Египетский музей в Каире

В 1850 году французский археолог Огюст Мариетт, ассистент Луврского музея, прибыл в Каир с намерением купить коптские рукописи. Он собирался пробыть здесь несколько дней, но его очаровал вид пирамид и каирской Цитадели, а в Саккара он увидел выглядывавшую из песка голову Сфинкса. И ему сразу же припомнилось место из географических описаний Страбона: «В Мемфисе есть храм Сераписа, расположенный среди такой пустыни, что ветры нанесли на него целые горы песка, из которых мы увидели лишь выглядывающих сфинксов, одних полузасыпанных, других полностью скрытых песком».

И Мариетт пустился на поиски этих сфинксов. После многомесячных трудов и немалых препятствий со стороны местных властей ему удалось открыть аллею из 141 сфинкса, некоторые из которых были засыпаны 30‑метровым слоем песка. Эта аллея привела его к Серапеуму – подземному склепу священных быков, лежащих в гробах из цельного куска черного или красного гранита весом в 65 тонн каждый.

Склеп был давно разворован, но на стелах остались надписи со сведениями о быках: когда они родились, что случилось во время их жизни, когда они умерли, что стоило их погребение. Эти надписи явились замечательными свидетельствами для изучения не только истории религии, но и всей истории Египта – страны, которую называют колыбелью цивилизации с древнейшей культурой.

Когда 2500 лет назад долину Нила посетил знаменитый древнегреческий историк Геродот, уже тогда он не мог докопаться до корней египетской истории: они терялись в тумане мифов и легенд. Еще в те времена, когда предки некоторых современных европейских народов жили в пещерах, Египет был уже страной великолепных дворцов и храмов, страной прочного государственного устройства, развитого сельского хозяйства, высокого уровня развития астрономии и медицины. У египтян учились наши учителя греки, египетской пшеницей кормился императорский Рим, христианство нигде не имело столь благодатной почвы, как в Египте.

А потом Огюст Мариетт сделал еще одно открытие: недалеко от Серапеума он нашел гробницу вельможи Ти (почти ровесницу пирамиды Хеопса), на стенах которой были великолепно раскрашенные рельефы с изображением общественной и частной жизни древних египтян. Эти рельефы рассказывали, какими орудиями труда египтяне обрабатывали землю, как добывали камень, делали вазы, каким оружием воевали, как и что готовили в пищу, как ткали полотно… Птицы, растения и домашние животные были нарисованы так достоверно, что легко можно было определить их видовую принадлежность. И всюду был изображен вельможа Ти, размером втрое‑впятеро больше, чем его рабы.

В дальнейшем О. Мариетт продолжал свои открытия в Эдфу, Карнаке и Дейр‑эль‑Бахри и всюду видел следы безудержного грабежа египетских древностей, что его глубоко возмущало. Он добился того, что египетское правительство наконец проявило решительность и издало декрет: отныне раскопки могли проводиться только с его согласия и основная часть находок должна передаваться Египетскому музею в Каире, который вскоре и был основан. Египтяне и поныне благодарны французскому ученому Огюсту Мариетту, памятник которому стоит перед Египетским музеем.

Однако разграбление египетских сокровищ не прекращалось. Уже в 1881 году Гастон Масперо, директор недавно созданного Египетского музея, созвал совещание своих ближайших сотрудников и объявил, что дальше так продолжаться не может. Вот уже в течение шести лет на «черном рынке» египетских древностей появлялись редкостные предметы из гробниц фараонов XIX и XXI династий. Из гробниц, о которых никому из ученых‑египтологов не было известно. Но поскольку все предметы были подлинными, значит, о гробницах кто‑то знал, и этот «кто‑то» не был египтологом. Он просто превратил ограбление гробниц в прибыльный источник дохода. Нужно было разоблачить его и спасти драгоценные реликвии для науки.

Египетская и европейская полиция собрала обширный материал, но следствие так ни к чему и не привело. В документах говорилось, что «какой‑то феллах» продал немецкому профессору священного жука скарабея XIX династии… Папирус с не известным до сих пор науке текстом, относящимся к эпохе правления фараонов XX династии, купил американский коллекционер у человека, «похожего на богатого шейха»… Еще один коллекционер получил от «какого‑то проводника» игру в «волка и овечек», которая должна была забавлять после смерти принцессу из XIX династии…

Такова была ситуация, когда молодой ассистент Луврского музея прибыл в Луксор. Прибыл он, конечно, не как археолог, а как богатый француз, которого якобы нимало не смущал запрет на торговлю египетскими древностями. К нему, естественно, явились перекупщики с поддельными драгоценностями, но он их со смехом отверг. Тогда ему принесли одну небольшую вещичку, в которой он признал украшение из гробниц фараонов XIX династии. Француз купил это украшение и сделал вид, что интересуется и кое‑чем посерьезнее.

Как‑то вечером, прогуливаясь по базару, он набрел на одного арабского купца и договорился с ним (не постояв за ценой), что тот познакомит его с человеком, «с которым можно договориться». Вскоре выяснилось, что этим «человеком» был Абд‑эр‑Расул – глава всеми уважаемого семейства Курны. Познакомясь с молодым французом поближе, он принес ему несколько предметов из царских гробниц. Молодой ассистент тут же приказал арестовать его.

Впоследствии Абд‑эль‑Расул признался, что шесть лет назад в Дейр‑эль‑Бахри, близ Долины царей, нашел незаметную расселину в скале, а под ней – 11‑метровый лаз, который вел в пещеру с саркофагами и мумиями. О своей находке он рассказал только самым надежным членам своего семейства, и все вместе они поклялись, что никому не откроют тайну гробницы и будут брать из нее лишь столько, сколько потребуется. Так целых шесть лет они и богатели, храня свою тайну.

А сокровища в гробницах скрывались несметные. Приблизительную картину (только приблизительную!) можно составить хотя бы по одной гробнице фараона Тутанхамона, которая попала в руки ученых почти в нетронутом виде.

Сенсационная новость облетела мир в начале 1923 года: экспедиция, организованная лордом Карнарвоном и археологом Говардом Картером, нашла в Долине царей гробницу фараона Тутанхамона. В погребальной камере обнаружили сказочные сокровища и мумию самого правителя Египта.

В 1924 году английская экспедиция только из передней камеры гробницы фараона вывезла 34 тяжелейших контейнера, полных бесценными ювелирными украшениями, драгоценными камнями, золотом и произведениями искусства. А когда члены экспедиции проникли в погребальные покои фараона, то нашли в нем деревянный позолоченный ковчег, а в нем другой – дубовый ковчег (тоже позолоченный), во втором – третий позолоченный ковчег, затем еще четвертый. В этом четвертом находился саркофаг из целого куска редчайшего кристаллического кварцита, и в нем еще три саркофага. Последний из них был сделан из чистого золота, в нем и лежала мумия фараона. На лице мумии была золотая маска, на пальцах – золотые кольца, на шее – двойная золотая цепь.

Когда Говард Картер развернул мумию из пелен, то нашел еще немало драгоценных украшений, опись которых делится у него на 101 группу. Кроме того, в гробнице нашли искусно выполненные статуи стражей покойного и статуи богинь‑хранительниц, драгоценные предметы царского обихода, среди которых имеются две позолоченные повозки, троны, инкрустированные шкафчики и несколько позолоченных кресел. А между тем Тутанхамон был не самым примечательным правителем Египта. Тогда какие же сокровища должны были скрывать гробницы великих фараонов, таких, например, как Рамсес II? Сейчас сокровища Тутанхамона, выставленные в Египетском музее, занимают там десять залов, площадь которых равняется футбольному полю.

Но ослепленный блеском сказочных богатств, Г. Картер не сразу приметил неброскую глиняную табличку с краткой иероглифической надписью: «Вилы смерти пронзят того, кто нарушит покой фараона». В объемистом каталоге сокровищ назывался и амулет, на тыльной стороне которого оказался текст: «Я тот, кто зовом пустыни обращает в бегство осквернителей могил. Я тот, кто стоит на страже гробницы Тутанхамона».

Этим надписям сначала не придали особого значения, и, как оказалось, напрасно.

Их было 17 человек, следом за Картером и Карнарвоном шагнувших 13 февраля 1923 года в погребальную камеру Тутанхамона. Однако, пробыв несколько дней в Луксоре, лорд Карнарвон, меценат экспедиции, бросив все, уехал в Каир. А через месяц оттуда стали приходить дурные вести: Карнарвон прикован к постели тяжкой загадочной болезнью. Все попытки врачей хоть как‑то облегчить его состояние ни к чему не приводят.

За несколько минут до кончины у Карнарвона начался бред, он то и дело поминал имя Тутанхамона. В последние мгновения жизни к лорду вернулось сознание и. обращаясь к жене, он сказал: «Ну вот, все наконец завершилось. Я услышал зов, он влечет меня».

Едва лорд Карнарвон скончался, погас свет, и долго еще на все лады обсуждали в Каире это странное совпадение. Дежурившие в ту ночь работники электростанции дружно утверждали потом, что не в силах объяснить, отчего внезапно обесточилась каирская электросеть. Каким образом все опять пришло в норму – тоже остается загадкой.

Через несколько месяцев один за другим скончались двое других участников вскрытия могилы Тутанхамона. Вот тогда и вспомнили о проклятии фараона.

Смерть следовала за смертью. Английский промышленник Джоэл Вулф никогда не испытывал влечения к археологии, но тайна смерти лорда Карнарвона неудержимо повлекла его в Долину царей. Он долго пробыл в склепе, потом вернулся домой и… скоропостижно скончался, даже не успев ни с кем поделиться своими впечатлениями о поездке.

За несколько лет умерли 22 человека: иные из них побывали в гробнице Тутанхамона, другим довелось исследовать его мумию. Всякий раз кончина была скоротечной и непредсказуемой. Гибель настигала известных в те годы врачей и лингвистов, историков и археологов. Каждый умирал в одиночку, но смерть казалась одной на всех – непостижимой и скоротечной: жар, приступы озноба, беспамятство и… полная неизвестность.

По Лондону и Каиру, да и по всему миру, ползли темные, противоречивые и самые невероятные слухи. Но и самые устойчивые перед слухами люди дрогнули после одного события в Каирском музее, где под неусыпным наблюдением специалистов покоились останки фараона Рамсеса II.

Вечер того дня выдался на редкость жарким и влажным. Как обычно, Зал саркофагов был полон посетителей. С наступлением темноты вспыхнул свет, и вдруг из саркофага Рамсеса II раздался резкий, протяжный скрежет. Посетители увидели леденящую кровь картину: в стекле качнувшегося саркофага мелькнул перекошенный немым криком рот Рамсеса. Тело его содрогнулось, лопнули стягивавшие его бинты, и руки, покоившиеся на груди, вдруг резко и страшно ударили в стеклянную крышку: осколки битого стекла посыпались на пол. Казалось, что мумия вот‑вот бросится на людей. Многие из стоявших в первых рядах попадали в обморок. Началась давка. Ломая ноги и ребра, посетители выбегали из зала, многие выпрыгивали прямо из окон…

На следующее утро газеты напечатали пояснения врачей: причиной события стали духота и влажность, накопившиеся тем вечером в зале. Мумии же предписан сухой, прохладный воздух гробницы. А сам Рамсес II, как будто удовлетворившись произведенным эффектом, застыл, склонив голову на плечо. Лицо его, забранное погребальной маской, по‑прежнему неотрывно обращено на север – к Долине царей.

В Египетском музее выставлена и статуя фараона Хефрена, которую археологи нашли в развалинах поминального храма. Статуя сделана из черного диорита, так же как и массивное кресло, в котором он восседает. Цвет черного камня отбрасывает на лицо фараона какой‑то нездешний свет, а головы пантер на подлокотниках кресла лишь усугубляют мистическое впечатление.

Глаза фараона на безучастном лице смотрят только в ему открытое будущее. Человеческие страсти чужды ему, и погрязшее в суете житейское море бушует где‑то далеко внизу, не донося ни шума, ни всплесков до тех горных высот, где парит его дух – дух вершителя судеб народных, правителя Египта, владыки и фараона.

Финский музей «Атенеум»

Основу этого самого крупного музея Финляндии составляют произведения, принадлежащие государству и Национальной академии наук. Дополняют ее экспонаты, подаренные Музею частными коллекционерами

Впервые экспозиция Атенеума была открыта для обозрения посетителей осенью 1863 года, а через несколько лет Музей перевели в специально построенное для него здание. Нижний этаж здания был отведен под высшую художественную школу, на втором этаже размещается собственно Музей, экспонаты которого состоят из произведений живописи и скульптуры.

Собрания Атенеума (как пишет советский искусствовед Ю И Курбатов) создавались в то время, когда великие шедевры великих художников уже прочно обосновались в музеях других стран, поэтому западноевропейская живопись представлена в Атенеуме произведениями, подбор которых довольно случаен. И, тем не менее, в Музее имеются работы всех значительных живописных школ Европы – от эпохи Возрождения до XX века.

Итальянская живопись представлена в Музее картинами на библейские сюжеты, среди них выделяется полотно Дж. Бассано «Мадонна с младенцем, Иоанном Крестителем и святым Антонием». Об искусстве Германии этого же периода дает представление «Портрет молодой дамы» Л. Кранаха Старшего, в творчестве которого нашли свое воплощение такие черты немецкого Возрождения, как декоративизм и сложная линейность.

Барокко XVIII века можно узнать в динамичной, многофигурной и сверкающей красками композиции Дж. Б. Тьеполо «Похищение сабиянок», в галантной сцене А. Ватто «Качели», в произведениях А. Каналетто и Ф. Буше. С искусством нового времени посетители могут познакомиться по пейзажам импрессионистов и постимпрессионистов – П. Сезанна, В. Ван Гога и П. Гогена. В Атенеуме выставлены два прелестных этюда П. Гогена – «Пейзаж» и «Пейзаж на Таити». Сокровищем Музея является и картина В. Ван Гога «Улица в Овере» с ее интенсивным звучанием красок в сочетании с беспокойными, мечущимися линиями рисунка, что вообще свойственно полотнам этого художника.

Раздел русской живописи в Атенеуме небольшой. В нем всего 27 картин, которые были подарены Музею в 1919 году И. Е. Репиным. Семь картин принадлежат кисти самого И. Е. Репина. Среди них в основном портреты близких ему людей – жены Н. Б. Нордман (в тирольской шляпе), дочери художника Надежды, И. Б. Нордман вместе с художником и другие. Создавая эти портреты, И. Е. Репин старался запечатлеть в них то, что ему было близко в дорогих людях. Например, портрет Н. Б. Нордман – это дань его восхищения своеобразной красотой любимой женщины.

А вот портрет выдающегося финского живописца А. Галлен‑Каллела – часто встречающийся у И. Е. Репина тип портрета‑метафоры. В нем все усилия художника направлены на то, чтобы как можно точнее передать состояние внутреннего напряжения, бурлящей энергии при внешней, чисто нордической сдержанности и сосредоточенности модели.

Впоследствии коллекция русской живописи расширилась за счет приобретения произведений художников конца XIX–начала XX венков – А. Н. Бенуа, К. А. Сомова, М. Шагала.

Работы мастеров западноевропейской и русской живописи составляют значительную часть коллекции Атенеума. Однако лицо Музея определяет богатое собрание замечательных произведений финского искусства. Экспозиция этих залов построена по хронологическому принципу, и каждый период (с XVIII века до наших дней) представлен полотнами лучших финских мастеров.

Предысторией финского искусства является XVIII век. Тогда в стране еще не было специальных художественных школ для подготовки профессиональных художников. Немногие финские живописцы обучались в Швеции или других странах Западной Европы. И, тем не менее, художественные достижения этого периода очень важны, так как именно они составили основу профессиональной финской культуры.

Основное место в финской живописи XVIII века занимал портрет. В этом жанре работали наиболее интересные живописцы – Исаак Ваклин и Нильс Шильмарк. Работы И. Ваклина представляют собой образец парадных портретов, характерных для стиля рококо. В Атенеуме представлены шесть портретов И. Ваклина, из которых особо выделяются «Автопортрет», «Портрет Марии Лош» и «Портрет мисс Хекворд». Большое значение во всех трех произведениях имеет освещение, над передачей которого И. Ваклин долго и тщательно трудился. Лучшим, без сомнения, является «Портрет мисс Хекворд», хотя он и написан не без влияния школы английских портретистов. Художник изображает молодую девушку крупным планом на фоне обобщенного романтического пейзажа, и потому полотно отличается особенной живописной утонченностью. Цветовая гамма картины состоит из сочетания зеленых, розовых, лиловых и белых оттенков. Мастерство художника так велико, что кажется, будто бант написан лишь легким прикосновением кисти, как и белый кружевной воротник и другие детали платья. Может быть, именно оттого в портрете отсутствует ложная парадность и чопорность, несмотря на внешний блеск модели.

Представленные в Атенеуме портретные работы Н. Шильмарка в сравнении с полотнами И. Ваклина кажутся несколько архаичными. Выделяется среди них только портрет Ульрики Шарлотты Армфельт, который более известен под названием «Девушка с земляникой». Ульрика Шарлотта изображена на фоне сельского ландшафта, и образ ее явно опоэтизирован в духе сельской идиллии: темное, одухотворенное лицо в темном платке, несколько стилизованный элегантный наряд, корзина ягод в руке. Характер пейзажа соответствует настроению самой девушки. Художник изобразил строгий в своей простоте финский ландшафт с холмистыми лесами, одноэтажными строениями, поломанным лесом.

В 1830‑е годы в финском искусстве обнаруживается тенденция к развитию бытовой реалистической картины. В первую очередь это относится к произведениям Р. В. Экмана. В экспозиции Атенеума представлено все разнообразие жанров, которое встречается в творчестве этого художника: портрет «Цветочница», пейзаж – «Зимний пейзаж в Турку», жанровые сценки – «Утренняя молитва» и «День рождения бабушки».

Наиболее красноречиво говорит о творчестве Р. В. Экмана картина «Утренняя молитва». Полотно изображает женщину, сидящую на низенькой скамейке с книгами на коленях. Перед ней стоит читающий молитву мальчик. Художник наблюдает эту сцену как бы со стороны и рассказывает о происходящем, никак не выражая своего к нему отношения. Детали интерьера, одежда персонажей, предметы быта – все изображено со скрупулезностью и самой тщательной подробностью.

Бытовой жанр в финской живописи развивался медленно, а после Р. В. Экмана он вообще угас, уступив место пейзажу. В этом жанре работали многие художники (В. Холмберг, Б. Линдхолм, братья фон Вригт и др.), а в конце XIX века живопись Финляндии стала развиваться под знаком национального романтизма. Стиль этот создавался на основе национального эпоса «Калевала», который финны считают своей второй Библией. Фантастическая героика древних песен как нельзя лучше отвечала стремлению финнов к политической и культурной независимости.

В Атенеуме это направление представлено большим собранием произведений художника Аксели Галлен‑Каллела, который был одной из центральных фигур нарождающегося движения. Он утверждал новые идеи не только в живописи, но и в других видах искусства.

Одним из первых А. Галлен‑Каллела посетил Карелию, чтобы найти остатки древней калевальской культуры. Работая над сюжетами эпоса, художник приходит к выводу, что дух «Калевалы» можно передать лишь с помощью стилизации, героический характер ее можно выразить лишь языком символов, что и нашло свое воплощение в его картинах «Мать Лемминкяйнена» и «Проклятие Куллерво».

В музее Атенеум представлены не только живописные полотна, но и произведения финского скульптурного искусства, зарождение которого относится лишь к началу XIX века. Основой для него в какой‑то мере стал опыт развития деревянной скульптуры Финляндии.

Особое место в финском искусстве первой половины XX века занимает творчество скульптора Вяйнё Аалтонена. Большинство его работ – это монументальные произведения, которые следует рассматривать только в связи с архитектурой и городским ландшафтом. В Атенеуме выставлено 17 работ В. Аалтонена – скульптурные композиции, портреты, рельефы и этюды к монументальным произведениям. Среди них особое место занимает портрет выдающегося композитора Яна Сибелиуса.

Монолитность мраморного блока, из которого как бы вырастает голова композитора, четкость силуэта и отсутствие мелких деталей позволили скульптору создать образ большой выразительной силы. В этом гордом лице с высоким лбом, в суровых складках бровей и рта зрители ощущают огромное творческое напряжение.