Современная информационная политика в России: парадигмы развития

4.1. Государственная информационная политика
в период формирования информационного общества

Согласно рассмотренным в первом разделе работы теориям, мир стоит на пороге нового очень значимого этапа социальных изменений – формирования информационного общества; по выражению Э. Тоффлера, человечество приготовилось творить новую цивилизацию[504]. В связи с этим многократно повторяется, что информационное общество – это ступень в развитии современной цивилизации, характеризующаяся увеличением роли информации и знаний в жизни общества, возрастанием доли инфокоммуникаций, информационных продуктов и услуг в валовом внутреннем продукте (ВВП), созданием глобального информационного пространства, обеспечивающего эффективное информационное взаимодействие людей, их доступ к мировым информационным ресурсам и удовлетворение их социальных и личностных потребностей в информационных продуктах и услугах [505]. Многократно обсуждается, что сегодня мир делится уже не по экономическому признаку – на экономически богатые или экономически бедные страны, а по информационному признаку – на информационно богатые и на информационно бедные страны. В информационно развитых станах в сфере информации и ее инфраструктуре занято более половины всего работающего населения[506]. Информационно богатые страны быстро «думают», быстро «принимают решения», быстро «действуют». В информационно бедных странах все указанные процессы, соответственно, происходят медленно. Проблемы информационной бедности и информационного богатства возникают не только в межгосударственных отношениях, но и внутри страны. Правительства, которые оказываются неспособными справиться с расколом общества на информационно богатых и информационно бедных, как утверждают специалисты, неизбежно навлекают на себя политический переворот. Поэтому в интересах государственной власти и людей, сосредоточивших в своих руках основные богатства, стимулировать создание таких систем, которые позволили бы включить в них менее богатых, тем самым обеспечивая относительную социальную справедливость. Социальная справедливость базируется на решении трех основных вопросов: образование, информационные технологии и свобода выражения мнения. Со своей стороны, Элвин Тоффлер делит мир на «быстрых» и «медленных». В быстрых экономиках прогрессивные технологии ускоряют производство, в них быстро совершаются сделки, быстро разрабатываются в лабораториях новые идеи, эти идеи быстро оборачиваются на рынке[507] и порождают благосостояние[508]. На каком-то этапе развитые страны пытались размещать свои заказы в странах Азии в силу дешевизны рабочей силы. В последнее время тенденция резко изменилась, потому что в мире появляется все больше компаний, которые способны менять ассортимент продукции в считанные дни.

Так, итальянская группа Бенетон поставляет межсезонные новые заказы в течение двух-трех недель, Хаггар Аппарель в Далласе готов обновлять поставки для своих 2500 заказчиков каждые три дня вместо требовавшихся ранее семи недель. Азиатским же поставщикам необходимо для выполнения подобных заказов три и более месяцев. Конкурентоспособны ли последние? Время по важности выдвигается на первое место, и чем оно ценнее, тем больше обесцениваются такие традиционные факторы производства, как сырье и труд, которые только и могут предложить «медленные» страны[509]. «Велика стена» отделяет быстрых от медленных, и эта стена поднимается все выше с каждым минувшим днем»[510], – заключает Э. Тоффлер. Встает важнейший для нашей еще недавно великой державы вопрос: по какую сторону от этой стены намерены остаться мы, россияне? И при каком условии нам никогда не удастся перебраться из восточной части на западную? Последнее невозможно в первую очередь при условии отсутствия широкого доступа к информации, широкого в самом широком смысле слова. И этому есть объективные основания. Возвращаясь к идеям Э. Тоффлера, следует снова процитировать великого футуролога: «В конце концов Советы погубило не вооружение и не экономика, а фактор новых знаний, от которых сейчас все больше зависит и военная мощь, и экономическая сила». Эту же мысль развивает декан факультета журналистики МГУ Я.Н. Засурский: «Когда мы начинаем думать, почему СССР развалился, то приводим многие данные и многие соображения, но никогда не задумываемся над тем, что с централизованным вертикальным управлением, которое было в СССР, невозможно было войти в новую эпоху, в новую технологию. Для развития информационного общества необходимо расширять горизонтальные и сетевые структуры. Они открывают новые возможности для инициативы каждого гражданина, а это огромный ресурс для среднего, малого бизнеса, для того, чтобы новые идеи не только быстро рождались, но и быстро реализовывались»[511]. И ту же идею проводит М. Кастельс: «Я считаю, что жесточайший кризис, который сотрясал основы советской экономики и общества, начиная с середины 1970-х годов, был выражением структурной неспособности этатизма[512] и советского варианта индустриализма обеспечить переход к информационному обществу»[513], то есть к следующему этапу общественного развития.

Таким образом, развал Советского Союза не был результатом конкретных ошибок конкретных руководителей, он был предрешен изначально заложенной системой власти: социалистические «общественные отношения» не позволили социалистическим странам воспользоваться преимуществами новой системы создания благосостояния, основанной на компьютерах и коммуникациях и открытой информации прежде всего потому, что обществу недоступна была открытая информация. Закрытость информации обеспечивалась тем, что, во-первых, в социалистических странах, как правило, существовала однопартийная система, которая ограничивала разнообразие политической информации и, следовательно, систему социального знания; во-вторых, бюрократия всячески ограничивала систему знаний, так как любая система знаний ведет к крушению жестких мелких информационных монополий, создаваемых бюрократией; в-третьих, аппарат тайной полиции и система цензуры СМИ резко ограничивали и контролировали, как мы выяснили в предыдущей главе, потоки информации. Руководство страны практически осуществляло монополию на знание. Знание стало частью государственной машины. А именно в форме контроля государства над знанием и кроется проблема формирования нового экономического порядка. Потому что «новая экономика расцветает в условиях более свободных высказываний, более совершенной обратной связи между управляющими и управляемыми, более активного участия народных масс в процессе принятия решения. Она может создать менее бюрократическое, менее централизованное и ответственное правительство. Она может быть творцом большей независимости отдельного человека, мощного сдвига власти в направлении от государства – не в том смысле, что государство «подвергается увяданию», а в том смысле, что оно станет более человечным»[514].

В чем же механизм знания как источника прогресса? Как утверждает
Э. Тоффлер в своей работе «Третья волна», каждый из нас создает собственную ментальную модель действительности из тех образов, которые хранит. Эти образы дополняют картину нашего видения мира, и появились они из сигналов или информации, полученных из окружающей среды; потоки информации, в свою очередь, тоже меняются. Человек Первой волны, то есть живший до появления первых СМИ, имел мало информации, мало контактов, невелик был опыт его встреч с «другим», отличным от привычного. И образы мира были скудными. Вторая волна хлынула информацией из печатных, а позднее аудиовизуальных средств массовой информации, создавая большое количество массовых образов. Человек этой эпохи, чтобы не потеряться в многообразии информации, стал ориентироваться на создаваемые массовые образы. Третья волна во многом изменила наше отношение к информации. Во-первых, она принесла еще более мощный, чем предыдущий, поток информации, в связи с чем мы вынуждены постоянно пересматривать «картотеку» наших образов, вовремя заменяя старые на новые.
В противном случае наши образы не будут соответствовать действительности, и мы станем менее компетентными. Во-вторых, массовая информация, основанная на широко распространенных однообразных стереотипах и удовлетворявшая на этапе Второй волны, уже становится недостаточной, чтобы создавать продукты новой экономики – необходима информация гетерогенного характера. Вот почему с приходом Третьей волны начинается демассификация средств массовой информации: уменьшается число и численность изданий и программ с очень большим количеством потребителей, но одновременно происходит рост числа изданий и программ, рассчитанных на меньшие в количественном отношении категории читателей, зрителей и слушателей. Еще в большей степени, чем обычные СМИ, демассификации способствует Интернет, предлагающий пользователю отрывочные знания в разных областях. «Демассифицированные средства массовой информации демассифицируют и наше сознание»[515]. И если в период Второй волны происходит постоянная подпитка потребителя информации стандартизированным образным рядом (на этом этапе значительная часть народа предпочитает не раздумывать над получаемой информацией, но готова принимать уже установившиеся моральные, идеологические и иные истины), то в период Третьей волны общественность становится настолько самодостаточной, что небольшие группы населения могут обмениваться ими самими созданными образами. Почему это происходит?

Таким образом, можно констатировать, что расширение потока информации ведет к тому, что часто вместо последовательной, соотносящейся друг с другом информации мы начинаем получать сгруппированную отдельными короткими модулями информацию: рекламу, теории, отдельные новости, какие-то образы, которые не укладываются в уже имеющиеся ментальные ячейки. Люди Второй волны раздражаются этим, не понимают этого и не принимают (по принципу: все, что не понято – не принято). Люди с ментальностью Третьей волны чувствуют себя нормально под вспышками информационных блицев: они не стремятся вставить новые модульные данные на место стандартных старых, а создают свои собственные образы, свое собственное видение ситуации из того разорванного потока информации, который получают.

С одной стороны, это нелегкая работа; с другой стороны, это-то и ведет к большей индивидуализации сознания. Те, кто принимает подобного рода ношу, постепенно растут в осознании окружающего их мира и себя в нем. Мнения становятся менее унифицированными, а люди - более компетентными и грамотными, способными продуцировать новые идеи и выполнять работу самого высокого уровня. И об этих людях можно сказать, что они формируют авангард общественности. Следовательно, свободный поток информации в условиях Третьей волны не излишество, а предпосылка экономической состязательности. Соответственно, для создания человека Третьей волны в первую очередь необходимы высокий порог образования и свободный доступ к информации.

Если наша страна намерена бороться за право вернуть себе статус могущественной мировой державы и не желает продолжать выставлять на международные рынки пока еще востребованные сырье и дешевую рабочую силу, нам следует сводить к минимуму подпитку «массового сознания» стандартизированным рядом образов. Наша интеллигенция обладает очень высоким интеллектуальным потенциалом[516], наша страна имеет колоссальные информационные ресурсы[517] – необходимо создать четко продуманную информационную политику, которая позволит ускорить процессы формирования общественности и поможет согражданам научиться самостоятельно создавать свои собственные модули идей.

Задача эта очень непростая, ее решение потребует огромных усилий и от руководства страны, и от каждого гражданина: в США в 1995 г. неквалифицированные работники составляли не более 2,5% рабочей силы, в России их доля не опускается ниже 25%[518]. Также следует отметить, что мы на протяжении всей истории советской страны гордились высоким порогом образования сограждан, однако в конце 80-х гг. количество студентов вузов в пересчете на 1 тыс. человек населения составляло в СССР около 18 человек, тогда как в США оно равнялось 55; доля населения, получившего высшее образование хотя бы на протяжении 1 года в течение пяти лет после окончания школы, равнялась в СССР примерно 20%, в то время как в США аналогичный показатель превышал 63%[519].

Понимание катастрофичности отставания в формировании информационного общества в пределах нашей страны есть: во время парламентских слушаний
в Государственной Думе РФ по теме «О построении в России информационного общества» в июне 1997 г. было отмечено: «Отставание России в подготовке к вхождению в информационное общество может привести к огромным экономическим и социальным потерям, а также к выпадению страны из цивилизованного мирового сообщества, к потере информационного суверенитета России». В течение второй половины 1997 г. Комитетом по информационной политике и связи было инициировано еще два парламентских слушания по проблемам «Развития информационного пространства в России» (октябрь 1997 г.) и «О развитии информационного пространства» (декабрь 1997). В последующие два года этим же комитетом было одобрено две концепции Концепция государственной информационной политики (15 октября 1998 г.) и Концепция формирования информационного общества в России (28 мая 1999 г.).

Руководство страны, Президент и Правительство РФ, осознавая важность развития отечественной индустрии информационных технологий, инициировали появление ряда документов, в которых особое внимание уделялось индустрии информационных технологий. Это Стратегия социально-экономического развития России на период до 2010 года, проект Среднесрочной программы на 2003-2005 гг., Концепция реформирования системы государственной службы Российской Федерации, утвержденная Президентом РФ 15 августа 2001 г. В январе 2002 г. Правительством была одобрена Федеральная целевая программа Электронная Россия (2002 – 2010 годы).

Рамки настоящей работы не позволяют последовательно и подробно проанализировать каждый документ. Выделим основные положения Концепции государственной информационной политики, в первую очередь принципы, на которых должна осуществляться государственная информационная политика.

Как трактуется в Концепции государственной информационной политики, одобренной Комитетом по информационной политике и связи[520], государственная информационная политика (ГИП) представляет собой совокупность целей, отражающих национальные интересы России в информационной сфере, стратегических направлений их достижения (задач) и систему мер, их реализующих. Государственная информационная политика рассматривается в качестве важной составной части внешней и внутренней политики государства, охватывающей все сферы жизнедеятельности общества. Ее долгосрочной стратегической целью провозглашено построение демократического информационного общества и вхождение страны в мировое информационное сообщество; она может быть эффективной, если носит комплексный, системный характер, открыта и направлена на согласование интересов граждан, общества и государства.

Еще немногим более десяти лет назад разговор об информационной политике, как правило, касался преимущественно деятельности средств массовой информации. Но с начала 90-х гг., особенно с осознанием важности применения информационных технологий и неотделимости политики в области СМИ от процессов формирования информационного общества, появления новых средств массовой информации, технико-технологические и социальные объекты государственной информационной политики получили разработку в одном ряду. Неоспорима очевидная важность таких объектов информационной политики, как информационные ресурсы; информационно-телекоммуникационные инфраструктура, технологии, системы и средства их реализации; производство и потребление средств информатизации; информационное право и системы обеспечения информационной безопасности. Однако в связи с рассматриваемыми в настоящей работе проблемами автора в первую очередь интересуют вопросы политики в сфере массовой информации, и другие объекты будут анализироваться в преломлении их содержания относительно деятельности СМИ и СМК.

В Концепции реально оценивается высокая значимость системы массового информирования как основного средства формирования массового сознания, канала информирования общества о деятельности государственных учреждений, распространения политических, экономических и культурных идей, призванного способствовать построению демократического информационного общества, обеспечивать защиту конституционных прав и свобод граждан[521].

Содержание Концепции практически охватывает все наиболее важные положения, составляющие основу государственной информационной политики.
В качестве базовых принципов определены следующие:

1) принцип открытости политики (все основные мероприятия информационной политики открыто обсуждаются обществом, и государство учитывает общественное мнение);

2) принцип равенства интересов (политика в равной степени учитывает интересы всех участников информационной деятельности вне зависимости от их положения в обществе, формы собственности и государственной принадлежности);

3) принцип системности (реализация принятых решений по изменению состояния одного из объектов регулирования предполагает учет последствий для состояния других и всех в совокупности объектов);

4) принцип приоритетности отечественного производителя ( при наличии равных условий приоритет отдается конкурентоспособному отечественному производителю информационно-коммуникационных средств, продуктов и услуг);

5) принцип социальной ориентации (основные мероприятия ГИП должны быть направлены на обеспечение социальных интересов граждан России);

6) принцип государственной поддержки (мероприятия государственной информационной политики, направленные на информационное развитие социальной сферы, финансируются преимущественно государством);

7) принцип приоритетности права (развитие и применение правовых и экономических методов имеют приоритет перед любыми формами административных решений проблем информационной среды)[522].

Как следует из базовых принципов, Концепция учитывает основные позиции, способствующие осуществлению государственной информационной политики.

Рассматривая государственную информационную политику применительно к средствам массовой информацию, авторы Концепции осознают, что переход России к информационному обществу неизбежен и необходим, он неразрывно связан с дальнейшей демократизацией политической и общественной жизни и предполагает презумпцию открытости информации для граждан, а также защиту их информационных прав. Кроме этого, в Концепции признается, что переход России к новому типу экономического развития, гражданскому обществу и правовому государству, политический плюрализм порождают огромную общественную потребность в информации, что обуславливает особую роль СМИ в жизни общества не только как объекта информационной политики, но и как ее субъекта. В силу большой значимости СМИ на современном этапе развития нашего общества и наличия большого числа проблем в сфере средств массовой информации признается необходимость непосредственного вмешательства государства в регулирование деятельности печати, радио- и телевещания через реализацию государственной информационной политики. В связи с этим в Концепции выделяются основные направления ГИП в сфере средств массовой информации:

1) недопущение подчинения СМИ конъюнктурным интересам власти и бизнеса и усиления возможностей их влияния на средства массовой информации (речь идет о прямом нажиме, снабжении СМИ неполной, неопределенной, искаженной или ложной информацией, откровенной дезинформацией, умышленной недоговоренности, сращении структур власти, бизнеса, прессы и т.д.);

2) регулирование уровня концентрации и монополизации средствмассовой информации ( высокий уровень концентрации и монополизации способствует уменьшению независимых источников информации, сосредоточению СМИ в руках представителей экономической элиты, бесправию журналистов и т.д.);

3) защита интересов региональных рынков массовой информации и содействие развитию местных СМИ;

4) совершенствование национального законодательства в частигарантий свободы слова и информации, свободного распространения массовой информации, в том числе на трансграничном уровне, недопущение распространения насилия и нетерпимости через СМИ, обеспечения плюрализма средств массовой информации, доступа к официальной информации[523].

Таковы понятие и основные официальные положения государственной информационной политики. Каждый пункт, кончено, требует уточнения и более расширенной трактовки, но в целом, какотмечалось, основные позиции государственной информационной политики в концепции представлены. Далее в главе на конкретных примерах автор рассмотрит, насколько реальны квыполнению данные положения и какие изменения необходимы, чтобы средства массовой информации и коммуникации способствовали ускоренному продвижению России в информационное общество.

Государственная информационная политика основывается на праве граждан на информацию и находится в полной зависимости от него. Рассмотрим, что такое право на информацию и как оно формировалось в нашей стране.

В 1948 г. Генеральная Ассамблея ООН приняла Всеобщую декларацию прав человека, ставшую главным источником общедемократических прав и свобод человека, к выполнению которых стремятся народы и государства. Декларация легла в основу пактов о правах человека и конституций ряда государств.

В России процесс признания Всеобщей декларации прав человека начался на заре перестройки: в 1985 г. было официально объявлено о соблюдении норм декларации, а также норм, прописанных в Международном пакте об экономических, социальных и культурных правах, Международном пакте о гражданских и политических правах, ратифицированных СССР еще в 1968 г., и ряда конвенций. Однако реальная реализация прав, зафиксированных в названных международных актах, и в том числе права на информацию, началась только с 1990 г., с момента выхода закона «О свободе печати и других средств массовой информации», существенно расширившеговозможности граждан свободно получать и распространять массовую информацию.

Начиная с 1991 г. законотворчество в части прав человека на информацию существенно расширяется. Декабрем 1991 г. датируется Закон РФ «О средствах массовой информации», в ноябре 1992 г. Верховный Совет принимает Декларацию прав и свобод человека и гражданина. В обоих документах большое внимание уделяется праву на информацию. Вступление России в Совет Европы также наложилоопределенные обязательства вобласти развития права на информацию, что повлекло за собой потребность принятия соответствующего закона (законы о праве доступа к информации действуют в 20 странах). Проект Закона Российской Федерации «О праве на информацию» уже ряд лет находится в стадии «чтений». Предполагается, в нем найдут отражение все основные положения о праве на информацию, получившие освещение в уже принятых законах[524], и с его помощью значительно расширятся права как граждан, так и организаций, в том числе, за счет четкого определения границ дозволенного и недозволенного.

В Концепции государственной информационной политики в разделе «Информационное право» выделен ряд положений, способных обеспечить защиту прав граждан, юридических лиц и государства на свободное получение, распространение и использование информации, защиту конфиденциальных сведений и интеллектуальной собственности. Каждое предложенное положение отвечает потребностям общества, и в целом данные положения отражают необходимые условия для формирования государственной информационной политики.

Для осуществления государственной информационной политики в первую очередь необходимо создание единого информационного пространства. К разработке понятия единого информационного пространства и способов его формирования государство приступило в начале 90-х годов[525], однако до сих пор полного представления о природе единого информационного пространства и особенностях его функционирования в социокультурной среде принятые законодательные акты не дают. Параллельно это понятие получает развитие в научных исследованиях с точки зрения разных подходов (геополитического[526], информационно-ноосферного[527], социально-информациологического[528], социальных отношений[529]). Предлагается рассмотреть его с геополитической позиции, в частности, с журналистской.

В.Д. Попов дает следующее определение: информационное пространство – это «сфера отношений субъектов и объектов, формирующаяся по поводу производства, распространения и потребления информации»[530] В целом данное определение отражает суть понятия, но не дает конкретного представления об особенностях его трактовки. Существует точка зрения, что единое информационное пространство – это возможность государства на всей территории распространять одну и ту же информацию. Что в корне неверно. Согласно пониманию автора, единое информационное пространство применительно к СМИ – это равнодоступное пространство, в котором коммуникации осуществляются в интересах всех пользователей, а не отдельных корпоративных клиентов, что позволяет создавать условия для функционирования и развития институтов информационного общества, развивать открытые социальные системы.

Иначе говоря, создание единого информационного пространства – это способность государства при помощи различных форм регулирования деятельности средств массовой информации и коммуникации стимулировать ее таким образом, чтобы СМИ и СМК обеспечивали всех граждан необходимой и достаточной информацией, максимально полным спектром фактов и мнений, имеющих хождение в стране и мире, с целью ориентации (отвечающей информационным потребностям граждан) в происходящих событиях и выработки своего отношения к этим событиям, в том числе версией государственных органов, или официальной версией. Официальная версия не должна быть исключительной, она может быть лишь господствующей, и господствующей только в силу поддержки ее иными версиями и фактами, представленными другими, в первую очередь независимыми СМИ. Когда государственная, или официальная, версия становится подобной господствующей версией, это является лучшим подтверждением, что народ избрал достойную власть, которая реально готова строить правовое государство. Формирование такого единого информационного пространства возможно только на путях реализации основных направлений, заложенных в Концепции государственной информационной политики.

В качестве первого направления в Концепции выделено «недопущение подчинения СМИ конъюнктурным интересам власти и бизнеса и возможного их влияния на СМИ».

Проблемой средств массовой информации номер один является то, что государство не предпринимает решительных шагов по освобождению СМИ от экономической зависимости от учредителей и издателей. Объемы рынка рекламы еще только приближаются к уровню 1998 г. На начало 2001 г. имели место такие факты: 45 млрд. рублей составляли ежегодные затраты на выпуск российских печатных изданий; 7 млрд. покрывалось за счет реализации; 8 млрд. – за счет рекламы. Откуда должны были взяться 30 млрд. рублей? В это же время только 10% СМИ находилось на самоокупаемости. Следовательно, остальные деньги средствам массовой информации волей-неволей приходилось отрабатывать, защищая интересы инвесторов. Но интересы инвесторов, как правило, не согласуются с общегосударственными интересами, иначе по ним не стоило нести такие крупные расходы.

Государство через налоговые льготы, лояльную политику издательств, полиграфических комбинатов, средств связи[531], упорядочение системы доставки печатных изданий[532] и группы других мероприятий могло бы значительно изменить экономическое положение средств массовой информации и тем самым упрочить свободу прессы, а следовательно, приблизить политику СМИ к общенациональным интересам. Но пока это не делается в должной мере.

Сегодня цифры дают следующее свидетельства и позволяют сделать следующие выводы.

На уровне субъектов федерации каждое пятое издание имеет в качестве учредителя или соучредителя органы исполнительной власти.[533] Каждая вторая областная, краевая или республиканская газета имеет в числе соучредителей городские, областные, краевые или республиканские органы власти. Исполнительная власть (администрации, мэрии, государственные комитеты и департаменты по печати, кабинеты министров) в два раза чаще выступает в качестве соучредителей СМИ, чем, например, законодательная ее ветвь. Процент СМИ общественных организаций и коммерческих структур на региональном уровне низок, частные крупные владельцы – очень редкое явление. Послушные, с точки зрения власти, средства массовой информации получают дотации из бюджета, льготные или безвозвратные кредиты, преференции в предоставлении информации, выгодные заказы во время избирательных кампаний и обязательную подписку государственных структур. Как пишет И.М. Дзялошинский, «помимо официальных бюджетных изданий, пользующихся к тому же всяческими дополнительными благами, в каждом из регионов существуют по 2-3 газеты и как минимум одна телекомпания (не считая ГТРК), которые тем или иным способом финансируются из бюджета города, области края»[534]. При этом, отмечает И.Д. Лаптев, «власть убеждена, что пресса должна быть априори к ней лояльна, так как из ее рук она получила свободу, что она обязана поддерживать государство, режим, создавать их положительный имидж. Кроме того, власть дает прессе деньги, льготы и может рассчитывать на исполнение социального заказа»[535]. Так это и происходит – социальный заказ, как правило, выполняется. Вот только выигрывает ли от этого народ, страна в целом? Или выигрывает группа чиновников, стоящих у власти?

Еще одну настораживающую тенденцию отмечает Т.С. Иларионова: активное государственное участие в централизованном формировании ежедневного рейтинга новостей. «Российские зрители, слушатели, читатели из-за деятельности агентств, подконтрольных государственным органам, получают в последнее время, начиная с 1998 года, тщательно подготовленную информационную «ленту», которая распространяется по всем теле- и радиоканалам, находит свое отражение в печатной прессе. Редакциям остается только интерпретация «рекомендованных» к публикации новостей, что привело к парадоксальной ситуации: при наличии множества самых разных средств массовой информации аудитории предлагается крайне скудный набор сообщений»[536].

Таким образом, проблема угрозы свободы СМИ остается актуальной. Результаты опросной программы, осуществленной Фондом им. Фридриха Эберта при поддержке ВЦИОМ[537] в 2001 г., показали, что больше половины (58%) элиты СМИ (в качестве элиты СМИ было отобрано 100 редакторов и ведущих журналистов из регионов России) считает свободу печати в стране ограниченной. «Угрозы» свободе печати распределяются следующим образом: 49% усматривает угрозу в лицегосударства, правительства,администрации президента, Кремля; 32% полагают, что угроза исходит от частного капитала и олигархов; 24% – от локальных, региональных властных групп и губернаторов; 19% – от «служб»/структур власти; 12% – от Министерства информации; 9% – от политиков, Государственной Думы и Совета Федерации; 8% – от бюрократии; 7% – от левой оппозиции/коммунистов; 7% – от криминальных структур и теневой экономики; 5% – от прокуратуры и судов[538]. Из приведенных цифр следует, что на открытый вопрос темы 86% ответов ведущих редакторов и журналистов СМИ указывает на угрозу свободе СМИ, исходящую от институциональных структур[539].

И еще один вывод следует как результат из проведенного опроса – вторая угроза свободе слова в нашей стране – это резкая активизация со второй половины 90-х гг. капитала в сфере концентрациимедиасобственности[540]. Развитые страны разработали целый ряд подходов к решению данной проблемы, но универсального способа мировым сообществом пока не выработано. Решать ее в России особенно сложно: процесс экономической концентрации находится в стадии формирования. Однако в последние годы четко прослеживается специфичность отечественного монополизма в сфере СМИ: утверждается особый вид концентрации – не столько экономической, сколько «идеологической или политической». Предпосылки к формированию такого медиамонополизма были следующими.

В период 1997 – 1998 гг. в жизнь общества вошло понятие информационные войны. Сами информационные войны, по мнению обществоведов, начались в нашей стране много раньше, но достоянием широкой общественности они стали в указанный период[541]. И на этот же период приходится медиатизация политики, когда «средства массовой информации становятся основной средой политической коммуникации»[542].

Почему два процесса – медиатизация политики и информационные войны – совпали по времени? Это случайность или закономерность? В чем цель и суть «информационных войн», и каким силам они служат? Попробуем ответить на эти вопросы.

Высоко оценив способность СМИ оказывать воздействие на общественное сознание, капитал накануне выборов 1996 г. стал приобретать средства массовой информации в качестве инструмента влияния на общество и политиков. Причем влияние на политиков с конца 90-х гг. все чаще оказывалось не в связи с определенными исключительно политическими задачами, как это происходило в начале перестроечного процесса, а в связи с потребностью капитала через политиков решать вопросы бизнеса. Средства массовой информации во многом помогали капиталу оказывать давление как на политиков, так и на общественное мнение с целью получить их поддержку.

Но так как разные группы, стремящиеся к преумножению капиталов, обладают своими СМИ (и, следовательно, имеют возможность через них оказывать влияние на политиков и политику), то владельцы средств массовой информации, борясь друг с другом за приумножение своего капитала или реструктуризацию капитала конкурента, ведут при помощи СМИ информационные войны.

А.А. Мухин в работе «Информационная война в России: участники, цели, технологии» пишет: «Суть информационной войны в России заключается в решении Группами своих финансово-экономических проблем с помощью политических персон, политических и псевдополитических структур, медиа-ресурсов и всего другого, что есть под рукой и в собственности этих Групп»[543]. Под «Группой» автором понимается «совокупность структур, находящихся под контролем / влиянием того или иного лица / группы лиц и принимающих активное / пассивное участие в информационной войне»[544]. Далее А.А. Мухин определяет цель информационной войны – это расширение или реструктуризация бизнеса Группы или Групп.

По-другому цель информационной войны формулирует А. Цуладзе: она заключается «в изменении поведения объекта воздействия путем изменения существующей в его сознании картины мира», иными словами, «информационная война представляет собой способ перепрограммирования, перекодирования массового и индивидуального сознания»[545].

Предложенные две формулировки дают достаточно полную для понимания этого явления характеристику отечественным информационным войнам в условиях современной российской медиа-политической системы. И, исходя из них, можно вывести третью, объединяющую две первых: современная информационная война в России – это война, осуществляемая при помощи средств массовой информации с целью расширения и реструктуризации бизнеса посредством воздействия на массовое и индивидуальное сознание[546].

Начиная с 2000 года, число и мощь информационных войн между промышленно-финансовыми группами резко сократилось. Этой кротости бизнеса предшествовал ряд событий. Например, были проведены акции государственных органов власти против «Медиа-Моста» («разоблачение» деятельности спецслужб «Моста», арест В. Гусинского, проверки налоговыми организациями медиа-холдинга и т.д.); было оглашено признание недействительным решение аукциона по продаже РАО «Норильский никель» группе ОНЭКСИМ-банк; было объявлено о возбуждении дела «в отношении руководителей нефтяной компании ЛУКОЙЛ по фактам сокрытия доходов от налогообложения в особо крупных размерах»; подобные обвинения прозвучали в адрес АВТОВАЗа.

И со второй половины 2000 г. ситуация стала резко меняться. Р. Абрамович выкупил и передал в управление государству 49% акций канала ОРТ. В. Алекперов, согласно информации, приходившей из ряда источников, готов был выкупить для государства ТВ-6 и Издательский дом «Коммерсант», затем принял активное участие в процессе фактического «изгнания» непокорной части коллектива НТВ с телеканала ТВ-6 путем ликвидации телеканала. Так начался «закат эры олигархов». И так, после создания единого производственно-технологического комплекса ВГТРК, после воссоздания Министерства РФ по делам печати, телерадиовещания и средств массовой коммуникации, начал складываться мощный государственный сектор средств массовой информации. Государство фактически установило контроль над основными федеральными СМИ, в первую очередь над ОРТ, РТР, НТВ, затем над вторым крупным сегментом рынка – многочисленными популярными, но менее влиятельными частными холдингами, издательскими домами и телерадиокомпаниями; и в третью очередь – над СМИ смешанной формы собственности, где компании-акционеры частично принадлежат государству, частично – частным владельцам. В общей сложности в итоге государство владеет 70% электронных СМИ на федеральном уровне, целым рядом областных, окружных и муниципальных ТРК – на региональном; ему принадлежит 20% федеральных и до 80% региональных печатных СМИ[547]. И в итоге сложился деформированный рынок, далекий от рынка СМИ в общепринятом понимании. Таким образом, с 1999 г. стала вырисовываться задача усиления роли СМИ в укреплении идеи государственности, в информационном поле появилось идеологическое противопоставление «наших» и «не наших», была принята «Доктрина информационной безопасности». Как считают многие специалисты, доктрина, готовившаяся на протяжении ряда лет, была принята после появления в ней второй составляющей, которая предполагала информационное обеспечение государственной политики РФ, «связанное с доведением до российской и международной общественности достоверной информации о государственной политике Российской Федерации, ее официальной позиции по социально значимым событиям российской и международной жизни, с обеспечением доступа граждан к открытым государственным информационным ресурсам». Необходимость «доведения до российской и международной общественности достоверной информации о государственной политике», об «официальной позиции по социально значимым событиям российской и международной жизни» оправдывала некоторое ужесточение свободы слова в СМИ России, появление всякого рода негласных запретов на обнародование информации, касающейся государства и видных государственных деятелей. Особое беспокойство у членов Союза журналистов вызвал пункт документа, где говорилось о создании региональных структур по обеспечению информационной безопасности. Секретарь Союза журналистов Игорь Яковенко усмотрел в этом признак возрождения цензуры.

Тем не менее, с одной стороны, большинству россиян отрадно было наблюдать, как новой власти удалось практически свести на нет шумные информационные войны, продемонстрировать российским олигархам, что государственная власть – высшая власть в стране, что она стала достаточно сильной, чтобы противостоять атакам со стороны бизнес-групп при достижении ими узкокорыстных интересов. С другой стороны, настораживают методы непрямого устранения оппонентов с широкой политической арены. Можно, конечно, констатировать, что власть поступает сегодня в соответствии с потребностями общества, которое хочет иметь одновременно и «сильную руку», и политические свободы. Но такой подход, по мнению автора диссертационного исследования, не отвечает требованиям времени в рамках построения информационного общества, он не отвечает стратегическим целям прогрессивного общественного развития.

Кроме того, опасная «политическая монополия» на СМИ партии власти, которую составляют государственные чиновники, главы администраций, губернаторы, мэры городов, создает сложности в определении «золотой середины», когда общегосударственные интересы будут уравновешиваться с интересами развития демократических свобод. Невозможно дальнейшее развитие системы СМИ без разработки законодательства по регулированию концентрации и монополизации СМИ, по обеспечению их транспарентности, или «прозрачности», поскольку связи владения средствами массовой информации неочевидны: основы финансовых отношений прояснить нередко вообще нельзя[548]. Таким образом, два ведущих направления государственной информационной политики – недопущение подчинения СМИ конъюнктурным интересам власти и бизнеса и регулирование уровня концентрации и монополизации средствмассовой информации – не реализуются на практике и, следовательно, тормозят процессы общественного развития.

Два других положения – защита интересов и развитие региональных рынков СМИ и совершенствование национального законодательства в части гарантий свободы слова и информации – также не дают возможности говорить о претворении их в жизнь. Во-первых, чиновники по-прежнему (но по-разному в зависимости от уровня доходов в каждом регионе) регулируют и даже управляют большей частью информационных процессов на местном уровне[549]. Во-вторых, имеющееся законодательство не получило должного развития по целому ряду важнейших вопросов, как-то: отношения «владелец-учредитель-редакция»; статус издателя, вещателя и собственника; государственное регулирование общих условий хозяйственной деятельности СМИ, антимонопольное регулирование в сфере СМИ, участие иностранных инвесторов в деятельности СМИ и т.д.[550] Не приняты основополагающие законы о теле-и радиовещании и о праве на информацию.

В-третьих, государство не обеспечивает единого информационного пространства. Не обеспечивает в силу ряда причин, в том числе, в силу недоступности СМИ россиянам и потому, что на региональном уровне они все чаще попадают под гнет исполнительной власти.

Сведения, приведенные в докладе Президента национальной информационной палаты Г.П. Мальцева на Конгрессе Российских СМИ, рисуют катастрофическую ситуацию в сфере распространения информации. На 1000 россиян к началу 2001 г. приходилось 202 печатных издания, из них центральных – только 42!
В России ежедневная продажа газет составляет 106 экземпляров (и 160 – по пятницам), в сравнении с Японией – 585, Норвегией – 592, Финляндией – 456 экземпляров. В ряде регионов примерно в два раза сократилось число действующих проводных радиотрансляционных систем (которые ранее обслуживали в течение 18 часов в сутки более 100 млн. слушателей). За последние 5 лет до конца XX века на 40% сократилось количество семей, имеющих работающие телевизоры. Информационные программы ОРТ, РТР и НТВ сегодня смотрит около 8,8% населения страны. В Пермской области из 250 семей 190 не имеют никаких контактов со СМИ. В Ставропольском крае 97% жителей сельской местности восточных районов не получают ни одного печатного издания[551]. Показательно состояние СМИ Южного Федерального округа. Здесь серьезные проблемы наблюдаются на протяжении ряда лет в техническом обеспечении: Дагестан и Ингушетия отрезаны от российских телекоммуникаций, связь осуществляется через спутник и потому доступна немногим. В Волгоградской области более миллиона жителей не получают телевизионного сигнала. Проводная радиосвязь сохранена только на Кубани. Не хватает телевизионных вышек-ретрансляторов. Чем южнее район, тем острее стоит проблема технического оснащения и, следовательно, обеспечения населения информацией.

Нецелесообразно вести речь о едином информационном пространстве, если значительное число граждан страны не имеет возможности элементарно ориентироваться в складывающейся общегосударственной ситуации. Могут ли они после этого сознательно и ответственно формировать политические институты власти, чувствовать себя полноценными членами демократического государства? Как правило, нет. Соответственно, тенденции усиления «изоляции» от центра становятся характерными не только для СМИ, но и для народа в целом. То есть усиление информационной дезинтеграции ведет к дезинтеграции в общегосударственном масштабе.

Вина ли только государства в нереализации информационной политики, согласно утвержденной концепции, или его беда? Есть основания предполагать и то, и другое.

С одной стороны, необходимо отметить, что распад СССР и образование на его территории независимых государств привел к распаду единой производственной базы создания средств вычислительной и телекоммуникационной техники, в результате чего в настоящее время Россия обладает не более 25-30% производственного потенциала СССР. Потому в период переходной экономики чрезвычайно сложно создавать и воссоздавать информационно-телекоммуникационную инфраструктуру.

С другой стороны, сегодня, например, решением задач внешнеполитической информации занимается ряд ведущих государственных структур: Управление Президента РФ по внешней политике, Информационное управление Администрации Президента РФ, в некоторых аспектах - Совет безопасности Российской Федерации, Министерство иностранных дел России, Министерство культуры и массовых коммуникаций РФ. Однако штаты сотрудников этих организаций немногочисленны и разрозненны, их действия несогласованны, они не имеют общей стратегии, хотя в проведении информационной политики могут опираться на 4-е в мире по величине и объему деятельности Информационное телеграфное агентство России (ИТАР-ТАСС), Российское информационное агентство «Новости» (РИАН), имеющее 40 корреспондентских пунктов в разных странах мира, государственную радиовещательную компанию «Голос России», передающую программы на 31 иностранном языке. Год назад официальные лица (С. Ястржембский, заместители глав МИД, Минпечати, руководители государственных информационных агентств), присутствовавшие на первом закрытом заседании рабочей группы комиссии Совета Федерации по информационной политике, собранной для «выработки проекта предложений по обновлению концепции образа России за рубежом», вынуждены были признать, что страна мало пропагандирует свои достижения, излишне занимается самобичеванием и на формирование имиджа России выделяется недостаточно средств[552]. Таким образом, был вынесен приговор в том, что с формированием, например, внешнеинформационного имиджа страны мы не справляемся. Одновременно необходимо отметить, что на начало 2001 г. зарубежные информационные ресурсы на территории России превышали отечественные в среднем на 15-20 %, 56% журналов и 19% российских газет изготавливали свою продукцию за пределами страны; на конец 2000 г. на территории России было зарегистрировано 38 электронных и 66 печатных СМИ с участием иностранных инвесторов или с учредительством иностранных юридических лиц; более 1100 иностранных изданий получили разрешение на распространение своей продукции на территории страны[553].

Подобного рода свобода в распространении информации, в том числе СМИ с иностранными учредителями, нами только приветствуется: ниже рассмотренный опыт стран Балтии показывает, что иностранные инвесторы, как правило, приходят в СМК с коммерческими целями, что позволяет средствам массовой информации не подпадать под влияние власти, особенно региональной. Однако оборотной стороной данной свободы является повышенная ответственность государства перед гражданами: государство должно целенаправленно и взвешенно проводить информационную политику, потому что, как отмечалось выше, информационная политика является важнейшей составной частью внешней и внутренней политики государства.

Так, например, когда планировалась информационная политика Би-Би-Си, в ее основание закладывалось не снижение информационного потенциала программ до уровня среднего их потребителя, а наоборот, повышение образовательного и познавательного уровня потребителей информации с целью роста набора их знаний, роста способности самостоятельной оценки происходящего. Основатель Би-Би-Си Дж. Рейт отстаивал статус корпорации, стоящей над аудиторией, которую Би-Би-Си была призвана «развлекая, просвещать», «просвещать украдкой», ненавязчиво, неназидательно – такова была, в том числе, государственная политика. Однако, если анализировать зарубежные издания, выпускаемые для российского читателя, они намного «облегчены» по сравнению со своими европейскими аналогами и, следовательно, не способствуют процессам ускорения в повышении уровня общественного сознания. Такая же тенденция характерна и для отечественных СМИ, подавляющее большинство которых не работает на интересы ускоренного развития общества: статистика свидетельствует, что больше половины печатных российских СМИ носят рекламный характер или выполняют функции «желтой» прессы. Как правило, перед СМИ стоит одна задача – финансовая выгода за счет повышения тиража при помощи удовлетворения не самых взыскательных вкусов или при помощи сенсации. Это происходит на фоне необходимости вхождения нашей страны в информационное общество и на фоне того, что уже первые английские «пенсовые газеты» были более чем коммерческими предприятиями: они оказывали влияние на политику, наряду с профсоюзами помогали бедным слоям населения войти в политическую жизнь страны[554].

Тем не менее, говорить, что процессы формирования информационной политики не получают развития, было бы неверным. Каждодневно в программах новостей мы наблюдаем сюжеты встречи Президента РФ с членами правительства, полпредами федеральных округов, губернаторами, эти сюжеты дают представление о принимаемых решениях по важнейшим вопросам внутри- и внешенеполитической жизни страны. С февраля 2003 г. возобновилась практика, прерванная после ухода с поста премьер-министра В. Черномырдина, когда на заседания правительственных комиссий и правительства РФ приглашались журналисты. Это произошло в рамках проводимой государственной информационной политики после того, как глава кабинета министров подписал постановление, обязывающее членов правительства и федеральные органы исполнительной власти информировать общественность о проводимой работе, в связи с чем журналисты вновь обрели возможность быть свидетелями многих принимаемых решений, а не только получать информацию об итогах прошедших заседаний[555].

Позитивные изменения в формировании государственной информационной политики постепенно происходят и на местах. Например, в Ростовской области в начале 2002 г. принят закон «О ежегодном конкурсе на лучшие творческие работы по освещению деятельности органов государственной власти Ростовской области в средствах массовой информации», назначение которого – стимулировать журналистов на более подробную характеристику деятельности органов власти. Причем от награждения к награждению расширяется число номинаций, приветствуются не только имиджево-хвалебные, но, в первую очередь, аналитические материалы.

Государство в силу ряда причин: сложной экономической ситуации, неразвитости гражданского общества и процессов саморегулирования СМИ – должно принять на себя основную тяжесть регулирования процессов массовой коммуникации. Нельзя отрицать, что информационная политика нашей страны значительно проигрывает на фоне информационной политики ведущих мировых держав. Но не надо забывать, что первой поправке к Конституции США исполнилось 213 лет, Закон о свободе печати во Франции был принят в 1881 г., а наша демократия исчисляется десятилетием. Главная сегодняшняя задача России – переосмыслить накопленный позитивный опыт демократических стран в сфере информационной политики и использовать его для ускорения процессов общественного развития, для построения социального государства.

4.2. Изменение роли средств массовой коммуникации
в реформировании России

Чтобы оценить место и роль нынешних и будущих средств массовой информации в государственной информационной политике, проанализируем их значение в процессах реформирования России.

За годы перестройки роль СМИ в социальных процессах неоднократно менялась: каждое очередное изменение напрямую было связано с изменениями, происходящими в процессах реформирования страны.

Уже сама перестройка началась с «гласности». Этому были объективные причины: производительные силы поднялись на новый уровень своего развития, требуя не только более образованных работников, но людей свободно мыслящих, с высокой внутренней (а не внешней, как культивировалось на протяжении десятилетий) ответственностью. Такого качества население могло достичь только при наличии свободного выражения мнения и при развитии свободного научного поиска. Кроме того, как позднее напишет первый Президент СССР М. Горбачев, к 1985 г. страна была «беременна» переменами»[556]. И, несмотря на то, что «революция» в России могла начаться только сверху, так как любые, в том числе самые мирные попытки снизу жестко пресекались, реальные изменения могли произойти только при наличии диалога между властью и обществом, между разными представителями общества, ибо только открытый разговор мог привести в действие все общество. Тогда и были объявлены открытость, гласность, относительная свобода прессы. Они должны были подготовить общественное сознание, прежде всего, к отказу от мифологии, в которой жил советский народ, и вывести общество из состояния предельной инфантильности.

С середины 80-х гг. печать (сначала преимущественно журналы, в первую очередь толстые, читаемые советской интеллигенцией, а затем и газеты, но пока еще не радио- и телеэфир, находящиеся под строгим контролем партии и правительства) начинает поднимать на страницах своих изданий новые на фоне советской проблематики СМИ темы, недоступные ранее для обсуждения (теневая экономика, разрастающаяся преступность, умалчиваемые социальные группы: одинокие старики, бедные, убогие, сироты), вскрывает «белые пятна» отечественной истории, вводит новых героев (бомжей, «теневиков», арендаторов), дает новое звучание понятиям «нация», «народ» и не обобщенно «советский», а русский, молдавский, армянский. Обозначается тенденция к объективности прессы, ее независимости. Таким образом, СМИ инициируют процесс раскрепощения мысли в России, они не просто выводят на страницы журналов недозволенные ранее факты и свидетельства, они осуществляют переворот в мироощущении советского человека, за 70 лет привыкшего воспринимать мир не таким, какой он был, а каким его ему представляли те же СМИ, привыкшего принимать на веру все, что исходило от власти. Это порождает сомнения в недавно нерушимых авторитетах, дает новые темы для размышлений.

Примечательно, что источником новых идей, взглядов в том числе была партийная пресса: например, произведшая колоссальный общественный резонанс статья Т.И. Заславской «Человеческий фактор развития экономики и социальная справедливость» появилась в 1986 г. в «Коммунисте», в ней автор не просто впервые поднял вопрос о «человеческом факторе», но заговорил о необходимости изменения отношения власти к человеку не как к объекту, а как к субъекту общественного развития и о необходимости социальной справедливости как обязательном условии успешного и гармоничного взаимодействия людей и социальных общностей[557]. Позднее начавшееся противостояние демократической и партийной прессы также изменяло сознание людей, влияя на их мнение. Постепенно гражданин, переставший доверять властям и авторитетам, поверил в свое предназначение как решающей социальной силы и стал выдвигать требования к руководству территории, страны, партии.

В данном контексте особенно показательны избирательные кампании
1989 – 1990 гг. В это время избиратели искренно верили в дело перестройки и наиболее активные постоянно обращались в СМИ с предложениями «как обустроить Россию». Реальность появившейся надежды побуждала высокую народную активность[558]. В указанный период граждане при помощи СМИ постоянно обсуждали выборный процесс, проводимый «по-новому», на демократических основах, заинтересованно обменивались своими мнениями: люди осознанно утверждали, что роль Советов – служебная, Советы всего лишь осуществляют власть народа; одновременно СМИ, особенно печатные, становились ареной выяснения отношения избирателей к депутатам, граждан – к властям, местом предъявления народом своих требований[559].

Печатные СМИ – сознательно или неосознанно – не просто поддерживали этот процесс, но всячески его стимулировали. Часто проводилось анкетирование читательской аудитории и открытый анализ их результатов. Издания, являвшиеся органами партийных комитетов, на своих страницах констатировали, что граждане предпочитают в качестве депутатов в органы власти (т.к. партийные кадры были слишком оторваны от народа, его нужд) видеть беспартийных. В число ведущих проблем своего времени граждане выдвигали, наряду с законностью и обеспечением порядка, борьбу с незаслуженными привилегиями, отодвигая на второй план суть экономических реформ и демократических ценностей: во взглядах населения происходил явный перекос от идей реформирования страны к идеям поиска виновных – критицизм брал верх над рационализмом. Популистские лозунги чаще всего определяли и содержание материалов СМИ: журналисты, как и общество в целом, в это время еще не способны были подняться до пониманиянеобходимости обсуждения данной важной подмены понятий и лишь отражали происходящие в обществе идейные брожения.

Партийные издания, в том числе районного масштаба, в рамках «гласности» допускали на свои страницы самые разные социально-политические точки зрения, и хотя они пытались целенаправить процессы социального брожения идей, однако остановить развитие тенденций негативного восприятия действий существующей власти они оказались неспособными. И это в целом приближало крах коммунистической системы.

Таким образом, социальные реформы конца 80 – начала 90-х гг., проходившие на фоне преодоления командно-административного стиля управления, формирования новой политической системы отличались небывалой для советских времен гласностью, открытостью, плюрализмом мнений. Энергия масс, разбуженная перестроечными идеями, породила атмосферу критичности, активизировала интерес к социальным процессам и тем самым создала предпосылки для массового развития нештатного корреспондирования как формы массовой политической деятельности[560], способствовала расширению и выведению из подполья самиздата, выпускаемого населением при помощи малой множительной техники или даже в виде рукописных материалов. СМИ в этот период становятся важнейшей социально-политической силой, уровень доверия населения к ним предельно высок: почти все известные журналисты, баллотировавшиеся в Верховный Совет СССР, становятся депутатами (В. Листьев, А. Любимов, А. Политковский, А. Невзоров, Б. Куркова).

Вступление в силу уже горбачевского закона о печати, первого юридически обосновывающего свободу слова документа России, внесло кардинальные изменения в информационный рынок страны: появление возможности практически для любого гражданина учредить свое СМИ просто путем его регистрации привело к масс-медийному буму. Средства массовой информации с наивысшим напряжение сил выполняли информационную функцию, просветительскую и даже социальных преобразований, упорно отстаивая свою роль как роль четвертой власти.

Информационное многообразие стало обеспечивать право читателя выбирать: знать, что происходит в мире, отбирать, откуда получать информацию, сопоставлять ее, чтобы иметь возможность формировать собственное мнение.
В обществе начинал действовать принцип сознательного отношения ко всему, что происходило в стране, понимание мотивов и целей властных структур. Уровень общественного сознания рос на глазах. Это пугало власть. После событий у вильнюсского телецентра в январе 1991 г. Президент СССР М. Горбачев предложил Верховному Совету СССР взять на себя функцию обеспечения плюрализма мнений во всех СМИ, приостановив действие закона о печати. Однако сделать это руководящим органам страны не удалось по двум причинам: СМИ, пользуясь гласностью, доводили до общественности все попытки нажима на свободу слова, а российское руководство каждый раз единым фронтом выступало в защиту прессы, так как демократическая пресса являлась главным оружием против партийно-советской номенклатуры. Более того, российские власти, используя союзный закон о печати, начинали разрушать партийно-государственную монополию в области СМИ, передавая партийные издания в руки журналистских коллективов и способствуя учреждению в противовес обкомовским газетам полунезависимых региональных средств массовой информации. Осознавая силу СМИ в период общественного подъема, в период овладения идеей массами, российское руководство добивается учреждения Государственного телевидения и радиовещания РСФСР[561].

Ситуация резко изменилась в течение 1992-1993 гг. Этот период можно охарактеризовать, с одной стороны, как период политического противостояния руководства страны, а с другой стороны, как годы относительной деполитизации СМИ, стремящихся прежде всего защитить интересы общества в сложных условиях начавшегося реформирования и «шоковой терапии».

Прилагая усилия к невозможному сохранению недавних миллионных тиражей, печатные СМИ делали все, чтобы поддержать своих читателей советами и сочувствием. Параллельно СМИ боролись за собственную возможность выжить в новых экономических условиях[562]. В это же время происходило перераспределение объемов издательской деятельности между центральной и местной печатью:
в связи с децентрализацией политической и хозяйственной жизни страны, передачей реальной власти на места усиливалась тенденция развития местных изданий. Снижение политической активности населения и сосредоточенность на решении проблем, касающихся повседневной действительности, осложненной «шоковой терапией», требовали от средств массовой информации подробных сведений о происходящем в родном регионе, области, городе, поселке.

Отношения взаимной симпатии между средствами массовой информации и российским руководством в указанный период продолжались до тех пор, пока само руководство не разделилось на два противоборствующих центра власти, каждый из которых вел свою борьбу за воздействие на СМИ, в первую очередь на телевидение. (Катастрофическое падение тиражей и экономическая неспособность населения выписывать газеты и журналы сделали телевидение самым влиятельным средством массовой информации). Борьба за СМИ приняла форму ряда законодательных актов по созданию наблюдательных советов, в первую очередь над телевещанием (в частности, создание Федерального совета по обеспечению свободы слова на государственном телерадиовещании). Только роспуск 21 сентября 1993 г. Верховного Совета не позволил принятым законам вступить в силу[563]. Примечательно, что одним из главных требований депутатов, оставшихся в оцепленном здании распущенного парламента, было требование изложения своей позиции в прямом телеэфире. В ночь с 3 на 4 октября 1993 г. это требование приобрело форму штурма «Останкино». Этот штурм явился еще одним подтверждением влияния средств массовой информации на общественное мнение и общественное сознание в целом.

Однако нельзя не отметить и того, что борьба СМИ за выживание и раздел руководства страны на два противоборствующих центра власти, каждый из которых пытался оказывать воздействие на СМИ, привели к тому, что, пресса в период выборов 1993 г. уже стала занимать позиции, руководствуясь не столько своими политическими предпочтениями, сколько делая ставку на возможного победителя. Так пресса, еще недавно или восторженно отстаивавшая идеалистические позиции демократии, или традиционно защищавшая привычный строй жизни, начинала становиться прагматичной и искать себе хозяина, щедрого и способного удержать в своих руках власть.

В последующие три года (1994 – 1996 гг.) была характерна временная политическая стабилизация, сопровождавшаяся оттоком политизированного капитала из средств массовой информации. Одновременно продолжалось развитие коммерческих СМИ, открывались все новые ниши в журналистике. Активно развивался рынок деловой прессы и прессы для потребителей с высокими доходами.

СМИ, получив сначала свободы, но не получив четко продуманной системы финансового подкрепления этой свободы в форме государственного регулирования отношений (кроме льгот 1995 г.[564], которые ставили районные и городские газеты в зависимость от местной власти в части внесения СМИ в Федеральный реестр районных (городских) газет, обеспечивавшихся данными льготами), должны были сами приспосабливаться к новым условиям. Некоторые из них вернулись под учредительство органов власти, другие вынуждены были смириться с процессом «пожелтения», чтобы удержать оптимальное число потребителей информации через удовлетворение не самых взыскательных вкусов. Любое из этих решений стоило прессе больших жертв и впоследствии отразилось на особенностях формирования общественного мнения в целом

Тем не менее, как отмечалось Я.Н. Засурским, война в Чечне продемонстрировала способность прессы занимать самостоятельную позицию, даже когда она расходилась с официальной.

С середины 1995 г. в ходе подготовки выборов в Государ