Глава двенадцатая. Пребывание Петроградской колонии в Калифорнии было организовано наилучшим образом, как и многое другое

«Я НЕ ПРОПАДУ»

Пребывание Петроградской колонии в Калифорнии было организовано наилучшим образом, как и многое другое, за что бы ни брался Красный Крест. Но даже такая богатая и уважаемая организация не сделала бы и четверти намеченного, не будь многочисленных помощников.

Все соревновались в гостеприимстве: мэр Сан‑Франциско мистер Рольф и его секретарь мистер Бенедикт, армейский генерал Гунтер‑Зиггет и полковник морского корпуса Д. Холл, министерство просвещения и греко‑католическая церковь, различные молодежные секции и бойскауты… И тысячи, тысячи безымянных горожан, чье сердце тронула судьба детей, так долго разлученных с родителями. Скрасить их тоску по дому своим вниманием и заботой – к этому стремился весь Сан‑Франциско.

Город полюбил колонистов. И было за что. Они были возбуждены, но вели себя безукоризненно. «Очаровательные манеры русских детей» – так сказал о них мэр Рольф.

Можно сказать, что все это время город не спускал глаз со страниц газет. А кому удавалось, у кого было время – и с маленьких гостей, неутомимо знакомившихся с улицами, площадями, парками, залами и набережными, но больше всего с американскими сверстниками.

Ничто не омрачало визита детей в Калифорнию. Было, правда, одно происшествие. Четырнадцатилетняя Вера Михайлова, заглядевшись, переступила через край пристани и упала в узкое пространство между причальной стенкой и бортом судна. К счастью, находившийся невдалеке офицер дока бросился, не раздумывая, следом и спас девочку. Газета «Сан‑Франциско кроникл» опубликовала фотографию храброго офицера. А заботливый доктор Девисон уложил Веру Михайлову в лазарет. Но о каком лазарете может идти речь, если ждет автобус и впереди новая экскурсия…

Каждое утро военное ведомство присылало в «Форт‑Скотт» двадцать пять грузовиков. Но только для мальчиков – таким было условие. И мальчики очень гордились, что будут разъезжать по Сан‑Франциско на военном транспорте. За девочками приходили городские автобусы. Но вот что было одинаковым – те и другие получали в пути как угодно много напитков, мороженого, конфет и фруктов.

Список развлечений был столь велик, что дети возвращались домой затемно – в десять и даже одиннадцать часов.

«Переутомленное семейство» – так говорила Ханна Кемпбелл, укладывая детей в постель. Они засыпали без всяких уговоров. Стоило лишь голове прикоснуться к подушке.

…Уложив детей, миссис Кемпбелл отправилась к начальнику колонии, чтобы доложить о прошедшем дне.

– А Федор Кузовков на месте? – был первый вопрос Аллена.

– При въезде в лагерь мы сделали перекличку. Все, кто уехал, вернулись. А почему вы спрашиваете?

– Прошу вас, Ханна, посмотреть, на месте ли этот мальчик.

Миссис Кемпбелл вернулась через четверть часа:

– Ваши тревоги не напрасны. Кузовкова и в самом деле нет.

– Он был в городе?

– Воспитатель говорит, что Кузовков отказался от поездки. Собака поранила лапу, и он не захотел оставлять ее одну.

– А не было ли это уловкой?.. Чтобы не поехать со всеми?

– Возможно. Но мальчик попросил для своей собаки у врача йод и бинт. Но почему вы об этом спрашиваете? – снова спросила миссис Кемпбелл. – Что‑то случилось?

– Случилось, случилось… Кузовков сбежал. До последней минуты я надеялся, что он с вами вернется.

– Но какие у вас основания так думать?

– Вот посмотрите, – Аллен достал из стола два листа бумаги. – Это письмо. А вот – перевод.

Ханна села за стол и, придвинув лампу, стала читать письмо.

Дорогой мистер Аллен!

Это пишет Кузовков. Письмо вам подсунут под дверь. А иначе – начнете допытывать моих друзей: куда пропал Кузовков? А я никуда не пропал.

Помните, я рассказывал об отце? Он ушел в море на пароходе «Новгород» и не вернулся. Последнее письмо пришло из Шанхая. Он нам написал, что из Китая судно пойдет во Владивосток. И больше ни одной весточки целых полгода.

Мама все время плакала. Она решила, что отца уже нет в живых. А я этому не верил и решил найти папу.

Я оставил маме письмо, как сейчас пишу вам. А потом из Крыма, где мы живем, отправился в Одессу. Это не так и далеко. Там я все разузнал про «Новгород». И поехал по железной дороге сначала в Москву, а потом во Владивосток. Папиного судна здесь никто не видел. Но один капитан сказал, что в Китае пароход загрузили шелком и чаем и, скорее всего, он пошел в Америку.

Мне очень повезло, что вы, мистер Аллен, приняли меня в колонию. Благодаря вам я попал в Америку. Здесь, в Сан‑Франциско, в первый же день я обратился к русским эмигрантам, и они обещали помочь мне. Но в списке пароходов, которые за последние полгода приходили в Сан‑Франциско, «Новгорода» не оказалось. Значит, надо ехать в другой конец Америки, где находится Нью‑Йорк. Там очень большой порт.

Мистер Аллен, мне известно, что «Йоми Мару» тоже пойдет туда. Но по морю в Нью‑Йорк идти долго. Я смотрел по карте. Сначала вдоль Мексики, потом Панамский канал и Карибское море. Понадобится не меньше трех недель. Я потеряю много времени. А по железной дороге – короче и быстрее. По Сибири я уже проехал. Так что знаком с железной дорогой.

Теперь вы понимаете? Не ругайте меня, ради Бога. И не ищите. Я не пропаду. Да и вы за меня не в ответе. Ведь я бродяга. Такой же приблудный, как мой Кузовок. К тому же я не из Питера. А значит, и не совсем колонист.

Даю слово, когда «Йоми Мару» придет в Нью‑Йорк, я буду встречать вас на берегу. Надеюсь, вместе с папой.

Простите меня, ради Бога! И спасибо за все…

Федор Кузовков. 3 августа 1920 г.

Еще хочу добавить, что вместе со мной будет мой верный друг Кузовок. Я его ни за что не брошу.

Сан‑Франциско.

– Ну что вы на это скажете? – нетерпеливо постукивая костяшками пальцев по столу, спросил Аллен.

– Вы о письме или о бегстве мальчика?

– О том и о другом.

– Вы, наверно, заметили, что я прочла письмо дважды.

– Как не заметить.

– В письме этого мальчика столько достоинства…

– И никакого чувства вины или желания оправдаться. Этот мальчик разговаривает с нами как равный с равными. Он объясняет мне мотивы своего поступка. Сначала, найдя письмо под дверью, я был в гневе. Готов был кричать, бежать, звонить… Но, как и вы, прочел еще и еще раз. И ко мне пришли другие чувства и мысли. Цель, которую поставил перед собой Кузовков, не менее масштабна и грандиозна, чем наша. Задача Красного Креста – доставить домой целую колонию. А Кузовкова – своего папу. Но папу еще надо найти! За нами могучая организация и немалые деньги. А что у него?

– Один доллар в кармане.

– И собака…

– Если есть такие мальчики, – с волнением сказала миссис Кемпбелл, – значит, не переведутся настоящие мужчины. Райли, мы обязаны ему помочь.

– Сначала Кузовкова нужно найти. Его и его собаку. Наверно, в эти минуты они уже в сотне миль от Сан‑Франциско.

– И это в чужой стране! Без языка и денег…

– Думаю, он не пропадет. Ведь именно так он уверяет в своем письме.

– Но его могут подстерегать опасности. Вы заявили в полицию?

– Этого все равно не избежать. Если мальчик не явится к отходу судна, то полиция начнет его розыски.

Аллен вернул письмо в ящик стола.

– Ханна, у меня к вам еще одно дело.

– Слушаю, Райли.

– Сегодня утром позвонили из штаб‑квартиры. А днем пришло и письменное распоряжение. Я на время должен оставить колонию и выехать в Вашингтон и Нью‑Йорк.

– Как же мы без вас?..

– На время моего отсутствия колонию возглавит доктор Эверсол.

– А почему не Барл Бремхолл? Вы его всегда называете своей правой рукой.

– Так оно и есть. Но у Барла много других обязанностей, он незаменим.

– Согласна. Но вы что‑то еще хотели мне сказать?

– Я хочу вас взять с собой в Нью‑Йорк. Там до прихода «Йоми Мару» мне нужна помощница. Точнее, секретарь. Я не буду находиться на одном месте. Кто‑то должен вести текущие дела, отвечать на звонки.

– Почему именно я?

– Потому что уверен в вас.

– Я бы с удовольствием отправилась в Нью‑Йорк. Но не сочтите это нескромным, на пароходе я столь же незаменима, как и Бремхолл. На мне питание и стирка. Не вижу ни среди американского персонала, ни среди русских человека, которому все это можно передать.

– Что же делать? Предлагаете ехать одному?

– Зачем же одному! Вы, наверно, забыли о Марии Леоновой. Несмотря на молодость, она очень толковая. Умеет печатать на машинке. Прекрасно знает оба языка. А вам, я уверена, в Нью‑Йорке придется иметь дело с русской общиной.

Райли снова, как это было и в Японии, поймал на себе лукавый и понимающий взгляд Ханны.

Сан‑Франциско, 4 августа 1920 г.

Доктору Г. О. Эверсолу.

Мне необходимо отправиться по железной дороге в Нью‑Йорк и Вашингтон, чтобы уточнить дальнейший маршрут «Йоми Мару» и решить финансовые вопросы.

В мое отсутствие и на время следования парохода в порт Нью‑Йорк вы назначаетесь начальником экспедиции. И в этой должности будете управлять колонией.

Вам необходимо регулярно сообщать мне по радио и телеграфу о продвижении колонии и условиях жизни детей. Необходимо также заполнять судовой журнал.

После моего возвращения на «Йоми Мару» вы дадите мне полный отчет.

Полковник Р. X. Аллен.

Утром пятого августа после четырехдневной дремы заработали паровые машины, хриплый голос парохода заставил вздрогнуть тех, кто собрался на палубе и берегу. «Йоми Мару» возвестил о продолжении одиссеи и вместе с тем предупредил – пора прощаться.

На берегу стояли тысячи людей. Вскоре к ним присоединился и Райли Аллен. Он спускался по трапу вместе с Марией Леоновой, провожаемый улыбками, рукопожатиями и прощальным маршем. Исполнял его оркестр старших мальчиков.

Оркестром дирижировал Ваня Семенов. А Евгения Колосова руководила хором девушек, которые хором кричали:

– Мистер Аллен, до встречи в Нью‑Йорке!

– Мария, до встречи!..

Берег и палуба сияли улыбками. И только одно лицо было в слезах. Александра впервые прощалась с Марией, своей старшей сестрой. Они не увидятся целый месяц, пока «Йоми Мару» будет огибать западные и южные берега Северной Америки на пути в Нью‑Йорк.

Каждая из сестер держала в руке платочек. Александра то махала платочком, а то подносила его к глазам.

Свободные от вахты японцы бросали в сторону пирса другим японцам серпантин (прекрасный и трогательный обычай!). Ленты серпантина, совсем как ленты телеграфа, несли послания добра и любви.

Дамы из Армии спасения подарили каждой девочке по целлулоидной кукле. У девочек не было серпантина. Но очень хотелось как‑то выразить свои чувства. Одна из них привязала к ноге куклы очень длинную бечевку и бросила с кормы за борт. Не прошло и пяти минут, как ее примеру последовали десятки других детей. Так и покидал пароход Сан‑Франциско – с множеством плывущих за кормой кукол.

Спустя полчаса «Йоми Мару» достиг «Золотых ворот». Дети узнали «Форт‑Скотт» – еще одну остановку на пути домой, где они нашли гостеприимное пристанище.