Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






Дворец Цезаря: Клеопатра в Европе 4 page





Сохранился следующий фрагмент надписи из Цезареу‑ма: «…когда поднимаешься по второй лестнице, ниже правого портика рядом с храмом Венеры, где стояла мраморная статуя богини…»[384]. Судя поэтой надписи, Клеопатра, похоже, скопировала расположение скульптур из храма Венеры, построенного Цезарем на форуме в Риме. Но в Цезареуме рядом со скульптурами богини и Клеопатры центральное место занимала «статуя божественного Юлия»[385], вероятно, схожая с другой статуей Цезаря, высеченной из зеленого сланца, добывавшегося на юге Египта. Ее цвет должен был вызывать ассоциации с Осирисом, чье возрождение условно передавалось зеленым цветом его кожи. Недавно обнаруженные гранитные фигуры Цезариона могли составлять часть такой семейной композиции.

Клеопатра намеревалась построить еще одно здание – Клеопатреон, которому, вероятно, отводилась роль ее культового центра в Александрии, до сих пор известного как Бани Клеопатры. Эти два здания должны были подчеркивать связь между людьми, в чью честь их строили. Поддержка, оказанная ранее Цезарем иудейской общине, нашла отражение в строительстве синагоги в период совместного правления Клеопатры и Цезариона. Они также возобновили предоставление убежища иудеям, издав эдикт от имени «царя и царицы» на греческом языке и на латыни. Использование в данном случае латыни явилось проявлением уважения к проиудейским чувствам Цезаря и подчеркивало взаимоотношения царицы с Римом.

Клеопатра, вероятно, снова совершила поездку по своему царству, на этот раз вместе со своим соправителем Цеза‑рионом, чтобы показаться перед народом в качестве матери Гора. Они вполне могли совершить путешествие до центра Дельты, города Леонтополя (современный Телль эль‑Мукдам). Это название значит «Львиный город», и храм, посвященный богу‑льву Махесу (греки называли его Минисис), украшали известняковые скульптуры лежащих животных, а также бронзовая мебель, гарнитура и сосуды для пожертвований на львиную тематику. В храме содержался даже живой лев – священное животное бога, жрецы развлекали его, читали стихи, пели, играли на музыкальных инструментах и даже исполняли танцы, чтобы доставить удовольствие животному. Совершались сложные ритуальные действия с участием монарха, которого называли царем‑львом, и каждое священное животное приравнивалось к Махесу или Гору. Когда лев умирал, он становился Осирисом, и его бальзамировали. На известняковой стеле, относящейся к периоду совместного правления Клеопатры и Цезариона, подробно описано, как члены царской семьи почитали мумифицированных львов. Это еще одно свидетельство культа животных, который Клеопатра использовала как часть своей религиозной и политической стратегии.

Большая часть строительных проектов сосредоточилась на юге, куда Клеопатра, по‑видимому, совершила поездку с Цезарионом, чтобы ознакомиться с тем, как ведется строительство храма Исиды‑Хатхор в Дендере. На наружной стене художники создавали огромное панно, на котором в мельчайших подробностях изображались Клеопатра и Цезарион, делающие подношения Исиде и Гору. Одновременно этот сюжет воспроизводился на другой монументальной работе, только почти в зеркальном изображении, показывающий, как эта царственная пара делает подношения Хатхор и ее сыну Ихи. Такая массированная пропаганда служила для отождествления Клеопатры с главной богиней храма – Исидой‑Хатхор, имевшей одного родителя. В результате ее близости с отсутствующим отцом появился на свет единственный сын, названный здесь «Объединителем Двух Земель», то есть Северного и Южного Египта, а теперь этот традиционный термин мог в равной степени относиться к Египту и Риму. Клеопатра также пожелала, чтобы ее сына изобразили в двойной короне объединенного Египта, и, что важнее всего, она поместила образы сына перед своими, объявляя всему миру порядок законного наследования.

Над всеми этими сценами на крыше храма находилась анфилада святилищ для воскресения Осириса, которые вдруг приобрели особую значимость. В этих стенах Клеопатра выполняла священный долг, состоящий в том, чтобы вернуть к жизни своего мужа, и она произносила слова, вот уже двадцать три столетия адресовавшиеся божеству: «Воскресни, Осирис, воскресни! Пусть восстанет безжизненный, ибо я есть Исида! Гор идет на твой зов, Осирис; он возьмет тебя на руки, и твоей власти никто не будет угрожать»[386]. И Клеопатра‑Исида воскресила силы Цезаря‑Осириса, который будет жить вечно через их сына в бесконечном цикле непрерывности.

Вероятнее всего, продолжая путешествие дальше на юг в Фивы, Клеопатра не упустила случая, чтобы оценить по достоинству умелое руководство ее губернатора Каллимаха в ее отсутствие и показать, что она вновь взяла бразды правления в свои руки. В сооруженном из песчаника храме Хатхор‑Исиды на западном берегу Нила в Дейр эль‑Медине установили огромную гранитную стелу. Высеченный на ней текст на греческом и египетском языке сопровождался изображениями Цезариона, поклоняющегося Амону‑Ра, и Клеопатры в характерной короне Геба с рогами и плюмажем, поклоняющейся богу войны Монту. Оба эти божества представляли аспекты Юлия Цезаря, признанные при жизни самого диктатора.

Эта посылка была наглядно отражена в культовом центре Монту в Гермонтисе, расположенном в нескольких милях южнее. Построенный там Клеопатрой родильный дом украшали росписи с непривычными изображениями акта сокровенного зачатия и рождения Цезариона. Сам Цезарь появлялся на них как Амон‑Ра, чтобы оплодотворить Клеопатру традиционным фараоновским способом. В то время велось строительство высокого портала с многочисленными колоннами перед внушительным фасадом. По замыслам Клеопатры после завершения строительства второго такого портала здание должно было подняться на высоту пятьдесят футов. Это великолепное сооружение с изящными колоннами, изображающими бога‑карлика Беса, помощника при деторождении, а также картушами Клеопатры VII и Птолемея XV Цезариона выражало собой архитектурные вкусы Клеопатры.

Она считала чрезвычайно важным, чтобы и на самой южной окраине духовного мира Птолемеев, в Эдфу, чувствовалось присутствие ее сына как живого представителя всего птолемеевского прошлого. В тени огромного пилона с изображениями Авлета два величественных гранитных сокола, воплощающих собой Гора, по обеим сторонам от входа в храм охраняли фигуру мальчика, недавно идентифицированного как молодого фараона Цезариона.

Такая активная политика не только гарантировала право Цезариона по рождению; обращение к традиционным египетским божествам должно было обеспечить максимальную защиту ребенку в то время, когда детские болезни обычно приводили к смертельному исходу. Древние медики считали очевидным фактом, что дизентерия уносит большинство детей в возрасте до десяти лет; к неблагоприятным факторам относили и условия окружающей среды, такие как экстремальный климат, изобилие змей, скорпионов и крокодилов. В одной из надписей выражалась скорбь по поводу потери годовалого ребенка, чье «тело лежит в песках, а душа перенеслась в свою страну». В таких захоронениях часто находили игрушки и даже бутылки для кормления.

Что касается Цезариона, то он находился в самых надежных руках, ибо живая Исида считалась первой среди божеств‑покровителей медицины и способной исцелить от всего, начиная от змеиных укусов и заканчивая слепотой. В птолемеевские времена жрецы Исиды являлись практикующими врачами, знавшими наизусть состоящий из шести частей медицинский трактат по анатомии, патологии, хирургии, фармакологии, офтальмологии и гинекологии. Собранные вместе в виде храмовых текстов, они назывались «Книгой Тота». Богиню звали на помощь заклинанием многовековой давности: «Исида, великая чарами, исцели и избави меня от всего дурного и порочного, что исходит от Сета, огради меня от смертельных недугов, как ты спасла и освободила своего сына Гора»[387]. Изобретение лекарств Исидой также признавалось классическим миром, где прописывали названные ее именем лекарства от кровотечения, головной боли, язв, ушибов, переломов и укусов.

Клеопатра мобилизовала все свои силы, когда в 43 году до н. э. опять уровень подъема воды в Ниле был недостаточно высокий. Из‑за того что снова нависла угроза голода, пришлось перераспределять огромные запасы зерна из царских хранилищ Александрии, между тем как меры по борьбе с голодом, принятые эпистратегом Каллимахом в Фивах, оказались настолько эффективными, что в его честь устанавливались статуи и устраивались празднества. Чтобы не допустить растрачивания запасов, хранившихся в храмах, Клеопатра направила строгое предупреждение сборщикам налогов, что они будут наказаны, если нарушат ее распоряжение, по которому храмы освобождались от податей.

Разлив Нила в 42–41 годах до н. э. также не оправдал ожиданий, и смертность от болезней стала такой высокой, что советник Клеопатры по вопросам медицины Диоскурид Факас начал проводить исследования бубонной чумы. Сама Клеопатра продолжала работать на более эзотерическом уровне, пытаясь успокоить гнев богини‑львицы Сехмет, «повелительницы чумы», как это видно на стеле без текста с изображением царицы, скорее всего Клеопатры, играющей на систре, чтобы успокоить богиню, насылающую чуму на людей, в присутствии Хеки, абстрактного божества магии.

В 42 году до н. э. в возрасте всего тридцати одного года умерла Таимхотеп, жена мемфисского верховного жреца Пшеренптаха, и эта смерть не была случайным стечением обстоятельств. После бальзамирования ее тело поместили в фамильном склепе в Саккаре и установили большую надгробную стелу с эпитафией, написанной братом усопшей Хоремхотепом и самой пространной из всех известных в Египте. Покойница наставляла мужа: «Не увлекайся вином, не предавайся чревоугодию, не напивайся и не прелюбодействуй – будь весел и повинуйся своему сердцу днем и ночью»[388]. Вместе с ее словами на стеле высечены рельефные изображения Таимхотеп, поклоняющейся Исиде и Осирису, Гору и другим богам, в том числе быку Апису, и это «вероятно, наиболее замечательные рельефы с изображением частного лица из тех, что когда‑либо выполнялись в птолемеевский период»[389].

Как видно, подданные Клеопатры могли обращаться к лучшим мастерам, и примером расцвета египетского искусства служит такой шедевр, как огромная скульптурная голова из черного диорита, по‑видимому, Пшеренптаха, и прекрасно высеченная из зеленого сланца статуя миловидного молодого египтянина с вьющимися волосами. Великолепная бронзовая статуэтка Гора, выполненная в греческой манере в Александрии с таким мастерством, что даже превосходит по качеству скульптуры царей, скорее всего изображает Цезариона. В Неаполитанском музее хранится изумительной красоты чаша «Tazza Farnese» из индийского сардоникса с камеей, изображающей Нил в виде мужского божества, держащего рог изобилия, вместе с Исидой, увенчанной царской диадемой и непринужденно прислоняющейся к голове сфинкса, а также Гором, несущим мешок с зерном.

Эта аллегория вполне понятна: Клеопатра‑Исида и Це‑зарион‑Гор объединяются с силами Нила, чтобы вернуть Египту столь необходимое плодородие. Но то, что Клеопатра представляла своего сына как Гора, мстящего за отца Осириса, содержало завуалированную политическую мысль: мысль об отмщении. И поскольку Клеопатра готовила Цезариона к исполнению сыновнего долга и занятию места отца, их обоих затянуло в приближающийся вихрь событий, которые принесут Древнему миру кровопролитие.

Как и предсказывал Цезарь, его убийство стало причиной новой гражданской войны. За убийцами охотились два человека, соперничавшие друг с другом за право быть преемниками. Это его заместитель Антоний, поддерживаемый войсками и деньгами Цезаря, и приемный сын и наследник Октавиан, вернувшийся из Македонии в начале мая, чтобы принять новое имя перед сенатом. Естественно, Октавиан потребовал деньги, оставленные ему Цезарем, но Антоний, решительно настроенный удержать власть в своих руках, отстранил его.

Эти двое разнились по темпераменту, идеологии и, конечно, внешности. К тридцати девяти годам Антоний был в расцвете сил. «Он обладал красивою и представительной внешностью. Отличной формы борода, широкий лоб, нос с горбинкой сообщали Антонию мужественный вид и некоторое сходство с Гераклом, каким его изображают художники и ваятели»[390]. Это описание не имеет ничего общего с некоторыми его портретами на монетах, цель которых состояла не столько в том, чтобы передать внешнее сходство, сколько подчеркнуть определенные качества человека. Его враги считали весьма странным то, что ему нравилось одеваться, как Геракл, а подражание Александру им казалось противоречащим нормальному римскому поведению, как и поклонение Дионису, этому восточному богу «мужской извращенности».

Чем больше Антоний красовался в экзотических, если не сказать вызывающих сомнение нарядах, тем чаще его соперник Октавиан появлялся в одеждах Аполлона и Марса. Мысль о вооруженной борьбе вызывала у него отвращение. Чтобы скрыть свою худощавую фигуру, он надевал под тогой несколько пар нижнего белья. Он даже «башмаки подбивал толстыми подошвами, чтобы казаться выше»[391]. Говорили еще, что «росту он был невысокого, <…> но это <…> было заметно лишь рядом с более рослыми людьми»[392], поэтому он старался по возможности держаться подальше от высокого Антония.

Октавиану явно «недоставало шарма и щегольства и тем более мужественности Марка Антония. Хилый, болезненный, малодушный – такой тип человека легко узнаваем, как и беспощадность, которая часто идет рука об руку с малодушием. Что вызывает восхищение, так это моральная смелость и быстрое восприятие реальности»[393]. Недостаток воинственности и отваги с лихвой компенсировался острым политическим умом, полным отсутствием угрызений совести и невероятно удачным наследием.

Восемнадцатилетний Октавиан подчеркивал это наследие при каждом удобном случае. Он установил статую Цезаря в фамильном храме Венеры‑Прародительницы, где также находилась статуя Клеопатры. Он расположил к себе народ тем, что в честь Цезаря устроил погребальные игры. Появление кометы за час до захода солнца в течение семи дней подряд восприняли как знак того, что душа Цезаря вознеслась на небо. Ее назвали «Sidus Iulium» в соответствии с древними египетскими поверьями, по которым души умерших фараонов поднимаются вверх из их пирамид и становятся «неугасимыми звездами». Римляне верили, что душа Цезаря превратилась в звезду, после чего ее стали изображать над его головой на посмертных портретах, в том числе над новой статуей в храме Венеры.

Как и Клеопатра, которая поддерживала связь с Цезарем, Октавиан использовал свои божественные связи, чтобы стать «divi filius» – «сыном бога», пусть даже в результате усыновления. То, что он везде и всюду называл себя именем Цезаря[394], раздражало Антония. Он как‑то сказал: «Ты, парень, всем обязан своему имени»[395]. Тем не менее оставшиеся республиканцы отнеслись к Октавиану как к важному противовесу Антонию. Цицерон, все еще наивно надеявшийся восстановить республику, высказал такую точку зрения: «Выдающийся мальчик Цезарь, на него я действительно надеюсь в будущем»[396].

В то время как Октавиан стремился сблизиться с Цицероном, все еще обладавшим политическим влиянием, и завоевать к себе расположение общественности, Антоний постоянно подвергался нападкам. Когда его назначили жрецом культа Цезаря, Цицерон с пафосом произнес: «О, гнусный человек! – безразлично, являешься ли ты жрецом Цезаря или жрецом мертвеца!»[397]. Отказавшись присутствовать на заседании сената, назначенном Антонием на 1 сентября 44 года до н. э., Цицерон вновь обрушил на него критику в своих речах, которые назвал филиппиками по аналогии с обличительными речами афинского оратора Демосфена против отца Александра, Филиппа Македонского, когда тот начал подчинять себе всю Грецию тремя столетиями ранее. Тем не менее, независимо от отношения Цицерона к Антонию и Октавиану, последние двое объединились, чтобы наказать убийц, с которыми Цицерон уже встречался и советовал им занять невысокие должности на Крите и в Кирене, предложенные некоторыми сенаторами, решившими удалить их из Рима, чтобы до них не добрались приверженцы Цезаря.

Антоний продолжал осуществлять замыслы Цезаря относительно парфянского похода, направив в Сирию полководца Долабеллу, а своего младшего брата Гая – в Македонию с наказом вернуть войска, посланные туда Цезарем. Но когда в начале октября 44 года до н. э. Антоний отправился в порт Брундизий, чтобы встретить возвращающиеся войска, Октавиан понял, что силы Антония еще больше возрастут. Поэтому он немедленно послал туда своих сторонников, и ко времени прибытия Антония многие из его солдат перешли на сторону Октавиана.

Пока шла борьба за легионы, Октавиан перебросил войска в Рим, а Антоний двинулся на север. Там в городе Мутина (Модена) затаился брат Марка Брута и соучастник убийства Децим. Теперь уже действовали сообща Октавиан и Цицерон, продолжавший выступать со своими филиппиками. Постепенно они стали перетягивать на свою сторону сенат. Выступая со второй обличительной речью против Антония в октябре 44 года до н. э., Цицерон воскликнул: «О, гнусная мерзость! О, нестерпимое бесстыдство, ничтожность, разврат этого человека!»[398]Потом оратор принялся высмеивать отношения Антония с женой Фульвией, убийцу первого мужа которой Цицерон защищал в суде. Он рассказал, как Антоний пришел к себе в дом, закутавшись с ног до головы в плащ, якобы с сообщением, что принес жене письмо от Антония, где он отказывался от своей любовницы‑актрисы. Со слов Цицерона, когда Фульвия начала читать, «он открыл лицо и бросился ей на шею. О, ничтожный человек!»[399]. Такие спонтанные проявления чувств Цицерону, очевидно, были чужды.

По совету Цицерона, продолжавшего яростные нападки на Антония, бесхребетный сенат в апреле 43 года до н. э. объявил его «врагом отечества номер один». Сейчас, когда он оказался вне закона, и ему противостояли объединенные силы Октавиана и сената, Антонию пришлось снять осаду Мутины и совершить переход через Альпы в Южную Галлию, район ему хорошо знакомый. Как рассчитывал Цицерон, убийцы Цезаря вернулись под крылышко сената, а Децим получил приказ преследовать и атаковать Антония. Его брату Марку Бруту дали в управление Македонию, а Кассий получил Сирию, и даже Секст Помпей стал командовать римским флотом и мог контролировать все Средиземное море. Цезарь, наверное, пришел бы в негодование, если бы узнал, что его приемный сын бездействует.

Но Октавиан и сенат недооценили Антония и переоценили преданность своих людей. Встретившись в мае, войска Лепида, наместника Галлии, и легионы Антония предпочли не сражаться, а брататься, и Антоний, хотя не был уверен, как его встретят, беспечно отправился в лагерь противника. Лепид решил, что будет лучше примириться со своим прежним коллегой, за что его собственный брат заклеймил его в сенате как предателя, но перевес сил снова оказался на стороне Антония.

Солдаты Децима переметнулись к Антонию, а сам Децим бежал на север, где его убил один из галльских союзников Антония и послал ему в подарок голову Децима. Такие политические перемены насторожили Секста Помпея, и он решил держаться подальше от Рима. Полностью завладев флотом, он занял Сицилию. Влияние Цицерона также пошло на убыль. Хотя ему казалось, что он может управлять событиями через Октавиана, его протеже узнал, что о нем говорил близким друзьям оратор: мол, молодого человека «следует восхвалять, украсить, поднять[400]». Октавиан решил действовать в одиночку и любыми путями добиваться власти в борьбе с Антонием.

После того как сенат отказался избрать Октавиана консулом, он, последовав примеру Цезаря, двинул свои войска на Рим и захватил общественную казну. После этого 19 августа 43 года до н. э. незадолго до своего двадцатилетия он вместе с одним из дальних родственников был избран консулом. Затем он создал специальный суд, чтобы судить убийц Цезаря. Всех их признали виновными, и их имущество подлежало конфискации. Вне закона оказался и сам Цицерон, который поспешил покинуть столицу. Брут и Кассий пытались утвердиться в своих провинциях – соответственно в Македонии и Сирии. Воспользовавшись тем, что Цицерону удавалось тянуть время, они собрали значительные силы, которые смогли одолеть только объединенные легионы Антония и Лепида.

В сложившейся ситуации Октавиану ничего не оставалось, как отменить прозвание «врагов отечества» для этих двух лидеров и предложить им образовать второй триумвират по образцу первого, возникшего семнадцатью годами раньше в составе Цезаря, Помпея и Красса. Переговоры трех самых влиятельных в Риме политиков проводились недалеко от Бононии (Болоньи). Каждый из них получил неограниченную власть на пять лет для устройства государственных дел при условии, исключающем какие‑либо обвинения в их адрес в диктаторстве. Затем они разделили между собой Древний мир: Антоний потребовал большую часть Галлии, Лепид получил оставшуюся часть Галлии и Испанию, а Октавиан – меньшие регионы: острова Сардинию и Сицилию, а также Африку.

Триумвиры договорились, что сейчас они могут бросить вызов Бруту и Кассию, но им требовалось много денег, чтобы заплатить войскам. Были составлены так называемые проскрипционные списки с именами тех, кто подлежал казни с конфискацией имущества. Хотя «лишь вокруг осужденных на смерть разгорелся яростный и мучительный спор, ибо каждый хотел разделаться со своими врагами и спасти своих приверженцев»[401], как говорят, «в конце концов уважение к родственникам и любовь к друзьям склонились перед лютою злобой к неприятелям, и Цезарь уступил Антонию Цицерона, а тот ему – Луция Цезаря, своего дядю по матери. Лепиду был отдан в жертву его родной брат»[402], недавно осуждавший его.

Список из семнадцати первоначально включенных в него имен разросся до нескольких сотен, многие из этих людей бежали из города, спасая свою жизнь. Цицерон также мог скрыться, но из‑за нерешительности он просто уехал на одну из своих вилл. 7 декабря 43 года до н. э. его убили вместе с племянником, братом и многими другими людьми. Обрадованный этой новостью Антоний приказал отсечь голову Цицерону и его правую руку, которой он писал речи против него, и когда «ему доставили эту добычу, он глядел на нее, счастливый, и долго смеялся от радости, а потом, наглядевшись, велел выставить на форуме, на ораторском возвышении»[403]. Когда голову и руку оратора прибили гвоздями на самом людном месте, как это делали Птолемеи, ликующая Фульвия достала из волос острую шпильку и в отместку за постоянное злословие о двоих из ее трех мужей вонзила ее в его язык.

Женщины начали играть более заметную роль во время политического кризиса. Мать Антонйя, Юлия, бросилась защищать своего брата, когда за ним пришли солдаты. Она смело преградила им дорогу, раскинув руки, и воскликнула: «Вам не убить Луция Цезаря, пока жива я, мать вашего императора!»[404]Такое развитие событий придало храбрости римлянкам. Несомненно, помня о влиянии, которое оказывала Клеопатра во время своего недавнего пребывания в их городе, они организовали марш протеста на форум против решения триумвиров ввести налог для полутора тысяч самых богатых женщин в Риме. Хотя Фульвия отвергла возражения матери Антония и сестры Октавиана, Октавии, возглавлявшая марш Гортензия выступила с пламенной речью, в которой она заявила, что женщины не имеют голоса в правительстве, поэтому они должны быть освобождены от налога.

В нормальных условиях подобная принципиальная позиция вызвала бы такой же скандал, какой разразился, когда Гайя Афрания при Цезаре попыталась защищать себя в суде, и ее имя стало нарицательным для женщин легкого поведения. Покойный отец Гортензии был известным оратором и сейчас «снова жил в своем чаде и вкладывал слова в уста дочери», благодаря чему она успешно справилась с ролью выразительницы интересов женщин. Ее беспрецедентное выступление сделало свое дело, и, хотя демонстрантов разогнали силой, число подлежащих обложению налогом моментально сократили на тысячу.

Родственники триумвиров по женской линии снова оказались весьма полезными, когда потребовалось укрепить мужской союз. Сын Лепида был уже помолвлен со старшей дочерью Антония, Антонией, а Октавиан разорвал свою уже существующую помолвку и согласился жениться на падчерице Антония, дочери Фульвии от предыдущего брака, Клавдии. Надежно привязав к себе браками двух коллег, Антоний обдумывал другие формы альянса. Вместе с двумя другими триумвирами он перестроил храм Исиды на Марсовом поле. По замыслу Цезаря и Клеопатры посвященный Юлию Цезарю и теперь завершенный в память о нем, храм должен был стать средством, с помощью которого предполагалось добиться расположения Клеопатры, чья поддержка могла бы понадобиться на Востоке в предстоящей войне с Брутом и Кассием.

Дав молчаливое согласие на устранение Клеопатрой своего младшего брата Птолемея XIV, триумвиры признали царский статус Цезариона, и Клеопатра заключила союз с давним соратником Цезаря, Долабеллой, исходя из того, что он сражался против Кассия за контроль над Сирией. Когда Долабелла хотел воспользоваться в качестве подкрепления легионами, оставленными в Александрии Цезарем в 47 году до н. э., Клеопатра дала согласие и послала их на север. Однако по пути их перехватили, и они перешли на сторону Кассия. Затем Долабелла предпринял наступление в Малой Азии, наместник которой, Требоний, участвовал в заговоре, и именно он задержал разговором Антония у входа в курию перед самым убийством Цезаря. Долабелла убил Требония, ему отрубили голову, и солдаты играли ею как мячом.

Чтобы противостоять Долабелле на море, Кассию нужны были корабли. Не имея возможности воспользоваться флотом Секста Помпея, Кассий искал корабли по всему Средиземноморью. Родос и Ликия отказались предоставлять их, но он сумел прибрать к рукам часть египетского флота, когда Серапион, наместник Клеопатры на Кипре, по‑видимому, тайно сговорившись с бывшей царицей Кипра Арсиноей, находившейся в ссылке в Эфесе, отдал ему египетские корабли, стоявшие на якоре у побережья острова. В результате Кассий получил громадное военное превосходство на море, такое же, какое он имел на суше. Хотя некоторые считают, что Клеопатра неофициально отдала Серапиону соответствующий приказ, делая вид, что ничего не знает, а на деле поддерживала обе стороны, дабы сохранить независимость Египта при любом исходе борьбы, согласно одному древнему источнику, «Серапион, не сообщив ничего Клеопатре, послал Кассию все корабли, имевшиеся у них»[405].

Пытаясь выиграть время, Клеопатра отказала в просьбе Кассия предоставить корабли, сославшись на свирепствовавшие в Египте голод и чуму и отсутствие ресурсов, притом что в доках Александрии строились новые корабли. Она также вела морскую торговлю с Индией, о чем свидетельствует надпись в Коптосе, датированная 43 годом до н. э. и обращенная к ее чиновнику, отвечающему «за Красное и Индийское моря». Кроме того, маловероятно, что она стала бы помогать человеку, который за год до этого убил отца ее сына. И вообще перед ней открывались весьма мрачные перспективы сейчас, когда начали наступать силы Кассия.

Одержав победу над Долабеллой, который покончил жизнь самоубийством в июле 43 года до н. э., Брут устранил еще одного из соратников триумвиров и назначил наместником Македонии Гортензия Гортала, брата Гортензии, прославившейся своей пламенной речью, и разрешил ему казнить прежнего наместника, брата Антония, Гая. Таким образом, к 42 году до н. э. Кассий и Брут вели переговоры с парфянами и контролировали весь Восток за исключением Египта.

Не располагая силами для обороны страны, уже ослабленной голодом, Клеопатра делала все возможное, чтобы отвратить вторжение Кассия через сирийскую границу, пока триумвиры наконец не начали предпринимать конкретные шаги. Оставив Лепида в Риме, Антоний и Октавиан двинули силы на восток. Брут отозвал Кассия с юга, чтобы объединить с ним свои войска у Геллеспонта.

К сентябрю 42 года до н. э. обе стороны были в состоянии готовности, как и Клеопатра, которая намеревалась взаимодействовать с триумвирами и предоставить нужные им корабли; тем самым она хотела исправить положение, сложившееся в результате явного предательства Серапиона, и принять участие в борьбе против тех, кто убил Цезаря. Подобно тому как она вела свою армию из Сирии в Египет в 48 году до н. э., она сейчас решилась командовать войсками и, взяв на себя миссию Цезариона отомстить за отца, «с хорошо снаряженным флотом отправилась в Ионическое море против Кассия»[406]. Кассий располагал сведениями о ее планах и выставил шестьдесят военных кораблей с лучниками для перехвата ее у полуострова Пелопоннес, но Клеопатре не удалось довести начатое дело до конца. Недалеко от побережья Ливии ее флот застиг сильный шторм, много кораблей затонуло. У самой царицы началась морская болезнь, и она решила вернуться. Сразу по прибытии в Александрию она приступила к строительству шестидесяти новых кораблей. Это стало известно заговорщикам, которые послали свои суда, чтобы уничтожить оставшиеся корабли Клеопатры. В результате того, что часть неприятельского флота была отвлечена на выполнение этой задачи, Антоний смог перебросить свои легионы в Македонию, где они соединились с силами Октавиана. Молодого триумвира носили в паланкине, потому что он стал плохо себя чувствовать при мысли о предстоящей битве.

Она произошла 23 октября 42 года до н. э. у города Филиппы, названного так в честь отца Александра, Филиппа II, и где находился храм Исиды. Брут изрядно потрепал армию Октавиана и захватил его лагерь, но самого триумвира нигде не нашли. Отправив своих солдат сражаться, нервозный внучатый племянник Цезаря укрылся в близлежащих болотах, как ему посоветовал один из друзей, которому приснился дурной сон. Или по крайней мере такой была его отговорка.

Между тем на другом фланге Антонию удалось потеснить войско Кассия и прижать к скалистым горам. Хотя Брут выслал ему на подмогу свою конницу, Кассий из‑за слабого зрения по ошибке принял ее за всадников Антония и покончил с собой. Конфликт не утихал еще несколько недель, и 16 ноября Брут завязал новую битву, но на этот раз Антоний наголову разбил его. Дезертировало так много солдат заговорщиков, в том числе поэт Квинт Гораций Флакк, более известный как Гораций, что у Брута не оставалось никакой надежды, и он с помощью друга совершил самоубийство.

Date: 2015-11-15; view: 406; Нарушение авторских прав; Помощь в написании работы --> СЮДА...



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.007 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию