У перекрестка эпох 3 page. В кои-то веки он нашел что-то веселое в ситуации, которая смердела кровью

В кои-то веки он нашел что-то веселое в ситуации, которая смердела кровью.

Замок бургграфа оказался не таким уж и маленьким. Пять квадратных сторожевых башен, светло-желтые толстые стены и подъемный мост. Над донжоном реял уже знакомый мне серый стяг.

В крепости, по словам Вулхо, находился мощный гарнизон, тогда как несколько крупных отрядов рыскали по окрестностям в поисках фуража, беглецов с юга и обозов с продовольствием, доставляемым соседним баронам.

Под восточной стеной цитадели разбили пестрый лагерь с палатками, шатрами и даже вырытыми землянками. Там жили люди из Святого братства очищения – сборище черни, бандитов, религиозных фанатиков и убийц, прикрывающихся именем господа, пока инквизиция занята более важными делами, чем искоренение тех, кто извращал веру в угоду себе.

По количеству палаток и костров я заключил, что тут проживает человек триста – триста пятьдесят. Вполне серьезная сила, даже если учесть, что половина из них не солдаты, а грабители с большой дороги.

Чуть дальше находилась деревушка, судя по пустоте на ее улицах, заброшенная, исключая лишь большую лесопилку, где работали мастеровые из замка.

Я довольно быстро понял, что балахонники, как их тут называли, попадают на территорию замка в основном в сопровождении обозов. Таких за утро прошло два, и стража, перекинувшись словами со старшим, пропускала их внутрь. Спустя короткое время пустые телеги возвращались назад.

Виенго лишь хмыкнул, когда я озвучил ему свою идею.

– А если тебя все же остановят, кровь Темнолесья? Нельзя исключать такого варианта.

– Конечно, остановят. Поэтому нам надо появиться после того, как последняя телега следующего обоза скроется в замке. Я скажу, что наши повозки задержались.

– А если они проверят телегу? Мать Болот не похожа на лук или репу. А если попросят меня снять капюшон? А если увидят в повозке Айювайю?

– Думаю, в последнем случае они очень пожалеют об этом.

Я почувствовал, как визаган, стоящая у меня за спиной, одобрительно улыбается. Вулхо тоже рассмеялся:

– Ты меня радуешь, страж. Возможно, когда-нибудь мы посидим с тобой у камина за бутылкой светлячкового вина. Хорошо. Сделаем, как ты сказал. Но сперва надо достать одежду. У нас есть несколько телег, которые мы забрали у путников. А вот лошадей некоторые из нас уже съели.

– Нам нужна лишь одна. Во вторую повозку запряжем мою.

– Значит, лошадь и одежда? – Он задумался. – Вряд ли кто-то из нас сможет прийти в их лагерь и попросить. Или зайти в ближайшую лавку. У нас довольно мало времени, чтобы их достать. Есть какие-нибудь идеи, кровь Темнолесья?

– Да. В лагере балахонников нет собственной воды. Я видел, что они берут ее из бочек. Пустые отставляют в сторону. Осталось всего пять. Вода скоро закончится. Видишь вон ту телегу возле желтого шатра? На ней они отправятся пополнять запас.

– Человек прав. – Визаган встала рядом, и я почувствовал легкий запах тления от ее бледной кожи. – Они ездят к Молочной стремнине. Боздуханы видели их еще вчера.

– Если попросить водовозов, то они любезно скинут с себя столь приглянувшийся мне наряд, – пробормотал я.

Он усмехнулся:

– Кровожадность? Мне это по вкусу. Но когда телега не вернется, их хватятся и увидят, что на мертвых нет тряпок.

– Поэтому стоит сделать так, чтобы никого не нашли. Повозку и трупы спрятать, лошадь увести.

– Топлуны легко справятся с этим. В их омуте можно скрыть целую замковую башню. Не оставим следов, – прошипела визаган.

– Они обязательно пошлют поисковый отряд, – предупредил я.

Он склонил голову, и на его серебряных рогах блеснуло солнце.:

– Это мне нравится еще больше.

– Ты не тронешь их. Они походят, покричат и вернутся назад целыми. Одно дело – пропажа двух человек. Пусть и странная. Другое – гибель всего поискового отряда. Даже если они исчезнут тихо и никто не выживет, об этом узнают не только в лагере балахонников, но и в замке. Ваши враги станут осторожны, закроют ворота. И тогда твои друзья будут прогрызать каменные стены зубами.

Вулхо издал звук, какой издает разъяренный олень:

– Плохой вариант. Мать Болот следует доставить в замковый двор, поближе к казармам, иначе ничего не получится.

– Тогда поступим, как я сказал.

Ему не нравилось, что я командую.

– И часто ты берешь замки штурмом, кровь Темнолесья?

– Этот первый. Ты решил передумать, Вулхо?

– Не уверен, что найду поблизости еще одного человека, который согласится помочь и вытащить эту колючку из горла леса. Замок мешает. И пока твое племя занято другими делами, я хотел бы уничтожить и его, и тех, кто в нем. Я ждал этого тридцать лет. А без человека здесь не справиться. Так что я не передумал. Давай действовать.

Виенго и визаган ушли, оставив со мной лишь нгуна, высокое нежно-зеленое создание, покрытое ярко-красными волосками. Это был мой… скажем так, телохранитель. Или надсмотрщик. Как посмотреть. Он или она неспешно прогуливался по полянке, нежно воркуя. Эдакий очаровательный разумный огурец с фасеточными наивными глазками, от которого совсем не ждешь неприятностей.

Пугало отсутствовало. Оно еще до рассвета отправилось в замок, торопясь занять место в первом ряду. Одушевленный чувствовал скорую кровь, у него на нее нюх, и страшила не собирался пропустить ни мгновения из грядущего зрелища. Пугало и мысли не допускало, что у нас может что-то не получиться. Последнее его совершенно не устраивало, так как лишало всякой надежды на увеселение.

Хоть кто-то из нас оставался оптимистом.

Тянулись минуты, я ждал, когда кто-нибудь отправится за водой. Спустя полтора часа вернулся Проповедник, сказал с недовольством в голосе:

– Пугало торчит возле колодца и выглядит как-то голодновато.

– Оно всегда голодно. В той или иной степени. Что ты узнал?

– Многое. – Он гордо выпятил грудь. – В замке три двора. Внешний самый большой и под завязку забит мешками, бочками и ящиками, которые сегодня привезли. Там прорва народу, в том числе и солдаты. Таскают запасы на склады и, кажется, готовятся к обороне. Казармы и пушки за второй стеной укреплений. Но сейчас ворота совсем не охраняются, все заняты припасами. Третий двор самый маленький, это уже логово бургграфа. Говорят, он в замке отсутствует, но скоро должен вернуться.

– И тогда бездельники начнут нести службу получше. Понятно. Хорошо бы успеть попасть внутрь до его возвращения. Ты нашел тюрьму?

– Нет. – Проповедник сразу скис. – Замок огромный, чтобы рассмотреть все закутки, нужно полдня.

– Значит, мы так и не знаем, что за страж угодил в плен и жив ли он.

– Жив, – довольно улыбнулся тот. – Завтра будет показательная казнь врагов. Пять человек отдадут в руки Святого братства очищения, для того чтобы Господь был на стороне правых и мор обошел эти земли. А ты уверен в том, что делаешь? Связаться с иными существами и попросить их о помощи… Как бы тебе потом самому не угодить в котел визагана.

– Ты что-то путаешь, Проповедник. – Я увидел, как телега с огромной бочкой наконец-то двинулась по направлению к реке. – Это они попросили меня помочь им.

– Если у вас получится задуманное, все эти люди будут мертвы. Весь замок. Ради одного стража.

Я серьезно посмотрел на него:

– Целиком и полностью с тобой согласен. Обмен нечестный. А я стал достаточно черствым, чтобы меня беспокоила сотня чужих жизней, если она стоит жизни одного из своих. Понимаю, как это звучит. – Я поднял руку, видя, что он хочет возразить. – Если бы не одно «но». Я за неделю насмотрелся, что делают балахонники и те, кто живет в замке. И ты тоже видел. Так что окажу инквизиции услугу, уничтожив их. Сниму с плеч Святого Официума лишнюю работу. Ты предлагаешь все остановить и уехать, пока не поздно? Скажи честно.

Он отвернулся, произнес глухо:

– А если бы и предложил, ты бы поехал?

– Мы своих не бросаем. Не будь тут стража, я бы уже пересек границу.

– Ну, значит, тогда и обсуждать нечего. Пусть случится то, что случится.

Колеса телеги протяжно скрипели, и лошадь брела с трудом, таща вес Матери Болот. Я шел рядом с животным, где подбадривая, а где понукая. Второй повозкой, ползущей следом за мной, управлял Вулхо.

Он не решился идти, так как его большой рост сразу же привлек бы к нему внимание, и сидел сгорбившись, стараясь выглядеть как можно меньше. Ради того, чтобы оказаться внутри укрепления своего давнего врага, он спилил свои прекрасные рога, чем шокировал не только меня, но сотню разномастных существ, собравшихся на поляне.

– Не жалейте о том, что теряете, – сказал он им, набрасывая на непривычно пустую голову белый капюшон. – Нас ждет новая эра, и в нее не попасть без жертв.

Звучали его слова довольно зловеще.

Сейчас он ничем не отличался от человека, что, конечно, было очень хорошо. Я надеялся, что все внимание будет приковано ко мне и его не попросят показать лицо. Мы прождали нового обоза до середины вечера. Но больше никто не приехал, скоро начнет темнеть, ворота закроют, а значит, нельзя мешкать.

Виенго настаивал на том, чтобы выехать раньше, но я не согласился. Поисковые отряды рыскали по окрестностям, пытаясь понять, куда пропали водовозы. Лагерь гудел, точно растревоженный улей, несколько часов. Теперь же они наконец-то угомонились, группы разведчиков сместились на север, к дальней оконечности леса, и на дороге никого, кроме нас, не было.

Мой балахон при ближайшем рассмотрении оказался не таким уж и белым. Скорее серым, запачканным грязью и изрядно истрепанным возле рукавов. Кроме того, у ворота остались пятна крови, но я надеялся, что это не привлечет особого внимания. Святое братство очищения славилось своими мясниками и палачами, которые любили проливать кровь, и на одежде этих людей она не была чем-то необычным.

Мы объезжали замок вдоль южной стены, так чтобы нас до последнего не видели со стороны лагеря, на тот случай, если им вдруг приспичит проверить, кто мы такие. Дорога была неровной и неухоженной, в глубоких рытвинах. Телега сваливалась в них, точно водопад в пропасть, и я чувствовал, как Мать Болот закипает от злости под горой мелких диких яблок, которыми ее засыпали.

Замковые ворота приближались, солнце медленно клонилось к закату, краем едва касаясь вершин дубов.

Наша основная задача – ликвидация замкового гарнизона, в первую очередь артиллеристов и стрелков. Многопестрая армия Вулхо была намного меньше, чем силы бургграфа, и атака в лоб привела бы лишь к мгновенному поражению.

– Людвиг! Неприятности! – предупредил Проповедник, сидевший на козлах и поставивший ноги на лежащего на полу, закрытого тряпкой нгуна. Последний больше напоминал бревно – не шевелился и даже не дышал.

Нас неотвратимо нагонял отряд по меньшей мере из тридцати всадников. В красноватом свете заходящего солнца блестели кирасы и наконечники копий. Развевались серые стяги. Я направил телегу к обочине, уступая всадникам дорогу, и виенго сделал то же самое.

Проповедник поскуливал, слушая мерный стук множества копыт.

– Перестань, – попросил я его. – Давай без панических настроений. Сейчас от них совсем никакого толку.

– А если они проверят?

– Тебе-то чего волноваться? Тебя уж точно убить не смогут.

Он разозлился:

– Я частенько об этом забываю. Действительно. Чего это я? Ну проломят тебе черепушку, мне-то что с того горевать!

Солдаты поравнялись и очень некстати замедлили ход. Я покосился на яблоки, не видя в них ничего подозрительного. Мать Болот пока вела себя тихо.

Уже хорошо.

Всадники было отлично вооружены и отменно одеты. Один из них, немного грузный, но сидевший на лошади прямо, с густой, едва вьющейся рыжеватой бородой и тяжелым недружелюбным взглядом, сразу привлекал внимание. Он держался как командир. А если быть точнее, господин. Дорогая цепь на шее указывала, что он дворянского сословия.

– Чего везешь?

– Яблоки, ваша милость. – Я согнулся в поклоне, разумно полагая, что спина от этого у меня не переломится.

– Ваша светлость, – поправил меня один из воинов.

– Яблоки, ваша светлость, – смиренно повторил я, глядя на копыта лошади бургграфа, мнящего себя уже герцогом.

– А у тебя?

Вулхо сидел, надвинув капюшон на лицо, и прежде, чем он успел что-то сказать, я вмешался и почти не погрешил против истины:

– Свиньи.

Визаган, слыша эти слова, небось веселится от души.

– Мясо? – оживился владелец замка. – Хорошо. Скажи коменданту, чтобы занялся этим возом в первую очередь. Скоро ужин, ребята!

Воины ответили своему господину одобрительным ворчанием. Владетель поскакал к замку, и вся кавалькада устремилась за ним. Я видел, что у многих к седлам приторочены отрубленные головы тех, кого им удалось поймать во время рейда по окрестностям. В воздухе осталась горьковатая, светло-желтая пыль и вонь конского пота.

– Святой Григорий, это слишком для моих нервов. – Проповедник спрыгнул на землю. – Я, пожалуй, подожду здесь. Не люблю всякое там насилие. Дальше ты уж без меня.

Мы вновь тронулись, но теперь я специально придерживал животину, давая возможности конюхам замка забрать у всадников их лошадей, а солдатам уйти подальше. Совершенно не нужно, чтобы большие силы крутились в нижнем дворе, когда там появятся иные. Стражники на воротах, видевшие, как господин разговаривал со мной, не задали никаких вопросов. Лишь один из них раздраженно махнул рукой, мол, давай пошевеливайся.

Внешний двор погряз в суете и гвалте. Челядь была занята, и на нас особо не глазели. Я быстро сориентировался, увидев, как каменная дорога по дуге, мимо опорной башни поднимается вверх, к следующим воротам. Гораздо более узким, чем первые. Они стояли распахнутыми настежь, решетка со стальными зубьями оказалась приглашающе поднята, и я, тихонько насвистывая, направил лошадь туда.

Негромко заворковало под тряпками. Мне потребовалось какое-то время, чтобы понять, что говорит нгун, и я бормотнул:

– Черт. Совсем забыл. Спасибо.

Достал из кармана несколько темно-бордовых листьев, сунул их в рот, начал не спеша жевать, чувствуя, как по языку распространяется терпкий, немного вяжущий вкус.

– Эй! Вам говорю! Куда прете?!

Ко мне торопился толстый коротышка с железной бляхой на шее и огромной связкой ключей на поясе.

– Воротите назад! Все, что привозят, оставляют здесь. Нечего вам дальше ехать.

– Бургграф сказал везти ему сразу наверх.

– Наверх?! Ты охренел? Зачем яблоки наверху, когда склад здесь?

Я зло посмотрел на него:

– Я откуда знаю? Мне сказали, я делаю. Хочешь, оставлю телегу здесь, но, когда его светлость спросит, ты уж сам с ним объясняйся. Мое дело маленькое, привезти куда скажут.

– Спроси у бургграфа, правду ли этот говорит, – приказал он одному из солдат.

– Сам спроси. Я что, больной, что ли, его донимать такой ерундой? Да еще и с дороги, когда он злой и голодный.

– Эй! Мне чего делать? Мы так до ночи стоять будем? А ночь уже близко, – поторопил я их.

Действительно, вокруг уже зажигали факелы и большие чаши с углем, которые должны были освещать двор.

– Ладно. Как въедете, сразу бери левее, к колодцу, – разрешил толстяк.

Я лишь сплюнул темно-зеленой слюной. Язык от этих листьев немного онемел.

Во втором дворе я насчитал шестнадцать человек. Все солдаты. Половина из них приехали с бароном, остальные служили в местном гарнизоне. По стенам, окружающим площадь, ходили четверо молодцов, вооруженных арбалетами.

Возле колодца стояло Пугало. Заметив меня, оно весело помахало рукой, словно добрый дядюшка, заждавшийся своего племянника.

Я остановил воз и посмотрел на Вулхо. Тот довольно кивнул. У нас с легкостью получилось то, что не выходило у него несколько десятилетий – провезти во внутреннюю часть крепости живую смерть, воспользовавшись беспечностью охраны.

– Пора! – зычным голосом крикнул виенго.

Под яблоками словно пороховая бочка взорвалась. Они зелеными ядрами взлетели вверх и в стороны, градом застучали по камням, запрыгали, покатились вниз, по наклонной улице, к воротам через которые мы только что въехали. Лопались от ударов, брызгая белым соком.

Мать Болот, занимавшая целый воз, наконец-то выбралась наружу, и я отшатнулся к стене, не желая быть раздавленным ее зловещей тушей. Если честно, до вчерашнего дня я считал, как и все остальное человечество, что этих иных существ на материке уничтожили еще восемьсот лет назад, но мы, как всегда, ошибались. Одна из них веками пряталась в сердце топи и теперь, по зову виенго, выбралась, чтобы вершить месть.

У нее было восемь шипастых, суставчатых крабьих лап, удерживающих рыхлое, раздутое темно-желтое тело, состоявшее из полупрозрачных пузырей, в которых плескалась маслянистая коричневая жидкость. Я увидел, как та начинает бурлить, как распахнулась чудовищная пасть, издавшая низкий, пробирающий до мурашек стон.

Люди в ужасе закричали, не понимая, что за демон появился перед ними. Кто-то из самых расторопных стрелков выпустил болт, попал Матери в ногу, но та даже не заметила этого. Жидкость вскипела, в пузырях открылись отверстия, выплеснувшие ее наружу, и спустя миг та превратилась в удушливый темно-желтый дым, который густыми клубами быстро стал заволакивать двор, поднимаясь вверх и проникая в распахнутые окна казармы.

Люди хватались за горло, раздирали пальцами одежду на груди, падали на землю и умирали с открытыми ртами, выпученными глазами, захлебываясь собственной рвотой.

Я сплюнул слюну, которая теперь показалась горькой, но не избавился от листьев, защищавших меня от дыма, пахнущего гнилой трясиной. Мать Болот бесновалась, стонала, носилась по маленькому двору с изяществом неповоротливого демона, разрывая острыми лапами уже мертвые тела. За несколько секунд она серьезно сократила гарнизон замка.

Стенка фургона, которым управлял Вулхо, разлетелась щепками, и кабан со своей маленькой наездницей с визгом ринулся к воротам.

– Не спи, кровь Темнолесья! – Виенго, уже без капюшона, подхватив огромный лук, бежал обратно, и я едва поспевал за ним, оставив эту территорию замка под охраной Матери.

Нам следовало удержать внешние ворота до прибытия подкрепления.

Вырвавшись из желтых клубов ядовитого тумана, я увидел, что кабан растоптал нескольких солдат, спешивших наверх, чтобы выяснить, что происходит. Айювайя сеяла хаос среди метавшихся по двору людей. Она ловила их взгляды, подчиняла своей воле, и стражники бросались на своих же товарищей. Визаган заливисто хохотала, позволяя секачу вспарывать животы людей и лошадей огромными клыками.

Наконец-то загудел рог, но прошелестела стрела, и человек упал. Вулхо продолжал стрелять, за двадцать секунд опустошив тяжелый колчан и перебив солдат, пытавшихся поднять мост.

Грохнули выстрелы из аркебуз. Целились в нас, но из-за существенного расстояния мазали. Воинов во внешнем дворе оказалось гораздо больше, чем мы рассчитывали. Многие выбегали с оружием из замковых построек и караулки. С башни то и дело летели болты. Один все же достал визагана, и теперь та валялась на темных от крови камнях, подтянув ноги к животу и испуская дух. Кабан неистовствовал, и все внимание стрелков было приковано к нему, благодаря чему мне с Вулхо удалось добраться до ворота, опускающего решетку, и помешать двоим воинам закрыть вход.

По мосту уже спешила помощь.

Первыми во двор влетела пятерка лохматых ругару. Они тут же бросились на латников, занятых добиванием кабана и так кстати подставивших спины под удар. Сомкнулись мощные челюсти, отрывая руки и сминая черепа. Один из оборотней тенью метался по свободному пространству, кусая всех, кто попадался ему на пути, разнося панику.

За оборотнями неслись ангжисы с огромными двуручными топорами, боздуханы с ножами и пращами. Здоровенный одноглазый ико едва протиснувшийся в ворота. Следом ворвались жгуны, швыряющиеся зажигательными искрами, лирши с сучковатыми дубинами, несколько проворных старг и иные существа, названия которых я даже не знал.

Над ухом раздалось курлыканье, нгун подтащил ко мне толстяка, с которым я говорил недавно. Лицо у того было перекошено от ужаса.

– Где держат пленников? – спросил я у него.

Он, завороженный творящимся во дворе кровопролитием и тварями, о которых слышал лишь сказки, проблеял нечто нечленораздельное.

Вулхо схватил коротышку за грудки, поднял в воздух одной рукой, хотя тот весил вдвое больше меня:

– Пленники! Скажи моему другу, где они, и, даю слово, ты выйдешь через эти ворота прямо сейчас!

– В башне! В Кольцевой башне! – Человек ткнул пальцем на приземистое крепостное укрепление. – Вход в восточной казарме.

Виенго швырнул того к воротам, дав знак дежурившей на мосту юной старге, чтобы она пропустила человека, и, заметив мой взгляд, усмехнулся:

– Я держу слово. Даже если даю его таким, как твое племя. Торопись. Ищи своего друга прежде, чем его найдет мой народ.

В сопровождении нгуна, алые волоски которого превратились в жесткие колючки, отчего тот сразу приобрел сходство с хагжитским кактусом, я побежал к казармам, пока иные существа зачищали двор от последних оборонявшихся. Я слышал, как гремят барабаны, выбирающие цепь, поднимающую мост. Теперь замок был запечатан, и большой отряд Святых братьев очищения не мог сюда проникнуть, чтобы помочь тем уцелевшим, кто оставался в самом центре укреплений.

Желтый дым постепенно рассеивался. Вокруг лежали трупы. Мать Болот сидела в углу, зорко наблюдая за калиткой, ведущей во внутренний двор. Увидев меня, она дернулась, распрямляя окровавленные крабьи лапы, но узнала и вновь села, потеряв ко мне интерес.

Восточная казарма примостилась в дальнем конце двора. Внутри, среди мертвецов, которых оказалось куда как больше, чем снаружи, бродило Пугало с ухмылкой, не лишенной некоторой озадаченности. Такого способа убийства оно еще не встречало, а потому его интересовали детали. Одушевленный то и дело склонялся над трупами, резал серпом, изучал внутренности, особое внимание уделяя легким.

– Остановись, пока тебе не снесло башку от крови, – проходя, сказал я ему.

Вход в тюрьму прятался под лестницей. Ключи висели здесь же, у факела. Я взял и то и другое, распахнул дверь. Спустился по короткой лестнице и оказался в длинном коридоре. На счастье, желтого дыма здесь не было, и я перестал опасаться, что пленник погиб от удушья.

Нгун, нежно воркуя, двигался за мной, и у меня по спине бегали мурашки, когда я думал о его иголках. Вход перегородила решетка. Я попробовал ее.

Заперто.

– Эй! – крикнул я, ударив кинжалом по железу. – Отворяй!

Только через минуту появился заспанный стражник. Он даже не подозревал о том, что творится наверху.

– Спал, что ли?! – заорал я на него. – Открывай скорее! Бургграф в бешенстве, и он взбесится еще сильнее, если я не приведу ему стража!

– Какого, к гребеням, стража? Ты кто такой?!

Раздался сухой треск, и длинные красные шипы, которые вытолкнул из себя нгун, задрожали в теле человека. Тот рухнул как подкошенный, разбив голову об каменный пол.

– А подождать было никак нельзя? – спросил я у иного, и тот, извиняясь, заворковал.

Я просунул руку через прутья, схватил мертвеца за ноги, потянул к себе и снял с пояса очередной ключ. На счастье, тот подошел.

– В какие жуткие места приводит тебя случай, – произнес за спиной Проповедник, и я чуть не подлетел от неожиданности.

– Не мог бы ты в такие моменты не подкрадываться? Ради моего душевного спокойствия.

– О моем душевном спокойствии вот никто не думает, – пожаловался он. – Наверху настоящий ад, а Вулхо сам Сатана. Ты, должно быть, очень доволен собой.

– Не очень-то я и доволен.

– Боздуханы разворачивают пушки и через пяток минут начнут палить по лагерю балахонников. Придурки, находящиеся в нем, до сих пор не поняли, что произошло. И да. Они тащат порох из арсенала под внутреннюю стену, чтобы добраться до бургграфа.

Двухэтажный каземат оказался сырым и промозглым. В жаровне тускло мерцали угли, но их тепло совсем не разгоняло холод подземелья.

Из пятерых пленников в живых осталось лишь четверо. Двое из них были балахонниками, обложили меня по первое число, и я оставил их там, где они находились. Нгун, поняв, что мне они не интересны, плюнул в них иголками, пригвоздив к каменным стенам.

Третий лежал на последнем издыхании. Над ним здорово поработали палачи, раздробив большую часть костей. Я не смог добиться от него ничего, кроме стонов. Нгун вопросительно проворковал и вновь выстрелил иголку. Думаю, теперь это был не более чем акт сострадания.

Четвертым пленником оказалась женщина. Уже немолодая и осунувшаяся, она впилась грязными пальцами в прутья, спросив у меня по-литавски:

– Кто вы? И почему с вами иной?

Если она страж, то не новичок. Но я, хоть убей, видел ее впервые. Глаза незнакомки казались очень темными, и в них отражалось пламя факела.

– Замок взят, – негромко ответил я ей на всеобщем, и она тут же отозвалась на нем же:

– Кем?

– Иными существами, на которых пару десятилетий охотились солдаты бургграфа.

Она помолчала, затем произнесла равнодушно:

– Не скажу, что опечалена. Вы не похожи на тех фанатиков, что захватили меня, альбаландец.

– Так вы знакомы или нет? – Проповедник, потеряв терпение, оказался в круге света, и я увидел, как мгновенно прищурились ее темные глаза. – Она страж?

– Мы не знакомы. Но не сомневаюсь, она видит и слышит тебя.

Взгляд женщины переместился на меня и стал задумчивым.

– Я слышала о вас. Высокий альбаландец с синими глазами, с которым часто видят душу мертвого священника. Вы Людвиг ван Нормайенн.

– Может быть, и вы представитесь?

Негромкий смех был мне ответом.

– Как понимаю, от этого зависит моя свобода и, что немаловажно, жизнь. И, как понимаю, шансы сохранить ее невелики. Ну что же. Пусть так. Я Маргари иен де Вальз. Учительница Александра Леклеке. Законница и в данный момент одна из трех глав Ордена Праведности. Как поживает Мириам?

И тут Проповедник захохотал. Он хохотал как сумасшедший, изо всех сил стуча ладонью по каменной стене. Старый пеликан находил ситуацию ужасно комичной. Все, что я провернул, было отнюдь не для спасения стража. Эти усилия, потеря времени, риск жизнью и многочисленные смерти оказались ради чужака.

Удивительная, но очень закономерная насмешка судьбы. Пугало бы порадовалось, окажись оно здесь. Земля мягко дрогнула, где-то наверху взорвали порох.

– Так что вы решили, Людвиг? – спросила Маргари, видя мое окаменевшее лицо. – Выпустите меня, или придется ждать другого спасителя?

Мы почти минуту глядели друг другу в глаза, слыша, как всхлипывает Проповедник. А затем я вставил ключ в замочную скважину ее камеры.

Замок догорал на горизонте, пачкая смоляным дымом утреннее небо. Отсюда он был размером не больше ногтя на моем указательном пальце. Законница, молчавшая всю дорогу, словно путешествовала одна, привстала на стременах, облизнув разбитые губы, посмотрела на свою бывшую тюрьму.

– Я вам обязана, Людвиг. Сегодня гореть должна была я, а не они. Выходит, и от иных существ бывает польза.

– Как вас поймали? – спросил я для того, чтобы хоть что-то спросить.

– Неприятное воспоминание, – поморщилась она. – Один торговец реликвиями увидел у меня кинжал стража и, когда в трактир, где я остановилась, ввалились Святые братья очищения, продал меня за собственную свободу. Остальных те убили.

Я вспомнил Жильбера. Да. Это вполне в его духе.

– Вы назвались стражем?

Маргари кивнула:

– Разумеется, назвалась. И сделала бы так еще раз, не раздумывая. Стражей обычно опасаются трогать. Меня схватили, но не убили. Решили, что казнь одной из Братства на костре спасет провинцию от надвигающегося мора. Но как вы узнали о том, что я попала в плен?

– От одного торговца реликвиями, – усмехнулся я. – Когда он пытался продать мне кинжал стража.

– Значит, этот хорек подобрал то, к чему не решились прикоснуться даже балахонники. – Ее улыбка показалась мне зловещей. – Рано или поздно я найду его и спущу кожу.

– Тогда вам нужен тракт, ведущий в Прогансу. Вы вполне еще успеете его нагнать.

Маргари лишь на мгновение задумалась.:

– Я так и поступлю. Надеюсь, вы отняли у него кинжал?

– Верно.

Она протянула мне сухую руку, открытой ладонью вверх:

– Могу ли я его забрать?

Вопрос был чисто номинальным. Она знала, что может. И я с неохотой отдал клинок.

– Какова его история?

– Страж, имени которой я не знаю, совсем еще девочка, погибла во время работы, в шести днях езды отсюда. Уже больше месяца назад. Староста деревни передал клинок мне. Везу его на уничтожение в Альштайт. Там есть и бургомистр, и представитель Церкви. Такие вещи мы уничтожаем при свидетелях. Я бы уже давно это сделала, если бы бароны не затеяли никому ненужную свару. Прощайте, Людвиг.

– Постойте! Вы мне должны. Отдайте долг сразу.

Маргари вздохнула, показывая этим, что я прижимаю ее к стенке:

– Что вы хотите?

– Хоть раз услышать от законника правду. Меня интересуют события, предшествующие землетрясению в Солезино. Все, что связано с другом вашего ученика Александра, темными кинжалами и тем, как во всем замешан Орден.

Она вытянула губы трубочкой:

– Однако… Вам стоило родиться ростовщиком, Людвиг. За медный рем вы берете десяток полновесных золотых грошей.

– Вы сравниваете свою свободу и жизнь с медной монетой?