Германо-итальянские противоречия

Следует сказать, что внутри лагеря стран «оси» не было необходимого единства, а в ходе Второй мировой войны державы «оси» помимо общих агрессивных планов преследовали каждая и свои тайные цели. В частности, в ближневосточной политике Верховное главное командование вермахта отнюдь не во всех случаях посвящало в свои планы партнеров по блоку. В этой связи напомним, что, создавая «Арабский легион», нацисты не поставили об этом в известность даже своих итальянских союзников. Генералы Гробба и Фельми, как и руководящие лица из ОКВ и Министерства иностранных дел Германии, опасались, что итальянские союзники — и соперники — не согласятся с формированием «Арабского легиона» и заключением «германо-иракского военного соглашения». Поэтому они советовали обосновать эти мероприятия в крайнем случае тем, что военные действия на территории арабских стран в первую очередь будет вести сама Германия.

Уверовав в свое влияние на аль-Хусейни и аль-Гайлани, немцы не без иронии отмечали, что «итальянцам можно предоставить возможность заключить соответствующее соглашение с аль-Гайлани и великим муфтием и сформировать „Арабский легион“». Известно, что основная роль в осуществлении захватнических планов в Африке и на Средиземноморье отводилась партнерами по блоку именно Италии. Во исполнение «глобальной стратегии» гитлеровцев итальянские фашисты должны были в начале войны вести единоборство в указанных районах против Англии и Франции с целью создать Германии благоприятные условия для разгрома этих европейских стран^[79]. Но сама концепция национал-социализма не позволяла проявлять умеренность и честность даже в отношениях между партнерами.

Замыслы главарей итальянского фашизма не ограничивались предначертаниями Гитлера. Они мечтали о создании «Великой Римской империи», рассчитывая на обширные колониальные приобретения в Африке и в бассейне Средиземного моря. К своим агрессивным акциям итальянские фашисты приступили задолго до начала Второй мировой войны. По их планам, в состав «империи» должны были войти Албания, Турция, Ливия, Эфиопия (последние две были захвачены ранее), значительная часть Египта, англо-египетского Судана, британское и французское Сомали. Итальянские фашисты планировали вовлечь в сферу своего влияния и многие страны Арабского Востока, на большинство которых несколько позднее стала претендовать нацистская Германия. В частности, в итальянские планы захвата были включены Аден, Хадрамаут, Ирак, Йемен, Палестина, Саудовская Аравия, Трансиордания и другие страны и территории Арабского Востока^[80]. Италия, располагая миллионной сухопутной армией (71 условная дивизия), большим числом самолетов (2132), надводным (149 крупных кораблей) и подводным (115 подводных лодок) флотами и распространив свою активность на обширные районы Средиземноморья, Северо-Восточной Африки и часть арабского Востока, считала сферой своего господства все Средиземное море и ключевые позиции, контролирующие выходы из него в Атлантический и Индийский океаны.

Сделав этот небольшой экскурс в историю, напомним, что Рашиду Али аль-Гайлани в короткий срок удалось добиться от Риббентропа письма, где он признавался будущим главой «нового» Ирака. А аль-Хусейни, хотя и был принят самим Гитлером, однако ничего от него не получил. Естественно, что предпочтение, отданное немцами будущему иракскому «премьеру», углубило и без того острые противоречия между светским лидером арабских националистов и «духовным отцом» мусульман Палестины. Это обстоятельство толкнуло аль-Хусейни на поиски новых хозяев. И выбор муфтия пал на дуче. Аль-Хусейни отправился с визитом в Рим, где 7 мая 1942 года встретился с Муссолини и в ходе беседы с ним также предложил создать «Арабский легион», но с немаловажными коррективами. В то время как в Берлине муфтий даже не заикнулся о самостоятельности «Арабского легиона», в Риме он предложил создать его как «независимое арабское воинское формирование» под командованием арабских офицеров и с арабским знаменем. Аль-Хусейни просил Муссолини позаботиться о том, чтобы в качестве унтер-офицеров «легиона» были использованы те молодые арабы, которые проходили специальную военную подготовку в Южной Греции при «Особом штабе Ф».

Итальянское военно-политическое руководство приняло решение дождаться официального заявления правительства Третьего рейха о планах Германии по «использованию арабских добровольцев в борьбе против Англии». Разумеется, итальянская разведка давно осведомила Муссолини и итальянский Генеральный штаб о существовании «Особого штаба Ф» на мысе Сунион и о прохождении там арабским подразделением специальной военной подготовки.

К этому времени Верховное главнокомандование вермахта и Министерство иностранных дел нацистской Германии столкнулись с большими трудностями в вопросе формирования и доукомплектования подразделений «Особого штаба Ф». Секретный военный лагерь на мысе Сунион немцы стали называть «германо-арабским учебным подразделением». Арабская молодежь, прибывавшая в Германию для обучения в высших учебных заведениях и завербованная германской разведкой, очень скоро разгадывала настоящие намерения нацистов и отказывалась вступать в это «учебное подразделение». Настроения таких арабов было обусловлено прежде всего неудачами вермахта на советско-германском фронте в зимней кампании 1941–1942 годов; кроме того, влияли и другие факторы, в частности вступление США во Вторую мировую войну, а также то, что германские и итальянские правящие круги водили за нос аль-Гайлани и муфтия в вопросе провозглашения декларации о независимости Ирака и Палестины.

Разумеется, ни Верховное главнокомандование вермахта (ОКВ), ни ведомство Риббентропа (МИД), ни служба Канариса (абвер) не могли оставаться равнодушными к провалу плана создания этого секретного «учебного подразделения». Обстоятельства вынудили нацистов принять более жесткие меры по отношению к арабским студентам: разведывательный отдел ОКВ потребовал от руководства высших учебных заведений уменьшить размеры стипендий или вовсе лишить их денежной поддержки. Нажимом и шантажом занималось не только военное ведомство рейха, но и Министерство иностранных дел.

Однако существенных результатов это не принесло. В первой половине 1942 года лишь немногие арабские студенты вступили в «учебное подразделение». Эти антианглийски настроенные молодые люди были искателями политических приключений, а многие из них имели политические программы: один предлагал выселить англичан из Ирака, другой составил проект уничтожения евреев в Палестине, третий лелеял мечту о «Великом Арабистане». Все эти «радикальные» элементы подолгу жили в Германии, обучились немецкому языку, приобрели навыки солдат, дипломатов и профессиональных провокаторов.

Немцы стали изыскивать и другие источники пополнения «соединения 288» и «Особого штаба Ф». Таким источником оказались бывшие солдаты и офицеры французского Иностранного легиона, в 20-х годах дислоцировавшегося в Алжире, а затем в других странах Северной Африки и выполнявшего полицейские функции в колониальных владениях Франции. В этой связи приведем признание солдата 3-й роты 2-го батальона корпуса особого назначения «Ф» Курта Мауля (немецкого подданного), плененного советскими войсками в 1942 году на Кавказе. «В Африку я попал в двадцатом году, — говорил К. Мауль, — после Версаля, когда солдату в Германии нечего было делать, а ничего другого я делать не хотел. Французы завербовали меня в Иностранный легион, и летом двадцатого года мы отплыли из Тулона в Алжир. В Африке я делал все, что приказывали офицеры: возил контрабандой золото, добывал страусовые перья и слоновую кость, расстреливал мятежных берберийцев, охранял копи между Браззавилем и Пуэнт-Нуаром»^[81]. Курта Мауля, как и многих солдат Иностранного легиона, немцы в 1936 году посадили в тюрьму «за измену родине и службу под знаменами Франции». Перед началом Второй мировой войны их освободили, а в августе 1941 года призвали в ряды вермахта и отправили в город Райне. Из таких, как Курт Мауль, и состоял основной костяк корпуса особого назначения «Ф».

Первоначально было призвано до 200 бывших солдат Иностранного легиона. Все они были зачислены в «соединение 288». Об этом периоде службы тот же Курт Мауль говорил: «Все мы прекрасно знали жаркие страны и были счастливы тем, что нас не пошлют в дьявольские снега России. Кроме того, мы любили хорошее вино, женщин, деньги и готовы были идти за нашим генералом хоть к черту в зубы».

«Да, мы все были отборными солдатами, — продолжал свои показания Курт Мауль, — к нам брали только тех, кто безукоризненно владел английским или французским языком… Кроме того, в Райне нас начали обучать арабскому языку… учителей у нас оказалось очень много, потому что весь третий батальон нашего соединения состоял из арабов… Фюрер обещал всем нашим арабам высокие посты в „свободной Аравии“, которую мы должны были создать после победы Германии».

В это время фашистская Италия втайне от своего старшего партнера по «оси» — нацистской Германии — изучала положительные и отрицательные стороны создания «Арабского легиона». Наконец, 7 апреля 1942 года итальянское правительство предложило аль-Гайлани и аль-Хусейни сформировать под их руководством в Италии «самостоятельное и независимое» учебное подразделение «с национальными знаками различия». Хотя это предложение по всем внешним признакам отвечало желаниям арабских националистов, по своей сути оно было столь же антиарабским, как и принципы подготовки, изложенные в свое время германским военно-политическим руководством.

В проекте главного командования вооруженных сил фашистской Италии о создании «Арабского легиона» предусматривалось: «Сбрасывание с парашютом, акты саботажа, вывод из строя радиостанций, разведка, распространение слухов и сбор сведений, а также пропаганда». Разумеется, под словом «пропаганда» германское высшее командование подразумевало активные действия разведки и контрразведки совместно с арабскими националистами во вред Англии, Франции и, конечно, СССР. «В случае боевого использования такое подразделение (то есть „Арабский легион“. — Примеч. авт.) стало бы командой смертников».

Не следует забывать, что колониальные интересы Италии в бассейне Средиземного моря касались почти исключительно арабского мира. Итальянский экспансионизм нацеливался на страны, которые находились в основном под английским или французским господством и боролись за свою независимость^[82].

Что касается Гитлера, то его позиция в этом вопросе была выражена еще 24 октября 1936 года во время встречи в Оберзальцберге с зятем Муссолини — графом Чиано, бывшим в то время министром иностранных дел Италии: «Средиземное море — это итальянское море. Всякое изменение средиземноморского равновесия в будущем должно происходить в пользу Италии. Таким образом, поскольку Германия должна иметь свободу действий на Востоке и на Балтике, нацеливая свои силы на этих двух разных направлениях, интересы Германии и Италии никогда не будут сталкиваться». Как видно из заявления Гитлера, агрессоры тогда пришли к полному согласию в определении сфер взаимных интересов: «В то время как Германия должна была увеличить свою территорию за счет восточных земель, Италии отводился средиземноморский сектор, и это означало, что арабский мир, находившийся к тому времени под английским и французским контролем, должен будет войти в сферу влияния Италии».

Это соглашение держав «оси» относительно разделения сфер влияния вскоре получило наглядное подтверждение. «С присущей ему любовью к позе Муссолини выразил свои симпатии исламу, позволив надеть на себя 18 марта 1937 года в Триполи „исламский меч“»^[83]. В том же году итальянские фашисты объявили о создании в Сане разведывательного центра под видом санэпидстанции, которая «маскировала выгодно расположенный центр пропаганды и шпионажа против англичан». Строительство «безобидной» санэпидстанции было произведено с ведома правителя Йемена имама Яхьи, с которым итальянские фашисты в 1937 году заключили «договор о дружбе и торговое соглашение». С момента заключения альянса держав «оси» Италия стала решительно проводить проарабскую политику. И отправными пунктами этой политики явились Палестина и Йемен.

Известно, что накануне Второй мировой войны в британской политике по отношению к Палестине, где все более усиливалась национально-освободительная борьба, произошел резкий поворот. Английские колонизаторы в мае 1939 года опубликовали официальный документ — «Декларацию о политике в Палестине» («Белую книгу»), в которой отказывались от просионистской линии. Прежде всего это выразилось в обнародовании новых правил о передаче земель, по которым для евреев были установлены значительные ограничения в приобретении земли. Такой поворот в политике английского правительства вызвал недовольство сионистов, которые начали устраивать демонстрации, диверсии, террористические акты и даже вооруженные нападения на британские войска и полицию. Кровавые события в Палестине прекратились лишь в сентябре 1939 — начале 1940 года в связи с началом Второй мировой войны и угрозой агрессии Германии и Италии в страны Ближнего и Среднего Востока, в том числе и в Палестину^[84].

Что касается Йемена, то это арабское феодальное государство, освобожденное от ига Османской империи после Первой мировой войны, привлекло мировые державы своим важным стратегическим положением. Прежде всего, здесь скрестились интересы соперничавших между собой Англии и Италии. Начиная с 1918 года йеменский народ вступил в жестокую и неравную борьбу с английскими колонизаторами. Англо-йеменские противоречия весьма выгодно использовала Италия. Признав в 1926 году независимость Йемена и обещав ему широкую экономическую помощь, фашистская Италия стала направлять туда «специалистов», которые занимались шпионажем и политическими интригами. Позиции Италии в Йемене, ослабленные в 1928–1934 годах британскими колонизаторами, резко изменились накануне Второй мировой войны. Возросла угроза независимости и целостности Йемена со стороны Италии. Пользуясь «договором о дружбе и торговом соглашении» 1937 года с Йеменом, итальянский фашизм все более и более подчинял его своему диктату.

После поражения Франции отношения Германии и Италии с арабским миром вступили в новую фазу. Это было обусловлено необходимостью «урегулирования вопроса» о французских колониях, протекторатах и подмандатных территориях на Ближнем Востоке и в Африке. Муссолини планировал создание опорных пунктов в районах Алжира, Орана и Касабланки, а также оккупацию Корсики, Туниса и французского Сомали. В конце июня 1940 года за Италией было признано право контроля над французскими вооруженными силами, дислоцировавшимися в средиземноморских портах (в Алжире, Марокко, Тунисе и Сирии). После этого итальянские фашисты и вовсе обнаглели. Теперь притязания Муссолини распространились на Ниццу, Корсику, Мальту, Тунис, часть Алжира (район Константины), широкую полосу, соединявшую Ливию с Эфиопией, значительную часть англо-египетского Судана, британское и французское Сомали, Аден, острова Перим и Сокотра, а также на расширение территории Ливии (за счет французской Экваториальной Африки) вплоть до озера Чад. В сферу влияния фашистской Италии по сговору с Гитлером попадали, кроме того, остров Корфу (за это Греции отдавался Кипр), Хадрамаут, Йемен, весь Синайский полуостров. Партнеры по «оси» планировали отдать Турции Халеб в Сирии, а в Саудовской Аравии — Акабу и Трансиорданию.

После осуществления своих замыслов, санкционированных старшим партнером по «оси», фашистская Италия собиралась (что было предусмотрено планом агрессии) заключить двусторонние соглашения с новыми «союзниками» — Египтом, Палестиной, Трансиорданией и Ираком. С последним планировалось достигнуть соглашение об установлении контроля Италии над нефтеносными районами ценой уступки Ираку района Джазиры в Сирии.

В августе 1940 года итальянские фашисты, после ряда захватов в Восточной Африке и на побережье Красного моря, оккупировали британское Сомали и окружили французское Сомали с суши. В результате дальнейших агрессивных действий все африканское побережье Красного моря и Аденского залива было захвачено итальянцами. Весьма значительное место в планах Италии занимал теперь Йемен, который они рассчитывали превратить в плацдарм будущей агрессии на Аравийском полуострове^[85].

К 1941 году в отношениях между Германией и Италией стала вырисовываться тенденция к взаимному обману и совершению секретных акций в странах Ближнего и Среднего Востока. Гитлер не очень баловал Муссолини откровениями, и многое для последнего оставалось тайной. От итальянских фашистов не ускользнул, однако, тот факт, что их партнеры по «оси» взяли курс на ускоренное расширение «германо-арабского учебного подразделения при „Особом штабе Ф“» и одновременно форсировали вывод из Италии находившихся там индийских солдат, которые, сражаясь в рядах английской армии, попали в плен к итальянцам в Северной Африке. Немцы, после соответствующей обработки, намеревались использовать этих военнопленных в национальных подразделениях, готовившихся на мысе Сунион, в частности, планировалось сформировать «Индийский легион» (впоследствии 950-й Индийский полк вермахта). Со своей стороны, итальянское правительство обратилось к Гитлеру с просьбой, чтобы находящиеся в руках немцев военнопленные и другие арабы возможно скорее были отправлены в Рим. Эта просьба была вызвана решением итальянских фашистов создать «Арабский легион» после их сговора с муфтием аль-Хусейни и другими арабскими националистическими лидерами.

Следует сказать, что антибритански настроенные арабские националисты охотнее прислушивались к Гитлеру, нежели к Муссолини. Аль-Хусейни, аль-Гайлани и другие арабские националистические лидеры надеялись, что победа германского фашизма над Великобританией освободит их страны от английского колониального господства. Но они опасались (и не без оснований), что Италия задастся целью занять место Англии на Арабском Востоке.

В своей ближневосточной политике итальянский фашизм щедро рассыпал обещания предоставить независимость всем арабским странам. Об этом, в частности, свидетельствует следующий факт. 6 августа 1940 года личный секретарь аль-Хусейни, платный агент Министерства иностранных дел Третьего рейха Осман Кемаль Хаддад информировал германского посла в Турции Палена, что «в ходе переговоров с иракским правительством Италия дала письменное обязательство предоставить независимость всем арабским странам, которые находятся еще под протекторатом Англии или Франции». Хаддад сообщил, что, «вооружившись этим обязательством, иракское правительство желает возобновить отношения с Германией, разорванные 19 сентября 1930 года».

В конце концов Верховное главнокомандование вермахта и Министерство иностранных дел признали весьма целесообразным сотрудничество с Италией в создании «Арабского легиона». Однако фактически дело обстояло совершенно иначе. В этой сложной дипломатической игре не последняя роль отводилась аль-Гайлани и аль-Хусейни: и ОКВ и ведомство Риббентропа в вопросе формирования «Арабского легиона» пытались заручиться согласием великого муфтия и аль-Гайлани на сотрудничество исключительно с Германией.

Заметим, что в этот период генералы Гробба и Фельми, ответственные за проведение всех мероприятий Третьего рейха на Ближнем Востоке, предпринимали неоднократные попытки достигнуть необходимого для Германии соглашения с муфтием и аль-Гайлани. Последние к тому времени (весна 1942 года) вернулись из Рима в Берлин. Однако попытки Гробба и Фельми не увенчались успехом. Главной помехой для реализации планов «Особого штаба Ф» было категорическое условие великого муфтия и аль-Гайлани о предварительном подписании договора «о военном сотрудничестве». Не меньшим препятствием было дальнейшее ухудшение отношений между муфтием аль-Хусейни и аль-Гайлани^[86].

14 мая 1942 года между Риббентропом, Гробба и Фельми состоялась встреча, на которой обсуждался вопрос о «германской подготовке к вступлению в арабские страны». При этом главное внимание было уделено подогреванию антианглийских настроений, расширению очага беспорядков в Ираке посредством воздействия германской пропаганды, проводимой по инициативе «арабского комитета» по радио и путем разбрасывания с самолетов листовок. На этой встрече рассматривался также вопрос о «безоговорочном включении аль-Хусейни и аль-Гайлани в состав группы по ближневосточной пропаганде».

Активное заигрывание нацистской Германии с лидерами арабского националистического движения, мероприятия по дальнейшему формированию подразделений и частей «Особого штаба Ф» на мысе Сунион и ряд других факторов, имевших место в начале лета 1942 года, вселили тревогу в Муссолини и его окружение, несмотря на то что дуче вновь получил от Гитлера во время их встречи в Оберзальцберге подтверждение прав Италии на гегемонию в арабских странах.

Расхождение между словами и делами немцев толкнуло итальянских фашистских лидеров на контрмеры вполне определенного характера, далеко не дружественные и не союзнические. По договоренности в декабре 1941 года итальянцы были обязаны отправить в Берлин из Италии индийских военнопленных для комплектования «Индийского легиона». В феврале 1942 года было отправлено 6 человек, в марте — около 40. Германское руководство в предвкушении приближавшегося вторжения группы армий «А» на Кавказ, то есть выполнения операции «Эдельвейс», стремилось как можно быстрее сформировать «Индийский легион» и использовать его в составе войск «Особого штаба Ф» на Ближнем и Среднем Востоке и далее в самой Индии. После долгих колебаний дуче передал фюреру 500 индийских военнопленных, однако «еще 500 оставил у себя с целью разведки, пропаганды и переводческой деятельности».

Напомним, что еще 17 февраля 1941 года Гитлер приказал оперативному отделу ОКВ изучить вопрос о продвижении германских армий от Афганистана к Индии после успешного «завершения операции „Барбаросса“». При этом Гитлер считал, что «Индию следует рассматривать как магический центр самой большой империи, которую когда-либо видел мир, и как самый необходимый источник богатства и мощи Великобритании»^[87].

Как ранее отмечалось, в планах расширения дальнейшей агрессии после осуществления плана «Барбаросса» нацисты предусматривали наступательные операции в направлении к Персидскому заливу, Афганистану и, если возможно, к северо-западной границе Индии^[88]. Правительство нацистской Германии и Верховное главное командование вермахта попыталось в этот период убедить правительство Японии, еще не вступившее в войну, предпринять наступление против английских форпостов в Юго-Восточной Азии. По планам японских агрессоров, военные действия это государство должно было начать с нападения на Перл-Харбор и впоследствии вести наступление на Индию с востока, тогда как германские войска будут наступать с запада. Когда 25 июля 1942 года советские части после тяжелых боев оставили Ростов-на-Дону и город заняли войска армейской группы «Руофф» (в нее входили 17-я немецкая полевая армия под командованием генерал-полковника Р. Руоффа и 3-я румынская армия под командованием генерал-полковника Думитреску), командующий группой генерал-полковник Руофф пригласил японского военного атташе подняться на высокий пролет взорванного моста и, указав в сторону Батайска, воскликнул: «Ворота на Кавказ открыты! Близится час, когда германские войска и войска вашего императора встретятся в Индии» (как уже говорилось, в директиве ОКВ № 32 от 11 июня 1941 года после победы над СССР намечалось вторжение и в Индию, одновременно Япония должна была овладеть Бирмой и Малайей и также начать продвижение в Индию; кроме того, в связи с ожидавшимся распадом Британской империи был разработан специальный план захвата колониальных владений Англии и Франции, разработанный по указанию Гитлера гауляйтером для особых поручений фон Корсвантом, предусматривавший включение в состав Германской империи огромных территорий в Африке и Азии, в частности, в Африке нацистская Германия планировала захватить Сенегал, французское Конго, Гвинею, Сьерра-Леоне, Золотой Берег, Нигерию, Южный Судан, Кению, Уганду, Занзибар, часть бельгийского Конго; в Азии — Индонезию, Новую Гвинею, британское Борнео, острова в Океании, Сингапур, Малайю, французские владения в Индокитае; на арабском Востоке — Палестину, Трансиорданию, Кувейт, Бахрейн, Ирак^[89].

А вот что содержалось в телеграмме посла Японии в Берлине Осимы, отправленной в Токио 28 сентября 1942 года: «Япония, Германия и Италия должны продемонстрировать непоколебимую готовность вести войну. Необходимо активно осуществлять связи между Японией и Германией через Индийский океан, создать общий несокрушимый оплот в военной системе стран „оси“. Весной будущего года (1943 года. — Примеч. авт.) Япония неожиданно нападет на Советский Союз, а Германия произведет высадку на Британские острова». Кстати, в этот период германское военно-политическое руководство вводило в заблуждение своих японских партнеров по «оси», дезинформировав их о положении дел на Кавказе с целью ускорения нападения Японии на СССР. Осима сообщал: «Риббентроп, говорит, что немецкие и итальянские войска заняли весь Кавказ, а военный атташе Саканиси и военно-морской атташе Номура сообщают, что, по словам Йодля, немецкие войска заняли только Северный Кавказ». Японский историк полковник Такусиро Хаттори подчеркивал, что поражение вермахта под Сталинградом «в корне перевернуло планы трех стран, рассчитанные на покорение Англии путем совместных активных действий в направлении Индии и Аравии»^[90]. Как видим, Т. Хаттори невольно признает решающее влияние событий на советско-германском фронте на общий ход войны.

Говоря о событиях периода битвы за Кавказ и о ходе войны после Сталинграда, американский историк Милан Хаунер отмечал: «Стратегическая инициатива „оси“ стала уменьшаться по мере того, как война обратилась против Германии и Японии. Если бы в один из этих периодов (то есть в Сталинграде или на Кавказе. — Примеч. авт.) события приняли другой оборот, то можно предполагать, что Индия стала бы полем сражения и английское господство оказалось бы в такой опасности, что достаточно было одновременных усилий национального восстания и наступления стран „оси“, чтобы Великобритания оставила свой индийский доминион».

Но вернемся к событиям, предшествовавшим вторжению германских армий на Кавказ, — к весне-лету 1942 года Напомним, что Италия в этот период настойчиво добивалась получить от Германии всех арабов, которые были завербованы для выполнения частей и подразделений «Особого штаба Ф». 12 мая 1942 года итальянцы направили Риббентропу «памятную записку», в которой уведомляли о том, что в интересах обоих партнеров «Италия желает создать учебный лагерь для арабов» в целях использования их в будущих операциях в Африке и Азии по согласованию с Третьим рейхом. Исходя из этого, итальянское руководство вновь просило Риббентропа направить в Италию всех арабов-военнопленных.

В это время военно-политическое руководство нацистской Германии интенсивно готовилось к двум весьма серьезным акциям на различных, значительно удаленных друг от друга территориях, но составлявших звенья одной цепи, — вторжение на Кавказ и новому антибританскому выступлению в Ираке.

Для рассмотрения этих задач 14 мая 1942 года состоялась встреча Риббентропа с Гробба и Фельми. Немцы высоко оценили позицию муфтия и аль-Гайлани, вершиной пропагандистской деятельности которых они считали «призыв, обращенный к арабским народам», восстать против англичан. Сигналом к началу восстания, по планам ОКВ и ведомства Риббентропа, должно было послужить вступление германских армий в Тбилиси. Что же касается агентурных, диверсионных и боевых задач «Особого штаба Ф» и договоренности с итальянским партнером по вопросу создания «Арабского легиона», то было решено, что численность арабов-добровольцев на мысе Сунион со 130 человек в ближайшее время должна увеличиться до 180 за счет студентов, обучавшихся в высших учебных заведениях стран Европы. Как уже отмечалось, между ведомством Риббентропа и «Особым штабом Ф», с одной стороны, и муфтием аль-Хусейни и аль-Гайлани — с другой, существовала договоренность, что арабы-добровольцы составят ядро «иракско-арабской армии», которая будет сформирована позднее. Но при этом нацисты не сбрасывали со счетов и «Индийский легион». Он также должен был подчиняться «Особому штабу Ф» и использоваться «в военных действиях в арабском регионе».

После захвата Ростова-на-Дону, накануне прорыва группы армий «А» на Кавказ, на советско-германском фронте для немцев сложилась выгодная обстановка, ободрившая руководство вермахта и позволившая ему строить далеко идущие планы, связанные с вторжением в Иран, Ирак и затем в Индию. В таких благоприятных условиях высший генералитет, абвер и ведомство Риббентропа не считали нужным обострять отношения с Муссолини. Поэтому германское руководство решило отправить в Италию всех военнопленных арабов. Между Канарисом и итальянским военным атташе — фактическим начальником итальянской военной разведки — генералом Маррасом существовала договоренность, что «Арабский легион» под арабским знаменем и под командованием офицеров-арабов будет сформирован только на территории Италии, и с этой целью до 250 военнопленных арабов, находившихся еще в Германии, будут переданы Италии. В результате немцы вместо 200 военнопленных арабов, вовсе не желавших участвовать в войне, получали 1000–1200 военнопленных индийцев, обученных военному делу и имевших боевой опыт.

Согласившись обменять арабских военнопленных на индийских, находившихся в Италии, ОКВ, однако, затягивало выполнение договоренности с итальянским Верховным командованием. Представители итальянской стороны предложили немцам произвести передачу им арабских военнопленных на Бреннерском перевале в Альпах. Однако Верховное главное командование вермахта заявило о своей неподготовленности к этому из-за разрозненного размещения арабских военнопленных по различным лагерям Германии. Министерство иностранных дел Италии поставило в свою очередь в известность германского посла в Риме о невозможности отправки индийских военнопленных до получения арабских. Хотя германское военно-политическое руководство и заявило впоследствии итальянцам о своей готовности передать арабских военнопленных, однако итальянцам еще долго пришлось ждать обещанного. Более того, не выполнив своих обязательств, ОКВ и ведомство Риббентропа продолжали бесцеремонно требовать передачи военнопленных для «Индийского легиона».

Как же обстояло дело с формированием «Арабского легиона» под эгидой Италии? Итальянский центр подготовки насчитывал к весне 1942 года всего 20 человек. Он и должен был преобразоваться в «Арабский легион». Путем широкой пропаганды итальянцы старались обеспечить переход как можно большего числа арабов на сторону «легиона», возлагая при этом надежды на аль-Хусейни и аль-Гайлани.

Генералы Гробба и Фельми поддерживали версию, выгодную Министерству иностранных дел, согласно которой формирование «Арабского легиона» только в Италии якобы не импонировало ни аль-Хусейни, ни аль-Гайлани. Однако это не соответствовало действительности. Если в отношении аль-Гайлани трудно отрицать его исключительно прогерманскую ориентацию, то об аль-Хусейни этого сказать нельзя. Великий муфтий ориентировался и на Германию и на Италию, причем склонялся, как правило, в ту сторону, которая больше обещала.

Страстное желание нацистов иметь под эгидой вермахта свой «Арабский легион» с перспективой расширения его до «иракско-арабской армии» подтверждается и в «Записке генерала Гробба от 30 мая 1942 года», где сказано, что оба арабских политика — и муфтий, и аль-Гайлани — предпочли, чтобы соответствующее подразделение было сформировано и в Германии. «Записка» Гробба содержала весьма глубокий смысл, раскрывавший широкие и многоплановые перспективы завоевания мирового господства. «В вопросе о предстоящем формировании „иракско-арабской армии“, — говорилось в конце „записки“, — между державами „оси“ должна быть достигнута договоренность, равно как и о „новом государственном устройстве в арабском регионе“». Как видно, последнее определение — не что иное, как завуалированное название германского «нового порядка», который планировал установить Гитлер в арабских странах, на всем Ближнем и Среднем Востоке. Отметим, что и глава абвера Канарис недвусмысленно дал это понять генералу Маррасу во время их встречи 20 мая 1942 года. По поводу «Особого штаба Ф» в лагере на мысе Сунион Канарис заявил, что в этом лагере находятся в основном солдаты из числа палестинских немцев и до 120 арабов из различных стран Аравийского полуострова, составлявших подразделение сухопутных войск вермахта. Это подразделение готовилось специально для ведения боевых действий в пустынях Ближнего и Среднего Востока. Канарис дал понять своему собеседнику, что о передаче Италии этих арабов речи быть не может. Как он заявил Маррасу, на мысе Сунион формируется не «Арабский легион», а собственно боевое соединение германских сухопутных сил, предназначенное «для предстоящего боевого использования в пустыне на Среднем Востоке». А приданных этому соединению арабов предусматривалось использовать «в случае необходимости и во взаимодействии со II контрразведывательным отделом вермахта для саботажа, выполнения повстанческих заданий», как лиц, знающих местные условия, язык, нравы, обычаи и т. п.

Таким образом, немцы, создав видимость полного согласия с итальянцами в вопросе формирования «Арабского легиона» только в Италии, тем временем в широких масштабах продолжали свою подготовительную, разведывательную деятельность в арабских странах. Об этом свидетельствует неопровержимый факт. Известно, что еще 7 февраля 1942 года генерал Гробба в своей «Записке о продвижении Германии в арабский регион» сообщал о «работе и задачах штаба уполномоченного по арабским странам». Согласно этому документу, для нацистской пропаганды существовал «арабский комитет», в состав которого входили: генерал Гробба (председатель), генеральный консул Капп, советник посольства доктор Мельгерс, советник миссии доктор Гранов, секретарь посольства Каспар, научные помощники Минцель и Штеффен. Как видно, помимо «Особого штаба Ф», который являлся центром всех агентурно-разведывательных и подготовительных военных мероприятий Третьего рейха на Ближнем и Среднем Востоке, немаловажное значение имел и специальный «арабский комитет».

Чтобы окончательно убедиться в фальшивости взаимоотношений между партнерами по «оси», автор приводит несколько строк из одной дипломатической телеграммы от 15 мая 1942 года, адресованной германскому посольству в Риме и подписанной Верманном (помощником статс-секретаря германского МИДа). Помимо общих установок и указаний о том, что вопрос о создании «Арабского легиона» в Италии ввиду его принадлежности к сугубо военному профилю в дальнейшем будет рассматриваться в «военном секторе» Министерства иностранных дел, в телеграмме сообщалось:

«1. Мы постараемся передать Италии как можно больше арабов.

2. Мы не формируем „Арабский легион“.

3. В небольшом арабском учебном подразделении в Греции проходит специальную подготовку некоторое количество арабов с целью их последующего использования в немецких подразделениях».

Нужно полагать, что телеграмма была рассчитана на доверие итальянцев, что и было достигнуто. Можно себе представить, что творилось в Риме, когда сюда поступило сообщение, что по инициативе Гробба с германской стороны решено в течение 24 часов сформировать «Арабский легион». Причем итальянцы представили дело так, будто муфтий и аль-Гайлани возмущены таким решением Германии и с большим трудом согласились с ним. Министр иностранных дел Италии Чиано немедленно сообщил об этом Муссолини. Дуче выразил свое «чрезвычайное удивление», тем более что он совсем недавно договорился с аль-Хусейни о формировании «Арабского легиона» и уже согласовал с ним отдельные детали.

Итальянское военно-политическое руководство, очевидно, допускало, что Германия «удовлетворится небольшим центром подготовки в Греции», но продолжало интересоваться деятельностью немцев на мысе Сунион. Вскоре итальянская разведка установила, что немцы самым беззастенчивым образом обманывают своих союзников и что под руководством генерала Фельми в Греции начато формирование «Арабского легиона». Итальянскому Министерству иностранных дел стало известно, что «Гробба предпринимает попытки склонить муфтия и аль-Гайлани сконцентрировать свою деятельность исключительно в пользу Германии». Об этом поставлен в известность германский посланник фон Бисмарк. Но ни генерал Маррас, ни Чиано, ни сам Муссолини так и не добились истины от германского руководства.

Руководители немецкой разведки сообщили итальянцам, что вербовка находящихся в Германии военнопленных арабов приостановлена. Однако это не соответствовало действительности. Фактически в этот период нацисты стремились к ускоренному и весьма значительному увеличению германо-арабских сил под замаскированным названием «германо-арабского учебного подразделения».

Германо-итальянское соглашение относительно арабских и индийских военнопленных не устранило разногласий между двумя агрессорами. Это обнаружилось сразу же после того, как державы «оси» перешли в наступление на советско-германском фронте и в Северной Африке. Успешно начавшееся для Третьего рейха летнее наступление 1942 года и связанные с ним экспансионистские устремления правящих кругов Германии и Италии в военном, экономическом и политическом отношениях еще более углубили противоречия между ними.

Как отмечал Т. Хаттори, «возможности ведения войны Италией во многом „зависели“ от Германии»^[91]. Еще весной 1941 года ОКВ перебросило на север Африки, в Ливию, танковый корпус под командованием генерала Роммеля, который в январе 1942 года вытеснил английские войска из Бенгази. Египет оказался под угрозой итало-германского завоевания. К лету 1942 года германское командование подготовило новое наступление на Египет. Известно, что Африканский корпус генерала Роммеля после захвата Тобрука 20 июня 1942 года и вклинения в глубь Египта на 400 км (до Эль-Аламейна) готовился к прорыву в страны арабского Востока и выходу на подступы к Индии^[92]. Российские историки дали правильную оценку событиям 1941–1942 годов на северо-западе Африки. В частности, Б. Г. Сейранян писал: «Убедившись в полной неспособности итальянской армии изменять соотношение сил в пользу держав „оси“ на Ближнем Востоке, в марте 1941 года Гитлер перебросил в Ливию Африканский танковый корпус во главе с генералом Роммелем». Как видим, одна Италия, без вмешательства германских войск, не смогла добиться успеха на севере Африки.

Хотя Северная Африка де-юре находилась под итальянским Верховным командованием, де-факто было совершенно иначе: Генеральный штаб сухопутных сил нацистской Германии обеспечил себе руководящую роль и на этих театрах войны. Отечественные военные историки трактуют эти события так: «В военных действиях на Средиземноморском театре с 10 июня 1940 года до лета 1941 года воюющие стороны не смогли достичь поставленных целей. Фашистская Италия, стремившаяся установить господство на Средиземном море и захватить выход из него через Суэцкий канал, терпела поражение. Нацистская Германия была вынуждена посылать ей на помощь свои силы с других театров».

Поэтому в агрессии на Ближний и Средний Восток через Кавказ — Иран, Германия наряду с другими важными задачами преследовала еще одну важную цель — овладеть без Италии богатейшими нефтеносными районами^[93].

В этой связи небезынтересно проследить позицию нацистской Германии по отношению к предложению Рашида Али аль-Гайлани на присоединение к Ираку территорий иранской провинции Хузестан, богатых нефтью. Дело в том, что еще 31 мая 1942 года Риббентропу вместе с запиской «О странах арабского региона на Ближнем Востоке» посланником Германии в Тегеране бригадефюрером СС Эттелем был представлен и другой документ — записка «О территориальных притязаниях Ирака к Ирану», из которой вытекала еще одна чрезвычайно важная для германского режима проблема, раскрывавшая его экспансионистские планы на Ближнем и Среднем Востоке.

Прежние иракские правительства желали включить значительную часть иранской провинции Хузестан в состав Ирака. Рашид Али аль-Гайлани еще во время переговоров с Муссолини в Риме поднимал вопрос о присоединении части Хузестана к Ираку, делая упор на то, что река Шатт-аль-Араб должна стать арабской рекой. Дуче положительно отнесся тогда к этой идее. Однако Гитлер в этом вопросе занимал осторожную позицию в силу того, что указанный пункт противоречий между двумя странами представлял собой проблему большой политической важности. В Хузестане находилась богатейшая нефтеносная область Ирана с центром в Абадане, являвшаяся вотчиной англо-иранской нефтяной компании. Из абаданских месторождений «ежегодно» выкачивалось свыше 12 млн тонн нефти.

Для Англии «потеря Абадана и островов Бахрейн вызвала бы катастрофические последствия, поскольку это резко сократило бы ее военный потенциал» и, вероятно, «сделало бы невозможным продолжение боевых действий в некоторых районах». О том, какое громадное значение придавало правительство и высшее военное командование Великобритании нефтеносному району Абадана, свидетельствует следующая оценка Комитета начальников штабов, данная в июле 1942 года: «Захват Киренаики и Триполитании явился бы лучшим вкладом в дело обеспечения безопасности на Среднем Востоке. Но даже в худшем случае, если русский фронт все-таки был бы прорван, а достаточные резервы не удалось бы перебросить, целесообразнее было удерживать район Абадана, даже рискуя потерей Египта, поскольку главная цель всех наших усилий на Среднем Востоке заключалась в обороне источников нефти и морских коммуникаций, по которым она вывозилась в метрополию». Уже после вторжения германских армий на Кавказ на совещании Комитета начальников штабов в Каире (начало августа 1942 года) было единодушно решено, что «Абадан имеет гораздо большее значение, чем Египет», и потому «Комитет начальников штабов считал необходимым любой ценой удержать Абадан»^[94].

Если бы притязания аль-Гайлани были одобрены Третьим рейхом и Шатт-аль-Араб стал бы «арабской рекой», это означало бы, что центр тяжести нефтяной индустрии переместился из Ирана в Ирак, то есть в страну арабского региона. И тогда Италия получила бы право на долю нефтяных богатств Абадана, что было «несовместимо с интересами» нацистской Германии. Военно-политическое руководство Третьего рейха было заинтересовано в том, чтобы богатая нефтью территория Хузестана оставалась под властью Ирана, не относившегося к странам арабского региона и потому не подлежавшего дележу с итальянским партнером по «оси».

Изложенное позволяет сделать вывод, что почти все военно-политические мероприятия германского высшего военного, политического и дипломатического руководства на Ближнем и Среднем Востоке в 1941–1942 годах были тесно связаны с планами захвата Кавказа, находились в прямой зависимости от осуществления плана операции «Эдельвейс».

Что касается итальянского фашистского руководства, то оно, напротив, связывало реализацию своих планов завоевания Ближнего и Среднего Востока с продвижением своих войск к Египту и полной его оккупацией. Такая тенденция была обусловлена тем, что Муссолини и итальянский Генеральный штаб считали ключом к арабскому Востоку Египет. Именно поэтому, окрыленный идеей создания «Великого арабского государства» и мечтавший возглавить его, аль-Хусейни от прогерманской ориентации, не приведшей к желаемым им результатам, переориентировался на Италию.

Аль-Хусейни, уверовавший в свою исключительность как президент надгосударственного религиозного «Мусульманского конгресса» и лидер тайной националистической организации, зараженной идеей панарабизма, не сомневался, что с помощью фашистской Италии и «друга арабских народов» Муссолини он объединит Ирак, Ливан, Палестину, Сирию и Трансиорданию в единое арабское государство под эгидой Италии. Именно во исполнение своих панарабистских планов и встретился великий муфтий аль-Хусейни с Муссолини 7 мая 1942 года.

О беседе Муссолини с муфтием германское военно-политическое руководство не было осведомлено. Лишь 8 июня 1942 года помощник статс-секретаря германского Министерства иностранных дел Верман сообщил своему непосредственному шефу Вейцзекеру и Риббентропу о том, что «министерство не было официально информировано о последнем приеме муфтия у Муссолини» ни итальянской стороной, ни аль-Хусейни. Последний объяснял это тем, что его приняли в Италии только при условии, что он обязуется молчать о встрече с дуче. Но это было не все. Аль-Хусейни много месяцев назад обратил внимание статс-секретаря германского Министерства иностранных дел Вейцзекера на «нездоровые отношения», сложившиеся с некоторых пор между ним (муфтием) и генералом Гробба. Муфтий аль-Хусейни, пользуясь заинтересованностью в нем ведомства Риббентропа, постарался показать, что оно много теряет, пренебрегая сотрудничеством с ним в угоду его сопернику — аль-Гайлани.

При встрече с Вейцзекером и Верманом муфтий вновь вернулся к вопросу о его взаимоотношениях с Гроббой, квалифицировав их как лично неприязненные. Для убеждения германских дипломатов в недооценке ими его роли и возможностей муфтий заявил, что Гробба специализировался по Ираку и проблемы других арабских стран ему недостаточно хорошо знакомы. В силу этого, считал муфтий, Гробба преувеличивал роль и значение Ирака в арабском мире, и поэтому его позиция по отношению к другим странам арабского Востока, а также к самому аль-Хусейни была крайне неправильна и вредна якобы для самой Германии. Одновременно муфтий убеждал Вейцзекера, Вермана и Эттеля в том, что он пользуется значительно большим влиянием на арабском Востоке и большей силой, нежели аль-Гайлани, и, следовательно, Германия извлечет для себя гораздо больше пользы от сотрудничества с ним. Великий муфтий аль-Хусейни очень болезненно переносил «серьезный кризис», наступивший, как он считал, в «германо-арабском сотрудничестве». И поэтому он при сложившихся обстоятельства намеревался просить аудиенции у Риббентропа.

В этот период взаимная неприязнь двух лидеров арабского националистического движения настолько обострилась, что переросла в открыто враждебные взаимоотношения. Борьба за лидерство отвлекла их от национально-освободительной борьбы против колониального господства Англии. Как Германия, так и Италия в этой выгодной для них ситуации стали добиваться своих политических целей, ничего не обещая арабским лидерам взамен.

Но в одинаковой мере, считая своим врагом Гробба, итальянские фашисты и аль-Хусейни преследовали, однако, совершенно различные цели. Рим стремился нанести поражение тому, кто противился притязаниям Италии на лидерство и господство в странах арабского Востока. Муфтий аль-Хусейни боролся против Гробба прежде всего потому, что не хотел, чтобы аль-Гайлани, а точнее Ирак, находился в центре внимания отдельных военных и дипломатических представителей нацистской Германии. Таким образом, хотя средства и возможности были различны, но как муфтий, так и аль-Гайлани стремились к лидерству на арабском Востоке под покровительством агрессоров. Последние хотя и создавали видимость своего участия и помощи арабским лидерам в антибританском движении, фактически преследовали свои экспансионистские цели, направленные на вытеснение Великобритании и установление «нового порядка» в странах Ближнего и Среднего Востока и превращение их в колониальные придатки будущих «Германской» и «Великой Римской» империй.

Что касается взаимоотношений двух агрессоров, то они внешне также характеризовались единомыслием и сотрудничеством в устремлениях к захвату чужих территорий в ходе Второй мировой войны, однако когда речь заходила о регионах, богатых ресурсами и имевших глобальное значение в комплексе военно-стратегических планов агрессии, военно-политическое руководство нацистской Германии выступало как гегемон с правом последнего слова, оставляя своего итальянского партнера на заднем плане. Наиболее остро это проявилось в вопросе создания «Арабского» и «Индийского» легионов.

Вражда между двумя арабскими лидерами, равно как и отношение к ним держав «оси», отражались на положении «германо-арабского учебного подразделения» на мысе Сунион. Аль-Гайлани не соглашался на сотрудничество с этим «подразделением» без подписания военного соглашения с нацистской Германией. Верховное главнокомандование вермахта и Министерство иностранных дел не возражали против такого соглашения, но считали преждевременным запустить его реализацию. Наиболее удобным моментом для заключения соглашения германское военно-политическое руководство считало планировавшееся вторжение в страны арабского Востока армий вермахта после окончательного захвата Кавказа и Ирана.

Но осложнения с созданием «германо-арабского учебного подразделения» этим не ограничивались. Более значительные преграды создавала позиция, которую занял летом 1942 года аль-Хусейни. Не получив реальной помощи ни от нацистской Германии, ни от фашистской Италии в своем стремлении к единоличному лидерству в арабском мире, аль-Хусейни прекратил вербовку арабов (которой весьма активно занимался) для военного лагеря стран «оси». Более того, муфтий предъявил германскому командованию требование о передаче ему всех сирийцев и палестинцев, ранее им завербованных и включенных в «германо-арабское учебное подразделение».

В канун вторжения германской группы армий «А» на Кавказ, то есть к июлю 1942 года, в этом «подразделении» проходили специальную военно-разведывательную подготовку 24 иракца, 112 сирийцев и палестинских арабов и 107 арабов из стран Магриба (территории Северной Африки). Впоследствии они должны были выполнять роль инструктора при создании многочисленных арабских частей и подразделений.

Выполнение требования муфтия не только нанесло бы существенный ущерб деятельности «Особого штаба Ф» и выполнению им конкретных задач, но могло бы привести даже к срыву общих планов военно-политического руководства Третьего рейха. Как уже отмечалось, ОКВ, ведомство Риббентропа и абвер возлагали на «подразделение» большие надежды, рассчитывая при его активном содействии привлечь на сторону нацистской Германии вождей племен Аравийского полуострова для борьбы против Великобритании. Другой задачей этого «подразделения» должна была быть, по планам ОКВ и абвера, контрпропаганда среди арабов полуострова.

Несомненно, Верховное главнокомандование вермахта, Риббентроп, Канарис, а также Фельми прекрасно понимали, как много они теряют, игнорируя услуги муфтия, который, имея многочисленных единомышленников и оказывая большое влияние на арабских националистов, смог бы самым эффективным образом повлиять на ход военно-политических событий в пользу нацистской Германии после вступления германских войск в арабские страны.

Рождение и гибель корпуса «Ф»

В июле 1942 года группа армий «А» приступила к реализации операции «Эдельвейс» и к концу месяца прорвалась в донские и кубанские степи, нацелив свои танковые и горнопехотные соединения на нефтяные районы Майкопа, Грозного и Баку.

В то время, когда части 49-го горнопехотого корпуса генерала горных войск Конрада оказались у предгорий Главного Кавказского хребта, когда дивизии 1-й танковой армии вермахта генерал-полковника Клейста, преодолевая упорное сопротивление советских войск, ценою огромных потерь медленно продвигались на грозненском направлении, а Африканский корпус генерала Роммеля находился в 100 км от Александрии, Верховное главнокомандование вермахта, Генеральный штаб сухопутных сил (ОКХ), ведомства Риббентропа и Канариса решили, что настал момент использовать вооруженные формирования «Особого штаба Ф».

5 августа 1942 года началась переброска этих формирований из лагеря на мысе Сунион в Болгарию, а затем в Румынию.

Временные неудачи героически сопротивлявшейся Красной армии и продвижение группы армий «А» вермахта на Северном Кавказе в августе 1942 года укрепили надежду германских генералов и дипломатов на скорейший захват Тбилиси и на прорыв в ближайшее время в Ирак через Иран.

20 августа 1942 года ОКВ приняло решение приступить к развертыванию «Особого штаба Ф» в Корпус особого назначения «Ф» и перебросить его в резерв штаба группы армий «А» в Сталино (Донецк). Согласно планам ОКВ, корпус «Ф» под командованием генерала авиации Фельми после вступления германских войск группы армий «А» в Тбилиси подлежал переброске по железной дороге через Ростов-на-Дону на Кавказ и в дальнейшем должен был наступать по направлению Западный Иран — Ирак с выходом к Персидскому заливу, а именно к Басре. Согласно германскому плану «больших клещей», корпус «Ф» после захвата Кавказа должен был соединиться на Ближнем Востоке с итало-немецкими войсками, которые к тому времени овладели бы Суэцким каналом.

29 августа основная часть корпуса «Ф» прибыла в селение Майорское, близ Сталино, а к 3 октября корпус полностью был уже в Сталино и формально вошел в состав группы армий «А» (фактически подчиняясь ОКВ). Впоследствии (с 31 октября 1942 года) корпус «Ф» учитывался как армейский корпус^[95] — самостоятельное моторизованное соединение.

В корпусе «Ф» имелись подразделения и части всех родов войск, что позволяло ему действовать совершенно самостоятельно, без помощи и поддержки других соединений. В соединение входили три усиленных моторизованных батальона, каждый из которых насчитывал до 1000 солдат и офицеров; 1-й и 2-й батальоны были укомплектованы исключительно солдатами и офицерами вермахта; 3-й батальон состоял полностью из арабов (иракцев, сирийцев, палестинцев, трансиорданцев, ливийцев и арабов из стран Магриба). Каждый моторизованный батальон по составу и вооружению, по своим тактическим и огневым возможностям приравнивался к полку. Кроме того, в корпус входили: приданный отдельный танковый батальон (25 средних и легких танков), авиационный отряд (25 самолетов), рота связи, саперная рота, минометная рота, разведывательный отряд на бронемашинах и мотоциклах, кавалерийский эскадрон, взвод метеорологической службы, колонна автомобилей (в основном модели «опель-блиц»). Артиллерия состояла из дивизиона пушек четырехбатарейного состава, приданной батареи 105-миллиметровых штурмовых орудий, тяжелого зенитного дивизиона трехбатарейного состава и легкого зенитного дивизиона 20-миллиметровых пушек. Разумеется, имелись штаб и тыловые подразделения (санитарная часть, хлебопекарня, мясобойня, различные мастерские и т. п.).

Корпус особого назначении «Ф» был полностью механизирован и располагал возможностью при наступлении германских армий на Ирак вооружить целую дивизию из «добровольцев» и перебежчиков. В составе корпуса «Ф» были и специальные подразделения, укомплектованные немцами — бывшими солдатами французского Иностранного легиона. Как было сказано выше, эти солдаты были зачислены в Африканский корпус Роммеля, а затем, 15 января 1942 года, переброшены в Южную Грецию, в лагерь на мысе Сунион.

Опознавательным знаком личного состава корпуса «Ф» было изображение «овального венка, в венке — склоненная пальма, восходящее солнце над желтым песком пустыни, а внизу изображение черной свастики».

Численность корпуса (реально усиленной бригады) первоначально составляла около 6 тысяч солдат и офицеров. После переброски корпуса на Кавказ он был развернут в еще большее соединение; ему были дополнительно приданы танковый батальон, кавалерийский полк и другие подразделения. Личный состав корпуса «Ф» помимо военной и политической подготовки занимался изучением географии и истории стран Ближнего и Среднего Востока (особенно Ирана и арабских стран, а также Индии). За короткий срок солдаты изучили рельеф и природные условия этого региона, начиная от советско-иранской границы и кончая Индией. Солдаты и офицеры были обучены турецкому, персидскому, арабскому и другим восточным языкам; кроме того, они знали французский и английский, а солдаты — выходцы из ближневосточных стран (кроме студентов) были обучены немецкому языку.

Первоначально корпус особого назначения «Ф» должен был выступить как ударно-штурмовое соединение и политический центр похода германских войск на Кавказ и страны Ближнего и Среднего Востока. Личному составу корпуса вменялось в обязанность проводить разведывательно-диверсионную, пропагандистско-агитационную работу, заниматься подготовкой антисоветских восстаний на Кавказе.

Верховное главное командование вермахта поставило перед командиром корпуса генералом Фельми двойную задачу: 1) двигаться под строжайшим секретом вслед за группой армий «А» на Иран двумя путями — через Баку и по Военно-Грузинской дороге, в зависимости от того, где быстрее обозначится успех; 2) оказать помощь 1-й танковой армии, встретившей упорное сопротивление советских войск Северной группы Закавказского фронта и двух гвардейских казачьих кавалерийских корпусов (Кубанского и Донского) генералов Н. Я. Кириченко и А. Г. Селиванова.

1 октября 1942 года в Сталино в штабе группы армий «А» состоялось совещание, на котором присутствовали начальник штаба группы, начальник оперативного отдела штаба группы, начальник штаба корпуса особого назначения «Ф» и другие генералы и офицеры штаба группы армий «А». На этом совещании наряду с прочими неотложными вопросами по дальнейшим действиям на Кавказе стоял и вопрос о вводе в бой корпуса «Ф». Начальник штаба корпуса «Ф» подполковник Рикс Майер сделал доклад, в котором заявил, что корпус будет в боевой готовности не позднее 13 октября 1942 года, причем «в качестве центра развертывания корпуса… предполагается район Буденновска»^[96]. Об этом штаб группы армий «А» сообщил командующему 1-й танковой армией.

3 октября штаб группы армий «А» сообщил в штаб 1-й танковой армии о том, что Корпус особого назначения «Ф» «переходит в подчинение командующему 1-й танковой армии», а 5 октября отправил командованию Корпуса особого назначения «Ф» приказ о выступлении и предстоящем оперативном подчинении 1-й танковой армии, а также сводку размещения частей резерва ОКВ по состоянию на 5 октября.

Верховное главнокомандование вермахта имело в виду в случае успешного выполнения плана «Эдельвейс» «направить моторизованный экспедиционный корпус (корпус „Ф“. — Примеч. авт.) через Закавказье, в направлении Персидского залива, Ирака, Сирии, Египта, то есть в тыл английским войскам на Ближнем Востоке и в Северной Африке». И хотя корпус «Ф» был предназначен для ведения боевых действий в странах Ближнего и Среднего Востока после захвата Кавказа (в силу чего он двигался вслед за группой армий «А», во втором эшелоне), уже 6 октября нетерпеливый Гитлер приказывает бросить части корпуса на выполнение важной операции — «как можно скорее перерезать железную дорогу, идущую от Кизляра на север».

14 октября начальник оперативного отдела штаба группы армий «А» выехал с начальником штаба корпуса «Ф» на совещание в штаб 1-й танковой армии. На совещании решался вопрос о переброске корпуса «Ф» походным порядком в Батайск, где части корпуса должны были погрузиться в железнодорожный состав. Решение было обусловлено пробкой на железной дороге. В этот же день был издан приказ командующего группой армий «А» о переброске корпуса «Ф» 15 октября 1942 года к району военных действий.

К середине октября войска группы армий «А» изрядно поредели. Еще по состоянию на 1 октября в них насчитывалось 57 974 офицера, унтер-офицера и рядовых. Учитывая это, штаб группы армий «А» обратился 15 октября 1942 года в организационный отдел Генерального штаба сухопутных сил вермахта с просьбой о пересылке новых запасных полевых батальонов. В этот период командование группы армий «А» намеревалось продолжать наступление на Вознесенское и занять наиболее выгодные исходные позиции, с тем чтобы, как было записано в журнале боевых действий группы армий «А», после прибытия пополнения организовать «внезапный разгром сильной группировки» советских войск «в районе Нальчика с целью освобождения значительных скованных сил, находящихся в этом районе в обороне и охранении, а также ликвидации угрозы нашим коммуникациям в тыловом районе армии». В этом же журнале в записи от 14 октября 1942 года сказано: «Наступление с горного массива Малгобек — Вознесенское на Орджоникидзе проводится с целью пресечения военных сообщений. Наступление с задачей овладения Грозненским нефтяным районом и форсирования рек Артун и Сунжа имеет конечной целью, преследуя противника, достичь моря».

Несмотря на то что силы противника перед фронтом Северной группы войск Закавказского фронта и на туапсинском направлении были значительно истощены и советские войска выбивали его с занимаемых позиций, немцы продолжали еще питать надежды на возобновлении наступательных операций как в районе Туапсе, так и на грозненско-махачкалинском направлении. Большие надежды ОКВ возлагало на корпус особого назначения «Ф».

В ходе боевых действий на грозненско-махачкалинском направлении корпусу «Ф» в порядке усиления придавались дополнительные танковые батальоны из состава 1-й танковой армии кроме того, германское командование намечало перебросить на Северный Кавказ специально подготовленные соединения. В приказе Гитлера от 13 сентября 1942 года указывалось: «С января 1943 года восемь механизированных соединений, пригодных для службы в тропических условиях, должны быть переведены с Запада на Восток, на Кавказский фронт». Эти соединения, несомненно, предназначались для корпуса «Ф». Однако они также планировались для резерва, «который Роммель тщетно ожидал в Северной Африке». Из этих действий немецкого командования следует, что главный успех по прорыву германских сил на Ближний и Средний Восток ожидался именно на кавказском направлении.

15 октября 1942 года корпус особого назначения «Ф» под командованием генерала Фельми впервые вступил в бой на северном фланге 1-й немецкой танковой армии и севернее Ачикулак «вошел в боевое соприкосновение с сильной кавалерией» 4-го гвардейского Кубанского казачьего кавалерийского корпуса. Здесь против корпуса «Ф» сражался также сводный Ставропольский партизанский полк под командованием А. Г. Однокозова.

Пока корпус особого назначения «Ф» в течение августа — сентября 1942 года перемещался с мыса Сунион на советско-германский фронт, во взаимоотношениях двух партнеров по «оси» и их арабских пособников произошли следующие события. После отправки корпуса «Ф» (в том числе и «германо-арабского учебного подразделения») в Россию ОКВ поставило в известность об этом ведомство иностранных дел Риббентропа, который не замедлил сообщить об этом муфтию аль-Хусейни. Заметим, что до переброски «германо-арабского учебного подразделения» на советско-германский фронт муфтий собирался посетить лагерь на мысе Сунион. Накануне Верховное главное командование вермахта отказало ему в выдаче сирийцев и палестинцев. Узнав еще о передислокации «германо-арабского учебного подразделения», аль-Хусейни 29 августа 1942 года обратился с письмом к Кейтелю, в котором в весьма резких тонах возражал против такого решения ОКВ. Будучи уже давно склонным к арабо-итальянскому сотрудничеству, муфтий в конце августа 1942 года обратился к начальнику разведки Верховного командования итальянских вооруженных сил с предложением создать «пропагандистский центр в Северной Африке» под его, муфтия, руководством, ссылаясь на свой большой авторитет в арабском мире, включая и страны Магриба, где его якобы знали как мусульманского лидера арабского региона. В качестве предварительного условия для создания такого центра он потребовал признать его руководителем «тайной всеарабской организации».

Не дремал в это время и аль-Гайлани. Но он, как уже отмечалось, опирался на немцев. Выразив желание сотрудничать с нацистами, аль-Гайлани выдвинул лишь одно условие: он просил письменного заверения в том, что командование иракской армии (новую иракскую армию арабские националисты во главе с Рашидом Али аль-Гайлани и четырьмя полковниками, составлявшими так называемый «золотой квадрат», проектировали создать с помощью вермахта после осуществления плана «Эдельвейс» и вступления германских войск в Ирак) после овладения Кавказом и вступления войск вермахта в Ирак будет передано в руки иракских высших офицеров, а иракские «добровольцы», состоявшие на службе в корпусе особого назначения «Ф», — откомандированы. Что касается взаимоотношений двух арабских лидеров, «духовного» и «светского», в этот период, то они характеризовались дальнейшим обострением, что было на руку как германским, так и итальянским руководящим инстанциям.

Против притязаний муфтия на монопольное лидерство в антибританском освободительном движении выступали и влиятельные националисты из Ирака, Ливана, Палестины, Сирии и других арабских стран. Этим воспользовался аль-Гайлани, собравший вокруг себя большинство влиятельных арабских националистов. Среди них оказались, в частности, майор Фаузи Каукджи (бывший сторонник муфтия) и Юнис Бахри, комментатор берлинского радио на арабском языке (давний противник аль-Хусейни).

В начале сентября 1942 года части и соединения группы армий «А», понеся большие потери в личном составе, технике и вооружении, ока