Отношения Геббельса с немецкими традициями при осуществлении им культурной, гендерной, социальной, мобилизационной и внешней политики 2 page

От вопросов гендерной истории целесообразно перейти к социальной политике и рассмотреть способы и методы культивирования Геббельсом народной общности (Volksgemeinschaft).

Как и в «период борьбы» Геббельс став министром продолжил заимствовать у своих левых политических оппонентов то, что он считал нужным. 10 апреля 1933 г. правительство издаёт закон, подписанный рейхсканцлером Гитлером, рейхсминистрами пропаганды и внутренних дел Геббельсом и Фриком «О введении праздника национального труда». Праздник должен был праздноваться 1 мая и министры внутренних дел и пропаганды получили право издавать необходимые распоряжения для его проведения[621].

Геббельс считал социальную политику одним из важнейших инструментов культивирования народной общности. В ноябре 1933 г. при непосредственной поддержке Геббельса Немецкий рабочий фронт во главе с Леем начал осуществление широкой социальной и пропагандистской кампании «Сила через радость» - KDF (Kraft durch Freude).

Еще одной крупной социальной программой, проводившейся под патронажем и по инициативе Геббельса, была «Зимняя помощь» (Winterhilfswerk, WHW), созданная для того, чтобы разгрузить государственную систему помощи безработным, а также для укрепления чувства национальной общности. Она осуществлялась на основе закона «Об организации зимней помощи немецкому народу» от 1 декабря 1936 г. Устав «Зимней помощи определялся министром пропаганды. Имперский уполномоченный по руководству «Зимней помощью» назначался рейхсканцлером по представлению министра народного просвещения и пропаганды[622].

Лозунгом WHW были слова «никто не должен голодать и мерзнуть». В рамках кампании WHW по всей стране проходили хорошо организованные акции по сбору теплых вещей, пожертвований, отчислений от зарплаты, добровольного благотворительного участия в общественных работах. Проводились также благотворительные концерты многих деятелей искусства и культуры.

Геббельс одну из главных целей «Зимней помощи» видел в демонстрации всему миру, как он это сам называл, «социализма действия» (Sozialismus der Tat)[623]. Даже коммунисты, отказавшиеся от прежних убеждений, могли стать объектами благотворительности.

Нацистская благотворительность и социальные программы, как и христианская благотворительность и социальное законодательство Бисмарка, служили инструментами для достижений одной и той же цели – укрепления народной общности. В этом смысле национал-социалисты выступали продолжателями традиции.

Но нацистская благотворительность и социальные программы исключали помощь «расово чуждым элементам», лицам, находящимся в местах заключения, а также старым и беспомощным, предоставляя возможность оказывать такую помощь религиозной благотворительности. Поэтому она резко отличалась от христианской благотворительности, для которой все люди равны и в одинаковой степени нуждаются в помощи и поддержке. В этом аспекте нацистская социальная политика порывает с традицией.

Другое дело, что социальные программы, проводимые под эгидой министра пропаганды Геббельса, не были столь сильно расово детерминированы, как социальные программы, проводимые под эгидой рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера, как, например, программа «лебенсборн» (источник жизни), преследовавшая цель создания идеальных с расовой точки зрения немцев[624]. Поэтому деятельность Геббельса в данной сфере можно считать менее дисконтинуитетной, не столь резко рвущей с традицией, нежели деятельность Гиммлера. Континуитетной по отношению к традиции «народной общности» периода кайзеровской Германии также можно считать цель социальной политики Геббельса, а именно преодоление атомизации индивидов в обществе, вызванной демократией, свободой и недетерминированностью либерализма веймарской эпохи. Вместе с тем методы культивирования Геббельсом «народной общности», выражавшиеся в размахе, тотальности, использовании технических средств отличались принципиальной новизной.

В предыдущей главе мы отмечали критику Геббельсом радио, как средства обуржуазивания и идеала мещанской жизни. Став министром пропаганды, Геббельс начал кампанию по замене «старого» радио на новый «народный приемник» - «Volksempfanger», который позже был распространен повсеместно. Когда началась война, замена радио стала обязательной, это делалось с целью пресечения прослушивания иностранного радио. Этот примитивный, небольшой, полукруглый, с зияющей впадиной, будто с распахнутым говорящим ртом «народный приемник», который продавался за символические деньги, а то и вовсе раздавался бесплатно, был прозван немцами «Göebbelsschnauze» - «морда Геббельса»[625].

18 августа 1933 г. министр пропаганды по случаю открытия радио-выставки, на котором было продемонстрировано вышеназванное техническое устройство, произнёс речь под названием «Радио как восьмая великая держава». В речи он прямо назвал радио современным методом влияния на массы[626]. Затем он сравнивает методы старого и нового режимов: «Старый режим ограничивался простым заполнением площадей или только изменением обличий, не изменяя духа и содержания общественной жизни. Мы, напротив, идём по принципу мировоззренческого переворота всего народного бытия, и поэтому происходит революция большого масштаба, которая никогда не остановится, революционно изменяя жизнь нашей нации в каждом направлении»[627].

Министр пропаганды заявляет о том, что национал-социалистическая революция, как раз при помощи радио помогла массам преодолеть атомизацию Веймарского периода: «Мы имеем все основания называть нашу революцию народной. Она сделана народом и для него. Она развенчала безудержный индивидуализм, и народ снова переместился в центр. Она порвала с разочарованным скептицизмом нашей духовной жизни, положив конец утончённому высшему слою нездорового городского интеллектуализма, который оставлял народ в безысходной нужде»[628]. Таким образом, Геббельс ясно заявил о своих целях и обеспечив свое присутствие в каждом немецком доме с помощью «народного приёмника» приступил к их осуществлению.

Геббельс требовал жертвенности от немецкого народа и старался бороться с его «мещанскими» и «буржуазными» привычками. Так, уже с осени 1933 г. министерство пропаганды проводило кампании («Eintopf»), - обед из одного блюда. Смысл этих акций заключался в том, что каждое воскресенье трех зимних месяцев немцы вместо обычного обеда из нескольких блюд получали обед из одного блюда, за который должны были платить, как за обед из нескольких блюд. Разница шла на нужды социальной благотворительности. Акция носила добровольный характер, в ней участвовал Гитлер со своим окружением, известные спортсмены и актеры.

В годы войны это требование жертвенности во имя борьбы и стремление ограничить потребление стали одними из главных акцентов не только пропаганды, но и другой его деятельности. Причем жертв на благо рейха Геббельс требовал и от правящей элиты. В качестве иллюстрации можно привести следующий любопытный случай. Летом 1942 г. полиции стал известен случай коррупции, касавшийся самого высшего руководства: одну из торговых фирм уличили в том, что она поставляла ряд товаров (вина, деликатесы, мясо) не по карточкам, а прямо на дом своим клиентам. Владелец фирмы Август Нётлинг 4 августа 1942 г. был арестован, и в тюрьме совершил две попытки самоубийства. Геббельс заинтересовался этим случаем и вскоре выяснил, что продукты незаконным образом поставлялись в дома министра просвещения Бернгарда Руста, министра сельского хозяйства Вальтера Дарре, генерала полиции Вильгельма Грольмана, генерал-фельдмаршала Вальтера фон Браухича, руководителя Имперской службы труда Константина Хирля, командующего ВМФ рейха гросс-адмирала Эриха Редера, и еще целому ряду крупных военных, партийных и государственных функционеров. Министр юстиции Отто Тирак оказался в щекотливом положении, не зная, стоит ли привлекать к юридической ответственности столь высокопоставленных правонарушителей. Гитлер предпочел спустить дело на тормозах, мотивируя это тем, что клиенты Нётлинга ничего не знали о его незаконных услугах, а их домашние не знали, что эти услуги незаконные. Лишь гросс-адмирал Эрих Редер взял всю вину на себя, хотя переговоры с Нётлингом вела его жена, все остальные свалили всю вину на несчастного владельца фирмы.

Геббельс нашел поведение фигурантов этого дела скандальным и саботирующим военные нужды и мобилизацию. Он потребовал примерного наказания виновным. Но дело закончилось тем, что Гитлер воззвал к совести руководящих деятелей НСДАП и членов их семей, сам Нётлинг повесился, а Тирак так и не возбудил ни одного дела против его клиентов[629].

Рейхсминистр пропаганды не мог не осознавать того факта, что имеющиеся в распоряжении Третьего рейха людские, производственные и сырьевые ресурсы используются крайне нерационально, либо вообще не задействованы. Страны противники Германии использовали простые вертикальные системы управления военной промышленностью, вооружёнными силами, органами государственной безопасности и распределением ресурсов. Война компетенций между различными органами государственной власти, военными и партией приводила к распылению драгоценных ресурсов и существенно снижал качество управления. Геббельс начал реализовывать систему мер, направленных на снижение потребления в обществе, сокращение выпуска не имеющей отношения к ведению войны продукции, закрытию различных учреждений, чья деятельность не была связана с войной, оптимизацию системы государственного управления. Эти меры носили как пропагандистский, так и административный характер, и предприниматься они стали ещё до начала войны.

Политика перевооружения требовала жесткого контроля за внешнеэкономической деятельностью и приводила к дефициту импортных товаров, в частности кофе, который вынуждены были заменять эрзатцем. 11 марта 1939 г. «Фолькишер беобахтер» опубликовала статью Геббельса «Любительницы кофе». В начале статьи автор обрушился на тех, кто использует проблему дефицита кофе для дискредитации национал-социалистического режима. Далее он принимается доказывать, что кофе не является жизненно необходимым продуктом и вреден для здоровья. Смысл этой статьи конечно не в успокоении стресса нации, вызванного дефицитом кофе, он явился лишь информационным поводом к её написанию. Статья носит мировоззренческий характер. В ней Геббельс требует от немецкого народа жертвенности и лояльности, не забывая при этом восхвалять достижения режима: «Нужно помнить, что потребление кофе в Германии увеличилось на 50 % с 1933 года. […] Потребление кофе увеличилось, так как фюрер пришел к власти. […] Это социалистическое развитие. В 1932 году только преуспевающие пили кофе. Безработные не имели денег, чтобы купить кофе, поэтому не было дефицита. Но теперь семь миллионов тех, кто не имел в 1932 году работы, работают. Они время от времени в состоянии наслаждаться в определённой степени удовольствиями жизни. С другой стороны это неизбежно приводит к временному дефициту в некоторых областях нашей жизни и на рынке деликатесов»[630].

Геббельс заявляет, что полностью согласен с высказыванием Муссолини о презрении фашизма и национал-социализма к комфортной жизни. Он также критикует интеллигентов, испытывающих отвращение к «Зимней помощи» и думающих, что всё импортное – шик, а всё немецкое отвратительно[631]. C нескрываемым сарказмом Геббельс писал в статье, про добропорядочных представителей высшего среднего класса, напуганных вторжением национал-социализма в их частную жизнь и недовольных, говоря социологическими терминами, лифтами социальной мобильности, созданными новым режимом: «Вы уже слышали, фрау Мейер, наш блокляйтер наш бывший портье. Мой муж говорит, что это большевизм. Однако не распространяйтесь об этом. Не хочется неприятностей»[632].

В дневнике появляются записи, касающиеся мобилизационных нужд, так, например, запись от 13 февраля 1943 г. сообщает о частичном закрытии театров и кино[633]. В нём так же проскальзывает тема борьбы с филистерами и мещанством[634].

В 1940 г. Геббельс начал издавать еженедельник «Рейх». В мае 1940 г. в нём была опубликована статья под названием «Уникальная эпоха», по имени которой и назван его сборник статей и речей. В это время вермахт проводил наступление на Западе и министр пропаганды успокаивает население, напуганное войной и сравнивающее положение с временами Первой мировой войны. В статье Геббельс сопоставляет ситуацию кайзеровской Германии в 1914 г. с ситуацией Третьего рейха в 1940 г., стараясь подчеркнуть различия между ними, конечно же в пользу национал-социализма. Одним из главным преимуществ нового режима, по его мнению являются методы психологической войны, которых не было у Германии в Первую мировую войну и по этой причине она в этой области находилась в обороне[635]. Успехи вермахта министр пропаганды объяснил тем, что впервые в истории немецкий гений был освобождён от бюрократических и династических ограничений[636].

С началом осуществления плана «Барбаросса» у Геббельса появился ещё один объект для сравнения с национал-социализмом, только на сей раз, сравнение было синхронным. Он провёл его 6 июля 1941 г. в своей статье «Вуаль падает». Идеи, выраженные в статье прямо противоположны его русофильским настроениям двадцатых годов. В ней немало типичной для правоконсервативных элит Запада риторики о защите европейской цивилизации от угрозы с Востока[637], что в общем-то, учитывая обстановку вполне понятно. Но там также присутствует и тема социальной справедливости. Геббельс сравнивает системы социального обеспечения в Третьем рейхе и СССР и пишет, что национал-социализм посылал своих рабочих и крестьян в заморские круизы, с тем что бы они с одной стороны наслаждались красотами этих стран, а с другой стороны проникались большей любовью к порядку и социальной справедливости у себя на родине, большевизм же мог поддерживать облик своей социальной структуры так долго как долго у его граждан отсутствовала возможность для сравнения[638]. Он обвиняет советский строй в еврейском засилии, что свойственно всем нацистам, но не только в нём: «Прожжённый заговор догматичных партийных доктринёров, пронырливых евреев и алчных государственных капиталистов запретами загнал народ в стойло»[639].

Геббельс, в отличие от Гитлера или имперского шефа прессы Дитриха, остро предчувствовал напряжённость и трудности начавшейся войны. При этом министр думал о повышении военных усилий путём всеохватывающей мобилизации «народной общности» через справедливое разделение тягот и лишений войны между всеми немцами, что кратко именовалось им как «социалистическое ведение» войны[640].

Первая попытка практического осуществления министром пропаганды его концепции «социалистического ведения» войны не заставила себя долго ждать. В декабре 1941 г. вермахт на Восточном фронте из-за уверенности Гитлера в том, что кампанию удастся завершить до наступления холодов, оказался без зимнего обмундирования. Геббельс организовал массовую акцию по сбору зимних вещей для солдат. Она продлилась с рождества до 11 января 1942 г., в её проведении участвовали знаменитые актёры и спортсмены, и было собрано более 67 миллионов предметов одежды[641].

6 апреля 1942 г. властям Третьего рейха пришлось пойти на сокращение норм выдачи продовольствия населению. Геббельс, понимая, что данные меры приведут к падению популярности режима и возникновению пораженческих настроений решил действовать превентивно, и уже 29 марта опубликовал в «Рейхе» статью со смешным от лицемерия названием «Открытое обсуждение». Министр пропаганды опять прибегает к сравнениям сложившейся ситуации с ситуацией в Первой мировой войне: «В отличие от последней войны немецкая политика по продуктам питания позаботилась о том, чтобы гарантировать, что доступные запасы продовольствия будут справедливо распределены»[642]. Далее основное следуют угрозы в адрес спекулянтов чёрного рынка и требования самого сурового наказания для всех, кто саботирует мероприятия продовольственной политики, а так же пользуется услугами чёрного рынка: «Могут существовать определённые люди, готовые платить ужасающие цены за нормированные товары и роскошь. Это последнее им предупреждение. Скоро больше не будет стоить рисковать, чтобы так нежно заботиться о своём желудке. […] В течение войны все товары и продовольствие принадлежат всей нации»[643]. Но на практике с наказаниями высокопоставленных чиновников, пользующихся услугами чёрного рынка, как показало дело Нётлинга, всё было не так, как требовал Геббельс.

В условиях сложившейся системы власти Третьего рейха Геббельс в реализации своих планов тотальной войны был вынужден искать союзников. В 1942 г. ими стали министр вооружений Альберт Шпеер и глава ДАФ Роберт Лей. Министр пропаганды собирался превратить страну в огромный военный лагерь, в котором позволено только необходимое для войны, всё остальное запрещено.

В начале 1943 г. Геббельсу приходит в голову идея создания нового органа государственной власти – комитета трёх, состоящего из него самого начальника канцелярии Ламмерса и заместителя фюрера Бормана, который должен был координировать усилия различных частей государственного аппарата, исключить конфликты между ними, а так же разрабатывать нормативно-правовые акты по мобилизации[644]. Но Гитлер утвердил комиссию в составе Бормана, Ламмерса и начальника ОКВ Кейтеля лишь с совещательными функциями[645].

18 февраля 1943 г. Геббельс произнёс в берлинском дворце спорта, наверное, свою самую знаменитую речь, которая была посвящена теме тотализации войны и называлась «Так встань народ и разразись буря». После небольшой преамбулы, восхваляющей героизм немецких солдат и решительность национал-социалистического государства, министр пропаганды провозглашает задачу своей речи, которая заключается в том, что бы дать неприкрашенную картину ситуации и сделать твёрдые выводы, ложащиеся в основу действий правительства и народа[646]. Речь он начал с темы восточного фронта и борьбы с большевизмом, что было вполне понятным, так как информационным поводом для неё была капитуляция шестой армии под Сталинградом. Геббельс развивал свои тезисы о борьбе с большевизмом, используя конспирологическую риторику: «Цель большевизма – мировая революция евреев. Они хотят привнести хаос в рейх и в Европу, использую безнадёжность и отчаяние её народов, чтобы установить их международную большевистскую, замаскированную капиталистическую диктатуру»[647]. Разжигая ненависть к коммунизму, используя антисемитизм, Геббельс переходит с конспирологической на архаическую риторику, обвинив интернациональных евреев в разрушении древних культур[648].

Нарисовав главную угрозу в виде большевизации Европы, оратор перешёл к оглашению своих требований к немецкому народу: «Тотальная война – требование времени. Мы должны покончить с нашими буржуазными жеманствами, которые разрушают принципы нашей судьбоносной борьбы. Мы больше не можем допустить небрежного и неполного использования немалого военного потенциала, который имеется не только у нас дома, но и в тех частях Европы, которыми мы управляем»[649]. Министр пропаганды заявил о необходимости закрытия ресторанов и прочих увеселительных заведений. Далее Геббельс, неоднократно и приводя различные примеры, призывает отказаться от комфорта, привычного жизненного уровня и разных привычных для западного обывателя мелких радостей жизни. Немало внимания в своей речи Геббельс уделил призывам к женщинам, главным из которых было требование заменить мужчин на военном производстве.

В конце речи оратор задал десять вопросов публике, на каждый из которых, разумеется, получил положительный ответ, сопровождаемый овациями. Первые вопросы касались опровержения доводов вражеской, прежде всего английской пропаганды. Восьмой вопрос затрагивает гендерную проблематику: «Хотите ли вы, в особенности немецкие женщины, что бы правительство позаботилось, о том, что немецкая женщина предоставила в распоряжение для ведения войны всю её энергию, везде, где только возможно, с тем, чтобы высвободить мужчин для фронта и помочь тем самым их мужчинам?»[650]. Девятый вопрос касался одобрения радикальных мер против тех, кто саботирует меры по тотализации войны. Десятый, заключительный вопрос звучал так: «Хотите ли вы, чтобы согласно национал-социалистической программе, все права и обязанности в этой войне распределялись поровну, все тяготы родины ложились на ваши плечи, влиятельных и простых, богатых и бедных, одинаково»[651].

После митинга на служебной квартире Геббельса собрался ряд функционеров, среди которых были фельдмаршал Эрхард Мильх, фактически осуществлявший к тому времени руководство Люфтваффе, статс-секретарь прусского министерства внутренних дел Вильгельм Штуккарт, заместитель начальника экономического управления «Ост» Пауль Кёрнер, а также руководитель ДАФ Роберт Лей и министр юстиции Отто Тирак. Там высказывалось мнение, что демонстрация была своего тихим государственным переворотом против ненавидимой Геббельсом бюрократии. В ней он видел одно из основных препятствий осуществления своего плана. Отсутствовали структуры, делающие возможным осуществление процесса. Начиная с низового уровня управления, заканчивая окружением Гитлера. Его принцип «Divide et impera» становился тем более порочным, чем более он сам терял инициативу, подавленный военными неудачами, которые исполнители в его окружении не были в состоянии исправить. Борману недоставало интеллекта, Ламмерс был сверхбюрократом и сверхюристом, Кейтель был простой солдат, ноль, как говорил Геббельс[652].

Чтобы ускоренно реализовывать меры по тотальной войне Мильх и Шпеер высказали мысль сделать своим союзником рейхсмаршала Германа Геринга. По их плану Геринг должен был возглавить совет обороны рейха, своего рода военное правительство Германии, в которое должны были войти Геббельс и Шпеер.

Выражения Геббельса о системе управления в Третьем рейхе становятся всё более критичными. 16 марта 1943 г. он пишет в своём в дневнике: «Мы живём при государственной форме, в которой отсутствует ясное определение компетенций. Из-за этого появляются серьёзные ссоры между руководителями и органами власти. Последствием является полная потеря управления в немецкой внутренней политике»[653].

Вторым важным опусом о тотальной войне Геббельса в 1943 г. была вышедшая сначала 26 сентября в «Рейхе» статья «30 военных правил для немецкого народа», а затем переизданная в виде брошюры тиражом 14 миллионов экземпляров[654]. В правиле № 19 Геббельс особо подчёркивает новый беспрецедентный характер идущей войны: «Нет ничего более презрительного, чем думать, что одна часть народа ведёт войну, а другая только наблюдает. Это не война режимов или армий, это война народов. Тот, кто стоит в стороне, доказывает, что он не понимает ситуацию. Он военный паразит, который живёт за счёт боли и тягот других. Если бы мы думали как он, мы бы проиграли войну. Напоминать ленивому о его военных обязанностях в интересах каждого благонадёжного гражданина. Военные нужды требуют так же общественной морали»[655]. Правило № 23 гласило: «Никто не имеет права жаловаться на ограничение своей личной свободы, вызванное войной. Какое это имеет значение по сравнению с гибелью множества мужчин и даже женщин и детей»[656].

Летом 1943 г. Геббельс, видя неэффективность системы управления Третьего рейха с ещё большим упорством пытается реализовать идею создания нового государственного органа, который сосредоточил бы в своих руках руководство тотальной войной. Он встретил сильное сопротивление, как партийных, так и государственных инстанций. Исходя из прагматических соображений, Геббельс обращается за поддержкой к человеку, с которым у него к тому времени сложились неприязненные отношения. Им был рейхсмаршал Герман Геринг.

Однако идея создания «Совета обороны рейха», наделённого обширными полномочиями, во главе с Герингом противоречила фундаментальным законам функционирования власти и управления в Третьем рейхе, не допускавшим сосредоточения в одном органе, партийном или государственном слишком большой концентрации механизмов принятия решений. Кроме того и сам Геббельс не проявил достаточной смелости и последовательности в отстаивании перед Гитлером своих планов. Наиболее ёмко в своих мемуарах эту ситуацию описал генерал-оберст Гейнц Гудериан, в то время занимавший должность генерал-инспектора бронетанковых войск: «Хотя Геббельс и видел ошибки и слабости национал-социалистской системы, но у него не хватало мужества сообщить о них Гитлеру и отстаивать до конца свои взгляды. Перед Гитлером он был так же, как Геринг и Гиммлер, небольшим человеком. Он боялся и обожал его. Мало кто в такой степени поддавался присущей Гитлеру силе внушения, как Геббельс. Он пытался угадывать мысли Гитлера и в своей почти гениально организованной пропаганде выполнял все желания диктатора. Я сильно разочаровался в Геббельсе, когда он в 1943 году не нашел в себе мужества взяться за «слишком горячее железо», как он назвал вопрос о реорганизации верховного командования и государственных органов. Этой нерешительностью он готовил себе и своей семье ужасный конец, который он уже в то время предчувствовал»[657].

Требования к пропаганде в условиях тотальной войны радикализировали позицию Геббельса по еврейскому вопросу, так как был необходим образ глобального вездесущего врага. 9 мая 1943 г. публикуется статья Геббельса под названием «Война и евреи», наполненная идеями расового антисемитизма и конспирологией. Видимо, статья по другим каналам распространялась и ранее, так как 8 мая 1943 г. Геббельс делится с дневником своими размышлениями по поводу её эффекта: «Вопреки ожиданиям, моя статья «Война и евреи» произвела большое воздействие в нейтральных странах. Я ожидал, что евреи попытаются замолчать её. Этого не случилось. Она цитируется прямо-таки в удивительных объёмах. Либо евреи достаточно глупы, чтобы дать статье широкое обращение, либо там, в редакционных офисах находятся скрытые противники евреев, которые рады использовать мои антисемитские аргументы».[658]

В статье министр пропаганды подвергает резкой критике старый антисемитизм, ратуя за новый расовый антисемитизм: «Наивность, не говоря уже о невежестве, с которым некоторые европейские круги смотрят на еврейский вопрос на четвёртом году этой гигантской борьбы, удивительна. Они не могут не видеть, что эта война – война еврейской расы и подчинённых ей народов против арийского человечества, а также против западной культуры и цивилизации, на кону находится всё, чем дорожим мы немцы и европейцы. Вышеупомянутые круги слишком склонны смотреть с гуманностью на еврейский вопрос. Они делают оценки исходя из сиюминутных чувств, а не основываясь на знании и понимании, исходящего от чистого и холодного интеллекта. Ясно, что если в ходе этой войны мы проявим хоть малейшую слабость в решении еврейского вопроса, результатом будет серьёзнейшая опасность для нашего народа, государства и всей Европы в целом. Куда не посмотреть во вражеском лагере в плутократической или в большевистской стороне, каждый видит, что евреи стоят на переднем плане как подстрекатели, агитаторы и заправилы. […] Они – раствор, скрепляющий вражескую коалицию. […] Эта война – расовая война. […] Мы единственная преграда мировому еврейству на его пути к мировому господству»[659]. Затем Геббельс, рассматривая проявления антисемитизма в других странах сожалеет о том, что он не имеет под собой расового основания[660].

25 июля 1944 г. Геббельс получил новый государственный пост имперского уполномоченного по ведению тотальной войны. Однако сложившееся к тому моменту положение вещей не позволяло что-либо изменить.

Тотальная мобилизация, проводимая либо непосредственно Геббельсом как имперским уполномоченным по ведению тотальной войны, либо при его поддержке как министра пропаганды, должна была смыть все социальные различия. Богатых обязывали работать, не разрешали нанимать прислугу, они не могли посещать театры и дорогие рестораны, не могли ездить на личных автомобилях.

«Наша война по своей сути есть социальная революция, она разрушает старый враждебный мир, но за дымящимися руинами предстает перед нами новый и лучший»[661], - писал Геббельс 1 ноября 1942 г. в своей статье «Война как социальная революция». Хотя данная статья была посвящена, главным образом, изложению видения Геббельса последствий войны для политического устройства крупнейших мировых держав и их места в мире после войны, смысл которого заключался в том, что в результате войны старые плутократические империи на мировой арене будут заменены новыми империями, возникшими в результате социально-революционных движений молодых народов, это высказывание позволяет сделать вывод о том, что наступление Геббельса на традиционные стандарты потребления и на социальную структуру немецкого общества были вызваны не только тактическими соображениями, выражавшимися в необходимости мобилизации на нужды войны, но и имело под собой некую концептуальную, стратегическую основу видения Геббельсом идеала нового национал-социалистического общества, проистекавшего из его левой, социалистической идентичности.

В качестве примера ведения тотальной войны на совещании в своём ведомстве он обратил внимание присутствующих на советский фильм «Ленинград сражается». Вот что сказал рейхсминистр пропаганды по этому поводу: «Я могу только рекомендовать вам, господа, непременно посмотреть эти хроникальные съёмки. Вы увидите, что на самом деле означает термин «тотальная война». Вы увидите, как русские расчищают снег, как при сорокаградусном морозе старухи орудуют тяжёлыми лопатами. За работой наблюдает вооружённый винтовкой патрульный солдат. Некоторые от холода и истощения падают и остаются лежать на снегу, но никому до них нет дела. Затем вы ещё увидите, как они трудятся на военных заводах, несмотря на тяжёлые бомбардировки. Вы увидите, что бомбы взрываются прямо в цехах, где работают люди. Никому не разрешается укрыться в бомбоубежище – работа продолжается».[662] Геббельса очень расстраивало, что тотальная мобилизация в Германии не ведётся с такой же железной непреклонностью и что его усилия в этом русле сходят на нет по разным причинам.