Глава 27. Очень хорошо понимая, к какому типу людей принадлежит Галя, Зоя безо всякого стеснения спросила:

Очень хорошо понимая, к какому типу людей принадлежит Галя, Зоя безо всякого стеснения спросила:

– Хотите денег?

– Кто ж откажется, – хмыкнула гостья.

– Я заплачу вам хорошую сумму, если честно ответите на мои вопросы!

– Начинай, – деловито сказала Галя.

– Где вы взяли Лялю?

Гостья поджала губы.

– Да уж, – нехотя выдавила она из себя, – брат у меня был, ученый человек, дипломат, он погиб, а…

– Не врите, – оборвала ее Зоя, – историю про то, как вы забрали Лялю из детдома, я знаю от невестки. Лялечка очень наивна и бесхитростна, оттого и поверила «тете», но меня-то не проведешь, и я понимаю, что вы соврали ребенку. У вашего брата-дипломата должна была быть квартира в столице, отчего вы предпочли жить не там, а в Тренькине, без всяких удобств? Я была в деревне, видела там дощатые будки, канализации нет, газа, похоже, тоже. Зачем там мучиться? Могли опеку над ребенком оформить и в столице жить. И потом, если вы так любили девочку, что не отдали ее в приют, то почему в семнадцать лет выгнали Лялю вон?

Галя, не мигая, смотрела на Зою, а та решительно закончила:

– Значит, так, сейчас вы скажете правду. Кто она? Где ее родители? Отчего воспитывалась у вас? По паспорту Ляля – Ольга Ивановна Иванова, но мне отчего-то кажется: у нее другая фамилия. Расскажете честно – получите хорошие деньги. Ну как?

– Сколько? – хищно воскликнула Галя.

Зоя без колебаний назвала сумму.

– Лучше не рублями, – заявила гостья.

– Долларами?

– Не, золотишком, – пояснила гостья, – комплектом: браслет, серьги и колье-ошейник, без камней, один драгметалл.

– Есть у меня такое, – кивнула Зоя, потом сходила в спальню, принесла коробочку и спросила: – Согласна?

– Ага, – кивнула Галя.

– Тогда начинай!

– С чего?

– Какая настоящая фамилия Ляли?

– Не знаю.

– Ну, милая, – рассердилась Зоя, – так не пойдет.

– Ну правда я не в курсах! – воскликнула Галя. – Ты меня спокойно послушай, авось разберешься. Я вообще-то москвичка, работала санитаркой при больнице.

Услыхав название медицинского центра, где много лет тому назад служила Галя, Зоя вздрогнула. В этой клинике она делала операцию по искусственному оплодотворению, и именно там появилась на свет Верочка.

Галя, не замечая волнения Вяземской, как ни в чем не бывало продолжала рассказ.

Один раз санитарку вызвала к себе заведующая детским отделением Ариадна Михайловна и спросила:

– Ты у нас не замужем?

– Нет и не собираюсь, – ответила Галя.

– Почему же решила бобылкой жить? – проявила непонятный интерес к ее судьбе Ариадна.

– Все мужики козлы, – поделилась своими наблюдениями Галя, а потом добавила: – Операция у меня была, по нижней части, теперь нет никакого интереса к парням, а раз так, спокойней одной жить, чем с хомутом на шее!

– Без детей плохо, – покачала головой Ариадна, – сама видишь, на что женщины идут, чтобы ребеночка иметь!

Галя развела руками:

– У меня ничего не получится, говорила ж про операцию.

Ариадна прищурилась:

– Ты хорошая женщина, работящая, умная, спокойная, да не дает господь счастья. Я решила тебе помочь. У нас в пятой палате лежит одна пациентка, ей сделали искусственное оплодотворение, прижилось два эмбриона. Понимаешь?

– Ну да, – кивнула Галя, – насмотрелась я тут у вас чудес. Теперь знаю, что всегда лишних подсаживают, авось один и прицепится. Только случается, все эмбрионы выживают, отсюда и двойни с тройнями.

– Верно, – согласилась Ариадна, – но у этой пациентки особое положение, подробности тебе рассказать не могу, просто знай: ей ребенок необходим, но лишь один. Двух она не сможет содержать, Иван Николаевич только на одну девочку согласен.

– Кто? – не поняла Галя.

– Муж, – после короткой заминки ответила Ариадна, – он уже совсем в годах и не желает слышать о двойне. Но одна дочь им необходима, вот такая коллизия, только родилась пара девочек. Мы матери про вторую ничего не сказали, она пребывает в уверенности, что родила одну Верочку. Ясно?

– Ну… не очень, – призналась Галя.

Ариадна тяжело вздохнула:

– Отец девочки, хоть и отказывается категорически от второй дочери, все же не хочет, чтобы та в приюте оказалась, в детдоме не очень-то хорошо. Вот он и подумал: если бы нашлась хорошая женщина, которая своего ребеночка завести не способна, мы бы ей отдали лишнего младенца. Все оформление на себя возьмем, а Иван Николаевич станет тебе хорошую пенсию платить. Ты же в общежитии живешь?

– В коммуналке, – уточнила Галя.

– Комфортные условия?

– Хуже некуда, – искренне призналась санитарка, – десять комнат, один сортир.

– Вот видишь! Получишь уютный дом в Подмосковье и деньги в придачу!

– Лучше золотом, – перебила предусмотрительная Галя, – оно не гниет.

– Ладно, ладно, – закивала Ариадна. – Значит, ты согласна?

– Ага, – ответила Галя.

– Отлично! – воскликнула педиатр. – Только одно условие: держи язык за зубами. Ясно?

– Ага, но вдруг…

– Что?

– Вдруг я не справлюсь с младенцем? Заболеет!

Ариадна нахмурилась:

– В твоих интересах, чтобы девочка нормально развивалась, я ее навещать стану. Если случится чего, не видать тебе ни золота, ни денег, да еще заработанное раньше отнимут. Иван Николаевич хочет, чтобы у дочери были нормальные условия. Если думаешь, что не справишься, лучше сразу признайся, другой ребенка отдадим.

Галя испугалась, что выгодная сделка сорвется, и живо заявила:

– Постараюсь, как для родной, просто боязно кроху брать.

Ариадна улыбнулась:

– Никто тебе ее завтра не даст, не раньше чем через полгода получишь.

Вот так Галя неожиданно для себя стала матерью, спустя некоторое время после памятного разговора она перебралась в Тренькино. Условия, правда, оказались не такими уж и замечательными, в деревне не было магистрального газа, приходилось думать о баллонах, отсутствовали канализация и телефон. Но было электричество, в доме оказалось целых четыре комнаты, а к избе прилагалось двадцать соток. После девятиметровки в коммуналке Галя ощутила себя хозяйкой дворца, да еще дом отдали вместе с добротной румынской мебелью, на кухне имелся холодильник, а в гостиной – телевизор. Судьба, похоже, решила наградить Галю за годы лишений. То, что в обмен на блага придется воспитывать чужую девочку, санитарку абсолютно не смущало. Много возни с ребенком не ожидалось, открыл дверь и отправил ее во двор гулять, а там в школу пойдет, вырастет, сама за Галей ухаживать станет.

Имя для девочки Галя не выбирала, получила малышку с готовыми документами. Ольга Ивановна Иванова. В графе «Мать» стояло: Галина Михайловна Петрова, а после слова «Отец» значилось: Иван Иванович Иванов. Деревенские жители считали Галку вдовой, да и не было в Тренькине особых сплетников, население деревни в основном составляли очень пожилые люди.

Ариадна ни в чем не обманула Галю. Педиатр исправно, раз в полгода, приезжала в село, осматривала девочку, удовлетворенно кивала головой, потом вручала Галине деньги и коробочку с очередным украшением.

Так продолжалось десять лет, а потом Ариадна пропала. Когда настал одиннадцатый день рождения Ляли, Галя поехала в медицинский центр, она решила отыскать педиатра и высказать той возмущение: уговор дороже денег! Где «зарплата»?

Клиника оказалась на месте, но вот Ариадны Михайловны не нашлось. Дежурная в регистратуре на вопрос Гали запричитала:

– Ой, беда, беда! Под машину Ариадна попала! Такой хороший врач.

– Где она лежит? – поинтересовалась Галя.

Тетка в белом халате на секунду примолкла, а потом сообщила:

– А на Ваганькове, у ней там все похоронены.

– На кладбище? – шарахнулась в сторону Галина.

– Куда ж еще мертвое тело деть? – снова застрекотала регистраторша. – Вот беда! Внезапно померла, на работу торопилась, поленилась в подземный переход пойти, поверху понеслась, и сшибло ее!

Галя вернулась в Тренькино, и лишь через пару месяцев после посещения клиники до нее дошло: Ариадны больше нет, и денег на Лялю тоже не будет.

Как поступить в создавшейся ситуации, Галина не знала. Ляля вроде как ее дочь, ни телефона, ни адреса родных родителей девочки бывшая санитарка не имела.

Некоторое время Галя жила по-прежнему, но потом ее словно стукнула по голове мысль: дочь теперь придется тянуть самой, выбиваться из сил, идти на тяжелую работу, ворочать шпалы или мыть полы, иначе и она, и девочка умрут с голода.

Осознав размер беды, Галя мигом возненавидела Лялю и была очень рада, когда та, кстати, совершенно замечательно учившаяся и окончившая школу с золотой медалью, уехала в Москву поступать в институт.

Ляля была милой, наивной девочкой, она знала, что не является родной дочерью Гали. Та, испытав приступ злобы при известии о смерти Ариадны, ляпнула ребенку:

– Ты мне чужая, тащи теперь тебя, спиногрызку, на горбу.

Но потом, испугавшись, санитарка выдумала историю про умерших в далекой африканской стране родственников, и Ляля поверила ей. Да и как могло быть иначе? Девочке едва исполнилось одиннадцать лет.

Несмотря на то что Галя стала дурно обращаться с приемной дочерью, Ляля продолжала любить ее и после первого семестра приехала с подарками в Тренькино.

Галя выслушала восторженный рассказ Ляли об институте, спрятала сувениры и сурово заявила:

– Кати назад!

– У меня каникулы! – весело воскликнула Лялечка.

– Решила тут балбесничать? На шее у меня сидеть?

Ляля растерялась:

– Куда же мне деваться?

– Понятия не имею, – пошла вразнос баба, – хватит! Нету у меня денег! Сама себя содержи! Ишь, здоровенная дура выросла! Явилась! Жрать ей подавай!

Лялечка, глотая слезы, схватила сумку и исчезла из жизни Гали.

Новому повороту событий Галя была рада. Вскоре Тренькино расселили, ей дали маленькую квартирку в городе Чарск, однокомнатную, зато со всеми удобствами. Первое время Галина радовалась теплому туалету, горячей воде, магистральному газу, но потом поняла, что без личного огорода плохо. Овощи теперь приходилось покупать на скудную пенсию, а за яйцами ходить не в сарай во дворе, а на рынок, к машине с птицефабрики. Деньги улетали в трубу, о новой одежде пришлось начисто забыть, потом сломался телевизор.

Галина приуныла окончательно, она уже давным-давно проела золотой запас, из драгоценностей у нее осталась лишь пара колец, которые следовало беречь словно зеницу ока: вдруг заболеешь и попадешь в больницу, нечем будет платить врачам и медсестрам. Но ведь без телика отчаянно скучно.

Повздыхав, Галя все же продала последние украшения, приобрела новый телевизор и впала в панику – у нее ничего ценного не осталось.

И тут-то Галя вспомнила о Ляле. Что ж! Пора Ляльке отдавать долги! Галя растила девочку, тратила на нее деньги и теперь хочет получить назад вложенные средства.

Но где найти гадкую, бросившую ее девку? Ляля исчезла, словно в воду канула! Но зря она надеялась испариться. Кстати, Галя по закону имеет право подать на Лялю в суд, по документам-то та ее родная дочь. Но санитарка не сволочь, она надумала отыскать негодяйку и пристыдить ее. Пришлось, конечно, потратить время, хорошо хоть Галя помнила, в какое учебное заведение поступила Ляля. В общем, хлопоты увенчались успехом.

Узнав правду, Зоя слегла. Она проболела до возвращения молодых из Туниса. Теперь все странности получили логичное объяснение. Вот почему у Лялечки аллергия на яблоки! Вот отчего она сразу показалась Зое родной!

Увидав бледную, сильно похудевшую Зою, Игорь и Ляля перепугались.

– Тебе надо лечь в больницу, – в один голос сказали они Вяземской.

Та неожиданно согласилась, бедная Зоя не понимала, каким образом она сумеет сообщить детям правду, что они на самом деле родные брат и сестра.

С одной стороны, сделанное открытие радовало. После кончины Веры Зоя жила в неослабевающем страхе, вдруг Игорь снова заболеет раком крови, а донора нет. Теперь же можно перевести дух: если сыну станет плохо, имеется Лялечка. Но если посмотреть на ситуацию с иной стороны!

Разве могут кровные, самые близкие родственники жить как муж и жена, а? Игоря и Лялю следовало ввести в курс дела, но Зоя никак не могла решиться на подобный шаг. Ей бы пришлось признаться во многих неблаговидных деяниях, рассказать о том, как малолетней девочкой она стала любовницей Ивана Николаевича, как обманула Андрея и всю жизнь говорила неправду Игорю о том, кто его родной отец.

Конечно, сейчас уже бояться нечего, Иван Николаевич и Ирина давно в могиле, их дочь Вика живет за границей, а может, тоже скончалась. Но как отнесется Игорь к известию о лжи, окутывавшей всю его биографию? Вяземский считает свою маму святой женщиной, честно прожившей долгие, тяжелые годы. Зоя неоднократно твердила сыну:

– Конечно, нам нелегко, но я гордый человек и не стану обращаться за помощью к Андрею, он нас бросил.

Игорь пребывал в убеждении, что его отец мерзавец, и не желал общаться с ним, вычеркнул его из своей жизни. Но, узнав правду, он начнет считать непорядочной особой Зою.

А Ляля? Как она отнесется к известию о том, что свекровь ее родная мать? Поверит, что Вяземская до встречи с Галей даже не подозревала о двойне? Или начнет сыпать упреками:

– Отдала меня невесть кому! Выбрала из двух дочек одну, а про вторую забыла начисто?

Чем дольше Зоя обдумывала ситуацию, тем страшней казалось ей будущее, светлый мир Вяземской развалился на глазах. Если Игорь и Ляля узнают истину, они мигом разведутся и уедут прочь куда глаза глядят. Зоя останется рыдать в одиночестве, она лишится горячо любимого сына и не менее обожаемой, вернувшейся к ней дочери. Как поступить?

Оценив положение со всех сторон, Зоя приняла решение: о том, кем является на самом деле Ляля, знает лишь Галина. Но санитарка не в курсе того, что Вяземская родная мать девочки. Все непосредственные участники тех далеких событий мертвы, нет ни Ивана Николаевича, ни Ариадны. Живы, правда, Андрей и Люба, знавшие о любовнике Зои, но с бывшим мужем общение сведено к нулю, а подруга слыхом не слыхивала о близнецах, получившихся из пробирки. Опасности разоблачения нет. Самое страшное, что может случиться, это повторный визит Галины, которая захочет еще денег. Но с ней Зоя сумеет справиться, в конце концов, можно будет сказать Ляле: «Да, дала побрякушки гадкой бабе, не хотела, чтобы она тебя тревожила».

Лялечка не рассердится на свекровь, наоборот, еще больше полюбит ее за заботу. Нет, Зоя не станет сообщать никому страшную правду!