, неумелых, поспешных, а потому и безуспешных попыток немедленного изменения менталитета народа. Менталитета, преступным образом деформированного на протяжении трех поколений упорно насаждавшимся коммунистической моноидеологией и человеконенавистническими идеями индивидуальной жертвенности во имя якобы грядущего всеобщего блага...

Эти издержки тем более опасны, и опасны отнюдь не только для России, что вдохновители революционного прессинга, как это не раз было в истории России, пошли, вряд ли осознавая это, на чреватую самыми пагубными последствиями игру с огнем, посягая на пока еще дремлющую в привычном анабиозе энергию народной ментальности. Энергию, мощь которой ничуть не уступает по глобальным последствиям, связанным с действием порождаемых ею общественных сил, разрушительным катаклизмам освобожденной энергии атома.

Но что же делать? Повернуть вспять? Предпочесть гарантированное прозябание во всеобщей бедности, но зато при всеобщем равенстве? Отказаться, пусть от неумелых и азартных, но все же активных попыток по-человечески обустроить Россию? Или, быть может, постараться побыстрее перенести на российскую почву и привить могучему древу российской ментальности молодые побеги иной, более энергичной и плодотворной ментальности, скажем, ментальности американской?

Но ментальность только внешне можно сравнить с увитым ветвями и листвой деревом. Ментальность - это корни. Корни общественного духа и бытия, пересадить которые на иную почву невозможно...

Так что же, ситуация безнадежна? Россия обречена на, как теперь уже очевидно, тупиковый поиск только и исключительно исконно русского собственного пути? Так и будет пренебрегать, как говорится, передовым, инновационным опытом человечества? Или все же следует попытаться хотя бы осмыслить свою и чужую ментальность,

поискать механизмы предельно осторожной и постепенной социальной трансплантации в действительно самобытную и, несомненно, по-своему богатейшую российскую духовность, индивидуальных и общественных ценностей других культур и народов? По крайней мере, тех, которые доказали на практике определенные преимущества своего, как выяснилось, отнюдь не обязательного "загнивающего и тлетворного" образа жизни. Удастся ли прервать, наконец, сбивающееся с ритма соло, прервать затянувшийся монолог и перейти к диалогу - диалогу ментальностей, диалогу культур в расчете на их взаимодополнение и взаимообогащение? Найдем ли в себе мужество и силы показать миру достойный подражания пример человеческого единения, отбросив прочь сдерживающие движение кандалы тупого национал-патриотического изоляционизма и амбициозного мессианства?

Да, конечно, менталитет социума отличается повышенной устойчивостью. И менталитет российского социума, аккумулировавший в себе непреходящие ценности народных представлений о Добре и Зле, передаваемых из поколения в поколение и закрепляемых в социально-генетическом коде и ментальной энергетике россиян, по-своему уникален. В этой уникальной устойчивости - надежда на конечное преодоление всех преходящих по своей сути издевательств над менталитетом народа.

Каким бы внешним насильственным воздействиям не подвергался менталитет российского социума, как бы ни сгибалось под воздействием деформирующих сил могучее древо российской ментальности, оно неизменно "распрямлялось", отбрасывая и отвергая тоталитаризм, репрессии, застойное безделье, волюнтаристское реформаторство или утопические, механически трансплантируемые в российский социум импульсивные прожекты глобального общественного переустройства.

Но в этой устойчивости заключены не только сила и надежда на преодоление обрушившихся на Россию тягот и невзгод, но и определенная опасность. Опасность "отбрасывания" даже подлинно прогрессивных изменений в социуме, в той или иной мере не соответствующих устоявшимся стереотипам, архаизмам и догмам в общественном сознании. Да, оптимистичная гипотеза позволяет предположить, что когда-нибудь, в конечном итоге, все станет на свои места, все так или иначе "утрясется"... Но не просматривается ли в этом уповании на предопределенность судьбы пресловутый российский "авось"? Допустимо ли пассивно выжидать и уповать лишь на самопроизвольно формируемую гармонию в социуме? Нельзя ли попытаться ускорить процесс, ненасильственно, но целеустремленно воздействовать на глубинные корни ментальности?

Но для этого надо хотя бы предположить, что менталитет при всей своей устойчивости - это вовсе не фатально предопределенная заданность. Что он устойчив и стабилен лишь относительно. Что он, пусть только в каких-то своих аспектах, подвижен и изменчив, и на него можно влиять, им можно и при определенных условиях даже нужно управлять.