Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Опись доктора
Гаттерас задумал отважное предприятие, решив достигнуть крайней точки севера; он хотел доставить Англии, своей родине, славу открытия Северного полюса. Этот неустрашимый мореплаватель сделал все, что было в человеческих силах. Девять месяцев он боролся с течениями, метелями и буранами, разбивал ледяные барьеры, взламывал ледяные поля, боролся с жестокими морозами полярной зимы; своей экспедицией он подвел итог трудам своих предшественников, проверил на деле и, так сказать, восстановил историю полярных открытий; продвинулся на бриге «Форвард» за пределы исследованных морей, уже наполовину выполнил свою задачу – и вдруг его смелые замыслы рухнули! Измена, или, вернее, малодушие, не вынесших тяжких испытаний матросов и преступное безумие их коноводов поставили Гаттераса в безвыходное положение: из восемнадцати человек экипажа, отплывших на бриге, оставалось лишь четверо, да и те были без всякого снаряжения, без корабля, за две с половиной тысячи миль от родины! Гибель «Форварда», который взлетел на воздух на глазах путешественников, лишил их последних средств к существованию. Но даже эта ужасная катастрофа не сломила непреклонного духа Гаттераса. Оставшиеся с ним товарищи были надежнейшие люди экипажа, геройские сердца. Гаттерас воззвал к энергии и знаниям доктора Клоубонни, к преданности Джонсона и Бэлла, к своей вере в задуманное дело; он дерзнул говорить о надежде в этом отчаянном положении, и голос его был услышан доблестными товарищами. Прошлое этих решительных людей было порукой их мужества в будущем. Ободренный энергичными словами капитана, доктор решил выяснить положение вещей и, покинув своих товарищей, остановившихся в пятистах шагах от брига, направился к месту катастрофы. «Форвард», этот великолепный, столь тщательно построенный корабль, перестал существовать. О силе взрыва говорили треснувшие льдины, безобразные, почерневшие, обугленные обломки дерева, исковерканные железные брусья, обрывки тросов, тлеющие подобно пушечным фитилям, и спирали дыма, расстилавшиеся по ледяным полям. Стоявшая на баке пушка была отброшена на несколько туазов и лежала на льдине, точно на лафете. Местность на сто туазов в окружности была усеяна всевозможными обломками; киль выглядывал из‑под кучи ледяных обломков. Оттаявшие от пожара айсберги снова приобрели твердость гранита. Тут только доктор вспомнил о своих потерях: сгорела его каюта, погибли коллекции, разбиты и изуродованы драгоценные инструменты, книги превратились в клочья и пепел. Сколько погибших богатств! Он со слезами на глазах осматривал место ужасной катастрофы и думал уже не о будущем, а о постигшей его непоправимой беде. Вскоре к нему подошел Джонсон. Лицо старого моряка носило следы недавно пережитых страданий. Ему пришлось бороться со взбунтовавшимися товарищами и защищать порученный его охране корабль.
Доктор протянул руку, которую Джонсон с грустью пожал. – Что теперь с нами будет, друг мой? – вырвалось у Клоубонни. – Кто может сказать? – ответил Джонсон. – Главное, – сказал доктор, – не надо отчаиваться, будем мужественны! – Вы правы, доктор, – отвечал старый моряк, – в минуту великих несчастий следует принимать великие решения. Да, попали мы с вами в беду! Но постараемся выпутаться из нее! – Бедный корабль! – вздохнул Клоубонни. – Я привязался к нему, полюбил его, как свой домашний очаг, как дом, в котором провел всю свою жизнь. А теперь и следа от него не осталось! – Кто бы поверил, доктор, что все это дерево и железо было так дорого нашему сердцу! – А где шлюпка? – спросил Клоубонни, озираясь по сторонам. – Она тоже погибла? – Нет, доктор. Шандон и его товарищи взяли ее с собой. – А ялик? – Разлетелся на куски! Видите эти еще не остывшие листы жести? Это все, что от него осталось. – Значит, у нас только и есть, что надувная шлюпка? – Да, потому, что вы захватили ее с собой. – Этого мало, – сказал доктор. – Проклятые изменники удрали! – воскликнул Джонсон. – Пусть небо накажет их по заслугам! – Джонсон, – мягко возразил доктор, – не надо забывать, сколько они перестрадали. Только лучшие из людей остаются твердыми и непоколебимыми в беде, но слабым не устоять. Лучше пожалеем о наших товарищах по несчастью, но не будем их проклинать. Доктор умолк на несколько минут; он с тревогой оглядывал окрестности. – А что сталось с санями? – спросил Джонсон. – Они стоят в миле отсюда. – Под охраной Симпсона? – Нет, друг мой! Симпсон, бедняга, не вынес страданий. – Умер? – воскликнул боцман. – Умер! – ответил доктор. – Бедняга! – сказал Джонсон. – Впрочем, как знать, – не придется ли нам завидовать его участи? – Но взамен умершего мы привезли умирающего, – сказал Клоубонни. – Умирающего? – Да, капитана Альтамонта. И доктор в нескольких словах рассказал боцману обо всем происшедшем. – Американец! – в раздумье произнес Джонсон. – Да, как видно, это гражданин Соединенных Штатов. Но интересно знать, что это за судно «Порпойз», которое, очевидно, потерпело крушение, и зачем оно пришло сюда. – На свою погибель, – ответил Джонсон. – Оно везло свой экипаж на верную смерть. Такая участь ждет чуть ли не всех смельчаков, которые заходят в эти гибельные места. Но вы‑то, доктор, по крайней мере добрались до цели, к которой стремились? – До залежей каменного угля? – спросил Клоубонни. – Да. Доктор печально покачал головой. – Так, значит, ничего? – Ничего! У нас не хватило продуктов, и мы выбились из сил. Мы даже не дошли до берега, о котором упоминает Эдуард Бельчер. – Итак, – сказал Джонсон, – мы без топлива. – Да. – И без провианта? – Да. – И вдобавок нет корабля, чтобы вернуться в Англию… Оба замолчали. Надо было обладать незаурядным мужеством, чтобы взглянуть в лицо таким несчастьям. – По крайней мере, – сказал Джонсон, – наше положение выяснилось. Теперь мы знаем, на что рассчитывать. Начнем же с самого необходимого. Стужа стоит лютая. Построим себе снежный домик. – С помощью Бэлла это нетрудно сделать, – ответил доктор. – Затем сходим за санями, привезем американца и будем совещаться с Гаттерасом. – Бедный капитан! – воскликнул Джонсон, забывая о своей участи. – Верно, он ужасно страдает. Доктор и Джонсон вернулись к своим товарищам. Гаттерас стоял неподвижно, скрестив, по своему обыкновению, руки на груди, устремив взгляд в пространство, как бы стараясь разгадать, что их ждет в будущем. Лицо его приняло обычное выражение непоколебимой твердости. О чем размышлял этот удивительный человек? Думал ли он о своем отчаянном положении и разбитых надеждах? Или, быть может, ему приходило в голову, что надо вернуться назад, поскольку обстоятельства, люди и стихии против него… Никто не мог разгадать его мыслей. Его лицо было непроницаемо. Верный Дэк стоял возле капитана, не обращая внимание на тридцатидвухградусный мороз. Бэлл неподвижно лежал на льду; казалось, он лишился чувств. Это могло стоить ему жизни, – он рисковал замерзнуть. Джонсон, растолкав товарища, стал поспешно растирать ему лицо снегом и не без труда вывел из оцепенения. – Да ну же, Бэлл, пошевеливайся! – ворчал старый моряк. – Нельзя, брат, распускаться! Вставай! Надо потолковать о наших делах да соорудить какое‑нибудь пристанище. Разве ты забыл, как строят снежные дома? Пойдем, помоги мне, Бэлл. Вот этот айсберг так и напрашивается, чтобы его поковыряли! За дело! Как начнешь работать, так к тебе и придет бодрость да отвага, а без них тут пропадешь. Бэлл, несколько ободренный этими словами, отправился за Джонсоном. – А тем временем, – продолжал боцман, – доктор сходит за санями и привезет их вместе с собаками. – Сию же минуту пойду, – сказал Клоубонни. – Вернусь через час. – Вы пойдете с доктором, капитан? – спросил Джонсон, подходя к Гаттерасу. Капитан стоял, погруженный в раздумье, однако он услыхал слова Джонсона и ответил мягким тоном: – Нет, друг мой, я, полагаю, доктор и один с этим справится… Необходимо сегодня же принять какое‑то решение. Я должен остаться один и кое‑что обдумать. Идите! Действуйте, как находите нужным, а я подумаю, что предпринять. Джонсон подошел к доктору. – Как странно! – сказал боцман. – Кажется, гнев капитана уже прошел. Он никогда еще не говорил таким ласковым голосом. – Да! К нему вернулось прежнее хладнокровие, – ответил доктор. – Поверьте мне, Джонсон, этот человек может спасти нас. С этим словами Клоубонни нахлобучил капюшон по самые брови и с остроконечной палкой в руке зашагал по направлению к саням в облаках тумана, чуть озаренных лунными лучами.
Джонсон и Бэлл немедленно принялись за работу. Старый моряк своими прибаутками ободрял плотника, который работал молча. Строить домик не пришлось; достаточно было вырубить углубление в ледяной горе. Рубить твердый лед очень тяжело, зато жилищу обеспечена прочность. Вскоре Джонсон и Бэлл работали уже в вырубленном ими углублении, выбрасывая наружу куски, отколотые от ледяной глыбы. Гаттерас, ходивший взад и вперед быстрыми шагами, по временам останавливался: по‑видимому, ему не хотелось приближаться к месту гибели его злополучного брига. Доктор сдержал слово и быстро вернулся. Он привез Альтамонта, лежавшего на санях и накрытого палаткой. Гренландские собаки, тощие, изнуренные, голодные, с трудом тащили сани и глодали свою ременную упряжь. Пора было накормить людей и животных и дать им отдых. Пока Джонсон и Бэлл вырубали во льду пещеру, доктор нашел небольшую чугунную печь, почти не пострадавшую от взрыва; ее погнувшуюся трубу легко было выпрямить. Через три часа ледяной дом был готов; установили печь, набили ее щепками, и она весело загудела, распространяя кругом живительное тепло. Американца внесли в дом и положили на разостланные одеяла; четверо англичан, усевшись возле огня, стали подкрепляться остатками провизии, находившейся в санях, – горстью сухарей и горячим чаем. Гаттерас не говорил ни слова; все с уважением относились к его молчанию. После обеда доктор знаком пригласил Джонсона выйти из хижины. – Теперь, – сказал он, – мы будем составлять опись оставшегося у нас имущества. Необходимо в точности знать, в каком состоянии наши разбросанные повсюду богатства. Надо их собрать, потому что с минуты на минуту может пойти снег, и тогда нам не отыскать ни малейших остатков брига. – Да, времени терять не следует, – согласился Джонсон. – Главное для нас – продукты и дерево. – Ну, так давайте начнем дружно искать, – сказал Клоубонни, – и исследуем весь очаг взрыва, начиная с центра; постепенно доберемся до окружности. Джонсон и доктор немедленно отправились на место, где находился раньше «Форвард». При бледном свете луны оба внимательно осматривали остатки корабля. Начались лихорадочные поиски. Доктор отдался им если не с удовольствием, то с увлечением охотника, и у него сильно билось сердце всякий раз, как ему удавалось отыскать какой‑нибудь почти целый ящик. К несчастью, большинство ящиков оказались пустыми, и обломки их были разбросаны по ледяному полю. Сила взрыва была сокрушительна. От корабля остались лишь обломки и пепел. То там, то сям валялись крупные части машины, исковерканные, изломанные; лопасти винта, отброшенные от брига на двадцать туазов, глубоко врезались в затвердевший снег; цилиндры были исковерканы и сорваны с цапф, раздавленная, треснувшая во всю длину труба, с висевшими обрывками цепей, высовывалась из‑под огромной льдины; гвозди, крючки, железные скрепы руля, листы медной обшивки – все металлические части, точно картечь, разлетелись во все стороны.
Но этот металл, который мог бы обогатить целое племя эскимосов, не имел в настоящее время никакого значения. Прежде всего необходимы были продукты, а их доктор находил меньше всего. «Плохо дело, – говорил он себе. – Очевидно, кладовая, находившаяся возле крюйт‑камеры, совершенно разрушена взрывом. Что не сгорело, искрошено вдребезги. Скверно!.. Если Джонсон не окажется счастливее меня, то я прямо не знаю, что с нами будет». Доктор в своих поисках продвигался все дальше и дальше, и ему, наконец, удалось собрать остатки пеммикана, около пятнадцати фунтов; четыре уцелевшие глиняные бутыли, далеко отброшенные и упавшие в рыхлый снег, содержали пять или шесть пинт водки. Он нашел также два пакета семян ложечной травы, которая должна была заменить лимонный сок и была неплохим противоцинготным средством. Через два часа доктор и Джонсон встретились и сообщили друг другу результаты своих поисков. К сожалению, уцелели лишь жалкие остатки провианта: небольшое количество солонины, фунтов пятьдесят пеммикана, три мешка сухарей, несколько плиток шоколада, немного водки и около двух фунтов кофе, по зернышкам собранного на льду. Не найдено было ни одеял, ни коек, ни одежды: очевидно, все это было уничтожено взрывом. Припасов, которые собрали доктор и Джонсон, могло хватить при экономном потреблении всего на три недели; но этого было недостаточно, чтобы восстановить силы изнуренных людей. Таким образом, по роковому стечению обстоятельств, у Гаттераса сперва не хватило топлива, а теперь грозила опасность умереть с голода. Что касается топлива, состоящего из остатков брига, обломков мачт и корпуса корабля, то его должно было хватить тоже примерно на три недели. Но прежде чем пустить его в печь, доктор спросил Джонсона, не пригодятся ли эти бесформенные обломки для сооружения небольшого судна или по крайней мере шлюпки. – Нет, доктор, – отвечал Джонсон, – об этом нечего и думать. Тут нет ни одного куска дерева, который можно было бы пустить в ход. Этот хлам обеспечит нас теплом на несколько дней, а потом… – А что будет потом? – спросил доктор. – Это уж как богу будет угодно, – ответил Джонсон. Окончив опись, доктор и Джонсон направились к саням, запрягли в них несчастных, измученных собак и вернулись на место взрыва. Нагрузив сани жалкими остатками драгоценного материала, они перевезли его к ледяному дому; затем, полузамерзшие, сели отогреваться у очага возле своих товарищей по несчастью.
|