Тени Арденау 7 page. – В общем, ты хочешь сказать, что им сейчас не до тебя, – перебил меня Проповедник

– В общем, ты хочешь сказать, что им сейчас не до тебя, – перебил меня Проповедник.

– Да.

– Но они все же нашли время обратить внимание на нашу дружную семейку. И озвучили свой вердикт. Ты пропустишь его мимо ушей?

Я кивнул:

– Просто буду осторожнее.

– О, Господи! – всплеснул тот руками. – Ты веришь в то, что говоришь? Ты?! И осторожнее?! Не смеши ангелов! Если найдется еще один Шуко, который спьяну расскажет…

– Шуко мертв, – напомнил я ему, и он сразу пошел на попятную:

– Да. Гм. Неловко получилось. Прости. Но я все же скажу, что ни одну тайну не сохранишь достаточно долго. Они станут тебя проверять.

– Не сейчас. Не пока я делаю то, о чем меня попросили.

– Приказали, а не попросили. – Он не собирался давать мне возможность взлетать к небесам. Когда надо, у Проповедника всегда под рукой пара обнадеживающих замечаний.

– В данном случае это не важно. – Мы прошли под аркой к жилым корпусам. – Это соответствует моим целям и интересам.

– Лучше бы не соответствовало. – Вид у моего спутника был такой, словно его заставили выпить ведро желчи. – Я говорил, но с удовольствием повторю, если ты стал туг на ухо или там страдаешь от забывчивости. Встречаться с темным кузнецом смертельно опасно. Видел же, что он устроил в Крусо. Этот парень перемелет тебя, точно два жернова зернышко пшеницы.

– Я буду осторожен.

– И сообщишь магистрам, когда найдешь его?

Я не стал врать:

– Не знаю. Зависит от обстоятельств.

Проповедник безнадежно вздохнул:

– Это значит, если у тебя появится хоть призрачный шанс справиться без помощи Братства – ты прикончишь кузнеца своими силами?

– Ты сама прозорливость. Надеюсь, что угадаешь и причину моего поступка.

Глаза у него сегодня были удивительно лукавые.

– В детстве моя мать, представь, у меня тоже она была, рассказывала мне сказки, о том, как следует поступать с ведьмами, если ты нашел такую. Бить по голове, пока она не ожидает этого. Желательно чем‑нибудь очень тяжелым. Потому что, если упустить момент, она вытащит легкие через твой нос.

– Добрые истории рассказывают детям в твоих краях. Но ты прав. Если я его встречу, действовать надо очень быстро. Второго шанса может и не быть.

Он с некоторым раздражением вытер кровь на щеке, отстраненно посмотрел на ладонь, на которой не осталось никаких следов, вздохнул:

– Но это не основная причина. Ты не знаешь, что решит совет. Боишься, как и я, если честно, что они передумают. Захотят взять его живьем или передадут кузнеца клирикам.

– Проповедник, тебе стоило родиться в какой‑нибудь графской семье… где‑нибудь на юге Литавии. У тебя неплохо получается в политике.

Бывший сельский священник ухмыльнулся:

– Господь счел, что простолюдином я полезнее. Будь я графом, таскался бы я за тобой по дорогам, горам и лесам? И кто бы напомнил тебе, что убийство это грех, а задуманное убийство – грех вдвойне.

Отвечать я ему не стал, так как увидел, как из‑за поворота вышел Клаудио Маркетте и направился ко мне.

– Черт бы его побрал, – проворчал я.

– Господин ван Нормайенн, – поприветствовал меня законник. – Везде вас ищу.

– Что‑то стряслось? – Я решил вести себя вежливо.

– Нет. Конечно нет. Но у меня к вам вопрос. – Он покосился на Проповедника, но тот сделал вид, что не понял намека, и остался. – Ходят слухи, что вы знаетесь с темным одушевленным.

Я сохранил учтивое и заинтересованное выражение на лице.

– Кто это говорит? – спросил я спокойно.

– О, господин ван Нормайенн, вы же понимаете, как это бывает с новостями. Они летают сами по себе. – Его глаза улыбались, и он был просто счастлив. – Даже не помню, от кого услышал, но эта информация настолько заинтересовала меня, что я сразу же решил узнать обо всем от вас.

– Это дело прошлое, господин Маркетте. Сейчас никаких темных одушевленных поблизости от меня нет. Если не верите мне, можете спросить у магистров.

– Я рад, что вы не отрицаете. Уверен в правдивости ваших слов. Ведь совет уже разобрался со столь запутанной ситуацией.

– Запутанной? – нахмурился я. – Ни один закон, в том числе и те, за соблюдением которых вы следите, не запрещает стражу общаться с темным одушевленным. Особенно если это не снеговики, которые пытаются его убить.

– Понимаю. Вы все еще злитесь на ту досадную случайность, – смиренно вздохнул он. – Я бы тоже был не рад. Что касается вашего вопроса, то запутанна она не оттого, что страж имел контакты со столь редким и необычным существом, а от того, кто это существо.

Проповедник навострил уши и вытянул шею, точно гриф, стараясь услышать каждое слово.

– Если честно, я не понимаю.

– Возможно, вы просто не в курсе. Орден Праведности давно разыскивает этого одушевленного. Точнее, разыскивал. Потом его следы потерялись, и мы оставили бесплодное занятие. Дело в том, что один из моих коллег был убит одушевленным, похожим на огородное пугало.

Проповедник отвернулся, поступив довольно мудро. Он вообще не умел скрывать эмоций, и все было написано на его потрясенной роже.

– Очень печально. Примите мои искренние соболезнования в связи с гибелью вашего товарища, – официальным тоном заявил я, и он с благодарностью кивнул. Мы играли в игру, значение которой было понятно всем присутствующим. Мне было плевать на его товарища, а ему на мои соболезнования. – Когда это случилось?

– Прошлой зимой. Недалеко от земель маркграфа Валентина. Вы что‑нибудь знаете об этом?

Конечно, я помню того ублюдка в алом шапероне, который отдал меня Вальтеру и людям маркграфа. Пугало отправилось за ним через вьюгу и, уверен, напластало законника на множество маленьких кусочков.

– Увы, нет.

Я не стал спрашивать, откуда Орден Праведности вообще узнал о случившемся. Узнал. Возможно, законник успел оставить послание. Возможно, поблизости оказался Видящий. Теперь это совершенно не важно.

– Сможете рассказать все, что вам известно об этом одушевленном? Он очень опасен, и любая информация поможет нам найти его и уничтожить как можно скорее.

– Боюсь, мне нечего вам сообщить.

Его глаза больше не улыбались. Клаудио Маркетте произнес вкрадчиво и в то же время твердо, словно считал меня дурачком:

– Господин ван Нормайенн, мы давно знакомы. Я знаю вас. Вы знаете меня. Как говорится, игра в квильчио, пускай и кровавая, объединяет даже врагов.

– Я не считаю вас моим врагом.

– Тем лучше для всех нас. Я пришел как друг. Неофициально. И мне нужны ответы. А так как вы – умный человек, то понимаете, что я их получу. Так или иначе. Зачем вам нужно лишнее внимание Ордена Праведности?

Я улыбнулся ему, глядя сверху вниз:

– Господин Маркетте, я не против внимания Ордена Праведности, поскольку мне нечего скрывать. Если вас что‑то интересует, обратитесь официально. Пришлите мне приглашение на беседу. Не забудьте о трех свидетелях – городском чиновнике, клирике и страже. А также, поскольку я не совершал никаких преступлений, добейтесь разрешения у магистров. Если они прикажут мне побеседовать с вами, я с радостью соглашусь.

Он хмыкнул:

– Всегда приятно видеть человека, который столь сведущ в законах.

Я благосклонно кивнул, принимая эту «похвалу»:

– В таком случае, позвольте откланяться. Меня ждут дела.

Он сделал шаг в сторону, открывая мне путь.

– Мы побеседуем позже, господин ван Нормайенн. – В его голосе мне послышалась угроза. – Мне нужен этот одушевленный.

– Так ищите его сами, – развел я руками и пошел прочь.

Проповедник нагнал меня спустя минуту, и выглядел он не сказать чтобы очень спокойным:

– Плохо, Людвиг. Очень плохо.

– Знаю.

– Он ведь сообщит в Орден?

– Зависит от того, какие цели преследует. И хочет ли делиться этой информацией с другими. Как бы он ни поступил, внимание законников для меня сейчас крайне нежелательно. Поэтому прошу тебя, вернись в комнаты и, если Пугало там, расскажи ему свежие новости. Но только о законнике.

Старый пеликан быстро глянул на меня:

– Но не о приказе совета?

– Об этом я с ним позже поговорю. Пусть страшила никуда не выходит и дождется меня. Если его сейчас заметят, мы хлебнем неприятностей.

– Угу. А чтобы их не хлебнуть, надо бы уехать из Арденау.

– Как только найду убийцу Шуко.

Он скорчил раздраженную рожу и, развернувшись, поспешил прочь.

Разговор с Карлом получился таким, как я ожидал. Страж не выглядел довольным моим планом, но пообещал сделать все, что нужно.

Я постучал в дверь Стенена, и ее сразу же открыл дородный слуга в лиловой ливрее.

– Людвиг ван Нормайенн, – представился я. – Хочу поговорить с магистром.

– Простите, страж, – вежливо, но непреклонно сказал лакей. – Но мастер совсем недавно вернулся с совета и очень устал. Сегодня он не принимает. Желаете ему что‑то передать?

– Скажи, что дело касается случившегося в моих комнатах.

– Простите?

– Передай. Он поймет. Я подожду здесь.

Слуга поколебался, но решил, что ничего страшного от его вопроса не случится, и ушел. Я с равнодушным видом прислонился к стене, слушая, как усилившийся дождь колотит по подоконникам. Возможно, мне не стоило приходить сюда, но иного пути я не видел. Рассчитывать на поддержку других членов совета в сложившейся ситуации не имело никакого смысла. Сейчас мне нужен лишь этот магистр.

Вернулся донельзя удивленный слуга:

– Он вас примет.

Коридор оказался прямой и белый, как мысли праведника. Мы миновали девять закрытых дверей, прежде чем я столкнулся с Калебом, выскочившим из полутемной залы. Лицо у него было красным от гнева, руки тряслись.

– С дороги, ван Нормайенн! – прорычал он.

Я не видел смысла упираться рогом и отступил в сторону, давая ему пройти. У человека дурное настроение, и его можно понять. С Тильдой не получилось, его самого сослали в Витильску, да еще и учитель, на которого он так надеялся, не поддержал на совете.

В большой комнате с двенадцатью высоченными окнами, половина которых была закрыта тяжелыми портьерами, царил полумрак, особенно сильно сгущавшийся в дальнем конце, там, где находилась еще одна дверь, ведущая в следующее помещение. Я увидел клетку с желтой заморской певчей птахой, дремавшей на жердочке, громоздкий, похожий на носорога стол и массивные закрытые шкафы, стоявшие вдоль стены. На специальной стойке покоились разнообразные трости.

Стенен встретил меня, сидя в кресле и опустив голые, отекшие ноги в таз с горячей водой. Выглядел толстяк не то чтобы очень довольным. Отправив слугу, он без всякого дружелюбия сказал:

– Если и есть неудобный момент, то он наступил прямо сейчас. Ты совершенно не вовремя, ван Нормайенн.

– Но ты все же нашел возможность выслушать меня.

Тот неприятно щелкнул пальцами:

– Любопытство. Раньше ты не удостаивал меня своими визитами. Что‑то насчет убийства Шуко? Есть подвижки?

– Полагаю, что да.

Магистр повозился в кресле:

– И ты пришел ко мне.

– Мириам уехала. А с Павлом мы никогда особо не ладили. Ты нейтрален, так что мой выбор очевиден.

Он глянул на меня задумчиво, оценивая слова.

– И что ты узнал?

– Мы с Карлом вышли на продавца яда. Он кое‑что сказал.

– Превосходно, – оживился тот. – Уже отправили за ним кого‑нибудь из гвардейцев?

Я подошел к стойке с тростями:

– К сожалению, нет. Его убили прямо у нас на глазах.

– Кто?! – впившись в подлокотники, спросил толстяк.

– Сообщники убийцы, я полагаю.

– Плохо. Значит, у нас нет никаких зацепок. Эй!

– Я всего лишь посмотрю, – успокоил я его, взяв с подставки трость, которую я увидел на совете. – Великолепная работа.

– Золянская береза, кость буйвола и янтарь. Быть может, мы вернемся к обсуждению того, ради чего ты пришел?

– Да, конечно, – охотно сказал я, но тяжелую трость из рук не выпустил, проверяя баланс. – На чем мы остановились?

– Ты собирался рассказать, что узнал от продавца яда.

– Он назвал имя убийцы, – равнодушно пожал я плечами, словно речь шла о чем‑то совершенно незначительном, и вновь стал разглядывать трость.

Мастер, конечно, поработал на славу. Красивая вещь, и чудеснейшая резьба по дереву – пляшущие горностаи. В Золяне эти животные считаются вестниками, приносящими сообщения от мертвых. В Хагжите, где их никто никогда не видел, вполне могут перепутать с крысами.

– Я могу его услышать? – Стенен терял терпение.

– И даже увидеть. – Я заозирался. – У тебя есть где‑нибудь зеркало?

Несколько секунд он не понимал, на что я намекаю, затем его лицо окаменело, а взгляд стал злым.

– Ты пьян?

– Нет.

– В таком случае, это не смешно.

– Разве похоже, что я шучу?

– Вижу, ты не в своем уме. Убирайся прежде, чем я разозлюсь!

Я сделал несколько шагов к нему:

– А что же будет, когда ты разозлишься, Стенен? Неужели расскажешь магистрам о том, что я обвинил тебя в убийстве Шуко?

– Конечно, – хладнокровно произнес тот. – У тебя нет никаких доказательств. Твое слово против моего. Ради бога, пусть они проведут расследование, препятствовать не стану. Мы все зря потратим время. И после совет спросит с тебя. Так что лучше уйди сам, и я обо всем забуду.

– Если честно, Стенен, я одного не понимаю. Зачем было самостоятельно покупать яд? С таким же успехом ты мог прокричать о содеянном с балкона. Такой глупости я от тебя не ожидал.

– Мое терпение лопнуло! – Он оперся руками о подлокотники кресла, резко встал, хотя его ноги все еще оставались в тазу с остывающей водой. – Убирайся!

Сперва я хотел ударить его палкой в лицо, но побоялся сломать челюсть до того, как он признается, так что со всей силы заехал ему в бок. Он, не ожидавший такого, охнул от боли, покачнулся и всей своей тушей грохнулся на пол. Таз перевернулся, вода хлынула по полу, лизнув мне ботинки и замочив одежду магистра.

– Мои ребра, сукин ты сын! – взвыл Стенен, как только смог отдышаться.

– Всего лишь сломаны. Ну, я надеюсь на такое приятное развитие событий, – вежливо сказал я, крутанув трость в руке.

– Тебе конец! – прохрипел он, садясь.

Вид у него был потрясенный.

– Возможно, – не стал отрицать я, больше не улыбаясь. – Но, боюсь, ты его уже не увидишь, магистр.

– Я этого не делал, сумасшедший идиот! Мне вообще нет никакого дела до этого чертового цыгана!

– Я бы поверил тебе, не приди ты на совет с этой замечательной палкой. – Я ткнул ею ему в грудь, и Стенен упал на спину.

Надо сказать, мне это не доставляло удовольствия. Почти не доставляло. Будь моя воля, я просто бы сразу прикончил его, без всяких избиений.

– Ты! – поперхнулся тот. – Тебя распнут! Нет никаких доказательств! Тебе никто не поверит! Николо! Николо!

Я понял, что он зовет слугу, и не слишком сильно огрел его по плечу.

– Твой лакей не появится, магистр. И ты, кажется, не понял всю серьезность ситуации. Мне плевать на доказательства. Главное во всем этом – я знаю, что ты подсыпал отраву в вино и подсунул бутылку Шуко. Все остальное не важно. И знаешь почему? Потому, что я не пойду к магистрам или городским властям. Я сам свершу суд над тобой.

– Ты не мож…

Я ударил его по голени, и он взвыл.

– Ну‑ка, еще раз скажи, что я могу, а чего нет.

– Я ничего не делал! Я невиновен!

– Не старайся. И не ори. Сюда никто не придет. И тебя никто не услышит. За смерть Шуко ты ответишь. Передо мной. И прежде, чем ты умрешь, я постараюсь сломать тебе все кости. Превращу их в порошок, а тебя в отбивную.

Он попытался отползти:

– Зачем ты это делаешь?!

Я с удивлением поднял брови:

– Быть может, мы с цыганом и не были близкими друзьями, но сражались плечом к плечу. Мы довольно многое пережили вместе, а теперь он в могиле. А ты жив. Я считаю это несправедливостью.

– Хорошо! Хорошо! – Он явно счел, что говорит с умалишенным. – Я признаюсь!

Я расхохотался, размахнулся, и трость прошелестела в опасной близости от его лица, так что он взвизгнул.

– Ты меня не слушаешь! Мне плевать, признаешься ты или нет. Не будет никакого суда, магистров и прочей ерунды. Я не дам тебе шанса выкрутиться.

– Ты сумасшедший! – Теперь на его лице появился ужас.

– Рад, что ты это понял, – отвесил я поклон.

– Если ты убьешь меня, тебе не спрятаться! Рано или поздно тебя найдут! И даже Гертруда больше не спасет.

– А мне плевать. Пожалуй, для начала я раздроблю тебе пальцы на руках, – сказал я, занося трость для нового удара.

Он оскалился и наконец‑то крикнул:

– Убей его! Чего ты ждешь?!

Дверь в темной половине комнаты лопнула точно мыльный пузырь, разлетелась на лучины, и размытый силуэт ринулся на меня. Я был готов к этому, так что швырнул фигуру и отшатнулся назад, сбрасывая с пальцев дремлющий знак.

Я не попал ни в первый, ни во второй раз, но темная сущность, чтобы избежать гибели, невероятно быстро отклонилась в сторону, прекратив атаку, замедлилась и встала у выхода из комнаты так, чтобы я не смог убежать. Это был худой, изможденный мужчина с серым пористым лицом и глубокими складками вокруг рта. Ничем не примечательная душа, если бы не пальцы, заканчивающиеся восьмидюймовыми когтями, сотканными из тьмы.

– Окулл, – сказал я, переложив трость в левую руку и выставляя перед собой кинжал. – Как ты убедил его сотрудничать?

Стенен лишь зло рассмеялся, и я краем глаза увидел, что он вновь пытается сесть. Я, используя опыт Мириам, окружил себя тремя крутящимися знаками. Пускай они не были такими мощными, как у моей учительницы, но заставили окулла не спешить.

– Ты все равно покойник, – произнес магистр.

Душа прыгнула, но до меня так и не добралась. С десяток знаков ударили со всех сторон, оплели окулла коконом из жгучих стальных сетей, прижали его, воющего, к полу, и в комнату стали входить магистры. Павел, Николет, Григорий, Луиза и Рикард.

– Слава богу, вы успели! – крикнул Стенен. – Вяжите его! Он натравил на меня своего ручного окулла!

– Заткнись, Стенен, – мрачно бросила Николет. Вид у нее был такой, словно ее вот‑вот стошнит от отвращения.

Тот осекся, побледнел и последовал ее совету. Заткнулся.

– Ван Нормайенн, ты не возражаешь? – спросила Луиза, вооруженная широким кордом, набалдашник которого был украшен ярко‑синим звездчатым сапфиром.

– Будь так любезна, – улыбнулся я. – В конце концов, не я его обездвижил.

Магистр благодарно улыбнулась мне в ответ и прикончила окулла.

– Откройте окно. Здесь смердит падалью, – попросила Николет, и Григорий исполнил ее просьбу, впуская в помещение свежий, пахнущий дождем воздух.

Павел подошел ко мне, забрал трость:

– Дальше мы сами, ван Нормайенн.

Я понял намек, кивнул на прощание глядящему на меня с ненавистью Стенену и отправился восвояси.

Карл ждал меня в прихожей, сидя на стуле и вытянув ноги в начищенных сапогах.:

– Ты выглядишь довольным.

– Есть немного, – пришлось признать мне. – Теперь могу с чистой совестью уехать из Арденау.

– Не ты один, – хмыкнул он. – Меня отправляют в Чергий. Оттуда пришли горячие новости.

– Что? Князь Горловиц освободил страну от захватчиков?

– Князь Горловиц упал с лошади и умер через четыре дня, так и не приходя в сознание.

– Экая печаль, – пробормотал я, вспоминая разговор с отцом Мартом. – И кто теперь претендует на корону? Жиротинец?

– Этого я не знаю.

Мы спустились на улицу. Дождь все так же шел, он даже усилился, и Карл, ворча, словно медведь, натянул на черные волосы капюшон. Я же думал о том, что, возможно, среди благородных чергийцев вновь начнется резня из‑за неожиданной смерти князя. Конечно, если церковь не возьмет ситуацию под контроль.

Мы шли от одного корпуса Крылатого дворца к другому, когда у нас над головой раздался звон разбивающегося стекла и на землю, вместе с тусклыми осколками, рухнул человек.

– Ничего себе! – задрал голову Карл.

Он смотрел на разбитое окно. Надо сказать, мое окно.

Мне хватило одного взгляда, чтобы понять, что выпал из него представитель Ордена Праведности, влиятельный законник Клаудио Маркетте.

Он все еще дышал, хотя бело‑алые осколки ребер пробили его одежду, как, несомненно, и легкие, в нескольких местах.

Увидев меня, он скривил рот и прошептал:

– Одушевленный… Вы… заносчивые идиоты. И не видите ничего… дальше… свое… носа… – Его дыхание оборвалось.

– Это очень плохо, друг, – тихо сказал мне Карл, глядя на тело.

К нам уже бежали гвардейцы с алебардами. Прежде чем они что‑то сделали, я отдал им приказ:

– Стоять здесь. Никого, кроме магистров, не подпускать. В здание не входить.

Я не был их начальником, но являлся стражем, так что у них не возникло сомнений в моем праве командовать ими.

Я поспешил к лестнице, и Карл неотступно следовал за мной. Когда мы оказались в коридоре пятого этажа, я увидел сидевшую на полу у стены женщину. Голова у нее отсутствовала и валялась ярдах в двадцати от тела, все вокруг было забрызгано кровью. По платью и кольцам на руках я узнал спутницу Маркетте, госпожу Бладенхофт, бывшую наставницу Эрика.

Дверь в мою комнату оказалась выбита. Карл вошел первым, но, зная, что там его ждет, я положил ему руку на плечо, потянув на себя:

– Я сам.

И он уступил, давая мне возможность разобраться с ситуацией.

Пугало, мрачное, раздраженное, я бы даже сказал, взбешенное, с окровавленным серпом, стояло возле разбитого окна. Не требовалось много ума, чтобы понять, что здесь случилось. Проповедник, увидев у меня в руке обнаженный кинжал и мое лицо, тоже все быстро понял и неожиданно вышел вперед, раскинул руки крестом, закрыв собой одушевленного, точно заботливая мать‑наседка, защищающая своего птенца:

– Людвиг, стой! Он не виноват! Он только защищался!

Я посмотрел в алые, загадочные глаза Пугала, и оно выдержало мой взгляд, хотя уже понимало, что может произойти дальше.

– Они вломились к тебе в комнаты и рассчитывали его обуздать… или… не знаю, как это называется! Оно пыталось не проливать крови! Как вы и договаривались! Честно! – тараторил Проповедник. – Хотело уйти через шкаф, но ему не дали. Законники…

– Карл, выйди, – попросил я.

– Уверен? – на всякий случай спросил тот, дождался кивка и только после этого оставил нас.

– Слушай, я не вру, – продолжал старый пеликан, в отчаянии глотая окончания слов. – Они…

Я поднял руку, и он замолчал, напряженно глядя на меня. Я убрал кинжал обратно в ножны и сказал Пугалу:

– Ты даже представить себе не можешь, в какие неприятности втянуло меня и Братство. Тебе лучше уйти. Прямо сейчас и как можно дальше. Прежде, чем явятся другие стражи.

Его взгляд не выражал ничего. Пугало забралось в распахнутый шкаф и захлопнуло за собой противно скрипнувшую, рассохшуюся дверцу. А еще спустя секунду я перестал чувствовать его присутствие.

Оно ушло.

– Не понимаю, – произнес Эрик, забавно хмурясь. – Почему одни светлые души спокойно могут отправиться в рай, когда желают, в то время, как другим требуется наша помощь?

– Некоторые из сущностей крепко связаны с миром и не могут разорвать нити без нашей помощи. Других держат страдания. Или несправедливость, которая произошла с ними или с их близкими. Тогда страж может помочь, если они хотят этого.

– Страдания? – еще сильнее нахмурился Эрик.

– Да. Перед смертью или во время ее. Например, если люди болеют юстирским потом. Во время эпидемий многие светлые души не могут отыскать путь.

– Ясно. А куда мы идем?

– Скоро увидишь, – улыбнулся я.

Был первый теплый день в Альбаланде, солнце наконец‑то становилось похожим на весеннее, и в высоком небе кричали чайки. Я вместе с мальчишкой шел через Свешрикинг, когда нас окликнул Павел.

– Ого! Магистр, – удивился паренек. – А эта девушка с ним? Она немного похожа на Гертруду.

– Это его ученица.

– Привет, – с улыбкой поздоровалась Тильда и протянула моему спутнику руку. – Я Тильда.

– Я Эрик.

– Много о тебе слышала. Людвиг рассказывал тебе, как на нас напал черт?

Она увела его в сторону, болтая о наших приключениях в Чергии, и мы с Павлом остались наедине.

– Законники прибудут через три дня, ван Нормайенн, – сказал магистр. – К этому времени я хочу, чтобы ты уже мчался к границе Альбаланда. У тебя полно дел.

– Быть может, ты посвятишь меня в подробности происходящего?

– Если тебе это угодно. – Он неспешно пошел по дорожке, предлагая присоединиться к нему. – Очень печальные новости, если честно. Господин Маркетте и госпожа Бладенхофт, как оказалось, вели расследование, связанное с одним из магистров. И пришли к определенным выводам. Они допросили его, предъявили доказательства, сказали, что знают о том, что он сделал. И тогда Стенен их убил.

Я несколько мгновений молчал, прокручивая в голове эту версию.

– Ловко. Но почему он совершил преступление именно в моей комнате?

– Ты любезно предоставил ее законникам для того, чтобы они вежливо поговорили с магистром, не привлекая внимания посторонних.

– Неповоротливый толстяк прикончил двоих? Один из которых вполне себе хорошо играл в квильчио.

Павел на такой факт лишь отмахнулся:

– В жизни всякое случается. Возможно, они боролись, а тушу Стенена не так уж и просто вышвырнуть из окна.

– Шито белыми нитками.

– Так пусть попробуют их разрезать.

– А что скажет сам преступник?

Глаза у Павла оставались равнодушными.

– Теперь уже ничего.

Надеюсь, Шуко порадуется в лучшем из миров, что его убийца довольно споро отправился в ад.

– Ну, а в чем состояло преступление покойного магистра?

– Здесь все просто. Законники прибыли в тот момент, когда таинственным образом был отравлен один из стражей. Господин Маркетте предложил магистрам помощь, и те с благодарностью согласились. В итоге представители Ордена Праведности выяснили, что страж, выпивая с магистром Стененом, увидел у того второй кинжал, которым, как известно, строжайше запрещено пользоваться.

– Серьезно? – Мои брови поползли вверх.

– Он сам отдал нам клинок. И мы обязательно предъявим его законникам, чтобы те провели глубокую проверку и узнали, сколько светлых душ собрал этот человек, недостойный звания магистра.

Я только покачал головой:

– Такого давно не случалось.

– Толстяк подпитывался на стороне. Бывает. – Павел не выглядел удивленным. – Когда его раскрыли, он запаниковал. Подсыпал яд в бутылку и подсунул ее цыгану. Кстати говоря, ты тогда задал Стенену вопрос. Он не скрывался при покупке, потому что покупал яд для себя.

– Для себя? – эхом отозвался я.

– Его мучили боли в ногах. Так что какое‑то время Стенен подумывал, что, если ему станет хуже, он напьется хорошего вина со… специями. – Павел, прищурившись, смотрел на солнце, и его плоское немолодое лицо совершенно ничего не выражало. – Но в итоге отрава пригодилась для другого.

– А окулл? Как он с ним договорился?

– Этого мы уже никогда не узнаем. Короче, ван Нормайенн. Когда законники увидят запрещенный кинжал, они займутся только им и не станут особо разбираться, как преступник кого убил.

Я вздохнул:

– Но они зададут вопросы, почему он умер.

– Потому, что это оскорбление для Братства. И внутренний вопрос. Мы сами вершим суд над такими преступниками. Без помощи и вмешательства чужаков.

– Дополнительный клинок у стража. У магистра. Законники будут землю носом рыть.

– И мы будем полностью сотрудничать. Паршивые овцы есть везде. Письма уже ушли в Риапано. Гертруда в курсе и работает на месте, смягчая мнение клириков. Хочешь что‑то спросить? – поинтересовался Павел.

– Если бы законники остались живы? Что тогда?

– Сам знаешь ответ. Мы бы замяли это дело и не дали ему хода. Но твой одушевленный… В общем, лучше ему не встречаться со мной. Хотя если подумать, то мы довольно легко вышли из щекотливой ситуации. Мое мнение – совету случившееся на пользу. Нам давно надо было устроить встряску. С этой проблемой Братство разберется. И, кстати, меня интересует вопрос – что бы ты стал делать, если бы Стенен не сломался и не спустил на тебя окулла?

– Ну он же это сделал, – невинно заметил я.

Павел рассмеялся:

– Ван Нормайенн, ты поразительно ловко умеешь класть голову на плаху и отдергивать ее, когда топор уже должен перерубить тебе шею. Карл мне потом все рассказал. Если бы я знал, что твои подозрения строятся на словах обкуренного хагжита и трости с дурацкой резьбой, я бы никогда не согласился на такую авантюру. И ты бы даже не успел коснуться магистра палкой, как тебя бы уже отправили в самый глубокий подвал Свешрикинга лечиться от полоумия.

– Ну что же. Я рад, что до этого не дошло. После посещения подвалов маркграфа Валентина, я их как‑то недолюбливаю.

Внезапно он протянул руку и крепко пожал мою.:

– Когда‑нибудь такой риск доведет тебя до беды, ван Нормайенн. Или до совета. Благо в нем освободилось еще одно место. Удачи тебе в поисках темного кузнеца.

Он позвал Тильду, и они вместе ушли. Эрик снова был рядом.

– Она милая, – сообщил он мне. – А правда, что ты убил черта?

– Нет. Это сделал инквизитор.