ПРИМЕЧАНИЯ. Глава IV 10 page

Однако сейчас более важно рассмотреть процесс производства и применения кирпича. Кирпичная стена, которая лежит в основе большей части сакральной архитектуры этой цивилизации, ‑ столь же характерное для Месопотамии средство художественной выразительности, как и та комбинация стен и колонн, с помощью которой греческий строитель достигал своих целей. Эта кирпичная стена развилась из глинобитной (murus terreus) и так и не смогла преодолеть свойственные этому типу строений недостатки. От глинобитных стен кирпичная унаследовала ограниченность своих размеров, вернее говоря, зависимость высоты от толщины, которая для стен из утоптанной земли определяется законами притяжения и качеством работы (прочностью фундамента и способом трамбовки). Хотя наружный уклон мог бы увеличить высоту, к нему редко прибегали, так как трудно было рассчитывать, что в этом случае вся конструкция хорошо просохнет насквозь. Использование предварительно высушенных стандартных блоков ‑ кирпичей ‑ оказалось очень удачным: стены становились легче, и поэтому их можно было строить выше. Кирпич повысил и прочность стен, потому что точки и линии, особо напряженные, можно было укреплять дополнительно. Однако эти преимущества не использовались полностью из‑за некоторых технических предубеждений месопотамских строителей.

Единственная техническая возможность преодолеть барьер, унаследованный от технологии строительства глинобитных стен, ‑ применение известкового раствора в сочетании с обожженным кирпичом; но хотя раствор уже был известен, его не применяли, как не применяли и обожженный кирпич. Месопотамский архитектор, широко используя кирпич, всегда покрывал его толстым слоем глиняной обмазки по всей стене. Он не понимал, что применение другого типа раствора, скрепляющего кирпич, позволило бы ему увеличить высоту стен и при этом не делать их столь толстыми, что грозило их долговечности. В конце концов, под западным влиянием стали использовать известковый раствор в сочетании с обожженным кирпичом, а технология строительства арок и сводов, зародившаяся в каменной архитектуре, была перенесена в архитектуру кирпичных зданий. Размер комнат, до сих пор ограниченный длиной балок перекрытий, который прежде увеличивали только с помощью колонн, теперь мог быть больше. Появилась новая техника, основанная на взаимосвязи веса и опор, напряжения и контрнапряжения, структуры и наполнителя. Тяжелые, обмазанные грязью, чересчур ярко окрашенные стены и массивные нагромождения храмовых башен были заменены за период несколько больше одного тысячелетия сверкающими стенами, покрытыми глазурованными кирпичами, образующими сложные рисунки, с изящными башнями и грациозными сводами. Но уже до этого строители месопотамских храмов и дворцов добились некоторых успехов в проектировании, расположении и строительстве. Эти архитекторы и строители создали монументальные произведения искусства, во многих отношениях превзойдя создателей скульптур и барельефов. Как ни связаны были строители традициями своего ремесла и ограничениями, навязанными им несовершенной технологией, они стремились все же нарушить монотонность бесконечных стен, покрытых грязевой обмазкой. В храмовых постройках они украшали эти стены ритмически распределенными ступенчатыми нишами и контрфорсами. Я не знаю функционального происхождения этих ниш и не могу сказать, почему такое украшение отличало лишь храмы. Для украшения обмазки кирпичных стен часто применялась особая техника. Белая и цветная штукатурка использовалась для узоров, которые вскоре стали делать в Вавилонии более долговечными, применяя своеобразную мозаику, состоящую из глиняных конусов, вдавленных в грязевое покрытие так, что видны были только их окрашенные шляпки. Настенные росписи известны с очень древнего периода (Тепе Гавра); в светских зданиях их позже заменили глазурованными кирпичами (в Ассирии и во дворце Навуходоносора II в Вавилоне) и каменными плитами с вырезанными на них рельефами. Это делалось в Ассирии, где имелся соответствующий камень и где ортостаты, помещенные у подножия кирпичных стен, использовались либо структурно, либо в целях престижа. Странную и явно импортированную технику мы встречаем в храме средневавилонского Урука ‑ такая совершенно невавилонская черта, как имитация каменных рельефов, выполненная из оттиснутых в формах кирпичей. Храм был построен царем касситской династии Караин‑дашем (начало XIV в. до н. э.). Такая же техника, но еще более подчеркнутая полихромной глазурью, встречается на хорошо известных воротах Иштар в Вавилоне, воздвигнутых Навуходоносором, и на стенах Ахеменидского дворца в Сузах. На примере Ассирии видно, что светские здания, особенно дворцы, всегда восприимчивы к иноземным влияниям.

Помимо ниш в кирпичных стенах и сооружения террас, как бы возносящих над повседневностью все здание или значительную его часть [34], месопотамские архитектурные комплексы, принадлежащие богам и царям, отличаются также характерной планировкой. Заметна явная тенденция к хорошо продуманному расположению комнат, коридоров и дворов, из которых состоит месопотамский храм [35]. Иногда большие и наиболее знаменитые святилища кажутся лишенными ''великого замысла'', что, вероятно, объясняется стихийным разрастанием построек в течение веков строительной деятельности. В меньших святилищах, однако, гармоническое расположение достигалось чаще.

Башни с контрфорсами подчеркивают вход, который ведет в один или несколько обширных вымощенных дворов, не давая, однако, возможности заглядывать из одного помещения в другое, будь это двор, коридор или само святилище. Алтарь и источник в главном дворе выполняли функции, о которых мы можем только догадываться. Сложная конфигурация стен подчеркивает важность самой целлы. Здесь вновь одна или более предцелл отделяют изображение бога от внешнего мира. На небольшом возвышении находилось тщательно скрытое изображение, установленное в нише; ему торжественно прислуживали жрецы, совершающие богослужение.

Мы не будем детально обсуждать многочисленные отклонения от общего расположения помещений месопотамского храма, но два варианта рассмотреть можно. Первый вариант ‑ это симметричное расположение, при котором изображение бога видно со двора в широкой, но неглубокой целле, а второй ‑ асимметричное, при котором допущенный в целлу мог увидеть божество, помещенное в глубине длинной и узкой комнаты, лишь повернувшись на девяносто градусов. Асимметричное расположение, по‑видимому, предпочитали в Ассирии, а симметричное ‑ в Вавилонии.

С III династии Ура башня стала существенной частью месопотамского храма. Эти странные многоэтажные сооружения из утоптанной земли, облицованные кирпичом и покрытые цветной штукатуркой (позже ‑ изразцами), вокруг которых шла крутая наружная лестница, поднимающаяся высоко над побеленными храмами, были специфически месопотамским явлением. О них говорится в Ветхом завете, в котором нет упоминаний о пирамидах. На юге эти внушительные строения помещали за специальные ограды и снабжали монументальными лестницами. В Ассирии храмовая башня помещалась возле святилища; иногда святилище распространялось, захватывая саму башню, так что ниша с изображением божества помещалась в основании башни храма, которая, по‑видимому, наружных лестниц не имела.

Цель и функция этих зиккуратов, как их называли жители Месопотамии, еще не известны, хотя в литературных и исторических текстах часто упоминаются их названия и сообщаются о них кое‑какие сведения. Геродоту (I, 182) рассказали, что жрица Бела проводила ночь на вершине башни храма, ожидая сошествия божества; это сообщение нельзя ни подтвердить, ни опровергнуть на основе клинописных материалов, хотя история похожа на типичную выдумку проводников, придуманную для заезжих иноземцев [36]

Храмовая башня отличала в Месопотамии святилище от дворца. Планировка храмов и дворцов удивительно похожа. Более того, она хорошо иллюстрирует то, что уже говорилось выше о храме как обиталище божества. Самой важной частью дворца был тронный зал, где царь с подобающими церемониями принимал послов и приносящих дары вассалов. Он соответствовал целле храма, где восседало божество. Трон даже ставили, по‑видимому, на то место, где находилось возвышение в целле. Во дворце Навуходоносора в Вавилоне трон был обращен ко входу; в ассирийских дворцах входящие посетители должны были сделать поворот на девяносто градусов, чтобы увидеть царя, восседающего на троне в конце длинной комнаты. Почти такое же значение, как тронный зал, имел двор перед ним, связанный с залом монументальными воротами, подобными тем, что вели в целлу храма. Значительную часть дворца занимали жилые помещения, существовал также просторный‑ зал, возможно используемый для тех роскошных пиров, о которых сообщалось в исторических и религиозных текстах [37]. Возле возвышения, на котором сидел ассирийский царь, располагается ряд небольших комнат, одна из которых была предназначена для ритуальных омовений и очищения царя.

Следует отметить еще одну весьма характерную черту ассирийского дворца ‑ настенные украшения, представляющие царя любимцем богов, всегда побеждающим воином и удачливым охотником. Часто встречаются сцены битв, подношения даров и дани, избиения побежденных, цель которых ‑ произвести впечатление на тех, кто приходил поклониться царю. Эти изображения, первоначально на крашеных стенах, а позднее на неглубоко врезанных и раскрашенных ортостатах, украшали тронный зал, входы и другие важные части дворца. Рельефы появляются со времени Тукульти‑Нинурты I и существуют примерно лет пятьсот ‑ с XIII до VII в. до н. э. Включение ландшафта и других подробностей в качестве фона изображаемого действия и большее внимание, уделяемое анекдотическим происшествиям, ‑ тенденция художественного развития рельефов, которая подчеркнута надписями, добавленными в ряде случаев. Изображения животных показывают вполне реалистический подход, но в сценах битв отмечаем все увеличивающееся количество стереотипных фигур, часто расставленных таким образом, чтобы проиллюстрировать рассказ. Сами по себе эти фигуры весьма схематичны, и у них ограниченное число жестов и положений. Композиция некоторых рельефов более удачна: когда‑нибудь мы сможем различать их по стилю, а не сводить рассказ о них главным образом к перечислению деталей и мотивов.

Нам совершенно неизвестны художники, создавшие эти рельефы, стелы, скульптуры, отлитые из бронзы и драгоценных металлов статуи царей и другие произведения искусства. Немногие упоминания резчика печатей и каменщика, которые мы могли установить, почти все поступают из лексических текстов. Ссылки на их деятельность ограничиваются заявлениями в царских надписях, что царь потребовал, чтобы воздвигли стелу с его собственным изображением на ней или с изображением определенных божеств; заказал колоссов, которые украшали и охраняли входы во дворцы и храмы; или обеспечил ценные жертвоприношения по обету, дары храму, божественные символы и массу предметов, о которых мы не знаем ничего, кроме того, для чего они были предназначены и из чего изготовлены. Ссылки на художников и их работу встречаются редко даже в письмах; в царской корреспонденции Саргонидов упоминаются статуи царя и его семьи, которые должны были быть изготовлены, говорится о перевозке тяжелых статуй быков с человеческими лицами, о золоте и драгоценных камнях, которые нужно выдать ремесленникам; некоторые сведения о произведениях искусства и их создании (размер, техника изготовления, сплавы и даже описания самих памятников) встречаются в царских надписях. Личность исполнителя, однако, остается для нас недосягаемой.

Из сохранившихся месопотамских произведений искусства, кроме рельефов и цилиндрических печатей, лишь очень немногие отвечают нашим эстетическим требованиям и действительно представляют интерес не только как антикварные вещи или предметы, позволяющие исследовать древнюю технологию. Оценивая работы, которыми мы сейчас восхищаемся, нужно понимать, что мраморное лицо шумерской богини, столь удивительное сейчас в своей меланхолии, возможно, выглядело гораздо менее достойно, когда на нас пялились натуралистически сделанные глаза; голова одного из царей (аккадский период), выполненная из бронзы, наделенная чертами несомненной элегантности и силы, возможно, выглядела совершенно иначе, когда она венчала статую. Все же спокойное достоинство и величественная сосредоточенность нескольких хорошо известных статуй Гудеа из Лагаша (примерно 2130 г. до н. э.) показывают, насколько сдержаннее стала экспрессивность, характеризовавшая шумерскую скульптуру предшествующих периодов. Из всего этого вавилонское искусство сохранило только внешние, формальные черты. Поздние стелы и статуи, а особенно все те рельефы, которые не стремились изображать реальность, отражают только скуку крайнего традиционализма. Но множество монстров, изображаемых месопотамскими художниками с потрясающей убедительностью, показывают этих мастеров с их лучшей стороны, свободными от условностей, которые тиранически управляли изображением богов, царей и их деятельности.

В пределах чрезвычайно мелких размеров поверхности цилиндрической печати и ограничений стиля, навязанных ее функцией, месопотамские художники часто проявляли незаурядный талант. Они оживляли их целым миром изображений: божеств, сидящих на троне, чудовищ, животных, изображаемых геральдически или с чарующим реализмом, сражающихся героев, а также орнаментами или изображением предметов, сделанных только для того, чтобы заполнить пустые места в продолговатых оттисках цилиндрической печати. Изображаемые предметы неоднократно меняются: также изменяется и стиль изображения, переходя от геометрически подчеркнутых абстракций к мелочному реализму, от переполненных рисунками поверхностей к красоте умно оставленных свободных пространств; также меняется техника резьбы, использование и содержание надписей. Эти изменения характерны для определенных периодов и районов и превращают печати в чувствительный барометр, регистрирующий иноземные влияния, и особый почерк отдельных художников и школ, ни одной из которых так и не удалось пробить тяжелую броню традиционализма, прочно укоренившегося и препятствовавшего артистическому самовыражению в других областях месопотамского искусства.

Так, не будь у нас небольшого количества сохранившихся среднеассирийских печатей и их оттисков можно было бы не заметить яркую живость и привлекательную близость искусства этого периода, который его памятники едва ли отражают полностью. Этот вдохновенный порыв и порожденная им великолепная техника продолжали жить в изображениях борющихся и умирающих животных, встречающихся на настенных рельефах новоассирийских дворцов. Они также заставляют вспомнить гораздо более отдаленное древнеаккадское искусство, которое оказало свое влияние на вавилонскую художественную традицию в изображении людей. Безжизненно изысканная условность искусства Вавилонии характерна и для Ассирии, которая следовала по пути, проложенному ее ''южной сестрой''. Изобразительные искусства показывают тот же самый конфликт между творчеством и традиционализмом, который характеризует месопотамскую художественную литературу. Сосуществование двух художественных традиций в Ассирии ‑ одной, изображавшей людей под сильным влиянием южных прототипов, а другой, которая в изображении животных проявляла совершенно иное отношение к реальности, ‑ иллюстрирует тот же вечный конфликт в Ассирии.

ПРИМЕЧАНИЯ. Глава VI

1 Об отпечатках тканей на металлических предметах см.: Morgan J. de. La prйhistoire orientale. Vol. 3. P., 1927, с. 59‑61.

2 Есть несколько исключений, о которых стоит упомянуть. Это, во‑первых, Teix'riii. i.ic ¦ii"iii идет о том. к‑лк on'i.e;i;naioT noiieil (они имеются и на аккадском, и на хеттском языке); см.: Kammenhuber Anneliese. Hippologia Hethitica. Wiesbaden, 1961. Во‑вторых, есть аккадские тексты с инструкциями по изготовлению духов и благовоний, а также материалов, напоминающих стекло. В‑третьих, известен один шумерский фармакологический текст. Существует, наконец, шумерское сочинение, известное как Georgica, хотя оно представляет собой скорее инструкцию для управляющего крупным дерновым хозяйством, где используется подневольный труд, чем ''справочник'' фермера. В тексте даются подробные указания о количестве семян, ширине борозды, размерах сельскохозяйственных орудий и т. д. ‑ все это должно гарантировать успех земледельцу. При этом не уделяется никакого внимания состоянию почвы, которую фермер обрабатывает, и ничего не говорится о сельскохозяйственных возможностях района в целом. Обсуждаются только самые выгодные экономические методы, с упором на максимальное использование рабочей силы.

3 Большинство медицинских текстов из библиотеки Ашшурбанапала было опубликовано Р. Томпсоном; см.: Thompson fi. С. Assyrian Medical Texts. L., 1923; см. также: Ebeling E. Keilschrifttafolii inedizinisclitiii Inhalts. ‑ Archiv fьr Geschichte der Medizin. 13, 1921, с. 1‑42, 129‑144; 14, 1922, с. 26‑78. Тексты из Ашшура рассеяны по старым публикациям (KAR и LKA) и сейчас готовятся к печати ф. Кёхером; см.: Kцcher F. Die babylonisch‑assyrische Medizin. В., 1963 ‑ (на сегодняшний день вышло четыре тома).

4 См. примеч. 32 к гл. V.

5 См.: Labat R. A propos de la chirurgie babylonienne. ‑ JA. 242, 1954, с. 207‑218.

6 См.: Oppenheim A. Leo. A Caesarian Section in the Second Millennium В. С. ‑ Journal of the History of Medicine and Allied Sciences. 15, 1960, с. 292‑294.

7 См.: Soden W. von. Die Hebamme in Babylonien und Assyrien. ‑ AfO. 18, 1957‑1958, с. 191‑221.

8 См.: Oppenheim A. Leo. On the Observation of the Pulse in Mesopotamia. ‑ Oriontalia. N. s. 31, 1962, с. 27‑33.

9 Об этих двух типах медиков см.: Ritter Edith К. Magical Expert (=‑Asipu) and Physician (=Asu): Notes on Two Complementary Professions in Babylonian Medicine. ‑ Studies in Honour of Bcnno Landsbergcr on His 75th Birthday (=AS. 16, 1965), с. 299‑321.

10 Доказательств существования зубной хирургии нет; также нигде не упоминается о хитроумных механических приспособлениях для того, чтобы можно было пользоваться искусственными зубами (об аналогичных способах на Западе см.: Clawson D. Phoenician Dental Art. ‑ Berytus. 1, 1934, с. 23‑28). Ссылки на уход за зубами см.: Townend В. R. An Assyrian Uontal Diagnosis. ‑ Iraq. 5, 1938. с. 82‑84.

11 Некоторые рецепты именовались nijiirti sarruti (''царская тайпа''); см., например, текст 50 г. 23 у Кёхера, а также ссылки в AHw. 796 под nisirlu 4c.

12 Первую публикацию этого важного текста см.: Legrain L. Nippur Old Drugstore. ‑ University Museum Bulletin. 8, 1940, с. 25‑27; см. также: American Journal of Pharmacy. 1947, с. 421‑428. Сейчас имеется более солидная публикация: Civil M. Prescriptions mйdicales sumйriennes. ‑ RA. 54, 1960, с. 57‑72. Новейший шумерский материал, подготовленный тем же автором, см.: RA. 55, 1961, с. 91‑94. О медицинских текстах из Богазкёйя на шумерском языке см. KUB 4 19 и 30; KUB 3710.

13 См.: Lambert W. G. The Gula Hymn of Bullutsa‑rabi. ‑ Orientalia. N. s. 36, 1967, с. 120‑121.

14 См.: Harper Memorial Volume 1, с. 393. Предсказатели из Исипа упоминаются также в древневавилонском письме (TCL 18 155).

15 См.: Zimmern H. Der Schenkenliebeszauber. ‑ ZA. 32, 1919, с. 164‑184. Характерный признак урбанизации ‑ покупка хлеба в лавке ‑ выразительно иллюстрируется в древневавилоиском письме VAS 16 50 (см.: Kraus P. ‑ MVAG. 36/1, 1932, с. 48 и сл.), возможно из Сиппара; его автор сетует на то, что у него нет наемника, который смолол бы ячмень, и что поэтому им приходится есть покупной хлеб. Аналогичную ситуацию находим у Плиния (Natural History. XVIII, 107); в этом отрывке говорится, что некари появились в Риме после того, как жители перестали выпекать для себя хлеб.

16 О женщине‑враче см. старовавилонский текст TCL 10 107: 27; о глазном враче ‑ нововавилонский текст VAS 6 242: 8 и 17; отметим определение ветеринара как AZU.GUD.IjI.А в TCL 1 132: 7 (старовавилонский) вместо литературного muna'isu.

17 См. KAR 213 и CAD под agasgы. 0 взаимоотношениях между писцом и врачом в Египте см.: Junker H. Die Stele des Hofar/.les ' Irj. ‑ ZДS. 63, 1928, с. 53‑70.

18 Гимн, содержащий самовосхваления Шульги (теперь опубликован в UET 6/1, с. 81), говорит о том. что этот царь владеет искусством предсказания (niаs.su.gid.gid dadag.ga mo.en. стк. 9), а табличка KAR 384, г. 45 упоминает священную науку Шульги (nisirti"' Suivi). Отметим es.bar.kin, о котором см.: Goetze A. The Chronology of Siilgi Again. ‑ Irai). 22, 1960, с. 151‑152, и mas в Gu‑dea Cyl. Л 12: 16 и сл.; 13: 17, 20: 5.

19 О шумерских текстах й.dub.ba см.: Kramer S. N. Schooldays, a Sumerian Composition Relating to the Education of a Scribe. ‑ JAOS. 69, 1949, с. 199‑215; Falkenstein A. Die babylonische Schule. ‑ Saeculum. 4, 1954, с. 125‑137. О двуязычном материале см.: Gadd С. I. Fragments of Assyrian Scholastic Literature. ‑ Bulletin of Oriental and African Studies. 20, 1957, с. 255‑265; LKA 65, PBS 5 132; и группу так называемых экзаменационных текстов (термин Б. Ландсбергера). Два текста из этой группы опубликованы Шебергом; см.: Sjoberg A. W. In Praise of the Scribal Art. ‑ JCS. 24, 1972, с. 126‑131; Der Examentext A. ‑ ZA. 64, 1975, с. 137‑176. О женщинах‑писцах см.: Landsberger В. Materialen zum sumerischen Lexikon. Vol. 9. Rome, 1967, с. 148.

20 См.: Draffkorn Kilmer Anne. Two New Lists of Key Numbers for Mathematical Operations. ‑ Orientalia. N. s. 29, 1960, с. 273‑308.

21 Следует отметить, что в Месопотамии мало интересовались календарем и связанными с ним проблемами. Примитивный способ прибавления месяцев, который был позже усовершенствовал, применялся в Вавилонии уже в начале II тысячелетия до н. э. В исконной ассирийской календарной системе такая практика, по‑видимому, отсутствовала ‑ упоминаний о пей нигде нет; там лунные месяцы не приводились в соответствие с границами солнечного года (то же мы видим в мусульманском календаре).

22 Об этой серии см.: Weidner E. F. Handbuch der babylonischen Astronomie. Vol. 1. Lpz., 1915, с. 35‑41, 141 и сл. О призме из слоновой кости, содержащей часть этой серии (измерение времени по длине тени), см.: ZA. 2, 1887, с. 335‑337. См. также: Langdon S. Babylonian Menologies and the Semitic Calendars. L., 1935, с. 55.

23 О важном значении текстов с предсказаниями, в которых упоминаются наблюдения за планетой Венерой при старовавилонском царе Амми‑цадуке, см.: Langdon S., Fotheringham J. К. The Venus Tablets of Ammizaduga. L., 1928; Van der Waerden B. L. The Venus Tablets of Ammisaduqa. ‑ JEOL. 10, 1945‑1948, с. 414‑424. Оценку этого рода текстов см.: Neugebauer О. ‑ JAOS. 61, 1941, с. 59. Новое издание см.: Reiner Erica., Pingree D. ‑ Bibliotheca Mesopotamica. 2/1. Malibu, 1975.

24 О самых ранних астрологических текстах см. примеч. 39 и 79 к гл. IV.

25 О пальме см. литературу в книге И. Валлерт (Wallert Ingrid. Die Palmen im Alten Дgypten. B., 1962).

26 См.: Leser P. Wcstцstliche Landwirtschaft. ‑ Festschrift B. W. Schmidt. Wien, 1928, с. 416‑484; он же. Entstehung und Verbreitung des Pfluges. Mьnster, 1931.

27 Об использовании щебня и обломков в качестве удобрения см. CAD под eperu ‑ значение 6 (''неопознанное вещество'').

28 Термин karы использовался в поздней Вавилонии для обозначения такой кучи. Ср.: Weidner E. F. ‑ Mйlanges Dussaud. Vol. I, c. 924, примеч. 5.

29 См.: Hartman L. F., Oppenheim A. Leo. On Beer and Brewing Techniques in Ancient Mesopotamia. ‑ JAOS. Supplement 10, Baltimore, 1950; Civil M. A Hymn to the Beer Goddess and a Drinking Song. ‑ Studies Presented to A. Leo Oppenheim. Chicago, 1964, с. 67‑89.

30 Об одомашнивании верблюда см. CAD под gammalu, Лии. См. также: Brent‑jes В. Das Kamel im Alten Orient. ‑ Klio. 39, 1960, с. 23‑52.

31 См.: Ebeling E. Parfьmrezepte und kultische Texte aus Assur. Rome, 1950. О новоассирийском фрагменте из Калаха см.: Iraq. 13, 1956, с. 112, ND 400.

32 Об обширном материале в клинописных текстах, связанном с производством стекла и материалов, напоминающих стекло, см.: Oppenheim Л. Leo et al. Glass and Glassmaking in Ancient Mesopotamia. Corning, N. Y., 1970. См. также: Oppenheim A. Leo. Mesopotamia in the Early History of Alchemy. ‑ RA. 60, 1Уо6, с. 29‑4o.

33 См.: Kelso). L. The Ceramic Vocabulary of the Old Testament. ‑ American Schools of Oriental Research. Supplementary Studies. 5‑6. New Haven, Conn., 1948. Необходимо изучение аналогичных текстологических и археологических материалов из Месопотамии.

34 Однако имеются указания, что царские дворцы не должны были стоять на более высоких террасах, чем храмы. Ашшурбанапал (см.: Streck M. Assurbanipal. Vol 2 Lpz 1916 с 86х78‑80) упоминает, что не стал делать дворец наследного принца чересчур высоким из страха, как бы это здание но соперничало с храмами.

35 О более ранних периодах см.: Lenzen H.!. Mesopotamische Tempelanlagen von der Frьhzcit bis zum zweiten Jahrtausend. ‑ ZA. 51, 1955, с. 1‑36.

36 О теориях относительно этих башен см.: Busink Th. A. L'origine et revolution de la ziggurat babylonienne. ‑ JEOL. 21, 1969‑1970, с. 91‑142; Heinrich. E. Von der Entstehung der Ziklirrate. ‑ Vorderasiatische Archдologie. Studien nnd Aufsatze, Anton Moortgat zum fьnfundsechzigsten Geburtstag gewidmet. B., 1964, с. 113‑125; Lenzen H. J. Gedanken ьber die Entstehung der Zikurrat. ‑ Iranica Antiqua. 6, 1966,

37 Описание такого банкета см.: Mьller K. F. Das assyrische Ritual. I.pz., 1937, с. 58‑89. Здесь стоит вспомнить о важном ритуале ассирийских царей, называемом tдkuitu, во время которого царь принимал у себя богов и богинь официального пантеона и обращался к ним с торжественными тостами, прося благословения себе и всему царству. См. примеч. 35 к гл. II.

Эпилог

Хотя эта книга никак не претендует на то, чтобы всеобъемлюще и полно отобразить месопотамскую цивилизацию, я считаю, что в конце обязан признать наиболее значительные упущения.

Я допустил несправедливость, рассматривая языки Месопотамии, шумерский и аккадский, просто как орудия, а не как выражение этой цивилизации, которое позволяет непосредственно подойти к ней. Но это можно оправдать тем, что противоположный подход не только переполнил бы книгу филологическими рассуждениями, но дал бы столь же искаженную картину, как, например, изложения, которые пользуются только археологическими и иконографическими данными.

Более серьезным является искажение, вызванное тем, что при характеристике месопотамского законодательства я ограничился рассмотрением руководств, а не углублялся в источники первичной информации, предлагаемой теми табличками, которые освещают действительную юридическую практику. Своей близостью к событиям и разнообразием, отражающим различные периоды, районы и темы, эти таблички многое добавили бы к координатам нашего ''портрета''. Основная трудность, присущая всем клинописным источникам, ‑ расхождение данных, основанных на традиции руководств, с многообразными и изменчивыми сведениями, почерпнутыми из других материалов, ‑ заставила меня при изложении месопотамской юриспруденции обратиться к руководствам как к ближайшему убежищу от чрезмерного обилия детальной информации. Если бы я стал следовать моим личным склонностям и сконцентрировал все внимание на юридической практике, я бы уничтожил и без того сомнительную корреляцию между главами этой книги.

Рассматривая месопотамскую религию, я не скрывал полемической направленности этой главы и умышленно отказался от благожелательного, сентиментального и покровительственного интереса, с которым ее обычно рассматривают. Я не стремился ''выгодно'' подать эту тему ‑ если действительно можно назвать ''выгодной подачей'' подборку параллелей к Ветхому и Новому завету. Основной целью был отказ от понимания, свойственного западному человеку, хотя я вполне сознаю, что эта цель довольно утопична и работать в этом направлении может только поколение ученых ‑ ассириологов, свободных от эмоционального и рассчитанного на рекламу интереса к религиям древнего Ближнего Востока.

По тем же причинам я не полностью использовал тексты, чтобы изложить различные месопотамские концепции божественности, начиная от великих богов неба и кончая падшими богами, демонами и злыми духами.

Было бы желательно посвятить специальный раздел месопотамской концепции смерти, не столько потому, что наши собственные религиозные и социальные системы придают ей сознательно или бессознательно такое значение, но потому, что смерти придавали подозрительно малое значение в Месопотамии. Однако монографическое исследование будет, видимо, лучшим путем для анализа и изучения этих противоречивых концепций. Тем более что археологии предстоит, возможно, сказать свое слово относительно обрядов погребения.

Если степень абстрагирования и перенесение материала в моей попытке согласовать некоторые общественные системы, существовавшие в Месопотамии в конкретный период в том или ином районе, покажется чрезмерной, то потому, что такие построения нельзя еще подкрепить достаточным и неоспоримым материалом текстов. Все же, хотя месопотамская цивилизация прошла в своем развитии несколько разобщенных фаз и видоизменений ‑ и как бы ни уточнялось это заявление, ‑ предварительное членение, так, как оно сделано в моем воспроизведении, кажется мне оправданным.

Возможно, требуется также объяснение моего общего подхода к исследованию месопотамской цивилизации. Даже рискуя, что меня обвинят в новом виде панвавилонизма, я поместил Месопотамию в центре картины. Термины, определяющие ее соседей, такие, как ''цивилизации‑спутники'', ''варварский Запад'', подчеркивают этот подход, который является столь же оправданным, как и подход, при котором сведения о Месопотамии используются только как контрастирующий фон для других исследований или для иллюстрации различных теорий, относящихся к религиозному, этическому или экономическому развитию. У меня было твердое намерение ‑ возможно и неразумное ‑ поддержать выдвинутую более тридцати лет назад Б. Ландсбергером теорию Eigenbegrifflichkeit, которая нашла очень мало сторонников.

В одном смысле я заканчиваю эту книгу с острым чувством неудовлетворенности. Можно выбрать много участков во взаимопереплетенных сферах месопотамской цивилизации, для которых сохранилась доступная для исследования информация, рассказывающая о специфических научных и технических достижениях, об искусных социальных адаптациях и о четко выраженных художественных направлениях. Этот материал обычно охватывает только ограниченный район или период, позволяя бросить случайный взгляд на, возможно, уникальную ситуацию, значение которой для общей картины вполне можно сравнить со скоплением неправильных пятен и коротких линий, блуждающих из ниоткуда и в никуда, внезапно исчезающих и оставляющих ''белые'' пятна на карте, координатами которой являются пространство и время.

Однако выбор этих тем определялся бы чисто субъективным подходом и обязательно должен был бы закончиться изложением, сравнимым с истолкованием чернильных пятен, как это делают в психологических тестах, где только творческие ассоциации зрителя придают этим пятнам значение и выразительность, воссоздавая картину, существующую только в уме зрителя. Кроме того, пойдя этим путем, я бы написал книгу гораздо большую.