Дальнейшая разработка темы. 1 page

Нормальные и экстремальные ситуации в труде. Характеристика экстремальной ситуации в эмоциональном, когнитивном, исполнительном аспектах. Напряжение, страх наказания, стремление к достижению цели, давление ответственности, концентрация на выполняемом задании, сложность задачи, непредсказуемость событий, временной дефицит и другие особенности экстремальной ситуации. Последствия экстремальных ситуаций: утомление, истощение, потеря сна, навязчивые образы, утрата интереса, снижение работоспособности. Анализ нормальных и острых ситуаций.

Сознание и действие в экстремальной ситуации: невозможность дать отчет в ходе исполнения и невозможность вспомнить происходившее после достижения положительного результата. Почему этот принцип важен для анализа профессиональной деятельности?

Временной анализ. Для чего необходима разработка понятия времени?

Разве нельзя обойтись разнообразными характеристиками процесса, например трудового?

Чтобы, рассуждая о процессе не упустить чего-то важного. Понятие времени предполагает определенный набор линий размышления. Нужно все их пройти, не упустив ни одну, возможно, что это обогатить анализ.

Принципы временного анализа: настоящее задается восприятием, переживанием дления процесса, действием и переживанием события субъектом. Временной анализ возможен, когда исследователь умеет схватить и удерживать свой предмет как текущее настоящее, как происходящее в его присутствии, на его глазах. Описание он должен суметь построить в том же времени, воспроизведя тот резерв, долю неопределенности, которая содержится в настоящем. Психология должна уметь сватывать не только прошедшее, но и настоящее. Такое держание настоящего позволило нам увидеть те трудности с которыми сталкивается исследователь, применяющий понятие “действие”. Будущее — осознанием и продумыванием вариантов действий и их последствий, ожиданием результатов (тип ожидания), прошлое — воспоминаниями, их энергетическим зарядом, и пр. Непрерывность, континуум, текучесть, тягучесть, поток. Можно ли говорить о потоке помимо переживания? Их единство, обозначенное “переживание течения” должно быть единицей анализа, исходным термином. Что подразумевается под “переживанием” времени? Однородность? Ряды неоднородных событий. Есть ли повторения в рядах событий и процессах? Повторяются целые циклы. Обратимы ли ряды событий? Нет, но принцип обратимости очень важен.

Почему этот принцип важен для анализа профессиональной деятельности?

Определение времени через интенсивность движений человека, ритмы дыхания и другие ритмы тела. Пределы. Повторное, хорошо заученное и доведенное до мастерского исполнения, действие может рассматриваться как своего рода часы, подобные часам тела. Новое действие. Повторная, заученная последовательность двигательных операций в новых условиях. Знакомость и неопределенность всегда вместе. Они сочетаются в разных пропорциях. Не будем говорить об оценке длительности пустого промежутка. Попробуем понять время через деятельность: исполнение и переживание. Переживание скорости собственного действия в ходе его исполнения. Сопоставление собственных движений с частотой событий. Согласование с движениями и командами других членов группы.

Сознание и время. Сознание возникает в связи с временем и для времени. Можно ли говорить о времени помимо сознания? Можно ли определить время помимо бессознательного? Вспомним, что говорил Бергсон о чистой последовательности (“...наше я просто живет”).

Изменение ситуации: усложнение и фацилитация

Переживание субъектом перехода от бездеятельности к экстремальной ситуации, скорость включения в ситуацию, быстрота реагирования как характеристики субъекта деятельности. Возможности изменения скорости двигательной реакции и удержания собственного ритма движений. Замедление скорости исполнения при облегчении ситуации. Имитационная модель Зигеля и Вольфа.

Работы С.Г. Геллерштейна по скорости двигательной реакции и антиципации.

Синхронизация в групповой деятельности. Навязанный ритм. Темп и согласованность движений и речевого обмена в работе группы. Значение контекста и связности для понимания психологического времени. Ситуативность действия и внеситуативность, устойчивость контекста деятельности.

Изменение скорости выполнения деятельности при изменении сложности ситуации. Предвидение усложнения как показатель высокого профессионального уровня специалиста. Быстрота развития экстремальной ситуации как особенность некоторых профессий (транспорт, энергетика, экономика). Бездеятельность и монотония: переживания субъекта и состояния сознания. Иллюзии, галлюцинации и патологические состояния, свойственные для некоторых профессий в экстремальных ситуациях. Обмороки, потери сознания, синдром гибели мира и др. Автономность в транспортных профессиях: необходимость уединиться и трудности переживания длительной изоляции. Состояния моряков-подводников в длительных рейсах. Динамика тревожных состояний. Первые четыре-пять дней у моряков нарушается режим труда, появляется утомление и вялость, Возможно это является следствием интенсивной подготовки к походу. На 6-7 сутки у подводников появляется раздражительность, количество эмоциональных реакций возрастает от 2,1 до 2,7 раз. Это проявляется во взаимных претензиях. Это период притирания. Второй этап — привыкание к новому режиму деятельности. Третий этап — на 55 сутки растет утомление из-за изоляции и монотонии. Четвертый этап утомление еще больше нарастает, появляются симптомы невротических состояний. Эффективность деятельности снижается. Пятый — за восемь десять дней до окончания плавания появляется возбуждение, которое сочетается со снижением эффективности деятельности, вплоть до безразличия (В.Н. Селезнев, 1988). Истощение и неврозы. Случаи суицида.

Адаптация к местному времени

Собственное пространство и собственное время процесса. Значение понятия СУБЪЕКТ для определения собственных времени и пространства процесса. Пять параллельных линий описания и схематизации времени труда в дальних перелетах: ритмы тела, ритмы действия, хронометрическое время, местные социальные ритмы жизни, астрономическое время. Ожидание как особый процесс. Почему этот принцип важен для анализа профессиональной деятельности?

Ритмы времени и ошибки в деятельности человека. Точное исполнение действия. Локальное пространство и локальное время индивида. Последствия нарушения локального времени при быстром перемещении на большие расстояния. После перемещения: как меняется суточная кривая успешности деятельности. Когда будет человек работать лучше: днем по местным часам или днем по часам базы? “Часы“ тела и “часы“ города — необходимость согласования ритмов. Время и качественный ход адаптации к ритму жизни на новом месте. Значение ближайшей социальной группы для ускорения адаптации индивида к жизни на новом месте. Восстановление сна на новом месте — по времени суток, длительности и глубине; восстановление работы пищеварительного тракта, восстановление работоспособности по времени суток. Невозможность адаптации при определенных условиях. Индивидуальные и групповые приемы приспособления к местному времени. Субъектное регулирование ритмов тела - приемы адаптации к местному времени. Потребности человека и ритмы жизни города.

Планирование труда и отдыха оператора. Конкретные программы и положения. Дневные, ночные, утренние и вечерние часы. Ритмы работоспособности. Ошибки в зависимости от времени суток. Ночное время не пригодно для труда: в эти часы нельзя ожидать продуктивной деятельности. Труд в ночное время разрушает здоровье Недостатки в существующих положениях о времени труда (скрытые сверхурочные, ночной труд и пр.).

Материалы для изучения: Бергсон, Августин, Хайдеггер, Гуссерль

А.Бергсон: " Английская школа, в самом деле, стремится свести пространственные отношения к более или менее сложным отношениям последовательности и длительности. Когда, закрыв глаза, мы проводим рукой вдоль какой-нибудь поверхности, трение наших пальцев об эту поверхность, и в особенности изменчивая игра наших суставов, дают нам ряд ощущений, которые отличаются только своими качествами и определенным образом упорядочиваются во времени. С другой стороны, опыт нам показывает, что этот ряд обратим, что мы могли бы иным усилием (или как мы покажем ниже, усилием противоположного направления) вызвать заново в обратном порядке те же самые ощущения. Тогда можно было бы определить отношения положения в пространстве как обратимые отношения последовательности и длительности. Но подобное определение содержит порочный круг или, по крайней мере, весьма поверхностную идею длительности. В самом деле, существуют два возможных понятия длительности: одно - очищенное от всяких примесей и другое, и другое в которое контрабандой вторгается идея пространства. Чистая длительность есть форма, которую принимает последовательность наших состояний сознания, когда наше "я" просто живет, когда оно не устанавливает различия между наличными состояниями сознания и теми, что им предшествовали. Для этого оно не должно всецело погружаться в испытываемое ощущение или идею, ибо тогда оно перестало бы длиться. Но оно также не должно забывать предшествовавших состояний: достаточно, чтобы, вспоминая эти состояния, оно не помещало их рядом с наличным состоянием, наподобие точек в пространстве, но организовывало бы их, как бывает тогда, когда мы вспоминаем ноты какой-либо мелодии, как бы слившиеся вместе. Разве нельзя сказать, что хотя эти ноты следуют друг за другом, мы все же воспринимаем их одни в других и вместе они напоминают живое существо, различные части которого взаимопроникают в силу самой их общности?... Итак, можно постичь последовательность без различения; ее можно понять как взаимопроникновение, общность, как внутреннюю организацию элементов, каждый из которых представляет отдельное целое и отделяется из него только актом мышления, способного абстрагировать.

Несомненно, именно так должно было бы представлять себе длительность существо, одновременно тождественное и меняющееся, которое не имело бы никакого понятия о пространстве. Но мы, привыкшие к идее пространства, даже преследуемые ею бессознательно вводим ее в наше представление о чистой последовательности; мы рядополагаем наши состояния сознания и воспринимаем их одновременно, не одно в другом, но одно рядом с другим; короче, мы проецируем время в пространство, выражаем длительность в терминах протяженности, а последовательность выступает у нас в форме непрерывной линии или цепи, части которой соприкасаются, но не проникают друг в друга. Заметим, что этот последний образ предполагает не последовательное, но одновременное восприятие предыдущего и последующего, и не было бы противоречием допускать, что последовательность, будучи таковой, могла бы тем не менее длиться только один момент. Итак, когда мы говорим о порядке последовательности в длительности и об обратимости этого порядка, то о какой последовательности в данном случае идет речь? Есть ли это чистая последовательность, свободная от пространственных элементов или же это последовательность, развертывающаяся в пространстве, позволяющая охватывать одновременно несколько разделенных и рядоположенных элементов? Нельзя установить порядок между элементами без предварительного их различения, без возможности сравнивать затем занимаемые ими места. Следовательно мы их воспринимаем как множественные, одновременные и различные. Одним словом, мы их рядополагаем. Поэтому, устанавливая порядок в последовательности, мы тем самым превращаем ее в одновременность и проецируем в пространство. Короче, когда перемещение моего пальца вдоль поверхности или вдоль линии вызывает во мне ряд качественно различных ощущений, то возможно одно из двух: либо я представляю себе эти ощущения в длительности, но тогда их последовательность такова, что я не могу в данный момент представить многие одновременными и вместе с тем различными; либо я распознаю определенный порядок последовательности, но тогда я могу не только воспринимать последовательность элементов, но еще разворачивать их в ряд, предварительно различив между собою. Словом, у меня уже есть идея пространства. Таким образом, понятие ряда, обратимого в длительности, или даже просто определенного порядка последовательности во времени уже само собой предполагает представление о пространстве и не может служить для его определения.

(Опыт о непосредственных данных сознания. Собр. Соч.т.1,М:1992, с.93).

Из этого определения видно, что особенность формы, которую называют временем, можно раскрыть только на фоне жизни "Я". Материалом здесь являются состояния сознания. Кроме того, определение предполагает, что не всякая последовательность состояний сознания может быть названа "чистой". Из определения Бергсона можно выделить и элементы его понимания того, что есть субъект: субъект обладает сознанием, "наше Я просто живет", способно устанавливать различия, вспоминать и организовывать состояния сознания, способно длиться. Скорее всего, субъект - это живой человек, у которого можно найти все, что есть у живого человека. После "просто живет" следует серия отрицательных определений.

Аврелий Августин

Аврелий Августин: " Каким же образом уменьшается или исчезает будущее, которого еще нет? каким образом растет прошлое, которого уже нет? Только потому, что происходит в душе, и только в ней существуют три времени. Она и ждет, и внимает, и помнит то, чего она ждет, проходит через то, чему она внимает, и уходит туда, о чем она вспоминает. Кто станет отрицать, что будущего еще нет? Но в душе есть ожидание будущего. И кто станет отрицать, что прошлого уже нет? Но и до сих пор есть в душе память о прошлом. И кто станет отрицать, что настоящее лишено длительности: оно проходит мгновенно. Наше внимание, однако, длительно, и оно переводит в небытие то, что появится. Длительно не будущее время - его нет, длительное будущее - это длительное ожидание будущего. Длительно не прошлое, которого нет; длительное прошлое - это длительная память о прошлом.

Я собираюсь пропеть знакомую песню; пока я не начал, ожидание мое устремлено на песню в целом; когда я начну, то по мере того, как это ожидание обрывается и уходит в прошлое, туда устремляется и память моя. Сила, вложенная в мое действие, рассеяна между памятью о том, что я сказал, и ожиданием того, что я скажу. Внимание же мое сосредоточено на настоящем, через которое переправляется будущее, чтобы стать прошлым. Чем дальше и дальше движется действие, тем короче становится ожидание и длительнее воспоминание, пока, наконец, ожидание не исчезнет вовсе: действие закончено; оно теперь все в памяти. То, что происходит с целой песней, происходит с каждой ее частицей и с каждым слогом; то же происходит и с длительным действием, частицей которого является, может быть, эта песня; то же и со всей человеческой жизнью, которая складывается, как из частей, из человеческих действий; то же со всеми веками, прожитыми "сынами человеческими", которые складываются, как из частей, из всех человеческих жизней" (Исповедь Блаженного Августина, епископа Гиппонского, М.:1991, с. 306 - 307).

Мартин Хайдеггер:

"Что дает повод назвать рядом время и бытие? Бытие от раннего начала западноевропейской мысли до сего дня значит то же, что присутствие. Из присутствия, присутствования звучит настоящее. Последнее, согласно расхожему представлению, образует с прошлым и будущим характеристику времени. Бытие как присутствование, определяется временем... Почему, каким образом и откуда говорит в бытии такая вещь, как время?...

Что есть во времени и таким образом определяется временем, называется временным. Временное значит преходящее, такое, что проходит в течением времени. Наш язык говорит еще точнее: такое, что проходит со временем. Потому что само время проходит. Но при том что время постоянно проходит, оно остается в качестве времени. Оставаться значит не исчезать, стало быть, присутствовать. Тем самым время определяется бытием. Как же тогда бытие может определяться временем? Из постоянства протекания времени говорит бытие. И все же мы нигде не обнаружим время как нечто сущее наподобие вещи.

Бытие никак не вещь, следовательно, оно не нечто временное, тем не менее в качестве присутствования оно все равно определяется временем.

Время никак не вещь, соответственно оно не нечто сущее, но остается в своем протекании постоянным, само не будучи ничем временным наподобие существующего во времени.

Бытие и время взаимно определяют друг друга, однако так, что ни первое - бытие - нельзя рассматривать как временное, ни второе - время - как сущее....

Бытие, которым отмечено всякое сущее, как таковое - бытие означает присутствие. Осмысленное в свете того, что присутствует, присутствие выступает в качестве впускания присутствия. Впускание присутствия раскрывает свое собственное существо в том, что оно ведет в непотаенное. Впустить присутствие значит: вывести из потаенности в открытость. Выведение из потаенности вводит в игру место, а именно то, какое во впускании присутствия имеется у присутствия, т.е. у бытия....

Осмысливать собственно бытие - тут требуется распроститься с бытием как основанием сущего ради потаенно играющего в своей открытости Места, т.е. того "имеет место", которое каким-то образом имеет-ся. Бытие, как имеющееся этого "имеет место" принадлежит к "имению". Бытие как имение не вытолкнуто из места. Бытие, присутствие изменяется. Как впускание присутствия, оно принадлежит к открытию потаенного, остается как его место со-держащимся в имении места. Бытие не есть. Бытие имеет место как выход присутствия из потаенности...

Попытка последовать мыслью за полнотой превращений бытия получает первую и вместе ориентирующую опору благодаря тому, что мы продумываем бытие в смысле присутствия... Мы привязаны к характеристике бытия как присутствия. Она имеет свою обязательность от начала открытия потаенности бытия, как такого, которое допускает речь, т.е. мысль о нем....

Подручность, равно как и наличная близость - способы присутствия. Всего убедительнее дает о себе знать широта размаха присутствия тогда, когда мы замечаем, что и отсутствие тоже и именно отсутствие остается обусловленым присутствием, временами взвинченным до жути....

Место, вмещающее бытие, обусловливающее бытие как присутствие и как впускание присутствия, могло бы быть обнаружено в том, что в рубрике "время и бытие" названо "временем".

"Бытие значит: присутствие, впускание присутствия: присутствование. Мы читаем, например, где-то сообщение: "В присутствии многочисленных гостей был отпразднован праздник". Фраза могла бы также иметь вид: "по прибытии многочисленных гостей; или: это был "настоящий" праздник по многочисленности присутствовавших гостей...

"Станем еще предусмотрительнее и тщательно вглядимся в то, что нам показывает себя как время, заглядывая при этом в бытие в смысле присутствия, настоящего. Только настоящее в смысле присутствия настолько отличается от настоящего в смысле Теперь, что настоящее как присутствие никоим образом не поддается определению из настоящего как Теперь. Скорее возможным кажется обратное (Ср. "Бытие и время", с.81). Окажись это верным, настоящее как присутствие и все принадлежащее к такому настоящему должно было бы называться собственно временем, хотя непосредственно оно не имеет в себе ничего от привычного представляемого времени в смысле исчислимой последовательности Теперь.

Впрочем, мы до сих пор упускали отчетливее прояснить, что значит настоящее в смысле присутствия. Через это последнее бытие собирательно определяется как присутствие и впускание присутствия, т.е. открытие потаенности... Присутствие значит пребывание. Но слишком быстро успокаиваемся мы здесь на том, чтобы принять пребывание за голую длительность, а в длительности по указке привычного представления времени видеть промежуток времени от одного Теперь до какого-то следующего. Разговор о при-сутствии требует, чтобы в пребывании как бывании мы услышали селение и оседлость. Присутствие задевает нас, настоящее; настоящее значит: протянувшееся навстречу нам, нам - человеку в нас.

Кто такие мы? Будем осмотрительны с ответом. Ибо дело может обстоять так, что то, что отличает человека как человека, определяется как раз тем, что мы должны здесь продумать: человек, захваченный присутствованием, от этой захваченности сам по-своему присутствующий при всем при- и от-сутствующем.

Человек - устоявший в захваченности присутствованием, однако так, что он принимает присутствие, имение Места, как дар, воспринимая то, что являет себя во вмещении присутствующего. Не будь человек постоянным приемником дара от " присутствие имеет Место", не вынеси он того, что несет ему дар, тогда при неявлении этого дара бытие явилось бы не просто потаенным и не просто всего лишь за замком, но человек оказался бы исключен из поля досягаемости этого: "бытие имеет Место". Человек не был бы человеком.

И похоже на то, как если бы с этим указанием на человека мы сбились с пути, на котором могли вдуматься в собственно время. Известным образом это так. Тем не менее, к вещи, которая называется временем и призвана показать собственно себя как настоящее из присутствования, ближе, чем думаем.

Присутствие значит: постоянное, задевающее человека, достающее его, ему врученное пребывание. Теперь, откуда же это достающее протяжение, к которому принадлежит настоящее как присутствие, насколько присутствование имеет место? Правда, человек всегда оказывается захвачен присутствием того или иного присутствующего, без того чтобы при этом обращать особо внимание на присутствование. Однако, ровно также нас задевает и отсутствие. Во-первых так, что многое уже не присутствует тем способом, каким мы знаем присутствие в смысле настоящего. И все равно это уже-не настоящее тоже непосредственно присутствует в своем отсутствии, а именно по способу затрагивающего нас осуществившегося. Последнее не выпадает, как просто прошедшее, из предыдущего Теперь. Осуществившееся скорее присутствует, однако, своим особенным образом. В осуществившемся нас достает присутствие.

Отсутствие задевает нас, однако, также в смысле еще-не настоящего, по способу присутствия в смысле на нас наступающего. Речь о наступающем на нас стала между тем уже оборотом речи. Так, мы слышим, уже говорят: "Будущее уже началось", что не отвечает делу, потому что будущее просто никогда и не может начинаться, ведь его отсутствие как присутствие еще-не настоящего нас всегда каким-то образом уже задевает, т.е. присутствует также непосредственно, как осуществившееся. В будущем, в наступающем, нас достает присутствие.

Как должны мы определить это протяжение присутствия, разыгрывающеся в настоящем, в осуществившемся в наступающем? Опирается ли это протяжение на то, что оно дотягивается до нас, или оно достает нас потому, что оно само по себе есть протяжение? Имеет место второе. Наступающее как еще-не настоящее протягивает и одновременно несет с собой уже-не настоящее, осуществившееся; и, наоборот, это последнее, осуществившееся, протягивает себе свое будущее. Взаимосвязь обоих протягивает и одновременно приводит с собой настоящее. "Одновременно", говорим мы, и этим приговариваем взаимопротяжению наступающего, осуществившегося и настоящего, т.е. их особенному единству, временной характер.

Такой образ действий явно не отвечает делу, если положить, что отмеченное сейчас единство протяжения и именно это единство мы должны называть "временем". Ибо время само по себе не есть что-то временное, равно как не есть и нечто сущее. Поэтому нам и запрещено говорить, что наступающее, осуществившееся, настоящее "одновременно" налицо. И все же в своем взаимном протяжении они принадлежат друг другу. Их единящее единство дает себя определить только из их особенного, из того, что они тянутся друг к другу. Только что же они протягивают друг другу?

Ничто другое как самих себя, и это значит: протяженное в них присутствие. В этом последнем высвечивается то, что мы называем пространством-временем. Под словом "время" мы подразумеваем уже не последовательность Теперь одного за другим. Тем самым пространство-время тоже означает уже не отстояние между двумя пунктами Теперь расчисленного времени, что мы имеем в виду, когда, например, констатируем: за отрезок времени в 50 лет произошло то и то. Пространство-время означает сейчас открытость, просвечивающую в о взаимном протяжении наступающего, осуществившегося и настоящего. Одна эта открытость, и только она впервые вмещает привычно известное нам пространство во всей возможной для него широте. Просвет взаимного протяжения наступающего, осуществившегося и настоящего сам допространственный; только поэтому он может вмещать пространство, т.е. иметь место.

Привычно понятое протяжение времени в смысле измеренного отрезка отстояния двух временных точек есть результат отсчета времени. Этим отсчетом численно замеряется время, представленное как линия и параметр и тем самым одномерное. Так осмысленное измерение времени как следования моментов Теперь друг за другом заимствовано из представления о трехмерном пространстве.

До всякого отсчета времени и независимо от него особность пространства-времени покоится в просвете взаимного протяжения наступающего, осуществившегося и настоящего. Поэтому собственно времени только ему ему присуще то, что мы с опасностью лжетолкования, именуем измерением, плоскостью промера. Последняя покоится в том охарактеризованном выше протяжении просвета, в качестве какового наступающее приносит с собой осуществленность, осуществленность - наступление, а взаимосвязь обоих - просвет открытого простора. Понятое из этого троякого протягивания, собственно время оказывается трехмерным. Измерение - пусть это будет повторено - мыслится здесь не только как сфера потенциальных замеров, но как сквозное достигание, как создающее просвет протяжение. Оно впервые только и позволяет представить и отграничить определенную сферу измерения.

Чем же однако, обусловлено единство трех измерений собственно времени, т.е. трех разыгрывающихся во взаимной игре способов протяжения его каждый раз особого присутствия? Мы слышали уже: как в наступлении еще-не настоящего, так и в осуществленности уже-не настоящего и даже в самом настоящем разыгрывается каждый раз свой род касания и вовлечения, т.е. присутствия. Подлежащее такому осмыслению присутствие мы не можем отнести к одному из трех измерений времени, а именно, как это напрашивается, к настоящему. Скорее единство трех измерений времени покоится на игре каждого в пользу другого. Эта взаимная игра оказывается особенным, в собственном времени разыгрывающимся протяжением, т.е. как бы четвертым измерением - не только "как бы", но по сути дела.

Собственно время четырехмерно.

Что, однако, мы называем при перечислении четвертым, по сути дела - первое, т.е. все собою определяющее протяжение. Им несомо в наступающем, в осуществившемся, в настоящем их каждый раз особое присутствие, в его просвете они разведены между собой и тем сведены во взаимной близости, из-за которой три измерения оказываются близки друг другу. Потому первое, начальное, в буквальном смысле за-чинающее протяжение, в котором покоится единство собственного времени, мы называем близящей близостью, "близью" - ранее, еще Кантом употребляемое слово. Но она близит наступающее, осуществившееся, настоящее друг с другом, их от-даляя. В самом деле, она держит осуществившееся открытым, отклоняя его наступление в качестве настоящего. Это ближение близи держит открытым наступание из будущего, отказывая настающему в настоящем. Близящая близь имеет характер отклонения и отказа. Она заранее со-держит способы протяжения осуществившегося, настающего и настоящего в их взаимном единении.

Время не есть. Время имеет место. Место вмещающее время, определяется из отклоняюще-отказывающей близости. Она хранит открытость пространства-времени и таит то, что остается отклонено в осуществившемся, в чем отказано настающему. Мы называем место, вмещающее собственно время, просветом утаивающего протяжения. Поскольку протяжение само есть вмещение, в собственно времени уже таится имение места" (Время и бытие, М.: 1993, с.396-400).

Эдмунд Гуссерль: " Часто бывает так, что в то время как ретенция только что прошедшего еще жива, появляется его репродуктивный образ: однако, естественно его образ, как он был дан в Теперь-точке. Мы рекапитулируем, так сказать, только что пережитое. Это внутреннее возобновление в воспроизведении устанавливает связь между репродуктивным теперь и теперь, живущим еще в непосредственной памяти, и здесь осуществляется идентифицирующее сознание, которое выявляет идентичность первого и второго (Этот феномен показывает одновременно, что к сфере первичной памяти, кроме интуитивной, принадлежит еще пустая часть, которая распространяется значительно дальше. В то время как мы еще имеем бывшее в свежей, хотя и пустой памяти, может появиться одновременно его "образ"). Это общий и сущностный факт, что каждое Теперь, в то время как оно погружается в прошлое, удерживает свою строгую идентичность. Феноменологически говоря: Теперь-сознание, котрое конституируется на основе материи А, непрерывно превращается в сознание прошлого, в то время как одновременно выстраивается все новое Теперь-сознание. В этом превращении модифицирующееся сознание удерживает (и это принадлежит к сущности сознания времени) свою предметную интенцию.

Непрерывную модификацию, которую содержит каждое временное поле относительно конституирующих его свойств актов, не следует понимать таким образом, как будто в ряду схватываний, принадлежащих к некоторой фазе объекта, начиная с ее появления с Теперь-полагания и погружаясь до последнего достижимого феноменального прошлого, имеет место непрерывная модификация в предметной интенции. Наоборот: предметная интенция пребывает как абсолютно та же самая и тождественная. Тем не менее существуют феноменальные градации (Sichabstufen), и притом не только относительно содержаний схватывания, которые затухают, как бы погружаются от высшей точки ощущения в Теперь до неразличимости. Прежде всего Теперь–момент характеризуется как Новое. Погружающееся сейчас Теперь не есть больше Новое, но отодвинутое в сторону посредством Нового. В этом отодвигании в сторону заключается изменение. Однако, в то время как оно потеряло свой характер Теперь, оно удерживается в своей предметной интенции абсолютно неизменным, это есть интенция на индивидуальную объективность, и притом созерцающая интенция. В этом отношении, таким образом, не происходит никакого изменения. Однако здесь, пожалуй, следует рассмотреть, что же означает “сохранение предметной интенции”. Полное схватывание предмета содержит два компонента: один конституирует объект по его вневременным определенностям, другой создает темпоральное положение: Теперь–бытие, бывшее–бытие и т.д.