Мировоззрение

Один педагогический журнал провел опрос среди родителей дошкольников. Их спрашивали, в чем они видят основную зада­чу воспитания. Большинство опрошенных заявили, что это на­учение чему-то: рисовать, играть, аккуратно кушать, самостоя­тельно одеваться, и передача знаний: о живом и неживом, о природе и технике, быте, искусстве и различных науках. С таким же мнением я столкнулась, когда работала в детском саду психо­логом: родители настроены на обучение своих детей, передачу им знаний. Между тем важны не сами знания об окружающем мире, а отношения — то есть чувства. Иными словами, не столь важно, названия каких деревьев знает ребенок, сколь то, что де­ревья — тоже живые, они растут и нуждаются в уходе, их нельзя ломать. И при взгляде на больное, засыхающее растение у малы­ша должно возникнуть чувство и желание что-то сделать, чтобы оно не погибло. Мировоззрение — это совокупность чувств и мыслей, оно включает в себя эмоциональный, оценочный ком­понент, делит все суждения о мире на «правильные» и «непра­вильные». И именно это позволяет ребенку ориентироваться в окружающей жизни.

И именно это позже становится причиной кризиса и душев­ных терзаний.

«Меня всегда учили, что мнение старшего неоспоримо и не­пререкаемо. Нашим семейным авторитетом был дед — как он решит, так все и будет. Помню, как стал свидетелем ссоры отца с дедом: отец решил менять работу, ему пред­ложили пойти в море. Дед кричал: "Это позор —уходить с завода, вся династия наша связана с этим трудом!" Отец послушался, остался. И настоял, чтобы я выучился на ин­женера. Я тоже не сопротивлялся, хотя в душе мечтал о другом. Но мне даже в голову не приходило — как можно заявлять о своих желаниях?! Мои одноклассники говорили: "Я пойду в мореходное, мне нравится море..." или "Выучусь на парикмахера, люблю стричь людей"... Да мало ли что

ты любишь! Теперь мой сын засобирался учиться на худож­ника. Слава Богу, дед не дожил, было бы крику. Вот и не знаю — с одной стороны, стабильность и традиция, с дру­гой — а может, не имеем мы права решать за другого, чем ему заниматься?! Я для своего сына — авторитет, как ска­жу, так и будет... Но вот правильно ли это?»

Строители коммунизма полагали, что мировоззрение можно сформировать при помощи лозунгов, речевок, литературы по нравственному воспитанию, поучений и примера передовиков. Кое-что у них получалось: многие из нас в детстве верили, что мы живем в самой прекрасной и справедливой стране, что обще­ственное превыше личного и что у нас секса нет. Но при этом видели несовпадение того, что декларируется, с тем, что мы име­ем. Для поколения, выросшего при социализме, естественный возрастной кризис мировоззрения усилился кризисом, который произошел в стране.

Но, какие бы ни случились катаклизмы в обществе, существу­ют особенности мировосприятия, сформированные в детстве. Именно от них зависит, насколько сможет ребенок быть гибким в своем мировоззрении, как адаптируется к изменяющейся дей­ствительности, сумеет ли удержаться на основополагающих взглядах и принципах.

Работая с детскими установками своих клиентов и участни­ков тренингов, я выделила две крайности восприятия и поведе­ния. Назову их «благодаря» и «вопреки».

«Благодаря родителям»

• «Они научили меня доводить начатое дело до конца»;

• «Я, как и мама, не терплю беспорядок в доме»;

• «Надо быть скромнее в своих желаниях — мои родители научили меня довольствоваться тем, что есть, и не требо­вать большего»;

• «Женщина — прежде всего мать и жена: такой была моя мать»;

• «Мужик должен уметь постоять за себя — отец учил меня быть сильным. Ненавижу хлюпиков»;

• «Деньги счет любят: в моей семье все доходы и расходы учи­

тывались. Я десять раз подумаю, прежде чем потратить деньги»;

• «Образование — залог хорошей жизни. Мои родители сде­лали все, чтобы я стал образованным человеком».

Стратегия «благодаря» предполагает перенесение в свою взрос­лую жизнь тех мировоззренческих принципов, на которых строи­лась жизнь родителей. Не имея этого опыта, очень сложно вы­страивать отношения с миром. Так, дети из неблагополучных семей и выросшие в детских домах оказываются беспомощны и наивны — у них нет взглядов на жизнь, которые усвоены от роди­телей как «правильные». И напротив, ребенок, которого вырасти­ли родители, имеющие четко выстроенные взгляды на мир, взрос­лея, их присваивает. Основное коварство этой стратегии заклю­чается в том, что с течением жизни меняются условия. И очень трудно подвергнуть сомнению то, что казалось незыблемым.

Однажды я консультировала мужчину. Он пришел ко мне с вопросом: «Почему от меня ушла жена?» Его негодованию и не­доумению не было предела: образцовый мужи отец, без вредных привычек и умеющий обеспечить семью... А она забрала ребен­ка и ушла к матери. Сейчас ютятся в однокомнатной квартире, живут втроем на одну зарплату. Ситуация действительно была не очень понятной — мужчина утверждал, что они любили друг друга, и воспринимал свою семейную жизнь как идеальную. Тог­да я попросила его рассказать об укладе их жизни — как они стро­или свой день, чем занимались, как отдыхали, как воспитывали ребенка, на что тратили деньги. В процессе рассказа у меня воз­никло чувство возмущения: он периодически озвучивал принци­пы, с которыми я не могла согласиться. И дело было даже не в том, что он говорит, а как. Я попросила разрешения по ходу запи­сывать его фразы. Делала это фломастером, крупными буквами — каждая фраза на отдельном листе. Под конец разговора передо мной лежала целая стопка «лозунгов»: «Жена обязана держать дом в чистоте и порядке», «Жена должна уметь вкусно и разнообраз­но готовить», «Женщина не может распределять бюджет — это мужское дело», «Ребенок должен жить по режиму», «В воспита­нии сына решающее слово за отцом» и т. д. Я разложила листы перед своим клиентом и увидела в его глазах удивление. Он не производил впечатление тирана, его горе было искренним и же­лание вернуть жену очень сильным. Но факт налицо: все эти

«должна» и «обязана» — это не просто фразы, а мировоззрение, которое подкреплялось поведением.

— Скажи, а откуда у тебя появилось это знание жизни — что твоя жена и твой сын должны вести себя именно так?

— А ты считаешь, что это неправильно?

— Вовсе нет, просто хочется узнать источник...

— Ну, у меня родители так жили. И живут счастливо уже почти тридцать лет. Мама — идеальная хозяйка, у нас всегда дом сиял чи­стотой, и пахло вкусной едой. Она никогда не работала, растила нас с братом. А отец всегда, даже в самые трудные времена, обеспечи­вал семью. Он, конечно, бывал очень строг, и, мне казалось, иногда несправедлив... Однажды мама, не посоветовавшись с отцом, ку­пила у соседки блузку. Отец заставил вернуть покупку и забрать день­ги. А потом сам, через несколько дней, дал ей деньги и велел что-то себе купить. Но соседка блузку уже продала, а в магазине ничего не было. Мне было жаль маму, но я понимал, что отец имеет на это право: он зарабатывает деньги и он решает, когда и что покупать.

— А ты сам как считаешь?

— Ну ведь они же живут счастливо вот уже много лет!

—А твой брак распадается, хотя ты все стараешься делать так же.

— Моя жена выросла в другой семье, и у нее другие понятия...

— Вот именно! Может, пора перестать оглядываться на роди­телей и начать вырабатывать свои семейные принципы?

«Вопреки родителям»

• «Я никогда не буду жить с пьяницей, как моя мать»;

• «Я буду всегда рядом со своим ребенком. Достаточно того, что я все детство провела в садах, лагерях, интернатах»;

• «Ни за что не опущусь до неквалифицированного труда: это удел неудачников, как мой отец»;

• «Сомневаюсь, что у меня будут дети. Мне хватило в дет­стве младших сестер и братьев»;

• «Животные в доме — это здорово. Мои родители ненави­дели любую живность, они были озабочены чистотой»;

• «Я стремлюсь нравиться мужчинам, и моя мама меня за это осуждает».

Детский опыт указывает на то, что взгляды родителей и их образ жизни приносили ребенку боль, разочарование, стыд.

Или перед глазами был идеал, которому родители не соответ­ствовали,

«Моя мама три раза была замужем и осталась одна с деть­ми. Она не могла ужиться с мужчиной, считала, что од­ной легче, что надо полагаться только на себя. Надо ска­зать, что и мужчины ей попадались соответствующие. В общем, жили мы женской компанией —мама, бабушка и я с сестрой. Но классе в пятом я подружилась с девочкой, у которой был прекрасный папа. Я раньше такого никогда не видела: папа везде ее водил, брал с собою на рыбалку и за грибами, учил ее играть на баяне. Однажды она предложи­ла поехать с ними за клюквой, и я согласилась. Помню, как мы сидели в лесу и ели бутерброды с чаем, и родители очень просто, на равных с нами разговаривали. Олин папа рас­спрашивал меня про учебу, про семью, стал рассказывать про свое детство. Я тогда подумала —хочу, чтобы у меня, когда я вырасту, был бы такой муж. А до этого я вообще думала, что замуж выйду, только чтобы ребенка родить. Когда я познакомилась с Лешей и мы решили пожениться, мама сказала: «Это ненадолго». А я решила, что у меня все будет по-другому И вот мы уже шестой год вместе, но мама Леше не доверяет, все ждет какого-то подвоха».

Иногда кажется, что, поступая вопреки опыту родителей, ко­торый мы оцениваем как неудачный, можно добиться положи­тельного результата. Но отвергнуть — значит впасть в другую крайность. Это протест, а не попытка самостоятельно обдумы­вать и принимать решение. Борьба с родительскими взглядами оборачивается пленом других установок. В протесте человек не может критически оценить свои взгляды и очень долго не заме­чает их бесполезности или даже вреда. Это характерно для под­ростков, но зачастую, вырастая, мы остаемся все теми же проте­стующими детьми.

Почти на каждом тренинге я узнаю историю «битвы взглядов», которую ведут взрослые люди со своими родителями. Очень часто «противник» (то есть родители) находится далеко, иногда его уже нет в живых, но выросший ребенок продолжает бороться. Психо­логи называют этот феномен «присвоением внешнего агрессора».

— Я не знаю, что мне делать. Дети постоянно болеют. В сади­ке им плохо, я это вижу. Мы пробовали нанимать няню, но я ей не доверяю. Посторонний человек не может дать ребенку той заботы, которую дает мать...

—У меня такое ощущение, что ты сама не хочешь расставать­ся с детьми и с удовольствием сидела бы с ними дома?

— Нет, ну что ты, у меня работа, я должна строить свою карь­еру, меня ценят...

— Это «должна», а что ты хочешь?

— Когда дети заболевают, у меня возникает чувство облегче­ния: я могу остаться дома и быть с ними.

— Ну, вот видишь — зачем же заставлять себя и мучить де­тей?

— Тогда я стану как моя мама: всю жизнь у плиты!

— Но речь-то идет не о всей жизни, а о том, что сейчас проис­ходит в твоей семье.

Мировоззрение не тождественно логической, продуманной, оформленной в систему картине мира. Оно включает в себя не­осознаваемые структуры мировосприятия. Очень давно — мно­гие исследователи утверждают, что еще в младенчестве, — появ­ляется ощущение того, безопасен ли этот мир, желанны ли мы в нем, любят ли нас и надо ли нам любить себя. Позже, от взрос­лых, мы узнаем, что есть добро и что зло, что такое красота и что есть истина и справедливость. Еще позже мы начинаем задумы­ваться о том, зачем мы живем. Детство и вся наша «зависимая» жизнь наложили свой отпечаток на наши нынешние взгляды. Наверное, нельзя все переписать с чистого листа, да и надо ли? Но, как бы ни был несправедлив и жесток мир «тогда», есть шанс изменить его «сейчас». Известно, что выработка нового мировоз­зрения идет на базе прошлых достижений и содержит позитив­ные моменты прежнего.

Работа с мировоззренческими ловушками прошлого сложна тем, что:

• очень часто они не осознаются. Человек не замечает, что за каким-то проблемным поведением или чертой характе­ра стоит установка;

• человек всеми силами отстаивает убеждение, которое при­несло ему уже немало неприятностей. Речь идет об упрям­стве и стремлении настаивать на своем;

• человек понимает, что установка связана с детством и лю­бимыми людьми, и ее смена рассматривается как преда­тельство.

Я не буду описывать последовательность работы с ограниче­ниями — это материал прекрасно изложен, к примеру, Альбер­том Эллисом. Скажу лишь, что я верю в силу разума и логики. И если нас сумели когда-то убедить в чем-то, то мы в силах найти контраргументы и, подключив эмоции, можем создать свою кар­тину мира. Во что верим — так и живем.

Упражнение «Детская тюрьма»

Тюрьма — это символ, метафора несвободы и зависимости. В контексте этого упражнения — зависимости от установок, по­зиций, сложившихся в жизни. Мы зачастую не отдаем себе отче­та в том, как образ жизни наших родителей, их слова и поступки продолжают влиять на нашу настоящую жизнь. Нельзя однознач­но говорить, что это плохо: опыт детства во многом полезен и нет причин сомневаться в правильности того, чему учили роди­тели. В этом случае мы имеем дело с рациональными установка­ми. Но встречается и другой вариант, когда установки детства не соответствуют действительности и наносят вред развитию.

Цель. Исследование мировоззренческих установок, вынесен­ных из детства, их анализ. Работа с иррациональными установ­ками.

Организация. Несколько этапов, которые будут по-разному организованы. Кроме этого, понадобятся листы бумаги — по два на человека, фломастеры, скотч.

Длительность. 1-1,5 часа.

Ход.

1. Организовать работу в двух кругах по типу «Карусели» — внутренний и внешний круг, разговор в парах (2-3 мин), сме­на пар.

Темы бесед:

• Как в моей детской семье родители относились к своей ра­боте?

•...к деньгам?

•...к старшим (старикам) и младшим?

•... к любви и сексу?

•...к дружбе?

•...к порядку в доме?

2. Предложить каждому участнику составить список утвержде­ний «Моя мама меня учила, что...». Объясните, что эти утвержде­ния могли не звучать из уст родителей, но их поведение и образ жизни свидетельствовали именно об этом. На этом этапе анали­зировать утверждение и определять их правильность не следует.

3. Анализ утверждений:

• Как эти мировоззренческие установки влияют на вашу жизнь?

• Какие из них являются рациональными (субъективно вер­ными) или иррациональными (неверными)?

• Выявите ту установку, которая иррациональна для вас, но вам очень трудно от нее отказаться.

Сформулировать и записать крупными буквами на листе одну установку, с которой хочется поработать. Необходимо, чтобы формулировка была очень конкретной: «Всегда помогай слабым», «Порядок в доме — обязанность женщины», «Деньги зарабаты­ваются тяжелым трудом» и т. д.

4. Все участники садятся на пол в круг. Их огораживают сту­льями, спинками внутрь. На каждую спинку приклеиваются скот­чем листы с написанными на них установками. Дайте возмож­ность участникам молча посидеть в кругу и ощутить влияние написанного. Напомните про метафору тюрьмы — установки стали для нас решетками, которые ограничивают свободу.

5. Попросите ответить на вопрос: «К каким последствиям при­водит соблюдение этой установки?» («Всегда помогай слабым» — люди садятся на шею, просьбы превращаются в требования, не остается времени на себя...)

6. Сформулировать новое утверждение, которое будет являть­ся рациональным. При необходимости объясните людям, чем отличаются иррациональные установки от рациональных: обыч­но это установки долженствования, отличающиеся своей кате­горичностью. Помогите перевести их в установки предпочтения или заменить на противоположные.

(«Всегда помогай слабым». — «Я предпочитаю помогать тому, кто просит о помощи, если это не вредит моим интересам».)

7. Новая установка записывается на лист бумаги, и она явля­ется для участника «пропуском на свободу». Старая установка

уничтожается. Таким образом, участники по одному будут выхо­дить из круга, пока он не опустеет.

По ходу этого упражнения делается много аналитической ра­боты и звучат выводы. Поэтому шеринг можно ограничить од­ним вопросом:

• Какой опыт я получил в этом упражнении и как он может отразиться на моей жизни?

Упражнение «Наследие»

Тема семейного наследия может возникнуть на тренингах детско-родительских и семейных отношений. Поднимая ее, надо помнить, что у участников могут проявиться тяжелые чувства и воспомина­ния: обиды, непонимание, боль. Этой визуализации предшествует работа по переосмыслению детского опыта, терапия переживаний. Кроме того, тема рода для многих является сложной в связи с недо­статком информации. Я в этом случае предлагаю накануне дома со­ставить генеалогическое дерево. Это стимулирует поиск материала и подготавливает к работе с семейным наследием.

Цель. Переосмысление семейного наследия как передачи цен­ностей, носителем которых ты являешься. Формирование ощу­щения общности со своим родом, восприятия родительской фун­кции как миссии.

Организация. Лежа на полу. Текст читается под музыку.

Длительность. 25-30 мин.

Ход. Текст визуализации:

«Представь себе, что ты листаешь семейный альбом. В этом альбоме собраны фотографии твоих предков и родственников. Может быть, этот альбом существует на самом деле и тебе надо лишь вспомнить эти снимки. А может быть, ты придумаешь его в своем воображении. Пусть тебя не смущает, что ты не помнишь или не знаешь, как выглядели твои прабабушка или дед, — это не важно. Можешь придумать им любую внешность. Главное — это понять, что они существовали. Ты смотришь на их изображе­ния и вспоминаешь их имена. На фотографиях отражены вехи их жизни. Их внешность, одежда, позы отражают их характеры, привычки, образ жизни, слабости...

А теперь представь, что у тебя очень большой праздник: день рождения, юбилей или празднование достижения в твоей жиз­

ни. Это праздник, на котором не будет посторонних людей, и сюда не придут твои друзья и знакомые — соберутся только родствен­ники. По этому случаю накрыт большой стол, и вот уже гости за­няли свои места, и ты сидишь во главе стола... Люди, которые пришли тебя поздравить, — те, кто передал тебе частицу своей крови; и твоя внешность, и твой характер подобно мозаике со­зданы из частичек их личностей. Возможно, многих из этих лю­дей тебе уже никогда не увидеть: они ушли в мир иной. Но в сво­ем воображении ты можешь воспроизвести их лица и представить их гостями на твоем празднике. Внимательно осмотри всех при­сутствующих, встреться взглядом с каждым, каждому вырази свое почтение. Может быть, кто-то из этих людей сейчас присутству­ет в твоей жизни, но ваши отношения далеки от родственных? Посади и их за свой стол, почувствуй, что вы ветви одного рода.

Итак, необычное торжество начинается. И как положено, ты услышишь здесь много приятных и важных слов и получишь не­обычные, значимые для тебя подарки.

Первым говорит самый старший и самый почитаемый пред­ставитель вашего рода. Может быть, это твой прадед, а может быть, бабушка — представь себе того, кого тебе хочется увидеть в этой роли. Послушай, о чем слова этого человека? Какое напут­ствие он дает тебе? Этот человек дарит тебе свой подарок: пред­мет, в котором есть тайный смысл, талисман, который будет по­могать тебе на жизненном пути.

А теперь выслушай слова кого-то из своих родителей. Твоя мама (или отец) тоже хочет сказать что-то очень важное. Эта речь не похожа на обычный тост — в этих словах сконцентрирована мудрость их жизни. О чем эти слова? Какой подарок ты получа­ешь от своих родителей?

Настала очередь говорить тому из твоих родственников, кто близок с тобой по возрасту: брат, сестра или дядя, которого ты воспринимаешь как ровесника... Выслушай его слова и прими то, что он хочет тебе подарить.

А теперь дошел черед до самого младшего за этим столом — твоего ребенка. Он тоже хочет сказать свое слово: о том, за что он тебе благодарен и что еще ждет от тебя. И у него тоже есть что подарить тебе.

Ваш праздник продолжается. Гости за твоим столом, как им и положено, едят, веселятся, ведут неспешные беседы. Ты обводишь

взглядом всех присутствующих и понимаешь, что эта встреча — лишь плод твоего воображения. Но с каждым из этих людей у тебя существует незримая связь: кровное родство. На протяжении многих лет, десятилетий создавались различные комбинации характеров и судеб — собиралось лучшее и особенное, а неваж­ное и дурное отметалось. И ты сейчас, как эстафетную палочку, передаешь своему ребенку ценности своего рода. В чем они со­стоят? Что является вашим родовым наследием? Ответы на эти вопросы тебе еще предстоит найти... А сейчас мысленно попро­щайся со своими родственниками... Мысленно захлопни семей­ный альбом... И возвращайся в свое настоящее». Вопросы к шерингу

• Какие чувства и переживания вызвало упражнение?

• Какой дар оказался для вас самым ценным?

• Какие слова и кем произнесенные для вас сейчас очень зна­чимы?

Возможно, участники смогут обойтись и без вопросов — пред­ложите им поделиться самым важным, что они увидели и поняли во время визуализации.

Обиды

А помнишь, как...

...ты обвинила меня в краже брошки, а я ее не трогала?...вы договорились со мною не разговаривать? Всем клас­сом, без причины, просто так...

... ты обещал купить мне на день рождения велосипед, а ку­пил куртку? А я делал вид, что рад....моего щенка отдали соседке......выбросили мои фантики...

...смеялись, когда я поскользнулась иупала в грязь...

Мы вспоминаем и смеемся, надеясь, что уже не больно. Вмес­те с нами смеются наши обидчики. Но боль вдруг вспыхивает с новой силой — детские обиды живучи.

Ну что с того: случай вроде ерундовый, да и лет прошло сколь­ко?! И ничего трагического не произошло...

...брошку нашли через несколько лет за подкладкой твоего пальто.

...бойкот длился всего неделю, а потом как ни в чем не бы­вало.

...велик купили через два года, но я на нем почти не катался....щенок через полгода умер от чумки....я перестала собирать фантики. И вообще больше ничего не собирала.

...я смеялась вместе с вами. И научилась прятать свою обиду.

Детские чувства не постигаются умом. Взрослые объяснения тонут в море боли, фразы «...и нечего тебе обижаться!», «Ты что надулся?», «На обиженных воду возят!» бьют наотмашь, и ребе­нок понимает, что он одинок. Не понят. Высмеян. Унижен. Про­должение может быть разным, но оно будет обязательно. Непро-явленные чувства найдут свой выход.

«Собирание обид». Коллекция, которая заводится вместо вы­брошенных фантиков. Ребенок становится очень внимательным

к поведению окружающих— он ждет, когда его обидят! И чув­ство начинает возникать даже по самым незначительным пово­дам — не так посмотрели, спросили последним, отрезали самый маленький кусок... Ребенок становится грустным, пассивным, безучастным. А взрослые — спектакль рассчитан именно на них — озадачены и растеряны: «Что случилось?» Ребенок не пла­чет, не требует и не просит, он даже в обиде не признается, он просто печален. И в ответ на это возникает чувство вины — мы что-то сделали не так! Если ребенку удается «обвиноватить» сво­их обидчиков, то он отомщен. Так появляются на свет Мучени­ки —люди, которые добиваются почти всего при помощи демон­страции своей печали.

«Все хорошо!» Привычка глотать обиды, делать вид, что ни­чего не произошло. До моих чувств никому нет дела, люди любят веселых детей. Проглоченные чувства чаще всего застревают в горле, оно начинает болеть. Взрослые недоумевают: от чего? Даже летом! А ребенок ходит с опухшими железками, хрипит, с трудом глотает. Потом вырастает для всех приятный, воспитанный, доб­рожелательный, слова грубого не скажет. И безотказный, и бе­зответный. Только у близких и тех, кто находится часто с ним рядом, возникает непреодолимое желание стукнуть его посиль­нее — словом ли, делом ли, поступком, взглядом. Но в ответ лишь улыбка или вообще никакого ответа. Бывают слезы, но одино­кие, тайком в подушку.

«Эффект пароварки». Накопленные обиды создают непрео­долимое внутреннее напряжение, и ребенок «взрывается». Это может быть истерика, может быть ярость. В любом случае послед­ствия ужасны. Принародная истерика моментально создает ре­путацию «псих ненормальный», а после реакции гнева еще до­бавляются разрушения, испорченные отношения, а иногда и непоправимые трагедии. Ребенок пугается своих чувств, пыта­ется их не показывать, и все идет по кругу: спрятанная обида, еще одна, и еще, а потом взрыв. С возрастом сценарий мало в чем изменяется, разве что интервалы становятся подлиннее, а последствия пострашнее: увольнения с работы, разводы, потеря друзей, одиночество.

Во всех этих сценариях одно общее—обида числится в «плохих» чувствах. Когда-то это случается в первый раз, и ребенок получает ответ от окружающих: обижаться плохо, мы тебя таким не любим.

«На день рождения Тани родители пригласили много гостей. Пришли незнакомые люди с детьми. Тане вручали подарки, гладили по голове, восторгались ее новым платьем и тем, как она выросла... А потом разом все забыли, что она име­нинница. К ней в комнату набились дети разных возрастов, они стали вытаскивать игрушки, книги, разбросали по полу карандаши, выпачкали тортом новое платье. И Таня рас­плакалась, с горькими жалобами бросилась к родителям, но тут же была выведена в прихожую и отчитана за сле­зы. "Не реви! Ничего страшного, потом все уберем. Нельзя так вести себя при гостях!" Уже много лет подряд Татья­на с ужасом ждет своего дня рождения: накормить, напо­ить, развлечь гостей, а потом разгребать последствия праздника и считать деньги до получки. А как же иначе? Что скажут люди?»

Мы вырастаем и начинаем поступать с собою так же, как рань­ше с нами поступали взрослые, — мы начинаем игнорировать свои чувства. Между тем обиженный ребенок никуда не делся, он совсем близко, и готов расплакаться, и даже разрыдаться, толь­ко бы нашлись уши, умеющие слушать, руки, умеющие обнимать, сердце, умеющее понимать и сочувствовать.

— Скажи, вот сейчас ты это рассказываешь, и тебе на самом деле смешно?

— Нет, не очень...

— А что на самом деле?

— Мне обидно...

— До сих пор?

— Да, да, они не имели права так поступать со мной! Пусть звучат слова, пусть текут слезы, пусть произойдет вы­плакивание, без этого невозможно.

Однажды я наблюдала по телевизору, как один психотерапевт, работая с детскими обидами, повел беседу в таком русле:

— А как ты думаешь, почему мама так поступила?

— Ей было неудобно перед людьми, она заботилась, чтобы у меня было много друзей...

— Значит, она хотела тебе добра?

— Да.

— А почему ей было это важно?

— Потому, что я ее дочь и она меня любит,

— Значит, все, что делала мама, она делала от любви к тебе?

— Да.

— Может, это повод, чтобы простить ее?

— Да...

Это был ужас: тысячи людей смотрели на это и верили, что так надо поступать с нашими душевными ранами! Замазать гнойник зеленкой и успокоиться! В очередной раз, но уже во взрослом воз­расте, и уже специалист-душевед, провозгласил: «Ты неправильно чувствуешь! Надо чувствовать любовь, а ты обижаешься!»

Еще один случай: ко мне на консультацию приходит женщина и буквально с порога заявляет:

— Только не надо расспрашивать меня про мое детство. Я уже все проработала и простила свою маму.

— А что, было чего прощать?

— Ну да, мама у меня женщина жесткая, принципиальная, и случалось всякое...

— И как же ты ее простила?

— Я в одной книжке прочитала, что надо шестьдесят раз на­писать «Мама, я тебя прощаю», и еще на стену повесить аффир-мацию на двадцать один день.

— Ну и что, полегчало?

— Да, конечно, поэтому давай не будем трогать эту тему! Через несколько дней поздним вечером у меня раздался теле­фонный звонок:

— Ира, мне надо срочно с тобой встретиться, мне очень плохо.

— Что произошло?

— Ко мне в гости приехала мама...

На следующий день у меня в кабинете, давясь слезами, она рассказывала: «Моя мама работала учительницей в нашем клас­се. И мне надо было называть ее по имени-отчеству. И она всегда спрашивала у меня то, что я не успела выучить или не поняла. Дома ничего не объясняла, считала, что я все должна, как и дру­гие, понимать в классе. Она не менялась, когда приходила до­мой, — тот же тон, те же требования, те же фразы.,. Я иногда путалась и дома ее тоже называла по отчеству...»

Так продолжалось три дня — изливание всего, что накопилось в детстве. На четвертой встрече слез уже не было, были только рассуждения:

— Почему моя мама не могла быть просто любящей и ласковой?

— А ты как думаешь?

— Не умела, наверное. Она и сейчас старается держаться стро­го. Хотя годы берут свое. Когда уезжает — плачет. Украдкой, что­бы не видели. Она ведь детдомовка, у нее родителей репрессиро­вали. Рассказывает, что дед был ученым, преподавал в универ­ситете. Она в семье всего три года жила. Как подумаю, такой ужас: маленькое дите —и от родной матери в казенный дом!

— Тебе ее жалко?

— В эти моменты очень. Когда моей дочери было три года, я вдруг вспомнила эту историю. Если бы у меня забрали ребенка, я бы просто умерла от горя.

Еще было продолжение. И много разговоров, и воспоминаний, и выводов, и вопросов. Только через несколько месяцев она смогла сказать во время консультации фразу: «Мама, я хочу тебя про­стить». И только через полгода смогла написать в письме матери «Целую. Твоя дочь». И только через год при встрече смогла об­нять и поцеловать. Прощение — это очень долгий путь. Простить быстро невозможно. Это процесс, а не результат. В конце этого пути будет освобождение от обид. И очень важно по нему идти.

Не стоит забывать, что обида — это вид злости. Иногда гово­рят «молчаливая злость». Но, в отличие от гнева, обида может длиться годами и быть незаметной для окружающих. Если дет­ское воспоминание вызывает не жалость к себе, а возмущение, значит, пришло время его проявить. Не ради того, чтобы выяс­нить отношения с обидчиком, — его вообще не должно быть ря­дом, а ради избавления от душевного напряжения.

Костя жил в детстве в военном гарнизоне вместе с мате­рью и младшей сестрой. Отец бросил семью и уехал, мама тянула двоих детей на зарплату почтальона. Между тем в городке было много детей офицеров, и отношения вы­страивались в зависимости от звания отца: дети стар­ших офицеров не общались со сверстниками «не своего кру­га», дети прапорщиков — с детьми гражданских. Костя по своему социальному положению относился к самым низам. Но в школеунего неожиданно прорезался музыкальный та­лант —мальчика взяли в музыкальную школу на льготных основаниях, он стал ездить по конкурсам и смотрам. Свер­

стники не могли простить «выскочку», которого ставили в примеручителя и которому хлопали на гарнизонных кон­цертах их родители. Дальнейший ход событий можно пре­дугадать: из школьного ансамбля пропала гитара, кто-то сказал, что видел ееу Кости на веранде. Пионервожатая с руководителем ансамбля действительно нашли инстру­менту Кости дома... Оправдаться он не смог, свидетеля­ми выступали дети местного начальства, и если у взрос­лых и были сомнения, то высказать их, а тем более заступиться за мальчика, они не посмели. Его выгнали из музыкальной школы, и до окончания школы за ним закре­пилась репутация вора.

Рассказывая эту историю на тренинге, молодой человек сжи­мал кулаки,

— А ты знал, кто тебя подставил?

— Конечно, знал, но у этой гниды отец политруком был. В слу­чае чего мать могла работы лишиться, военный городок — это государство со своими законами.

— А чем все закончилось?

—Я ушел после восьмого класса, поступил в техникум и вско­ре переехал в общежитие. А через несколько лет наша семья уеха­ла на родину матери.

—А что сейчас ты чувствуешь по поводу всего, что случилось?

— Знаешь, я до сих пор в голове план мести строю. Эти мысли помогли мне тогда справиться: вот вырасту — я-тебя достану! Одно время даже убить его хотел. Потом прошло, поумнел, но обида не отпускает.

— Это не обида, это злость. Тебе она мешает?

— Да.

— Хочешь, прямо сейчас с ней разберемся?

— Боюсь, не получится...

— А чего ты боишься?

— Я боюсь, что не смогу ее сдержать.

— Так и не надо.

Дальше проделывается психотерапевтическое упражнение с криком. Когда источник гнева — реальный человек, я предпочи­таю не брать другого на эту роль, как принято у терапевтов: счи­таю, что это небезопасно для заместителя. Кричать можно в пус­

тоту— в стену, открытое окно, стоящий стул. Чтобы спровоци­ровать злость и снять защиты, желательно организовать сопро­тивление:

— Сейчас ты встанешь напротив стула. Представь себе, что на нем сидит тот самый пацан. Он сидит и самодовольно улыбает­ся: он испортил тебе жизнь, и ему все сошло с рук. Ты можешь кричать, даже орать, можешь выкрикивать любые слова— не стесняйся в выражениях! Ты можешь рваться к стулу, но дотро­нуться до воображаемого обидчика тебе не удастся — ребята бу­дут тебя удерживать.

Упражнение обычно длится 4-5 минут, дольше кричать невоз­можно: заканчиваются силы. Наступает опустошенность, а вме­сте с нею приходит и облегчение.

Через полгода Костя позвонил мне:

— Знаешь, а я ездил в свою школу на встречу с одноклассни­ками. Они собираются каждые пять лет, а я поехал впервые.

— Ну, и как впечатления?

— Разные. Я хотел рассказать по поводу наших «царьков»: се­ренькие, неприметные, ничего не добившиеся, разговоры толь­ко вокруг квартир и машин. Сын политрука стал толстым и лы­сым, как его папаша, дослужился до какого-то звания, считает годы до пенсии. Тоскливый такой, мне его было даже жалко... Сколько раз я в уме рисовал эту встречу, готовил для нее слова, а на деле оказалось, что они мне уже все безразличны.

Гнев трансформировался в презрение, и может быть, со вре­менем оно растворится и останется безразличие. Воспоминания есть, а чувств нет. Я подозреваю, что Костя позвонит еще раз и расскажет мне о том, что за урок он прошел в детстве:

• Зачем все это с ним приключилось?

• Зачем была послана эта ситуация?

• Куда она повернула жизнь и какие качества сформировала? А может быть, и не позвонит, но ответы на вопрос все равно

будут — для думающего человека это свойственно. И здесь мож­но поставить точку: урок пройден, жизнь его зачла. Внутренний Ребенок вырос и прикоснулся к мудрости.

Упражнение «Письмо человеку,

на которого я обижался в детстве»

Возьми лист бумаги и ручку. Устройся поудобнее и позаботься о том, чтобы тебе ничто и никто не помешал. Можно затемнить ком­нату, включить тихую, спокойную музыку и зажечь свечу. Сядь или ляг, закрой глаза... Представь себя ребенком. Вспомни какую-ни­будь детскую обиду. Не торопись: перебирай в памяти до тех пор, пока обида не отзовется в твоем сердце. Позволь своим воспомина­ниям всплыть на поверхность твоей памяти. Представь, что это про­исходит с тобой прямо сейчас. Где ты находишься? Что ты делаешь? Кто находится с тобой рядом? Пусть картинки всплывают перед то­бой со всеми подробностями и деталями. Вспомни своего обидчи­ка: как он выглядит, во что одет, что говорит, какие слова... Воспро­изведи в памяти интонации и фразы. Что ты ему отвечаешь? Что происходит с твоими чувствами? Когда обида станет такой явной, как будто это произошло прямо сейчас, открой глаза.

Возьми бумагу и ручку и напиши письмо человеку, который тебя обидел в детстве. Пусть тебя не смущает, если это письмо адресо­вано близкому и любимому человеку. Постарайся не обдумывать слова и фразы, просто пиши то, что приходит тебе на ум...

Перечитай свое письмо. Какие чувства оно вызывает? Поду­май, что тебе хочется с ним сделать. Ты можешь спрятать его и, когда захочется, перечитать. Ты можешь позже вернуться к нему и дописать. Может, тебе захочется сжечь или разорвать письмо и вместе с этим проститься со своей обидой. А может быть, ты ре­шишь, что оно должно попасть в руки адресату: но уверен ли ты, что он тебя поймет?!

Упражнение «Комок обид»

Ритуальное упражнение, которое подойдет для любого лич­ностного тренинга. Суть работы — «избавление от обид» — по­нимают многие, но претворить это в жизнь подчас нелегко. Груп­повая атмосфера, ритуальные действия, метафора, положенная в основу этого упражнения, помогут участникам почувствовать и пережить «колючесть и неудобство» от ношения обид и радость избавления. Упражнение должно быть завершающим.

Цель. Способствовать формированию желания и возможнос­тей избавиться от негативных переживаний.

Организация. Обычная — сидя в кругу. Листы бумаги в боль­шом количестве и мусорная корзина.

Длительность. 10-15 мин.

Ход

1. Предложите участникам сформулировать и записать на от­дельных листочках названия обид, мучающих их. Необходимо за­писать чувства, которые они вызывают. Например: «Я обижаюсь, что подруга мне не звонит»; «Я не могу простить свою маму за то, что она рассталась с отцом»; «Ненавижу своих одноклассни­ков: они причинили мне столько боли!»

2. Все записки надо скомкать. У каждого участника должно быть несколько бумажных комков.

3. Комки прячутся под одежду— так, чтобы они соприкаса­лись с голым телом.

«Почувствуйте на себе свои обиды и переживания... Почув­ствуйте, какие они доставляют вам неудобства... Обратите вни­мание, куда, в какое место вы запрятали комки своих обид...»

4. «А теперь я предлагаю вам походить по этой комнате. Как только вам на пути встретится человек, задайте ему вопрос: "Ка­кую обиду ты носишь на себе?" и выслушайте ответ. После этого он тоже спросит вас об этом. Постарайтесь встретиться как мож­но с большим числом собеседников».

5. Все участники возвращаются на свои места. В середину кру­га ставится открытая мусорная корзина. Каждый желающий мо­жет выбросить в нее свои «обиды», предварительно еще раз озву­чив их: «Я выбрасываю свою обиду на отца»...

6. При желании можно обсудить чувства и выводы.

Упражнение «Тумба-Юмба»

Ни одно поведение не вызывает так много противоречи­вых мнений, как агрессия. Одни осуждают любое проявление агрессивности, считают его недостойным, другие боятся и стараются избежать, третьи рады любой возможности под­раться и показать свою силу. Но, поскольку чувство злости осуждается социумом, агрессивность проявляется неосознан­но и неконтролируемо. Это упражнение дает возможность

исследовать не только хорошо известное, но и вытесняемое поведение.

Цель. Исследование индивидуальных стратегий агрессивно­го поведения.

Организация. Для работы понадобятся покрывала. В поме­щении должно быть достаточно места. Длительность. 15-20 мин. Ход

1. Предложите участникам разделиться на две группы и встать в шеренгу напротив друг друга. Все участники из покрывал дела­ют скатки (скатывают их в валик).

2. Инструкция: «Жили два первобытных племени — Тум­ба и Юмба. Неплохие в целом были ребята, но дикари. И вре­мя от времени выходили на поле битвы за раздел террито­рии...

Сейчас вы будете изображать эту битву. Биться можно тем, что у вас в руках, и при этом обязательно говорить. Представите­ли племени Тумба будут говорить: "Вот тебе, Юмба!", и наобо­рот. Бить можно противника по нижней части туловища. Нельзя наносить удары по лицу и голове. Готовы? Начали!»

3. «Битва» длится полторы-две минуты. За это время, как правило, участники забывают, где свои, где чужие, и битва перерастает в массовую потасовку. Тренеру желательно на­блюдать за поведением участников и запоминать, кто как дей­ствует.

4. Подать сигнал «Стоп!» и задать вопросы:

• Что я чувствовал в процессе битвы?

• Как я себя вел?

• Выполнял ли инструкции? (не бить своих, бить против­ника по нижней части туловища, приговаривать во вре­мя удара).

5. Все участники спонтанно делятся на пары и отвечают друг другу на прозвучавшие вопросы.

Вопросы к шерингу

• Каковы стратегии моего поведения?

• Какие выводы я сделал о себе и как это отражается на моей жизни?

• Где и с кем я веду себя по жизни подобным образом?

• Является ли это для меня проблемой?

Обратите внимание участников, что в упражнении демонст­рировалась и физическая, и вербальная агрессия. Проявления в жизни могут быть иными, но суть от этого меняется мало.

Избегайте оценочных суждений!

Страхи

Принято думать, что ребенок должен всего бояться. Он мал, неопытен, и все, с чем он сталкивается в жизни, вызывает у него естественный страх. В этих рассуждениях есть доля истины, но страх страху рознь. Если малыш боится залетевшей в дом мухи — она сильно жужжит и кружит по комнате, или боится остаться с незнакомой тетей-воспитательницей потому, что он впервые пришел в детский сад, то это действительно те страхи, которые являются естественными и со временем проходят. Они стирают­ся из памяти или остаются в виде забавных эпизодов:

«Мама ушла к соседке, а мы с подружками играли в комна­те. Вдруг на кухне закипел чайник, и вода стала стекать прямо на горячую печку. Был такой ужасный звук, шипе­ние, крышка на чайнике подпрыгивала и гремела. А мы по­чему-то подумали, что сейчас начнется пожар, и раздетые, прямо в тапочках побежали на улицу, и, через двор, по сне­гу— к соседке. Потом все вместе смеялись...»

В этих переживаниях и в этих воспоминаниях тоже есть смысл: они учат смеяться над тем, что пугало. Это самое действенное оружие в борьбе со страхом. И если рядом оказался взрослый че­ловек, который объяснил, успокоил и сделал ситуацию комич­ной, то для ребенка она компенсируется. Еще один способ — это идти на страх.

«Была такая игра— в пограничников. Я уже не помню, в чем она заключалась, но было правило приема в погранич­ный отряд: проверка на смелость. Зимним вечером, когда было уже совсем темно, надо было пройти в одиночку во­круг кладбища. Я испытание прошла, до сих пор помню, как шла в темноте и говорила себе: «Смотри только под ноги», а потом, в самом конце пути, припустила бегом. Ребята встретили меня, как героя... Очень радостное чувство».

Страхи

L

Детских эпизодов преодоления страхов должно быть много — тогда закладываются ощущение бесстрашия, вера в свои силы и оптимистический взгляд на жизнь.

Но существует другая категория страхов и ситуаций, с ними связанных. По своему опыту работы детским психологом могу сказать, что в большинстве случаев робости как черты характера и невротических нарушений, вызванных страхами, виноваты взрослые. Почему-то принято, что запугивание — приемлемый способ воспитания и контроля над ребенком. Взрослые, родные люди, которым ребенок привык полностью доверять, использу­ют самые разные «страшилки»:

• «Не ходи туда, там тебя злой дядька заберет»;

• «Не лезь на горку — упадешь и сломаешь позвоночник»;

• «В городе завелся маньяк...»;

• «Все бездомные собаки — бешеные...»;

• «Попадешь в милицию — там тебе покажут...»

Знакомо? Если ваши родители применяли подобные мето­ды воспитания, то неудивительно, что весь мир для вас напол­нен опасностью. Взрослые не понимают, что почти любой страх для ребенка — это страх смерти. И пугая чем-то, они пугают смертью. Вспомните, когда вы поняли, что все люди смертны, и осознали, что с вами тоже это когда-то случится? В учебни­ках по детской психологии указывается, что эта информация доходит до ребенка в старшем дошкольном возрасте, в 5-6 лет. Но по своему опыту, по опыту своих клиентов и детей, с кото­рыми я работала, могу сказать, что это осознавание случается намного раньше. И дальше все зависит от того, как ребенок поступит с этой информацией, и как отреагируют взрослые на его вопросы:

• Мама, а я что, умру?

• А когда умирают, что потом?

• А ты когда умрешь?

Каждый ребенок переживает страх смерти, и очень важно, чтобы он нашел сам или с подсказки взрослых какой-то оптими­стический выход и пояснение:

• после смерти люди превращаются в кого-то другого и рож­даются еще раз;

• когда люди умирают, они попадают на небо и там живут в раю;

• после смерти люди остаются привидениями, они живут так же, но их никто не видит;

• я, когда умру, стану кошкой или щенком...

Не важно, что это будет за пояснение, важно, чтобы ребенок в него поверил. Не навсегда, но на какой-то период. Позже тема смерти будет переосмыслена, и этот детский опыт ляжет в осно­ву принятия смертности. Если же пояснение найдено не было, то надо сыграть роль того самого мудрого родителя, которого у вас не было в детстве.

Дети лечатся самостоятельно. Игры и ритуалы, основная цель которых —доказать существование загробного мира, не что иное, как компенсация страха смерти. Кто не знает такую разновидность детского фольклора, как рассказы-ужастики? Их героями стано­вятся «Черная Рука» и «Летающий Гроб», «Красный Глаз» и другие представители нечисти. Ни одно лето, проведенное в пионерском лагере, не обходилось без таких «прививок от страха».

В школе была кладовка, внизу, под лестницей. Мы специ­ально оставались после уроков, залезали в эту кладовку, чтобы вызвать Пиковую Даму. Для этого нужны были зер­кало и свеча. Зеркало держали в руках и направляли в пото­лок. Потом все вместе шепотом говорили три раза "Пико­вая Дама, появись!". И кто-то обязательно видел ее отражение в зеркале... Было жутко страшно, но мы повто­ряли все это по многу раз».

Позже, в подростковом возрасте, страх смерти может выражать­ся в вызове: «Я рискую своей жизнью, и я не боюсь!» И начинают­ся походы на железную дорогу и на стройку, залезание на чердаки, ныряние с большой высоты в воду и другие «трюки». При этом важ­но, чтобы ребенка не подвел инстинкт самосохранения: вызов смерти бросается, но дети отказываются от того, что действитель­но опасно и не по силам. Это не имеет ничего общего с попытками самоубийства и саморазрушающим поведением. Цель поступка — победить страх и противостоять запретам.

«Вечером мы пошли прыгать с балкона в сугроб. Мы подни­мались на балкон по пожарной лестнице и все по очереди спрыгивали. А я не смог. Пацаны меня уговаривали, демон­

стрировали, что ничего опасного нет, ауменя, кактолько я подходил к краю, начиналась тошнота и все внутри хо­лодело. Так и не прыгнул. Надо мной никто не смеялся, но мне все равно было стыдно. Я не спал потом всю ночь, а рано утром встал и пошел туда. Сиганул с первого же раза — просто не дал себе ничего почувствовать, действовал как робот. Больше не повторял, мне хватило. Я это делал для себя, а не напоказ».

Что остается после детства в виде непережитых страхов? Ког­да я называю клиентам их страх и объясняю его природу проис­хождения, связь с детством, многие искренне удивляются: они и не думали, что корни уходят так глубоко...