Вокруг Африки 2500 лет назад

…В первых числах августа 1487 г. три корабля Бартоломеу Диаша вышли из Лиссабона и отправились в путешествие, которому суждено было стать решающим этапом великой морской экспансии Португалии. Записки Жуана Барруша сохранили для нас детали этого плавания.

Современные историки географических открытий не часто вспоминают Бога. Но в случае с португальскими плаваниями это иногда приходится делать. У их участников существовал обычай: места, куда они прибывали, называли «по святцам» – по именам святых католического календаря. Зная об этом, историки смогли достаточно точно отождествить районы, где побывали путешественники.

Так, например, был определен день прихода Диаша в бухту Святой Барбары в Конго – 4 декабря (популярность этой святой была велика у моряков и военных в Португалии второй половины XV в.). Четыре дня спустя эскадра достигла Китовой бухты (Уолфиш‑Бея), названной тогда бухтой Непорочной Девы, а затем пришла в бухту Элизабет. Земли эти показались португальцам такими мрачными, что за ними закрепили имя «угрюмые пески». Тогда они не подозревали, что это алмазные россыпи.

Но у нас сейчас речь пойдет о другом. Всюду, где суда приставали к берегу, за ними наблюдали сотни внимательных глаз. Облик каравелл надолго остался в памяти прибрежных жителей.

Древняя финикийская монета

К югу от Уолфиш‑Бея армаду подхватили сильные юго‑восточные ветры и донесли до Ангра‑Пекена, в теперешней Намибии. На берегу мореходы установили каменную плиту – падран, которую везли для такого случая из самой Португалии. Диаш переступил границу достигнутого соотечественниками. Мыс Доброй Надежды приближался с каждым днем.

Не так давно в научной прессе появились сообщения о любопытных находках археологов на различных отрезках побережья Южной Африки – о наскальных рисунках, изображающих странные корабли. Они были нанесены острым предметом на прибрежные скалы в нескольких пунктах побережья и, скорее всего, сделаны по памяти. Рисунки сравнили со старыми книжными гравюрами. В чем‑то они совпадали, в чем‑то – нет.

Португальские исследователи, склонные всегда слегка преувеличивать значение соотечественников в истории мореплавания, настаивают на том, что на всех изображениях – португальские корабли. Но достаточно взглянуть на рисунки, чтобы усомниться в этом. Действительно, четыре корабля на первых из найденных рисунков похожи на «оригиналы», сохранившиеся в старых книгах и на старинных картинах. Но остальные…

Их нашли позже других в районе Кланвильяма. Даже при беглом знакомстве с рисунками у исследователей сразу зародилось сомнение: а не финикийские ли это суда?

Финикийцы в Южной Африке? За две тысячи лет до Португалии? Этого ученые из Лиссабона и Порту никак не хотели допускать. Англичане, более объективно настроенные в отношении географических открытий, высказались в пользу финикийцев. Ведь рисунки органически дополнили известные данные Геродота о плавании вокруг Африки при фараоне Нехо. «Каравеллы – лучшие из судов, бороздящих моря, и нет места, где бы они не могли пройти», – писал средневековый хронист. Добавим к этому: лучшие из судов Средневековья. А ведь были еще античные суда, и плавали они быстрее, а порой и дальше португальских. Доказательств этого с каждым годом все больше и больше.

…В XI в. до н. э. Древний Египет стал постепенно терять свою государственную независимость. В 730 году до н. э. он был завоеван войсками африканского государства Напата. В 685 г. до н. э. фараону Псамметиху удалось на время установить независимость страны, призвав на помощь греческих и малоазиатских наемников. В 671 г. ассирийцы захватили Мемфис, древнюю столицу Египта. И сам Псамметих I (663–610 гг. до н. э.) и его сын Нехо все чаще открывали морские порты теперь уже не только для финикийских, но и для греческих кораблей. В Средиземноморье зарождалась новая сила, способная достойно конкурировать с финикийским и египетским флотами. И Нехо, пытавшийся вновь поднять престиж страны и продемонстрировать мощь египетского флота, приказал финикийским мореходам, находившимся у него на службе, обогнуть Африку с юга. Это было крупнейшим географическим предприятием древности.

«…Ливия же (имеется в виду Африканский континент. – Н.Н.), по‑видимому, окружена морем, кроме того места, где она примыкает к Азии; это, насколько мне известно, первым доказал Нехо, царь Египта. После прекращения строительства канала из Нила в Аравийский залив царь послал финикиян на кораблях. Обратный путь он приказал им держать через Геракловы (Геркулесовы) столбы, пока не достигнут Северного моря и таким образом не возвратятся в Египет. Финикияне вышли из Красного моря и затем поплыли по Южному. Осенью они приставали к берегу и, в какое бы место в Ливии ни попадали, всюду обрабатывали землю; затем дожидались жатвы, а после сбора урожая плыли дальше. Через два года на третий финикияне обогнули Геракловы столбы и прибыли в Египет. По их рассказам (я‑то этому не верю, пусть верит, кто хочет), во время плавания вокруг Ливии солнце оказывалось у них на правой стороне».

Таков рассказ Геродота об этом плавании вокруг Африки в VI веке до н. э. «Отец истории» посетил Египет в 450 г. до н. э. и слышал там этот рассказ от жрецов. Больше о плавании не упоминал никто – может быть, потому, что его организаторы пожелали сохранить в тайне результаты экспедиции.

Скудные строчки этого сообщения вызывали сомнения еще в греко‑римскую эпоху. Другие античные авторы оспаривали его, ибо, по их представлениям, «Ливия» (то есть Африка) смыкалась с Азией на юге. Кроме того, древние считали наименее вероятной ту часть рассказа, которую современные исследователи считают доказательством подлинности плавания. Имеется в виду сообщение о том, что путешественники, плывшие на запад, видели солнце справа, то есть на севере. Значит, корабли зашли далеко на юг и могли наблюдать его у южной оконечности материка. Не верили Геродоту и потому, что он ни словом не обмолвился о тропической растительности, огромных реках, впадающих в океан, диких животных, поселениях местных жителей и прочих атрибутах Африканского побережья. Однако подобный аргумент ex silentio (основанный на умолчании) нельзя считать основанием для того, чтобы не верить Геродоту. И если он в своих трудах не упомянул Массалию и Рим, то отсюда вовсе не следует, что этих городов в его время не было…

Некоторых ученых смущает расстояние в двадцать пять тысяч километров, которое надо было покрыть, чтобы обогнуть Африку по морю. Однако нетрудно предположить, что суда все время держались вблизи берегов; к тому же первые мореходы, плававшие в Индию и обратно, огибали близ берегов протяженную дугу Аравийского полуострова и также проходили огромное расстояние. К этому можно добавить, что интересующее нас плавание проходило в основном в благоприятных для судоходства водах, чего, кстати, не скажешь о плаваниях по Тихому океану малайцев и полинезийцев, покрывавших в утлых лодках гигантские расстояния по отнюдь не спокойным водам южных морей. И наконец, Для нас будет небезынтересным заключение немецкого ученого А. Херена, считающего, что у фараона Нехо, который приказал строить флот на Средиземном и Красном морях, пытался соединить эти моря каналом, вторгся в Азию и захватил ее до Евфрата, вполне могла возникнуть мысль отправить в разведывательное плавание вокруг Африки флотилию судов.

Попытаемся приблизительно восстановить маршрут этого необычного и удивительного предприятия. Надо исходить из того, что финикийцам была знакома дорога до мыса Гвардафуй, на полуострове Сомали, – восточной оконечности Африки. Они могли отплыть осенью из района современного Суэца на хорошо оснащенных пятидесятивесельных судах. Вскоре они достигли бы мыса Гвардафуй. Течения и ветра этого района восточноафриканского побережья помогли бы мореходам, им даже не понадобились бы весла. А у мыса ветер ударил в паруса и погнал корабли на юг. Приближаясь к экватору, они некоторое время сопротивлялись северо‑восточному пассату, но потом их подхватило Мозамбикское течение и донесло до юга Африки. К их большому удивлению, солнце здесь было видно справа, то есть на севере. Позднее весной они прибыли в район бухты Святой Елены и в первый раз за много месяцев ступили на твердую землю. Вырастив урожай пшеницы (он созрел к ноябрю), они поплыли дальше и тут же попали в Бенгельское течение, которое донесло корабли до устья Нигера, в Гвинейском заливе. В конце марта в районе этой реки они вновь увидели в зените полуденное солнце. Работая веслами – здесь им встретилось противотечение, – путешественники миновали мыс Пальмас (территория современной Либерии. – Авт .).

Следующий этап путешествия был нелегким, так как пришлось бороться с пассатом и Канарским течением. Но солнце, сиявшее на небосклоне точно так же, как на их родине, вселяло в путешественников надежду на скорый конец плавания. В ноябре они достигли марокканских берегов и ступили на них, чтобы вновь посеять пшеницу и запастись провизией. В июне следующего года урожай был собран, и корабли двинулись дальше на север. Скоро они миновали Гибралтарский пролив и поплыли по знакомым водам Средиземноморья. Через несколько недель корабли стали на якорь в дельте Нила…

Если бы известие о том, что «Африка на юге закругляется с востока на запад», распространилось в древнем мире, то, наверное, можно было бы избежать догадок и заблуждений более поздних времен. Но корабли вернулись в Египет, когда фараона Нехо уже не было в живых, и некому было оставить на стене храма традиционную надпись, повествующую о достигнутом…

Это плавание произошло слишком поздно для того, чтобы Древний Египет, находившийся на грани краха, мог использовать его в практических целях; однако оно совершилось достаточно рано для того, чтобы мы могли еще раз убедиться в способностях и знаниях народов древнего мира.

До последних лет не имелось никаких, кроме сообщения Геродота, упоминаний об этом удивительном плавании. Но вот какие сведения опубликовал в «South African Archaeological Bulletin» археолог Т. Сэмпсон. Первое, что он обнаружил, – это свидетельство английского путешественника начала прошлого века Дж. Томпсона. В книге «Приключения в Южной Африке» Томпсон упоминает о странной находке в местечке Кейп‑Флэтс, в районе мыса Доброй Надежды, сделанной незадолго до его приезда. Томпсон сам видел найденное. Если верить его описанию, то речь шла о частях обшивки какого‑то древнего судна «со следами металлической субстанции в сильно разъеденном состоянии» – как он предполагает, гвоздей. Старый плотник, присутствовавший при этом, утверждал, что древесина была кедровая. Еще тогда, в 1827 г. Томпсон предположил, что это останки финикийского парусника, потерпевшего крушение во времена, когда пирамиды еще были молодыми, а район Кейп‑Флэтс находился под водой. Но о находке забыли.

Через тридцать лет после обнаружения таинственных обломков местный чиновник сообщил в письме губернатору провинции о находке на побережье семидесятифутовой (двадцать один метр) полуистлевшей кедровой доски. Сохранившиеся обломки уже в наши дни изучал известный южноафриканский ученый Р. Дарт. Он установил, что длина парусника могла достигать 170 футов (62 м), а это вполне соответствует данным по древнему кораблестроению у финикийцев.

…Экспедиция Диаша не раз подходила к берегам, причем настолько близко, что местные жители могли пересчитать мачты на каравеллах. В Ангра‑Пекенa флотилия задержалась из‑за непогоды. Через несколько часов после выхода в море вновь разразилась буря. Стало холодно, совсем не так, как севернее, у берегов Гвинеи. Надежда на спасение ослабла.

Почти две недели плыли с зарифленными парусами и ничего не видели. Их тоже никто не видел. Бухту Святой Елены проплыли, не заметив. Потом, полагая, что береговая линия, как и раньше, идет строго к югу, Диаш повернул на восток – и не обнаружил берегов. Флотилия проскочила Африку! Корабли развернулись на север и нашли удобную бухту. Теперь уже они видели берег, а берег видел их.

Сейчас бухта именуется Моссел, а тогда, в 1488‑м, Диаш назвал ее Пастушьей бухтой: на прибрежных склонах готтентоты пасли скот. Ответом на попытку завязать знакомство был град камней. Спустя десять лет Васко да Гама также не обнаружил у этого племени ни малейших дружеских чувств к европейцам. Готтентоты как будто знали все наперед…

Между тем южная оконечность Африки была уже позади. Экспедиция пока этого не ведала. Но у Диаша была одна задача – двигаться и при этом почитать святых. На небольшом островке, названном Санта‑Круш (Святой Крест), был воздвигнут падран в честь святого Григория. Что это был за остров, никто не знает. Одни говорят, что он исчез в пучине, другие помещают его у южной оконечности Африки; называют и иные места.

На правом берегу реки Бусманс (Бушменской) команды высадились, и было проведено голосование. Все устали. Матросы высказывались за возвращение: судно с запасами продовольствия затерялось по дороге, экспедиции угрожал голод. Для триумфального возвращения на родину открыто достаточно новых земель. Подсчитали голоса – большинство оказалось за возвращение. Это был конец всему предприятию. Как предполагают биографы Диаша, капитан решил, что лучше отложить на несколько лет открытие Индии, в которую он уже знал дорогу, чем прослыть деспотом…

Так или иначе, флотилия пошла домой. Мыс Доброй Надежды они увидели только на обратном пути, когда последние стаи ласточек улетали в Европу. На мысе Диаш все‑таки задержался. Сегодняшнее название южной оконечности Африки – Кабу ди Боа Эшперанса (мыс Доброй Надежды) – придумал, как полагают некоторые исследователи, именно он. Добрая надежда на плавание в Индию! Но надежда не сбылась.

20 мая 1500 г. корабль, на котором Диаш был капитаном в составе экспедиции Кабрала, был уничтожен сильнейшей бурей почти рядом со знаменитым мысом. Итак, предположим, что местным жителям – ими могли быть бушмены – удалось увидеть корабли Диаша в местах его стоянок и вблизи берегов.

Поэтому сделаем пока вывод, схожий с заключением Г. Джонстона, которое он изложил на страницах южноафриканского археологического журнала: «Первые рисунки изображают суда времен Диаша или последующих десятилетий, остальные – финикийские галеры».