Строительные блоки жизни 3 page

сдастся человеку. Битва за этот бастион в конце концов бу­дет выиграна. Но кто окажется в ней победителем? Власть человека делать над собой все, что ему нравится, означает... власть одних людей делать из других то, что нравится пер­вым. И те, кого они таким образом сформируют, не обяза­тельно будут людьми несчастными. Они вообще не будут людьми — они будут артефактами. Окончательная победа человека над природой окажется упразднением Человека"¹⁸ (перевод мой. — Т. Б.).

Генетик Майкл Дентон говорит о глубоком влиянии те­ории эволюции на современную культуру: "Весь этос и фи­лософия современного западного человека в большой мере основываются на центральном утверждении дарвиновской теории, что человечество не было результатом творческих целей божества, а возникло путем неразумного процесса от­бора среди произвольных молекулярных моделей по прин­ципу проб и ошибок. Культурное значение теории эволю­ции, таким образом, неизмеримо велико. Она венчает собой естественно-научное исследование мира, являясь последним триумфом светского подхода, который после эпохи средне­вековья вытеснил наивную космологию библейской книги Бытие из западного сознания"¹⁹. Д. Деннетт говорит, что ос­новная дарвиновская идея "на самом деле имеет далеко иду­щие последствия для нашего представления о том, в чем со­стоит смысл жизни или в чем он может состоять", и что эта идея заставила "каждого увидеть, пусть смутно, что многое поставлено па карту"²⁰.

И именно потому, что поставлено на карту наше пони­мание культуры, смысла жизни и нравственности, следует остановиться подробнее на имеющих отношение к этим ас­пектам нашей жизни сторонах теории эволюции. Об этом мы поговорим в Части 3 настоящей книги. Но прежде мы долж­ны проанализировать лежащие в основании теории эволю­ции научные и философские посылки.

Следует сразу же отметить, что в некоторых тонкостях теории эволюции мешает разобраться нагроможденная вок-

руг нее путаница. В Главе 4 мы показали, что биология пре­доставляет красноречивые основания для вывода от замыс­ла, который подкрепляет вывод от замысла из данных фи­зики и космологии о том, что нам, на самом деле, предназна­чено жить на этой Земле. Но вопреки этим данным биологи-материалисты утверждают, что вывод от замысла ложен, ибо наличие сложной организации во Вселенной можно, якобы, объяснить с помощью эволюционных механизмов. Таким образом, получается, что эти ученые предлагают нам сделать однозначный выбор между Богом и эволюцией. Первый воп­рос, на который мы хотим ответить, таков: действительно ли нам нужно делать этот выбор?

3. Является ли атеизм логическим следствием эволюци­онной теории?

Рассуждение Хаксли, Докинза, Деннетта и других осно­вывается на признании истинности двух утверждений: Утверждение 1. Биологическая эволюция несовместима с существованием Творца.

Утверждение 2. Биологическая эволюция исчерпывающе объясняет сложную организацию живого мира.

Многие материалисты считают, что здесь нет предмета для дискуссии: для них оба эти утверждения истинны, при­чем первое самоочевидно, а второе вытекает из научных ис­следований. Тем не менее два крайне важных факта говорят о том, что не все так просто. Во-первых, есть много ученых, в том числе и в науках биологического цикла, которые верят в Бога. И во-вторых, в рамках науки все чаще и чаще возника­ют вопросы относительно точного смысла Утверждения 2. Поэтому мы должны исследовать логику дедуктивных зак­лючений, выводимых из эволюционной теории, а затем за­даться вопросом, действительно ли механизмы, открытые Дарвином и его последователями, несут в себе тот вес, кото­рый им придается.

Обратимся к Утверждению 1. Идея о том, что Бог и био­логическая эволюция — это взаимоисключающие альтерна­тивы, предполагает, что Бог и эволюция принадлежат к од-

ной категории объяснительных принципов. А это, очевид­но, ложная посылка. Эволюция — это биологический меха­низм, а Бог — это Действующая сила, Которая что-то делает. Как мы убедились в Разделе 2, Б.1 (на данном этапе знаком­ства с нашей книгой мы настоятельно рекомендуем его пе­речитать), понимание механизма работы машины марки Форда не является аргументом в пользу того, что сам Форд не существует (не существовал).

Выдающийся физик, кавалер ордена Британской импе­рии II степени, член Британского Королевского общества²¹, председатель ряда правительственных и межправитель­ственных комитетов по экологии и глобальным климатичес­ким изменениям и бывший глава Британской метеорологи­ческой службы Джон Хоугтон пишет следующее: "Тот факт, что мы понимаем механизмы функционирования Вселенной или живых систем, не в большей мере мешает нам верить в Творца, чем понимание процессов сборки часов, каким бы автоматическим этот процесс ни казался, предполагает, что можно обойтись без часовых дел мастера"²².

Именно на основании такого типа рассуждений мы ви­дим, что всегда были и есть выдающиеся ученые, считающие эволюционные механизмы тем способом, которым Создатель сотворил все многообразие жизни. У самого Дарвина были сторонники, придерживавшиеся данной точки зрения. К примеру, известный гарвардский ботаник Аза Грэй. Он был христианином и первым человеком за пределами Англии, кому Дарвин изложил свою теорию и с кем он постоянно поддерживал связи. И сегодня такие выдающиеся ученые, академики, как Гилин Пранс, член Британского Королевс­кого общества, директор известного во всем мире Ботани­ческого сада Кью Гарденс (пригород Лондона); член Британ­ского Королевского общества Боб Уайт, профессор геоло­гии из Кембриджа; Сэм Берри, профессор генетики из Лон­донского Университетского колледжа; Джон Брайант, про­фессор молекулярной биологии из Эксетерского универси­тета и многие другие категорически не согласятся с выведе­нием атеизма из биологии.

В действительности, на логическом уровне аргумент о том, что существование некоторого механизма не исключа­ет действия разумной силы, столь прост и столь убедителен, что естественно возникает вопрос, почему многие ученые все-таки продолжают утверждать, что следствием идеи эво­люции является атеизм.

Одной из основных причин здесь является, видимо, то, что хотя существование данного механизма логически не исключает существования автора его замысла, утверждает­ся, что выявленный эволюционный механизм не нуждается в таком авторе. Например, Деннетт допускает, что "многие автоматические процессы являются блестящим результатом творчества... мы можем видеть, что те, кто придумал автома­тическую передачу или автоматические двери, были отнюдь не дураками и что их изобретательность состояла в том, что­бы создать такие "умные" приспособления, которыми мож­но было бы оперировать, не прилагая при этом своего ума"²³. Далее он говорит, что на этом основании у некоторых людей сложилось впечатление, что процесс творения как раз и со­стоял в создании Богом тех, кто может производить автома­тические устройства. Но затем Деннетт утверждает, что Дар­вин открыл, что существует процесс другого типа (естествен­ный отбор), в результате которого "созидательный" труд был значительно растянут во времени и сохранил то, что было достигнуто на каждом этапе, то есть естественный отбор ка­ким-то образом созидает (designs) и при этом сам не являет­ся результатом созидания и не преследует никакой цели. Деннетт описывает его как "не имеющую сознания и цели механистичность"²⁴.

Очень похожим на эту картину является описание эво­люционного Слепого Часовщика у Ричарда Докинза, кото­рое мы приводили выше: "Единственный часовщик в при­роде — это слепые силы физики... Естественный отбор, сле­пой, бессознательный, автоматический процесс, открытый Дарвином, служащий объяснением существования всех форм жизни, которые явно подчинены цели, сам никакой цели не преследует".

Однако если приглядеться к этим описаниям вниматель­нее, окажется, что они строятся не совсем последовательно. Разумеется, физические процессы типа естественного отбо­ра сами но себе слепы и бессознательны, как большая часть физических процессов. Но Докинз утверждает, что есте­ственный отбор служит "объяснением" всех форм жизни на всех уровнях, в том числе форм, заключающих в себе цель. В Разделе 2, Б.2 мы охарактеризовали такой методологичес­кий редукционизм как переходящий в онтологический ре­дукционизм. В действительности, Докинзу не удается в дан­ном пункте рассуждений внятно ответить на метафизичес­кий вопрос, стоит ли за этими процессами подчиняющий их какой-то цели разум. Аргумент Докинза выглядит столь же убедительно, сколь утверждение, что храповик и случайные движения руки служат объяснением существования и фор­мы моих явно имеющих определенное предназначение са­мозаводящихся наручных часов. Ведь храповик и движения лишены сознания, сказал бы в этом случае он. А это абсурд.

Использование понятия "единственный часовщик" у Докинза, очевидно, свидетельствует о том, что, с его точки зрения, никакая движущая сила не нужна. Но часовых дел мастер — это человек, личность, и потому, называя естествен­ный отбор часовщиком, Докинз незаметно персонифициру­ет этот процесс. Конечный эффект этого типа аргументации рассчитан на то, чтобы читатель подумал, что Докинз в сво­ем объяснении обходится без введения личностной действу­ющей силы, хотя на самом деле ему этого не удается, посколь­ку его рассуждения являются просто выражением его мне­ния и веры, а не анализом поставленного вопроса.

Рассмотрим еще один пример. Это часто цитируемое высказывание выдающегося биолога из Гарварда Джорджа Гейлорда Симпсона. "Человек, — пишет он, — это продукт лишенного цели естественного процесса, который не имел человека в виду. Появление человека [в этом мире] не пла­нировалось"²⁵. Обратите еще раз внимание на двусмыслен­ность описания этого процесса. Лишенный цели процесс мог

"иметь в виду" либо процесс, не имеющий цели, то есть не включающий целеполагающее сознание, либо он мог "иметь в виду" процесс, лишенный цели, в том смысле, что он не был организован и запланирован, то есть не был продуктом разумной действующей силы. О чем говорит здесь Симпсон? Фраза "Появление человека [в этом мире] не планировалось" служит ключом к пониманию смысла его утверждения. Но она является в то же время и признаком того, что Симпсон в данном случае вышел за пределы науки и оказался в облас­ти метафизики. Он, подобно Докинзу и Деннетту, просто высказывает здесь свое мнение. Вопрос о том, имеет ли оно основания, мы рассмотрим ниже.

В данный же момент мы хотим подчеркнуть, что описа­ния предполагаемого механизма эволюции обычно нагруже­ны неоднозначно интерпретируемыми словами типа "сле­пой", "автоматический", "лишенный цели" и сопровождают­ся открытым отрицанием разумной действующей силы, что обнаруживает метафизичность позиции авторов.

Обратимся еще раз к пашей аналогии с именинным пи­рогом (Раздел 2, Б.2) и напомним, что задачей научного ана­лиза не может быть определение цели, для которой был ис­печен пирог. Наука в принципе не может делать заключе­ний относительно цели.

4. Эволюция и метафизика

Выше мы убедились в том, что атеистические выводы из биологии связаны с протаскиванием в определение эволю­ции метафизических понятий. Этот факт, наряду с приве­денным выше высказыванием Стрикбергера о стремлении эволюционистов устранить Бога, ставит вопрос о том, како­во отношение между биологией и метафизикой. Интересно в связи с этим отметить, что Майкл Рьюз, ведущий фило­соф-эволюционист, в своем программном выступлении пе­ред Американской Ассоциацией развития науки в 1993 г. сказал, что для многих его единомышленников эволюция сыграла роль светской религии.

Дональд Мак Кэй, специалист в области исследования ассоциативных связей в головном мозге, описывает, как это

происходило: "К эволюции в биологии стали явно апелли­ровать, как к Богу. А если это проходит в биологии, то поче­му бы не воспроизвести подобное отношение и в других об­ластях знания? Из специально-научной гипотезы... это пред­ставление быстро превратилось в атеистический метафизи­ческий принцип, апелляция к которому может освободить человека от теологического трепета перед лицом Вселенной. Написанный с заглавной буквы "Э" и возведенный в почет­ный сан научной теории эволюции... "Эволюционизм" стал названием для целой антирелигиозной философии, где "Эво­люция" играла роль, можно сказать, наделенного личностью божества, "реальной силы во Вселенной""²⁵.

Хорошо понимал суть этого вопроса, а также других ос­новных вопросов в споре вокруг эволюции К. С. Льюис. В своем блестящем эссе, озаглавленном "Похороны великого мифа", он объясняет, что "мы должны четко различать Эво­люцию как биологическую теорему и популярный эволю­ционизм... который, безусловно, является мифом". Льюис основывает свое утверждение прежде всего на хронологии. "Если бы популярный эволюционизм был не мифом, а ин­теллектуально законным влиянием научной теоремы на об­щественное сознание (как он сам о себе думает), то он воз-ник бы после того, как теорема получила широкую извест­ность". Но, указывает ученый, исторически философия эво­люционизма появилась раньше биологии. Затем Льюис предлагает "внутренний" аргумент в пользу своей точки зре­ния: "Эволюционизм... отличается по своему содержанию от биологических представлений об эволюции. Для биолога эволюция — это гипотеза. Она охватывает больше фактов, чем любая другая популярная гипотеза, и будет принятой до тех пор, пока некоторое новое предположение не охватит больше фактов с помощью еще меньшего числа допущений. Я считаю, что так думает большинство биологов. Профес­сор Д. М. С. Уотсон вряд ли присоединится к такой оценке. С его точки зрения эволюция "принимается зоологами не потому, что ее можно наблюдать или доказать с помощью

логически непротиворечивых данных, а потому, что един­ственная ее альтернатива, особое творение, является очевид­но неправдоподобной". Это означает, что единственное ос­нование для принятия [эволюционизма] имеет не эмпири­ческий, а метафизический характер. [Эволюционизм] ока­зывается догмой метафизика-любителя, который считает идею создания мира неправдоподобной"²⁷.

Таким образом, Льюис находит странным, что ученый может опираться на метафизические доводы для принятия научной теории. Однако, как читатель мог убедиться из ар­гументации в Разделе 2, В.5, наука не является философски нейтральной и обычно развивается в рамках парадигмы. А парадигмы, в свою очередь, отнюдь не изолированы от вли­яния мировоззренческих установок. Некоторые ученые, по-видимому, считают, что только парадигмы, основанные на материалистических посылках, допустимы как научные. Ричард Докинз, например, говорит: "Наше объяснение не должно входить в противоречие с законами физики. А в дей­ствительности, оно должно использовать законы физики и ничто, кроме законов физики"²⁸. Именно слова "ничто, кро­ме законов физики" говорят о том, что Докинз готов при­нять только редукционистские, материалистические объяс­нения. Его парадигма является явно материалистической.

Уж если К. С. Льюис был удивлен утверждением Д. М. С. Уотсона, что бы он подумал по поводу следующего высказывания генетика с мировым именем Ричарда Левон-тина (Гарвардский университет): "Наша готовность принять научные утверждения, идущие вразрез со здравым смыслом, является ключом к пониманию реальной борьбы между на­укой и сверхъестественным. Мы принимаем сторону науки, несмотря на очевидную абсурдность некоторых ее конструк­тов... несмотря на терпимость научного сообщества ко вся­кого рода неподтвержденным историям, поскольку мы из­начально придерживаемся... материализма. И дело не в том, что методы и институты науки каким-то образом вынужда­ют нас принять материальное объяснение мира явлений.

:

Совсем наоборот. Наша приверженность материальным при­чинам заставляет нас создавать аппарат исследования и раз­рабатывать систему понятий, которые приводят к материали­стическим объяснениям, независимо от того, насколько про­тиворечащими интуиции или таинственными они кажутся непосвященным. Более того, наш материализм абсолютен, по­скольку мы не можем пустить Божественное даже на порог"²⁹.

Это откровение выдающегося члена научного сообщества существенно отличается от общепринятого понимания на­уки как беспристрастно следующей выводам из эксперимен­тальных данных, куда бы они ни вели. Для Левонтина мате­риализм — это самое важное. Это его кредо, на нем он осно­вывает все другое. Оно не формируется на основании полу­чаемых им научных данных, а является мировоззрением, влияющим на его подход к науке.

Опасность такого подхода, как указывает специалист по логике доказательства Филипп Джонсон (Беркли, Калифор­ния), состоит в том, что "область действия методологичес­кой посылки, полезной для ограниченного круга задач, на­столько расширяется, что она становится метафизическим абсолютом"³⁰.

Левонтин ясно дает понять, что в основании его филосо­фии лежит догматическое неприятие Творца, а не научные изыскания. Его материалистическая "сеть" не предназначе­на для того, чтобы "поймать" в нее Бога. Но это означает, что вопрос о существовании Бога остается совершенно откры­тым. И тем не менее материалистическая наука часто утвер­ждает, что она доказала, что Бога не существует! Покажем смысл этой ситуации на следующем примере. Если мы спе­циально сконструируем такое устройство, чтобы оно могло регистрировать только видимую часть спектра, будет глупо доказывать на основании экспериментов с использованием этого устройства, что не существует инфракрасных, ультра­фиолетовых, рентгеновских и гамма-лучей. Вывод о том, что мы их не обнаружили, будет предрешен, ибо наше устрой­ство было специально сделано так, чтобы мы не могли их

выявить. Точно так же, если мы будем строить свой науч­ный поиск с тем, чтобы априорно исключить существование Бога, то будет абсурдным доказывать, что к атеизму нас при­вели наши научные исследования.

Следует отметить, что мы не утверждаем, что Левонтин и другие ученые, априорно принявшие материалистическую позицию, не могут получать качественных научных резуль­татов. Это было бы бессмысленное утверждение. Прекрас­ных научных результатов достигают исследователи, исходя­щие как из материалистических посылок, так и из теисти­ческих. На самом деле, когда речь идет о научном исследо­вании устройства и функционирования окружающих нас предметов (а это и есть основная цель науки), в отличие от изучения их происхождения, мировоззренческие установки играют очень незначительную роль. Мы же утверждаем важ­ность признания того, что исходные посылки исследований накладывают ограничения на выводы, которые из этих ис­следований делаются.

Так, рассуждение Левонтина оставляет открытым воп­рос о существовании других типов научных парадигм, кото­рые, будучи не ограниченными жесткими материалистичес­кими допущениями, могут помочь нам ответить на вопрос о том, обнаруживает ли Вселенная в целом и жизнь на Земле в частности, признаки созидательной деятельности Творца

5. Логические следствия материализма

В связи с исходными предпосылками материализма воз­никает еще один чрезвычайно важный вопрос. Во-первых, очевидно, что выводу от замысла всегда оказывается самое жестокое сопротивление — но не со стороны науки, а со сто­роны философии и идеологии. Он просто объявляется вне закона "по определению", без привлечения каких-либо фак­тических данных. С другой стороны, если, как говорит Ле­вонтин, наука — это своего рода "прикладной материализм", то тогда нужно признать в качестве аксиомы, что жизнь — это следствие сугубо материальных процессов. Таким обра­зом, материя и энергия должны, в конечном итоге, обладать

способностью порождать жизнь. Просто потому, что не су­ществует никакой альтернативы. Другими словами, если материалистическая посылка верна, то какой-то процесс эво­люции протекал в силу сугубо логической необходимости, независимо от того, имеются ли фактические данные в его поддержку или нет.

Это, конечно, не означает, что эволюционная теория лож­на, но означает, что существует реальная опасность, что ма­териалистическая парадигма будет оказывать такое сильное давление на развитие соответствующей теории (см. о кон­цепции Т. Куна в Разделе 2, В. 5), что последняя утратит функцию критического анализа собственных результатов, столь характерную для науки как вида деятельности. Кун предостерегал ученых, указывая на то, что парадигмы, фор­мирующие закрытую жесткую структуру знания, приводят к тому, что явления, не вписывающиеся в эту структуру, просто выводятся из поля зрения ученых. Если нечто при­нято считать за истину, то данные, которые расходятся с этой "истиной", либо просто не принимаются во внимание, либо легко отбрасываются. Чтобы избежать этой опасности, Ри­чард Фейнман, лауреат Нобелевской премии по физике, ре­комендует очень тщательно регистрировать все фактические данные, противоречащие принятой тобой теории, ибо легче всего обмануть себя самого.

К сожалению, предостережения Куна и Фейнмана часто остаются незамеченными, так что высказывание сомнений по поводу теории эволюции может оказаться рискованным делом. В глазах многих людей подвергнуть сомнению эво­люцию означает поднять руку на фактические данные и тем самым, возможно, быть занесенным в список полоумных маргиналов. Так, Ричард Левонтин пишет: "Пришло время... откровенно сказать., что эволюция, на самом деле, — это не теория... Птицы возникли из "нептиц", а люди из "нелюдей". Человек, претендующий на то, что он понимает мир приро­ды, не в большей мере может отрицать эти факты, чем он может отрицать, что Земля круглая, что она вращается вок-

руг своей оси и вокруг солнца"³¹. Докинз и в этом вопросе остается непревзойденным. Он говорит: "Если вы встречае­те кого-то, кто утверждает, что не верит в эволюцию, то вы можете совершенно спокойно сказать, что этот человек туп, невежествен или психически ненормален (или злонамерен, во что мне хочется верить меньше всего)"³².

В глазах Левонтина и Докинза подвергнуть сомнению эволюцию означает навлечь на себя обвинение в научной наивности или в чем-нибудь похуже. Однако уже сама аг­рессивность этих обвинений может скорее вдохновить на­стоящего ученого на дальнейшие исследования, нежели ос­тановить его. Говорят, что Аристотелю принадлежит мысль о том, что секретом успешного исследования является уме­ние задавать правильные вопросы. А если мы задаем непра­вильные вопросы, мы должны разобраться, почему они не­правильные. 6. Определение эволюции

Возможно, что причиной агрессивности обвинений про­тив тех, кто подвергает эволюцию сомнению, отчасти явля­ется само определение термина "эволюция". Выше мы пользовались этим термином, как будто бы по поводу этого термина существует всеобщее согласие. На самом же деле, дискуссии по поводу эволюции зачастую оказываются бес­плодными именно потому, что их участники не задумыва­ются о том, что этот термин может использоваться в несколь­ких разных значениях. Некоторые из этих значений настоль­ко ясны и непротиворечивы, что их неприятие действитель­но является свидетельством невежества или тупости (но уж никак не злонамеренности!).

Итак, что же такое эволюция? Приведем несколько зна­чений этого понятия.

1. Изменение. Развитие. Изменчивость. В этом значении термин "эволюция" используется для описания изменения, не подразумевающего некоторого механизма (или отсут­ствия такового), который движет этим изменением. В этом смысле мы говорим об "эволюции автомобиля", для которой

необходимо участие разума; машина не может эволюциони­ровать сама, это происходит только благодаря идеям и дея­тельности инженеров. Мы можем говорить об "эволюции бе­реговой линии", при которой естественное воздействие моря и ветра, флоры и фауны формирует с течением времени очер­тания линии берега. Когда люди говорят об "эволюции жиз­ни" в этом смысле, то единственное, что они имеют в виду, — это то, что жизнь каким-то образом возникла: или естествен­ным путем, или в результате творения, или в результате дей­ствия обеих сил, или каким-то другим путем.

2. Микроэволюция: эволюция в рамках определенной сложной организации, количественное изменение уже суще­ствующих органов или структур. В данном случае обсужда­ется вопрос не происхождения, а изменения или перестрой­ки чего-то, что уже ранее существовало. Такие микроэволю­ционные процессы можно легко наблюдать, как показывает исследование изменения длины клюва певчих птиц, проде­ланное Джонатаном Вайнером³³. Этот аспект теории эволю­ции не вызывает возражений. Применительно ко многим подобным явлениям вряд ли вообще можно говорить об эво­люции, раз речь идет об изменении в определенном направ­лении. Скорее это примеры варьирования в рамках, в сущ­ности своей, стабильного вида.

3. Макроэволюция: появление новых органов и структур, качественно нового генетического материала, эволюция от одноклеточных структур к многоклеточным и т. п.

4. Наличие общего предшественника. Иногда это направ­ление называется общей теорией эволюции или теорией об­щего происхождения, согласно которой все растения и жи­вотные связаны наличием общих предков. При этом не обя­зательно уточняется, каким образом это возможно. Обычно данное представление иллюстрируется филогенетическими деревьями, по которым можно проследить хронологию раз­вития всего живого от общих предшественников.

5. Неодарвинистское представление об эволюции, или специальная теория эволюции. Предметом этой теории яв-

ляются механизмы развития. Она утверждает, что естествен­ный отбор и естественные мутации и некоторые случайные эффекты типа дрейфа генов являются машиной, которая движет как микро-, так и макроэволюцией. Этот неодарви­нистский синтез иногда называют просто дарвинизмом, хотя сам Дарвин ничего не знал о генетических параметрах.

6. Искусственный отбор, используемый, к примеру в_pa стениеводстве и скотоводстве. Селекционеры получили ог­ромное количество видов растений и животных на основа­нии базовых генетических линий путем разнообразных тон­ких методов скрещивания. Этот процесс предполагает боль­шую интеллектуальную работу, и хотя его часто приводят как пример макроэволюции в результате неуправляемых процессов (в том числе его использует сам Дарвин), он та­ковым не является.

7. Химическая эволюция. Хотя некоторые ученые доказы­вают, строго говоря, что эволюция предполагает существова­ние самореплицирующегося генетического материала, тем не менее в литературе часто встречается упоминание об эволю­ции живой клетки из неживого материала. Великий биолог Ф. Г. Добржанский в связи с этим отмечал: "...Добиологический естественный отбор — это логическая несообразность"³¹.

Теперь мы можем лучше попять критические замечания Левонтина и Докинза в адрес тех, кто скептически настроен по отношению к теории эволюции. Если сомнения, выска­зываемые по поводу эволюции, относятся к значениям это­го термина 1, 2 или 7, обвинения скептиков вполне понят­ны. Никто всерьез не оспаривает микроэволюцию как при­мер действия естественного отбора³⁵.

Естественный отбор является, по-видимому, практичес­ки тавтологичным понятием, на что указывали многие спе­циалисты. Так, член Британского Королевского общества Колин Пэттерсон (Лондонский Музей естественной исто­рии) представляет естественный отбор в виде следующего дедуктивного вывода.

Все организмы должны воспроизводиться.

• Все организмы обладают наследственной изменчиво­стью.

• Наследственные изменения отличаются по своему воз­действию на воспроизводство³⁶.

Следовательно, изменения, оказывающие благоприятное воздействие на воспроизводство, закрепляются, а оказыва­ющие неблагоприятное воздействие, не закрепляются. Так происходит изменение организмов.

Пэттерсон утверждает, что излагаемая таким образом идея естественного отбора является, строго говоря, не науч­ной теорией, а трюизмом: если мы допускаем первые три положения, то четвертое вытекает из них логически. Он го­ворит, что "это показывает, что естественный отбор должен иметь место, но отсюда не следует, что естественный отбор является единственной причиной эволюции, а когда есте­ственный отбор абсолютизируется как объяснение всех эво­люционных изменений или каждого признака каждого орга­низма, ему приписывается такая большая объяснительная сила, что он попадает в один ряд с такими концепциями, как фрейдистская психология и астрология". Это рассуждение Пэттерсона означает, что идея естественного отбора не под­лежит фальсификации, подобно тому, как не поддается фаль­сификации тезис Фрейда о том, что поведение взрослого человека обусловлено травмой, пережитой им в детстве. Он предупреждает об опасности использования понятия "есте­ственный отбор" как штампа, который создает иллюзию объяснения, на самом деле объяснением не являясь.

На уровне микроэволюции мы находимся в области на­блюдаемых явлений. Настоящие проблемы начинаются тог­да, когда мы переходим от микроэволюции к макроэволю­ции. Некоторые биологи возражают против различения мик­ро- и макроэволюции, поскольку рассматривают эволюци­онный процесс как целое. Но именно это и вызывает сомне­ния. Поскольку главный вопрос как раз и состоит в том, яв­ляется ли эволюция неким целым. Если мы разведем мик­ро- и макроэволюцию, то это поможет сосредоточиться на