Выбор веры

В «Повести временных лет» под 986 г. помещена дидактическая новелла о выборе веры князем Владимиром. То, что сюжет у кого-то заимствован, несомненно, ибо аналогичный рассказ имеется в «Письме царя Иосифа» и он тоже откуда-то взят. Это, однако, не означает, что в основе летописного повествования не лежит никаких исторических фактов.[494]А что все-таки было?

Владимир захватил золотой стол киевский грубой силой. Тем же путем он расширил пределы своей державы, тем самым приобретя много врагов как среди соседей, так и в числе подданных. Чтобы удержать власть, нужны сила и популярность. Первая была, второй не хватало. Особенно недоставало искренности, которая всегда проявляется в религии, где симпатии бескорыстны. Полагаться же на купленных друзей опасно. Они предают, если кто-либо посулит им больше.

Умные советники Владимира это понимали. Учитывали они и сложность внешнеполитической обстановки, особенно после двух болгарских неудач: похода Святослава на Дунай и похода Добрыни на Каму. Проблема союзников стала сверхактуальной. Но и она решалась путем принятия этого или иного исповедания, игравшего роль политической программы. Однако и здесь залогом постоянства была искренность, без которой не было доверия, а значит, и союза. Следовательно, надо было выбрать программу, приемлемую и для подданных, и для правителей, и для одного из сильных соседей.

Злые балтийские боги не нравились киевлянам, среди которых с 864 г.[495]распространялось православие, хотя оно еще не стало государственной религией. Поэтому в Киев снова стали проникать миссионеры с Юга (греки), с Востока (болгары) и с Запада (немцы), а князь прислушивался к проповедям, потому что ошибка в выборе веры могла стоить престола и головы. Надо было все взвесить.

Принять ислам Владимир отказался из-за запрещения пить вино. Дело было не в личном пристрастии князя к алкоголю, а в ритуале общения с дружиной — совместной трапезе, на которой обязательно пили хмельные напитки — пиво и мед — ради веселья, а не опьянения. Отказ от традиции совместных пиров сулил князю потерю дружины, которая усмотрела бы в этом оскорбительное пренебрежение.

С католиками Владимир вообще отказался беседовать, сославшись на то, что прежние контакты не дали результатов. Очевидно, он имел в виду миссию епископа Адальберта к Ольге и ее отказ принять латинскую веру. Но, может быть, играли роль и более поздние события, происходившие в Италии и имевшие значение для всей Европы.

До IX в. Сицилия и Южная Италия были составной частью Византии, но, как только в западной части халифата берберы перехватили инициативу у арабов, они развили наступление по всему Средиземному морю. В течение двухсот лет прекрасная Сицилия была ареной жестокой войны, подобной той, которая за полторы тысячи лет до этого проходила здесь же между эллинами и пунийцами. И на этот раз силы соперников были равны, и так же в войну вмешалась третья сила — Рим, которым правил немецкий король Оттон II, уговоривший своих подданных на имперском сейме в Вероне в 983 г. начать войну против греков и сарацин.

Этот факт показывает, что уже в конце X в. «христианский мир» католического Запада рассматривал греческих схизматиков как «чужих» наравне с мусульманами. И это было только начало процесса отчуждения. Век спустя рыцари шли на восток, утверждая, что «так хочет Бог», а здесь пока феодалы согласились с тем, что «так хочет Оттон II». Но разница не принципиальна.

Киевские дипломаты прекрасно понимали, что совместить латинскую и греческую ориентации невозможно. Поэтому они отказались от утомительного и ненужного диспута, что и отражено в летописи, где помещен панегирик греческой вере. Но ему предшествует краткий диалог с хазарскими иудеями, на котором мы и сосредоточим внимание.

«…Пришли хазарские евреи и сказали: „Слышали мы, что приходили болгары и христиане, уча тебя каждый своей вере. Христиане же веруют в того, кого мы распяли, а мы веруем в единого бога Авраама, Исаака и Иакова“. И спросил Владимир: „Что у вас за закон?“ Они же ответили: „Обрезываться, не есть свинины и заячины, хранить субботу“. Он же спросил: „А где земля ваша?“ Они же сказали: „В Иерусалиме“. Снова спросил он: „Точно ли она там?“ И ответили: „Разгневался бог на отцов наших и рассеял нас по различным странам за грехи наши, а землю нашу отдал христианам“. Сказал на это Владимир: „Как же вы иных учите, а сами отвергнуты богом и рассеяны: если бы бог любил вас и закон ваш, то не были бы вы рассеяны по чужим землям. Или и нам того же хотите?“[496]

Текст составлен в XII в., так как в X в. Палестина принадлежала арабам, а крестоносцы владели Иерусалимом в 1099—1187 гг. Но дело не в этом — текст фиксирует попытку хазарских иудеев прибрать к рукам киевского кагана, подобно тому как это получилось с итильским. Тогда бы русы быстро оказались на положении хазар. Но хитрый славянин был проницательнее доверчивого тюрка и предпочел союз с заморскими безопасными греками.[497]

Ясно, что миссии мусульман и иудеев предшествовали войне с болгарами и хазарами, т. е. имели место не позднее начала 985 г., а поскольку русские войска в 987 г. приняли участие в подавлении восстания Варды Фоки в Малой Азии, то выходит, что неудачный поход на болгар и удачное покорение Северного Кавказа падают на конец 985 г. и 986 г. После этой войны иудео-хазары оказались в составе Руси, но не как правительство при новообращенном князе, а как обыватели окраинного города в одном из удельных княжеств — Тьмутараканском. И хозяином их судьбы стал седьмой сын Владимира — Мстислав.