XII. Значение женщины в Византии

Не все, что сказано выше, касается женщин средних кругов.

В общем женщина Византии по своему развитию ни мало не уступала женщинам Рима. Несмотря на то, что женщинам считалось неприлично показываться на улице, и им полагалось довольствоваться домашнею жизнью, девочек все‑таки учили и некоторым давали даже отличное образование. Были ли отдельные школы для девочек – неизвестно, но есть несколько указаний, что девочек учили грамоте. В то время могли давать образование своим детям только люди состоятельные, поэтому высокообразованных женщин мы видим только в высших сферах. Известны две византийские писательницы: Евдокия Макремволитиса и Анна Комнен.

Евдокия была замужем за Константином Дукою, случайно попавшим на престол в 1059 году. Следовательно, хотя она и была императрицей, но получила такое же воспитание, как и другие византийские аристократки. Она написала особого рода христоматию, где сначала изложены басни и разные фантастические рассказы, генеалогия языческих богов, превращение героев и героинь, мифы и аллегории, а за этим следуют выдержки из разных писателей – философов, медиков, риторов, поэтов, с биографическими сведениями об этих писателях и с перечислением их сочинений. Из труда Евдокии видно, что она великолепно знала греческую литературу и в начитанности не уступала самым ученым византийцам.

Анна Комнен описала в двенадцати книгах деяния своего отца, императора Алексея (1081 – 1118). Это – солидный труд, составленный не только по рассказам очевидцев, но и по подлинным документам. Из него видно, что византийская царевна вполне овладела византийской риторикой и философией; она умела писать искусственным языком, каким писали в ее время. Язык этот не имел ничего общего с живою разговорной речью. Византийцы старались писать языком древних авторов, Платона и Фукидида, уснащали свои произведения множеством архаизмов, оборотов, давно вышедших из употребления, почерпнутых из классик и священного писания. Нужно было много учиться, чтобы писать таким искусственным языком, и, таким образом, самый факт, что Анна Комнен писала на языке, на котором давно никто не говорил, доказывает, как она была образована.

Поэтому женщины играли в Византии немаловажную роль, по крайней мере, некоторые, особенно в придворном быту.

Императрицы нередко вмешивались в политику и подавали советы мужьям.

Выдающуюся роль играла в свое время императрица Феодора, супруга Юстиниана.

Она была дочерью укротителя зверей и в первой молодости плясала на театре. Ею пленился Юстиниан, женился на ней и короновал императрицей. Она была не только чрезвычайно красива, но необыкновенно умна и энергична.

Юстиниан постоянно советовался с ней, и она с большим жаром старалась приводить в исполнение внушенные ею планы. Она с необыкновенною проницательностью разгадывала своих противников, а ее разгадать было трудно. Она могла быть и верным другом, и самым беспощадным врагом. Среди неги, которой она предавалась, среди роскошной и беспутной жизни, она находила время заниматься государственными делами, вмешивалась даже в церковные дела и богословские споры.

И, вот, старики рассказывают следующую сцену.

Феодора принимает во дворце епископов мартиропольского и анкирского.

– С твоего разрешения мы прибегаем к тебе, владычица, – сказал епископ анкирский. – Досточтимый патриарх антиохийский Север, наш отец, наш владыка, смещен за то, что он – противник халкидонского собора (против монофизитов). Народ отказывается признать патриарха, занявшего его место; поднялся бунт, проливается кровь. Мы разделяем учение Севера. Император пригласил нас на совет вместе с другими епископами, которые держатся противоположных мнений, чтоб обсудить вопросы, волнующие восточную церковь. Мы умоляем тебя склонить на нашу сторону твоего супруга, этого нового Давида.

– Каким образом, – ответила Феодора, – может женщина рассудить эти глубокие философский споры, происходящие между вами, людьми, служащими украшением церкви?

– Мы не верим безумному Евтихию, – продолжал епископ анкирский, – отрицающему воплощение Христа, мы не одобряем Нестория, но мы верим вместе с Севером, что Исус принял плоть бесстрастную и не страдал на самом деле телесным страданием.

– Правда, – ответила императрица, – что тело Спасителя отличалось от нашего.

– Мудрость глаголет твоими устами, владычица, – сказал епископ мартиропольский. – Божественное тело не могло иметь никаких плотских слабостей; Христос не мог ощущать голода и жажды.

– Мне кажется, это учение более подходит к величию Божества. Впрочем, император рассудит это. Бог дал ему свет, рассеивающий мрак всех ересей.

Епископы удалились, очарованные милостивым вниманием и благочестием императрицы.

У Феодоры была своя тайная полиция, главным агентом которой была одна женщина, Хариклея. Это была женщина весьма подозрительная, служившая Феодоре помощницей в ее любовных интригах, когда она не была еще на престоле. Тогда ее звали Македонией. Чтобы скрыть ее прошлое, императрица велела ей называться Хариклеей. Официально ее обязанность состояла в том, чтобы раздавать милостыню бедным, неофициально же – в шпионстве. Однажды императрица позвала к себе Хариклею.

– Экивал еще жив, – сказала она глухим голосом.

– Если бы все, кого ты ненавидишь, были настолько же живы, как он! – ответила Хариклея. – Ты должно быть, во сне видела этот преследующий тебя образ. Вот, уже десять лет, как он умер в Антиохии.

Экевал был губернатором одной из византийских провинций. С ним Феодора жила некоторое время, и он же прогнал ее в конце концов и жестоко оскорбил.

– Нет, нет! – сказала Феодора. – Я видела вчера на улице старика, одетого по‑персидски, который все шел рядом с моей стражей и как‑будто старался пробраться к моей колеснице – это он!

– В самом деле, – ответила с ужасом Хариклея, – я уже несколько дней замечаю, что меня преследует какой‑то странный человек, которого я как‑будто знаю и который, видимо, желает заговорить со мной.

– Если бы я сомневалась, то теперь перестала бы. Так человек, прогнавший меня, как прогоняют рабыню, человек, который мог бы под моей пурпурной мантией показать следы нанесенных им мне ударов, этот человек живет в Константинополе и рассказывает о своих любовных похождениях с Феодорой! Он жив в то время, как я царствую?

– Ну, не долго будет жить. Впрочем, какое дело тебе, живущей на Олимпе, до шипения какой‑то змеи?

– На ступенях этого трона, блеск которого ослепляет тебя, сидят неумолимые враги. Они не забывают, что я когда‑то плясала на театре. Как они торжествуют, что я не родилась наследником престола! Надо мной тяготеет какое‑то проклятие. Когда приходил из Палестины Савва, которого считают святым и которому приписывают чудодейственную силу, я унижалась перед ним, я просила его помолиться, чтобы у меня был сын. Он отказал мне. Он осмелился сказать императору, что из моей утробы никогда не выйдет сына, потому что он был бы вскормлен нечестивыми догматами Севера и смущал бы церковь. Он – заодно с моими врагами, с представителями прежней династии. Император не обращает на них никакого внимания, но я – на стороже. Преследование монофизитов может привести к бунту. Партия зеленых, ненавидящая меня, очень взволнована. Собирается страшная гроза. Ты помнишь, какая удивительная комета появилась два месяца тому назад?

– Да, есть и другие зловещие предзнаменования. На днях видели, как одна статуя проливала слезы, да и слезы‑то были не простые, а кровавые.

– Отсюда, из этого дворца, я слышу крики ненависти тех, кто хотел бы совлечь меня с трона. Приближается роковой день, когда все погибнет или все будет спасено. Пусть он наступает скорее, я устала сражаться с гидрой, у которой тысяча голов, постоянно вырастающих вновь, по мере того как их отрубаешь. Отец мой был укротителем зверей, я продолжаю его ремесло. Я тоже кормлю и укрощаю диких зверей. Я постоянно чувствую их дыхание, и на моих руках следы их укусов.

Императрица побледнела и легла отдохнуть на несколько минут.

– Смотри, Македония, – сказала она, оправившись, – не дремать! Предупреди сегодня же Елиазара. Пусть тот исчезнет без шума.

Смеркалось, когда Хариклея вышла из дворца и направилась к еврею Елиазару, секретному агенту императрицы. Евреи не принимали никакого участия в религиозных и политических распрях того времени, поэтому они лучше всех исполняли всякие даваемые им тайные поручения.

Когда Хариклея свернула в узкую и темную улицу, она заметила, что незнакомец, о котором она говорила с императрицей, следует за ней. Он подходил к ней несколько раз, но, по видимому, колебался.

– Македония, – сказал он, наконец.

Она вздрогнула, услышав свое настоящее имя, и, ничего не ответила, пошла дальше.

– Македония! – позвал незнакомец еще раз и схватил ее за руку.

– Что тебе нужно от Хариклеи? – спросила она, высвобождаясь.

– Мы давно знакомы, – ответил он грубым голосом. – Я сейчас же узнал тебя: десять лет не настолько изменили ту, что помогла мне в интриге с Феодорой. Года оставили на моем лице неизгладимые следы, но не может быть, чтобы ты забыла Экевала.

Она посмотрела на него с ужасом.

– Ты думала, что я умер? Не правда ли? Все это говорили. Я сам распустил этот слух, когда расстался с этой женщиной. Меня лишили места, я впал в нищету, потерял жену и сына. Потом я скрывался в Аравии, где жил кое‑как, торгуя ароматами.

– Какое падение! – сказала Македония.

– Обеднеть, лишиться высокого положения – это бы еще ничего. Но, вот, я вдруг почувствовал, что эта женщина, которую я прогнал, жестоко оскорбив ее, стала мне необходима, как воздух – вот, это истинное мучение. Ее обольстительный образ являлся ко мне по ночам, смущал меня даже днем. Я напрасно искал ее. Я не знал, куда она девалась.

– Она возвратилась в Константинополь и жила здесь в такой же бедности, как ты.

– Проходили годы, я начал успокаиваться, и вдруг до меня доходит неслыханная весть: Феодора на троне. Я долго не верил этому.

– Почему же? Разве ты не знаешь, что такое лучезарное существо, как Феодора, Аспазия, Клеопатра, имеют особую прелесть, которой все покоряется. Это – бриллианты необъятной величины, которые могут временно валятся в грязи, но которые непременно попадут в царскую корону.

– Когда странный слух оправдался, я устремился сюда, я страстно пожелал увидеть ее. Напрасно старался я поборот это безумное желание. Случайно я встретил тебя на улице. Я сейчас же узнал Македонию, единственную женщину, которая может напомнить ей об Экевале.

– Увидеть ее! Ты требуешь слишком многого, – сказала Македония. – Пойди к императору, объясни ему, что ты имеешь больше прав на Феодору, потому что раньше овладел ею, и проси отдать Феодору, без которой ты не можешь жить. Да кстати потребуй, чтобы он уступил тебе корону.

– Ты насмехаешься надо мною. Если я желаю увидеть ее, намерения у меня самые чистые. Я мечтаю об этом, как мечтают увидеть Бога, я хочу насладиться ее лицезрением. Слушай, я видел вчера, как она возвращалась во дворец. Нитки жемчуга, спускавшиеся с диадемы, окаймляли ее щеки. Ее величественная фигура была величаво‑спокойна. Приветственные возгласы толпы поднимались к ней, как Фимиам к небесам. Это ли, – думал я, – актриса, обольстительная сирена? В первый раз через десять лет, увидел я ее лицо. Мне сделалось дурно, я должен был схватиться за колонну.

– Успокойся, Экевал. Даже слыша твой голос, я сомневалась, ты ли это, но теперь узнаю тебя по страсти, которая все еще кипит в тебе. Для нашего брата любовь – забава, но для таких людей, как ты, это – яд, отравляющий кровь, от которого не избавишься. Ты мне очень жалок! Хотя я посвятила себя благотворениям и раздаю бедным деньги, получаемые от императрицы, я постараюсь помочь тебе. Но скажи: у кого ты живешь?

– Я остановился под именем Аркаса в одной гостинице.

– Однако, это не безопасно. Твое приключение с Феодорой слишком известно, тебя легко могут узнать. Тебе необходимо укрыться где‑нибудь и сделаться совсем другим лицом. У меня был брат, он уехал восемь лет тому назад и исчез бесследно, его знали Вианором.

– Да, я видел его в Сирии.

– Ты понял: Экевал умер, а пускай появится вновь Вианор. Я устрою все это, и тебе можно будет всюду показываться и добиться свидания с императрицей.

– Как, я увижу ее?

– Разве вчера она не говорила мне о тебе? Никто не помешает мне привести к ней моего нашедшегося брата, потому что ты для всех, кроме нее, будешь моим братом. Счастливая звезда привела тебя в Константинополь. Императрица страшна врагам, но кого любит – богато одаряет. Она сумеет сделать тебя опять богатым и важным сановником. Жди удобной минуты, она настанет очень скоро, может быть, через два‑три дня. Я сведу тебя в дом моей большой подруги. Это – еврейское семейство, где ты будешь в полной безопасности. Живут они далеко отсюда, но, тем не менее, пойдем.

Долго шли они по константинопольским улицам, наконец, Македония остановилась у одного дома и постучала три раза в дверь. Появилась старая еврейка.