Обучение письму

Отправляясь как-то в базарный день в Верхнюю Махаллу, отец взял с собой сына до Гидждувана. На Гидждуванском базаре отец купил ему пенал, два калями — тростинки для письма, резинку, бумагу и папку из бараньей кожи для бумаги, ножик для точки калямов, пучок шелковых ниток и четыре листа кокандской воловьей кожи. Радость Садриддина была безгранична. Еще бы! У него уже есть собственные письменные принадлежности!

Взяв в руки сверток, мальчик верхом на осле возвращается домой. По дороге случилось происшествие: седло начало сползать, мальчик слез, чтоб подправить и подтянуть подпруги, и… вдруг пенал упал в глубокую яму на дне сухого арыка.

Маленький Садриддин разрыдался.

Случайный прохожий, расспросив малыша, о чем он плачет, разделся и полез в яму за пеналом.

Да, отец купил ему пенал, но так оно и положено. Но вот случайный прохожий полез за этим пеналом в колодец! Это заставило мальчика призадуматься и оценить отношение народа к грамоте, и еще мальчик понял, что в мире много добрых людей, хороших, но бесправных. Признательность свою незнакомцу, что полез ради него в колодец за пеналом, мальчик мог выразить только широкой и ясной улыбкой. На всю жизнь сохранил Садриддин Айни чувство благодарности к добрым людям.

Сайид-Акбар вернулся из Бухары. Начались занятия Сай-ид-Акбара с Садриддином. Поначалу Сайид-Акбар выводил неуклюжие крупные буквы, потом долго подскребал, подправлял их, и в конце концов буквы получались у него сносные.

За время учебы Садриддин только и усвоил, что подскребать да подправлять буквы. Впоследствии он часто досадовал, что из-за Сайид-Акбара у него на всю жизнь сохранился неразборчивый почерк.

Стояла осень. Пришло время поездки, в Дарвешобод.

Двоюродный дядя Иброхим-ходжа взял с собой Садриддина и своего сына Хомид-ходжу.

Рано утром во вторник все трое отправились в Гидждуван и остановились у родственника — гончара. В доме у того было полно народу: это гончары готовили ракеты — катали комки глины, готовили заряды, смешивали порох с просеянными железными опилками. Ракеты напоминали кувшин, только без горлышка и ручки. Каждая ракета обходилась в десять тенег. Мальчика поразило, что гончары, жестянщики и другие мастеровые дважды в году на гуляньях пускали ракеты, а сами не имели ни детей, ни семьи, ни порядочного дома. И подумать только — они трудятся круглый год ради того, чтобы дважды в году запускать ракеты…

„Всемогущий ходжа"

В Соктари жил веселый, остроумный и находчивый человек — Кори-Махмуд. В детстве он учился в школе чтецов корана, потом десять лет служил военным и, бросив это занятие, стал муллой, лечил людей заклинаниями, отпевал покойников. Он признавал, что военные живут хорошо, но притесняют и пугают народ, а муллы живут хуже, но берут деньги не угрозами, а обманом, и это лучше. Человек болеет — нужен мулла, умрет — опять нужен мулла. Выздоровеет — мулла вылечил, умер — бог прибрал. Простая философия, а мулле почет и уважение. Как-то на одну пирушку пригласили Сайид-Акбара, но он не явился. На следующий день Кори-Махмуд стал его отчитывать.

— Я пошел туда, — ответил Сайид-Акбар, — но вернулся.

— Почему? — удивился Кори-Махмуд.

— Я собственными ушами слышал, как этот невежда, хозяин дома, назвал меня просто по имени, не прибавив даже уважительное «ходжа».

— Пожалуй, мы будем величать теперь вас «Всемогущий ходжа». Всемогущий — это одно из имен бога. Выше этого имени нет ни у кого. Но если к нему мы еще прибавим «ходжа», то это имя станет еще более уважаемым, чем имя самого бога.

Сайид-Акбар попал в глупое положение, после этого неделю не появлялся на улице, но люди не забыли и с тех пор стали звать Сайид-Акбара «Всемогущий ходжа».

Этот случай также не только найдет впоследствии отражение в творчестве Айни, но и наложит некоторый отпечаток на формирование его характера.

Отец

Все дела вершили судьи. Одно и то же дело они могли так или иначе решить по своему усмотрению. Установления шариата можно было толковать вольно. Поэтому крестьяне ненавидели судей. Один из них жил и в Соктари. Самого судью Садриддин уже не застал, но он знал детей судьи. К северу от деревни был старый, заброшенный сад судьи. Наследники продали сад угольщикам. Дехкане, наблюдая, как угольщики рубят деревья и жгут, говорили, что в аду этими дровами будут жечь судью за его грехи. Когда однажды женщины судачили, мать Садриддина сказала, что не все судьи такие, что вот, мол, судья Абдулвохид попадет в рай. Но женщины не согласились с ней. Они твердили, что все судьи попадут в ад и хоть судья Абдулвохид и делал людям добро, но все равно ему не миновать ада уже за одно то, что он обвенчал Хабибу. Мальчик спросил отца: попадет ли в ад или в рай судья Абдулвохид, ведь он провел новое русло Шофуркома, всегда сочувствовал дехканам, помогал им, и, наконец, он был поэтом.

Отец вначале рассмеялся, но потом серьезно заметил:

— Поэтический талант не у всех и не всегда является добродетелью. Стихи, как и наука, обоюдоострый меч. Если этим мечом убит благородный человек — значит убийца совершил тяжелый грех. Если стихи служат добру — слава поэту! Если же они служат злу, то пусть они будут прокляты! — Так, казалось бы, в будничной, повседневной жизни старый мастер учил сына разбираться в людях, в поэзии, приучал его к самостоятельности мышления.

Брат Мухиддин с сыном одного судьи поехали по рекомендации судьи в кишлак, где не было муллы, в месяц рамазан собирать подаяние. Отец узнал об этом только по возвращении их. Отец попросил дядю Курбон-Ниёза привезти из Бухары Мухиддина. Как только Мухиддин вошел в комнату, отец набросился на него с палкой. Дядя и мать еле удержали его.

— Судьи — это свиньи! Они, как свиньи, питаются падалью и мертвечиной… Если ты хочешь вырасти человеком, довольствуйся куском сухого хлеба… Если же ты захочешь стать свиньей, то помни: я тебе не отец!

Деревенский мулла в Соктари был фанатиком: он запрещал буквально все, даже в базарный день он ходил и разбивал наргиле у кальянщиков, лишая их тем самым заработка. Вернувшись к себе в кишлак, мулла хвалился дехканам и рассказывал о своих похождениях. Отец Садриддина стал доказывать, что мулла не имел права ломать инструменты рабочих людей и что он должен возместить убыток. Мулла и отец готовы были сцепиться друг с другом. Дехкане ожидали драки, но отец молча ушел и, сев на ишака, отправился в Бухару. Оттуда дня через три привез грамоту от муфтия с печатью величиной с огромную чашу и красивой подписью. Муфтий писал, что никто не имеет права ломать чужое имущество, что мулла не прав и должен возместить убыток. Отец с радостью говорит о своей победе над муллой:

— Они не признают мудрой поговорки: «Не смотри, кто говорит, а слушай, что говорит». Вот я и запечатал им рот печатью муфтия. Посмотрели бы вы на нашего муллу сейчас, когда я при всем народе ткнул ему в нос эту вот бумагу!

Хотя отец был вспыльчив и строг, но отходчив, и всего два раза наказал он сына: первый раз за то, что не послушался отца и вывихнул плечо, во второй раз, когда мальчик, забыл про поручение и, вместо того чтобы признаться, наплел с три короба. Отец оттрепал за уши и сказал:

— Будь всегда внимательным. Запоминай все, что видишь и слышишь. Если кто-нибудь тебе скажет или поручит что-нибудь, разберись во всем и все запомни.

Тогда мальчик признался отцу, что не постился во время рамазана, а ел по ночам, когда взрослые спали. Отец ответил, что он это знал, но промолчал, однако сейчас, когда Садриддин уже постарше, он советует сыну быть всегда честным, открытым, смелым, никому не угождать и всегда говорить правду…