Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






Морское крещение





 

Накануне выхода из Мурорана небо преподнесло подарок. Над «Йоми Мару» пролился ливень. Он смыл угольную пыль и грязь. И сделал это старательнее, чем если бы поработала боцманская команда. Капитан был доволен: у матросов останется время, чтобы заняться другими делами.

Но в этом мире все уравновешено. На смену везению приходит неудача. «Йоми Мару» готов был взять старт. От Сан‑Франциско его отделяет 4300 миль. Но опустился туман, который в этих местах не редкость. Даже буксир, готовый вывести судно в открытое море, слабо просматривался. Спросите любого моряка, что опаснее всего. И он назовет не бурю, а туман. Двигаться по проливу вслепую – то же самое, что блуждать в темной комнате, где в беспорядке расставлена мебель. Не хочешь, а заденешь.

Погода не улучшалась. Напротив, туман становился все плотнее. «Йоми Мару» продолжал стоять, давая о себе знать частыми гудками.

Звучали голоса и других пароходов, предупреждавших: «Ради Бога, не подходите ко мне слишком близко. Будьте осторожны!»

Прежде Каяхара пренебрег бы непогодой. Понадеялся бы на опыт и чутье. Ему не раз приходилось рисковать. Но теперь другое дело. Его судно из грузового превратилось в пассажирское. За все годы морской практики японский капитан никогда не был столь внимательным и осторожным.

…Пароход остановился, но не стояла работа.

Фармацевт Френк Дельгадо взял на себя неожиданную роль квартирмейстера. Френк поставил мальчиков в длинную линию, и они стали передавать по цепочке накопившийся багаж, перемещая его в нужное место. Занятие это понравилось детям, так как напоминало игру.

Девочки тем временем приводили в порядок спальные места и мыли нижнюю палубу.

Матросы чинили дверные замки и ручки.

Военнопленные были заняты плотницкими работами и устройством туалетов.

В трюме, где расположились малыши, было уж очень мрачно. И старший врач Грегори Эверсол попросил добавить лампочек. Именно этим сейчас занимались судовые электрики.

Некто свыше наблюдал за хлопотами на «Йоми Мару». И решил к ним присоединиться. Там, наверху, тоже вкрутили лампочки. Да еще и вентилятор включили. И ветер начал рвать туман в клочья. Так что появились просветы.

Каяхара поднял глаза к небу, а затем склонил голову. Как тут не помолиться…

 

Из рассказа Ханны Кемпбелл:

– Один добрый друг, он жил во Владивостоке, пришел на «Йоми Мару», чтобы проводить нас. Осмотрев пароход, он обнаружил, что у нас нет палубных стульев. «Ханна, – сказал он мне, – недавно я купил множество венских стульев. Они очень жесткие, и мне не подходят. Я пришлю их на судно еще до отплытия».

Он сдержал свое слово. И мы были очень довольны.

Наступил последний день. Я спустилась в каюту на несколько минут, чтобы смыть следы прощальных слез и попудрить нос. А затем снова поднялась на палубу. И была потрясена! Что же я увидела? Все двадцать четыре стула были посажены на выступающую часть борта. И на каждом раскачивался высоко над водой мальчик.

«Дети, – сказала я как можно спокойнее, стараясь не напугать их, – спрыгните, пожалуйста, и отнесите стулья туда, где вы их взяли». Они нехотя повиновались.

Ко мне подошел Райли Аллен и спросил: «Что? Уже первые тревоги?» На что я ответила: «Если мы довезем до Сан‑Франциско половину этих детей, я буду благодарна Богу!»

Эти юнцы были очень активны. Но само провидение охраняло их. Уже в море, в бурную погоду, мы увидели подростка, балансирующего высоко на снастях. Как и раньше, вместо того чтобы его окликнуть, я заговорила спокойно: «Борис, чего вдруг ты вздумал залезть туда?» И вы знаете, что он мне ответил? «О, я просто хочу посмотреть, какие волны там, дальше. Выше ли они тех, что рядом с пароходом».

Так просто!..

 

Дождавшись солнца (так шофер, стоя на переезде, нетерпеливо вглядывается в светофор), капитан распорядился: кочегарам поднять пар, а боцману выбрать якорь. Приятно думать, что твой пароход больше не привязан цепью к грунту и отпущен на свободу. И теперь волен двигаться в любом направлении – куда прикажешь.

Каяхара подошел к машинному телеграфу и тут вспомнил свое обещание, которое дал русскому мальчику, хозяину собаки. Он позвонил Райли Аллену, и через несколько минут Аллен и Кузовков стояли рядом с Каяхарой.

Человек придумал немало торжественных ритуалов: положить первый камень в фундамент; перед спуском судна разбить бутылку шампанского; открывая выставку, разрезать ленточку; зажечь олимпийский огонь и так далее. Ничего подобного Феде Кузовкову делать не доводилось. Но когда он взялся за ручку машинного телеграфа, то испытал не менее яркое чувство. Огромный пароход стал разворачиваться и взял курс на выход из Сангарского пролива.

Чуть позже мальчику доверили и штурвал. А затем капитан пригласил его в штурманскую рубку. Там лежало много карт. Одна из них изображала южный берег острова Хоккайдо и то место, где сейчас находился «Йоми Мару». На другой Федя увидел американский берег, до которого им еще плыть и плыть. Остальные карты запомнились мало. Все одинакового бледно‑голубого цвета. И представляли собой не что иное, как участки Тихого океана. Только преодолев их, один за другим, пароход соединит оба берега.

 

Слух о том, что Каяхара доверил Феде Кузовкову управлять пароходом, мгновенно распространился среди колонистов. И Федя стал героем дня. Даже Леня Дейбнер снизошел до тринадцатилетнего мальчишки и стал выспрашивать обо всем, что тот видел, находясь в гостях у капитана.

– Наслушались страшных сказок, начитались всяких статеек, насмотрелись карикатур, – сказал Дейбнер. – Нас приучили видеть в японцах только врагов, хитрых и коварных.

– Выходит, у нас корабль дружбы? – спросил Федя.

– Выходит, так. Два флага. И национальностей не меньше двух десятков. Среди колонистов есть даже перс.

– Откуда перс?

– Петр Первый собрал в нашем городе многие народы. Не только из России.

…Япония все уменьшалась и тускнела, пока не превратилась в синюю полоску, чуть более темную, чем остальная линия горизонта.

Два года назад, когда колонисты ехали на поезде из Петрограда в Миасс, им показали небольшой полосатый столб, разделяющий Европу и Азию. Сейчас же за их спиной осталась и Азия. А через три недели они высадятся в Северной Америке.

В эти минуты сердца колонистов бились сообща, куда сильнее, чем огромный двигатель «Йоми Мару». А неугомонный ветер романтики поднимал в их душах волнение, для которого в шкале баллов нет определения.

Теперь взгляды детей обратились вперед. Перед ребятами предстал Тихий океан, такой же бездонный и бескрайний, как небо. Они уже знали от своего учителя географии и биологии Ильи Френкеля, почему этот океан называют еще и Великим. Он занимает третью часть поверхности нашей планеты. На его площади могут разместиться все земные материки и острова. И еще останется место.

Полковник Американского Красного Креста Аллен и капитан японского судна Каяхара в это время стояли на открытом крыле ходового мостика.

– Так всегда… Оставляешь за спиной самое близкое. А потом скользишь и скользишь, не в силах остановиться, – сказал Каяхара после некоторого молчания.

– Что же это: инерция или призвание? – спросил Аллен, раскуривая трубку.

– Это неизбежность. Я родился на небольшом острове. У островитянина небогатый выбор. Либо ходить от берега до берега, как это делают заключенные в четырех стенах…

– …Либо оттолкнуться от берега?

– Да, именно так. Первым моим судном была лодка. Ее смастерил во дворе нашего дома мой дед – глубокий старик. Он еле передвигался. Но когда склонялся над корпусом лодки, его было не узнать. Помню, как мы ее волочили вдвоем – старик и мальчик. Едва нос лодки коснулся воды, я запрыгнул в нее, даже не подумав о веслах. Такое нетерпение.

– Глядя на вас, в это трудно поверить. Вы – сама невозмутимость.

– С годами мы меняемся. Я рос. Становились больше размеры судов, дольше рейсы и длиннее расстояния. Росли мои должности. И вот я на «Йоми Мару». Это мой остров, мой второй дом… И моя тюрьма…

– Почему же тюрьма?

– Ну, скажем иначе… Добровольное заточение.

– Дорогой капитан, не сгущайте краски. Вы вольная птица. Парите в голубом небе. А вам принадлежит этот океан. От горизонта до горизонта. И даже дальше. Я думаю, моряки – самые свободные люди на свете. Ведь земное притяжение им нипочем. Они его с легкостью преодолевают. Вспомните, с каким восторгом в глазах ушел отсюда русский мальчик. Уверен, вы помогли ему сделать выбор.

– Мне тоже так показалось. Из него получится хороший моряк.

– Неплохо, если бы и остальные мальчишки подержали штурвал.

– Вы хотите, чтобы я подготовил для России морские кадры? Пятнадцать лет назад мы стреляли, отправляли друг друга на дно.

– Лишний раз убеждаюсь, о чем бы ни беседовали мужчины, разговор непременно приводит их к женщинам или политике, – сказал Аллен улыбаясь. А потом добавил серьезно: – Вы воспитаете не только моряков, но и друзей. Ведь Россия и Япония соседи.

Разговор прервал старший помощник.

– Господин капитан, – сказал он взволнованно. – Я не знаю, как поступить.

– Что случилось?

– Вы должны увидеть сами. Спуститесь, пожалуйста, вниз. «Не имеет ли это отношение к детям?» – подумал Аллен и пошел вслед за японцами.

Чутье не обмануло. На всем палубном пространстве, от кормы до полубака, дети, большие и маленькие, занимались одним и тем же – развешивали белье.

С утра была объявлена большая стирка. Все предусмотрели воспитатели – мыло, горячую воду, тазики. Не подумали об одном – где сушить белье. Но дети нашли выход. Все время им твердили: пароход – это ваш дом. Вот они и стали развешивать рубашки, панталоны, наволочки, носки… Где не хватило рангоута, натянули веревки. Одно плохо – нет прищепок. Зато припекает солнце.

Аллен посмотрел на капитана и его помощника. Они застыли, разинув рты от удивления. Такого им еще не приходилось видеть. Ни на собственном, ни на других судах их Поднебесной империи. Потом японцев прорвало. Они хохотали до слез, хлопая при этом друг друга по плечу. Сейчас уже застыли от удивления дети. С тазиками и бельишком в руках.

Аллен ожидал совсем другого – гнева и разноса. Почему же такое веселье?

– Я представил себе, – сказал капитан, вытирая слезы, – как мой пароход заходит в Сан‑Франциско. Его встречают десятки фоторепортеров. А на следующий день на первых полосах снимки… Что за праздник такой на судне? В честь чего вывесили флаги на корабле?

– Вы не сердитесь?

– Зачем сердиться? Это и в самом деле их дом. А в своем доме человек вправе кушать, спать, развлекаться, стирать белье и тому подобное. Даже умереть.

– Зачем же так мрачно?

– На моем судне случалось и такое. Мне приходилось читать заупокойную молитву.

– На «Йоми Мару» такого не случится. У нас нет стариков и тяжелобольных. Зато есть лазарет и прекрасные врачи Красного Креста.

– И замечательный капитан… Вы ведь это хотели сказать, мистер Аллен? – Каяхара хитро прищурил глаза.

– Да, вы меня опередили.

– Время покажет, какой я капитан. Но, по правде говоря, мне кажется, я начинаю свою карьеру сначала. В моих трюмах всегда находился бессловесный груз. Сегодня не так. Увидев на корме белье, я сначала рассердился. А потом ко мне пришло умиление. Я тоже отец. У меня трое детей.

 

Океан был безмятежным, а солнцу хотелось сказать – «солнышко», таким оно было приветливым и ласковым. Но барометр падал. На судовой кухне готовили шницель. И очень вкусно пахло. Что касается кухни погоды, то она находилась далеко отсюда – на юго‑востоке. Где‑то за Филиппинами. Но что такое пара тысяч миль для циклона, если он движется со скоростью курьерского поезда.

После обеда решили провести учебную тревогу. Над морем прозвучали четыре протяжных гудка. Дети, одевая на бегу спасательные пояса, бросились к шлюпкам и плотам. Больше всего забот было с малышами, которые не могли завязать тесемки. Во всей этой суете они видели развлечение – бег наперегонки. Воспитатели проводили с ними подобные игры часто. Впрочем, и старшие колонисты, не встречавшиеся пока с морской бурей лицом к лицу, воспринимали учебную тревогу как формальность.

– В этих детях заложена беспечность русского человека, – ворчал старший воспитатель Петр Васильевич Дежорж. – Помните пословицу «Пока гром не грянет, мужик не перекрестится»?

Но детям Дежорж сказал другое:

– Не будьте беспечными. Не забывайте о трагедии «Титаника». Ведь только восемь лет прошло.

На что Ксюша Амелина ответила:

– Вы, наверно, забыли, Петр Васильевич, что «Титаник» столкнулся с айсбергом. А в этих местах айсберги не водятся.

Кажется, только Мария Леонова понимала, что нельзя быть беспечным. Потрясение, связанное с гибелью родителей, никогда не покидало девушку. Море сделало ее и сестру сиротами. Поднимаясь на пароход, она шла как на эшафот. Океан ей внушал панический ужас. Ведь он куда больше Ботнического залива, где утонули папа и мама. Если что, до берега не добраться. Только забота о детях была ее спасением.

 

Дети грелись на солнышке, бегали по трапам, купались в брезентовом бассейне, устроенном на судне японскими матросами, смотрели кино. А «курьерский поезд» тем временем все мчался. И набирал скорость.

Ночью мальчики проснулись от собачьего плача. Сначала Кузовок только скулил и пытался разбудить своего хозяина. Но Федя отмахивался: «Кузовок, отстань!» Кузовок подошел к Пете Александрову, но и тот повернулся на другой бок. Тогда собака начала перебегать от койки к койке, пытаясь где зубами, а где лапой стянуть одеяло с беспечно спящих людей. Все напрасно!

Тут уж Кузовок не выдержал и, встав посреди трюма, начал горько выть, выражая тем самым свое отчаяние.

Раньше он был бродягой. И не раз, находясь на берегу, видел гневающуюся бухту. Теперь, впервые в своей собачьей жизни оказавшись на судне и чувствуя приближение шторма, он поражался спокойствию людей. Как могут они спать, им грозит опасность, Кузовок чувствовал ее лучше любого барометра.

Неожиданно в собачьей голове мелькнула мысль. Он знает, к кому обратиться. Есть такой человек на пароходе. Вчера он пригласил к себе Федю и был с ним очень добр. В несколько прыжков Кузовок преодолел трап. Он хорошо знал дорогу к судовому мостику. А оказавшись среди светящихся и жужжащих приборов, не стал лаять. Мягко ступая лапами, он легко нашел капитана и ласково потерся о его ноги.

Каяхара все понял и вместе с собакой покинул рубку. Только теперь Кузовок дал выход своей тревоге. Он что есть силы лаял на океан, так что даже охрип. Время от времени он замолкал и поворачивался к капитану – понял ли тот его?

Каяхара наклонился и потрепал собаку по шее. А Кузовок стал слизывать с его рук соленые капли – первые брызги уже достигли верхней палубы.

 

Date: 2015-11-14; view: 374; Нарушение авторских прав; Помощь в написании работы --> СЮДА...



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.005 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию