Глава III. Чувство отчаяния

В июне 1842 года Уильям Миллер прочитал в Портленде второй курс своих лекций. Я полагала, что посещать его лек­ции — большое преимущество, поскольку я впала в уныние и не чувствовала себя готовой встретить моего Спасителя. Этот второй курс лекций еще больше взволновал весь город, чем первый. За небольшим исключением, двери церквей различ­ных деноминации закрылись перед Миллером. В многочис­ленных беседах с различных кафедр его оппоненты пытались разоблачить его так называемые фанатичные заблуждения, однако толпы благодарных слушателей стремились на его со­брания, несмотря на то, что многим из них не хватало места в залах, где проходили лекции.

На собраниях царили необычная тишина и внимание. Ма­нера У. Миллера проповедовать не была яркой, он не блистал ораторским искусством, но делал свою работу четко, потрясая слушателей фактами, пробуждавшими их от безразличного рав­нодушия. По мере продвижения вперед он подкреплял свои положения и теории выдержками из Священного Писания. Убеждающая сила его слов была настолько велика, что, каза­лось, он штампует их, создавая новый язык — язык Истины.

Миллер являлся человеком учтивым и сострадательным. Я видела, как однажды, когда все места в зале были заполнены, [22] а вокруг кафедры толпился народ, он сошел в зал, протис­нулся между людьми, взял за руку какого-то немощного ста­рика, нашел для него место, а затем вернулся на кафедру и продолжил свою речь. И на самом деле, его справедливо на­зывали отец Миллер, так как он очень заботливо относился к тем, для кого служил, обладал приятными манерами, был че­ловеком добрым и милосердным.

У. Миллер показал себя интересным оратором, и его про­поведи убеждали как исповедующих христианство, так и не пришедших к покаянию. Иногда его собрания были особо торжественны. Многие принимали обличение Духа Божьего. Седовласые старцы и пожилые женщины робкими шагами проходили вперед, зрелые люди, молодежь и дети были глу­боко взволнованны. Стоны, плач и славословие Богу соеди­нялись на алтаре молитвы.

Я верила этим величественным словам, сказанным служи­телем Божьим, и мне становилось больно, если его словам возражали или делали их предметом насмешек. Я часто посе­щала собрания и верила, что Иисус явится вскоре на облаках небесных, и я страстно желала с готовностью встретить Его. Я постоянно размышляла о святости сердца. Превыше всего остального я желала обрести это великое благословение и ощутить, что я полностью принята Богом.

Среди методистов я многое слышала об освящении. Я ви­дела, что люди слабеют физически под влиянием сильного психического возбуждения, и слышала, что это и называют освящением. Но я не могла постигнуть, что необходимо сде­лать для того, чтобы полностью посвятить себя Богу. Мои друзья-христиане говорили: “Верь в Иисуса сейчас! Верь, что Он принимает тебя сейчас!” Так я и пыталась делать, но об­наружила, что невозможно верить, будто я получила благо­дать, которая, как мне казалось, должна “наэлектризовать” все мое естество. Я удивлялась ожесточению своего сердца, которое [23] не позволяло мне переживать опыт внутреннего духовно­го возбуждения, проявлявшийся у других людей. Мне каза­лось, что я отличаюсь от них и совершенная радость испол­ненного святости сердца навсегда закрыта для меня.

У меня были путаные представления об оправдании и ос­вящении. Эти два состояния представлялись мне обособлен­ными и отличными друг от друга, мне пока что трудно было постичь разницу между ними или понять значение этих тер­минов, а от объяснений проповедников все становилось еще менее понятным. Я была не в состоянии испытать на себе бла­гословение и думала: неужели его можно обрести только в Церкви методистов? Может, посещая адвентистские собрания, я лишала себя того, чего больше всего желала, — освящения от Духа Божьего?

Кроме того я видела, что некоторые из тех, кто претендо­вал на святость, проявляли дух раздражения, когда речь захо­дила о скором пришествии Христа. Это не казалось мне про­явлением святости, о которой они заявляли. Я не могла по­нять, почему служители, выступая с кафедры, так противо­стоят учению о скором Втором пришествии Христа. За про­поведью этой вести последовала реформа, и многие посвя­щенные служители и рядовые члены церкви приняли эту док­трину как истину. Мне казалось, что те, кто на самом деле любит Иисуса, должны быть готовы принять весть о Его при­шествии и радоваться тому, что оно близко.

Я чувствовала, что могу претендовать только на то, что они называли оправданием. В Слове Божьем я читала, что никто не может узреть Бога, не будучи свят. Это означало, что я должна достигнуть еще большего, прежде чем надеяться на вечную жизнь. Я постоянно думала об этом, так как верила, что Христос скоро придет, и боялась, что Он найдет меня не готовой к встрече с Ним. Слова осуждения звучали в моих ушах днем и ночью, и мой постоянный вопль к Богу звучал так: “Что должна я сделать, чтобы спастись?”

В моих глазах Божье правосудие затмевало Его благодать [24] и любовь. Я была приучена верить в ад с его вечным огнем и с ужасом думала о том, что меня ожидает, о том, что мои гре­хи слишком велики, чтобы быть прощенными, и о том, что я заслуживаю вечной погибели. Страшные описания того, что происходит с погибшими душами, крепко засели в моем со­знании. Служители с кафедры со смаком живописали карти­ны ужасного состояния погибших. Они учили, что Бог наме­ревается спасти только освященных. Око Божье видит все и всегда, каждый наш грех фиксируется и должен быть нака­зан. Бог Сам, по Своей мудрости, с точностью ведет все эти записи, и каждый грех, совершаемый нами, обязательно за­писывается на наш счет.

Сатана представлялся ими как некто, стремящийся сде­лать нас своей жертвой и затянуть в глубину страданий, а за­тем ликовать, видя наши мучения в вечном адском пламени, где после пыток, продолжающихся тысячи и тысячи лет, ог­ромные огненные волны выносят на поверхность корчащие­ся от боли жертвы, которые вопят: “Доколе, Господи, доко­ле?” Тогда глас прогремит над бездной: “Навеки!” — и новая волна накроет погибших, увлекая их в пучины вечно волную­щегося огненного моря.

Когда я слышала такое ужасное описание, мое воображе­ние столь живо рисовало эту картину, что я вся покрывалась потом, и было трудно сдержать вопль страдания, поскольку мне казалось, что я уже ощущаю муки ада. Кроме того служитель обычно говорил, что жизнь наша полна неопределенно­сти, то есть в данный момент мы находимся здесь, а в следу­ющий можем оказаться уже в аду, или сейчас мы на земле, а в следующее мгновенье будем в раю. Что мы выбираем, спра­шивал он, озеро огненное и общество бесов или райское бла­женство в окружении ангелов? Хотим ли мы всю вечность слышать вопли и проклятия навеки погибших душ или петь хвалу Иисусу перед престолом?

Наш Небесный Отец был представлен мне как тиран, по­лучающий удовольствие от страданий осужденных, а не как ласковый, нежный Друг грешников, который любит тех, кого создал любовью, превосходящей всякое разумение, и желает [25] для них спасения в Своем Царствии.

Я была очень чувствительной и боялась причинить боль любому живому созданию. Когда я видела плохое обращение с животными, мое сердце болело о них. Мне было свойствен­но сострадать другим, потому что я сама стала жертвой бес­смысленной жестокости, приведшей к травме, которая омра­чила мое детство. Но когда меня посещала мысль о том, что Бог получает удовольствие, видя муки творений, созданных Им по Его образу, то, казалось, темная стена разделяла меня с Ним. Когда я размышляла о том, что Творец вселенной может отправлять грешников в ад, предавая их вечному, непрекра­щающемуся огню, мое сердце преисполнялось страхом и я не надеялась на то, что такой жестокий тиран станет меня спа­сать от участи грешников.

Я думала, что меня должна ожидать судьба осужденного грешника, вынужденного вечно терпеть адское пламя, пока существует Сам Бог. Это впечатление настолько укрепилось в моем сознании, что я стала бояться лишиться рассудка. Я с завистью смотрела на безмолвных зверей, поскольку у них не было души, которую можно было бы наказать после смерти. Много раз возникала мысль о том, что мне не следовало появ­ляться на этот свет.

Кромешная тьма окружила меня, и казалось, что нет вы­хода из мрака. Если бы мне уже тогда истина открылась так, как я сейчас понимаю ее, я была бы избавлена от растерянно­сти и скорби. Если бы я больше думала о любви Бога и мень­ше — о Его суровом правосудии, то красота и слава Его ха­рактера вызвали бы во мне глубокую и искреннюю любовь к моему Создателю.

Именно в то время я стала думать, что многие находящие­ся в психиатрических клиниках попали туда из-за подобных переживаний. Их совесть постоянно обличала их во грехе, а слабая вера не позволяла им рассчитывать на обещанное Бо­гом прощение. Они слушали общепринятое описание ада, от [26] которого, казалось, кровь должна застыть в жилах, и страш­ное впечатление откладывалось в их памяти. Ужасная карти­на стояла перед взором этих людей и во сне, и наяву до тех пор, пока они не утрачивали чувство реальности. Несчастные видели перед собой лишь пожирающее пламя мифического ада и слышали только вопли обреченных. Здравый смысл ус­тупал место диким фантазиям и кошмарам. Тем, кто поддер­живает учение о вечном аде, следовало бы тщательно иссле­довать, из какого источника исходит такая жестокая вера.

Я никогда не молилась публично, а на молитвенных со­браниях только произносила несколько робких слов. Теперь у меня появилось убеждение, что мне следует взыскать Бога в молитве на наших небольших общественных собраниях. Я никак не могла отважиться сделать это, боясь, что запутаюсь и не сумею выразить свои мысли. Однако чувство долга так сильно довлело надо мной, что, когда я попыталась молиться про себя, мне показалось, будто я только насмехаюсь над Бо­гом, поскольку не покоряюсь Его воле. Отчаяние овладело мной, и в течение трех долгих недель не было даже проблеска в окружавшем меня мраке уныния.

Страдания мои были сильны. Временами я всю ночь не могла сомкнуть глаз и ждала, когда заснет моя сестра-близ­нец. Тогда я быстро вставала с постели, становилась на коле­ни и тихо молилась в безмолвном страдании, которое невоз­можно описать. Ужас вечного огненного ада представал пре­до мной. Я знала, что по состоянию моего здоровья я не смо­гу прожить долгую жизнь, и я боялась умереть и разделить жуткую судьбу грешников. С какой завистью смотрела я на тех, кто чувствовал, что принят Богом! Какой драгоценной была христианская надежда для моей страдающей души!

Часто ночи напролет я пребывала в молитве, стеная и тре­пеща в неподдающейся описанию, невыразимой муке и бе­зысходности. “Господи, будь милостив!” — была моя моль­ба. Подобно бедному мытарю, я не смела поднять глаза к Небесам и склоняла голову к полу. Из-за страданий и отчая­ния я начала худеть и слабеть, но переживала все эти страда­ния в себе.

Когда я находилась в состоянии подавленности, мне приснился [27] сон, глубоко повлиявший на мое сознание. Мне сни­лось, будто я вижу храм, к которому стекалось множество людей. Только те, кто успел найти убежище в этом храме до определенного времени, могли получить спасение. Все, кто остался вне его, должны были навсегда погибнуть. Толпы людей, оставшихся за пределами храма, насмехались и изде­вались над теми, кто был внутри, говоря им, что план спасе­ния — коварный обман, что фактически нет такой опасности, от которой надо спасаться. Они даже удерживали людей, пре­пятствуя им как можно быстрее попасть в храм.

Опасаясь быть осмеянной, я думала, что будет лучше, если я подожду, пока толпы рассеются или пока я смогу незаметно для них проникнуть внутрь храма. Но количество людей не уменьшалось, а увеличивалось, и из страха опоздать я поспеш­но покинула свой дом и стала пробираться сквозь толпу. По­пытка достигнуть храма была столь мучительной, что я не замечала окружающие меня толпы. Входя в храм, я обратила внимание на то, что это обширное здание поддерживает толь­ко одна великолепная колонна, к которой привязан Агнец, весь избитый и окровавленный. И все присутствующие, казалось, знали, что этот Агнец был изранен и истерзан вместо нас. Все входящие в храм должны были подойти к Нему и исповедать свои грехи.

Непосредственно перед Агнцем были устроены сидения, на которых восседала группа людей, выглядевших очень сча­стливыми. Небесный свет, казалось, освещал их лица, и они славили Бога и пели песнь радости и благодарения, которая была подобна ангельской музыке. Это были те, кто уже пред­стал перед Агнцем, исповедал свои грехи и получил проще­ние; и теперь они с радостью ожидали какого-то приятного события.

Даже после того, как я вошла в здание, мне все еще было страшно, и я почувствовала стыд из-за того, что должна была унизиться перед этими людьми. Но оказалось, что мне надо идти вперед, и я стала медленно обходить колонну, чтобы пред­стать пред лицом Агнца. Тут зазвучали трубы, храм содрогнулся, [28] возгласы радости и торжества вырвались из уст святых, си­яние, внушающее благоговение, осветило здание, затем все погрузилось во тьму. Счастливые люди исчезли вместе с этим сиянием, я осталась одна в зловещей ночной тишине и тут же проснулась в смятении, с трудом сумев убедить себя, что это всего лишь сон. Мне представлялось, что моя участь предре­шена, что Дух Божий покинул меня и никогда не вернется.

Вскоре после этого я видела другой сон. Мне казалось, словно я в отчаянии сижу, закрыв лицо руками, и размышляю о том, что, если бы Иисус был на земле, я бы пошла к Нему, упала бы к ногам Его и поведала бы Ему о всех своих страда­ниях. И Он бы не отошел от меня. Он бы помиловал меня, и я бы любила Его и всегда служила Ему. Тут же отворилась дверь и вошел человек с прекрасной внешностью. Он посмотрел на меня с жалостью и сказал: “Ты хотела видеть Иисуса? Он не­далеко, и ты можешь посмотреть на Него, если желаешь. Возь­ми все, что имеешь, и следуй за мной”.

Я с радостью выслушала его предложение, собрала свои нехитрые пожитки — все, чем я дорожила, и последовала за моим проводником. Он подвел меня к крутой и, по-видимому, хрупкой лестнице. Когда я начала восходить по ступеням, он предупредил меня, чтобы я смотрела только вверх, дабы не закружилась голова и я не упала. Многие, до меня совершав­шие это крутое восхождение, посмотрели вниз и упали, не достигнув вершины.

Наконец мы добрались до последней ступеньки и остано­вились перед дверью. Здесь мой проводник велел мне оста­вить все то, что я принесла с собой. Я с радостью бросила свои вещи, а он открыл дверь и пригласил меня войти. Через мгновение я стояла перед Иисусом. Здесь не могло быть ошиб­ки — так прекрасен был Его облик. Та благосклонность и ве­личие, которые исходили от Него, не могли принадлежать кому-то другому. Как только Его взгляд остановился на мне, я поняла, что Ему известно все о моей жизни, о моих заветных мыслях и чувствах.

Я старалась укрыться от Его глаз, чувствуя, что не могу вынести Его пытливого взгляда, но Он приблизился ко мне с улыбкой и, положа руку мне на голову, сказал: “Не бойся”. [29] Звук Его сладкого голоса заставил мое сердце трепетать от такого счастья, которого я никогда раньше не испытывала. Я была так рада, что не смогла произнести и одного слова, а только, преисполнившись чувств, пала ниц к Его ногам. Пока я лежала беспомощная, передо мной пронеслись картины кра­соты и славы, и мне показалось, что я достигла безопасности и небесного покоя. Затем ко мне вернулись силы, и я встала. Любящие глаза Иисуса все еще смотрели на меня, а Его улыб­ка наполняла мою душу радостью. Его присутствие излива­лось на меня святым благоговением и невыразимой любовью.

Мой проводник снова открыл дверь, и мы с ним вышли. Он приказал взять вещи, оставленные мной у входа. Когда я исполнила это, он вручил мне плотно скрученный клубок зе­леной веревки и велел держать его поближе к сердцу; он ска­зал также, что когда я снова захочу увидеть Иисуса, надо до­стать клубок и размотать его насколько это возможно. Он пре­дупредил, что нельзя оставлять веревку скрученной на дли­тельное время, чтобы на ней не образовывались узлы, меша­ющие ее распутыванию. Я положила веревку ближе к сердцу и с радостью в душе спустилась по узким ступеням, славя Господа и рассказывая всем встречным, где они могут найти Иисуса. Этот сон дал мне надежду. Зеленая веревка в моем сознании представляла веру, а красота и простота упования на Бога озарили мою душу.

Теперь я поведала свои печали и трудности матери. Она ласково посочувствовала мне и воодушевила меня, посовето­вав проконсультироваться у пастора Стокмена, проповедовав­шего адвентистское учение в Портленде. Я доверяла ему, так как он был посвященным служителем Христовым. Выслушав мою историю, пастор положил мне на голову руку и сказал со слезами на глазах: “Елена, ты еще дитя. Твой опыт очень нео­бычен, особенно для твоего юного возраста. Должно быть, Иисус готовит тебя для какой-то особой работы”. Затем он сказал мне, что даже если бы я находилась в зрелом возрасте и была бы так же истерзана сомнениями и отчаянием, он все [30] равно сказал бы мне, что знает, что у меня есть надежда на любовь Иисуса. Страдания, перенесенные мною, являются положительным свидетельством того, что Дух Господень пре­бывает во мне. Он сказал, что когда грешник тверд в своем беззаконии, он перестает ощущать ненормальность своего состояния, но, не замечая опасности, убеждает себя, что прав всегда и везде. Дух Господень покидает его, грешник стано­вится беспечным и равнодушным или безрассудно дерзким. Этот добрый человек поведал мне о любви Бога к Своим за­блудшим детям; Господь, вместо того чтобы наслаждаться их уничтожением, желает приблизить их к Себе с помощью про­стой веры и доверия к Нему. Также услышала я о великой любви Христа и о плане искупления.

Стокмен сказал, что мое несчастье действительно ужас­но, но он велел мне верить, что рука любящего Отца никогда не отнимется от меня, что в дальнейшей жизни, когда мгла, омрачающая мое сознание, будет удалена, я пойму мудрость Провидения, которое на первый взгляд кажется таким жесто­ким и непонятным. Иисус сказал Своим ученикам: “Что Я делаю, теперь ты не знаешь, а уразумеешь после” (Ин. 13:7). В том великом будущем нам уже не надо будет видеть все как бы сквозь тусклое стекло, ибо мы встретимся лицом к лицу с таинствами Божественной любви.

“Иди свободно, Елена, — сказал Стокмен. — Возвращай­ся домой, веруя в Иисуса, ибо Он не отказывает в Своей люб­ви никому из тех, кто ищет Его в истине”. Затем он искренне помолился за меня, и мне верилось, что Бог обязательно отве­тит на молитву Его святого, даже если бы мои скромные прось­бы остались не услышаны. Я ушла от Стокмена утешенная и воодушевленная.

В течение тех нескольких минут, пока я получала настав­ления от пресвитера Стокмена, я узнала о сущности Божьей любви, о Его сострадании и нежности к нам больше, чем из всех проповедей и призывов, слышанных мною раньше. Я возвратилась домой и вновь предстала перед Господом, обе­щая Ему выполнить и вытерпеть все, что Он потребует от меня, лишь бы только улыбка Иисуса радовала мое сердце. Мне было [31] ведено исполнить долг, представленный мне ранее, — взять свой крест в собрании народа Божьего. И удобный случай не заставил себя ждать — в тот же вечер состоялось молитвен­ное собрание, которое я посетила.

Когда присутствующим предложили произнести свои мо­литвы, я, вся дрожа, склонилась пред Господом. После того как несколько молитв было произнесено, я, прежде чем это дошло до моего сознания, возвысила свой голос в молитве. Божьи обетования предстали предо мной в виде множества драгоценных камней, которые можно получить, просто попро­сив об этом. И когда я молилась, тяжесть и страдание души моей. испытываемые мной так долго, наконец оставили меня и благодать Господня сошла на меня, подобно мягкой росе. Я славила Бога из глубины моего сердца. Казалось, что вокруг меня не было никого, кроме Иисуса и Его славы, и я переста­ла замечать все происходящее.

Дух Божий почил на мне с такой силой, что я в тот вечер не могла идти домой. Когда, наконец, на следующий день я возвратилась домой, в моем сознании произошли большие изменения. Оказалось, что теперь я уже не та, какой была на­кануне, когда покинула отчий дом. В мыслях моих постоянно звучали слова Писания: “Господь — Пастырь мой; я ни в чем не буду нуждаться” (Пс. 22:1). Сердце мое наполнилось счас­тьем, и я тихо повторяла эти слова.

Мое представление о Небесном Отце также изменилось. Теперь Он виделся мне как добрый и нежный Родитель, а не как жестокий тиран, принуждающий людей к неукоснитель­ному повиновению. Мое сердце тянулось к Нему с глубокой и горячей любовью. Повиновение Ему казалось удовольстви­ем, служить Ему было приятно. Никакая тень не заслоняла свет, открывший мне совершенную волю Бога. Я чувствовала уверенность в том, что Спаситель живет во мне, и убеждалась в истинности слов Христа: “Кто последует за Мною, тот не будет ходить во тьме, но будет иметь свет жизни” (Ин.8:12).

Покой и счастье, овладевшие мною, так резко отличались от моего прежнего уныния и печали, что, казалось, я была спасена из ада и перенесена в рай. Я могла даже славить Бога [32] за несчастье, ставшее моим испытанием, так как благодаря ему мои мысли сосредоточились на вечности. Будучи от при­роды гордой и тщеславной, я вряд ли отдала бы свое сердце Иисусу, если бы не тяжкие страдания, чудесным образом от­влекшие меня от мирских радостей и суеты.

В течение шести месяцев ничем не омрачалось мое созна­ние, и ни одной обязанностью я не пренебрегла. Все мои ста­рания были направлены на то, чтобы исполнять волю Божью и постоянно думать о Христе и Небесах. И каково же было мое удивление и восхищение, когда мне открылось ясное ви­дение искупления и служения Христа. Я не буду дальше объ­яснять, что происходило в моем сознании; достаточно ска­зать, что “древнее прошло, теперь все новое”. Ничто не омра­чало моего совершенного блаженства. Я жаждала всем рас­сказать о любви Христовой и не была расположена вступать с кем бы то ни было в разговор на мирские темы. Мое сердце было так упоено Божьей любовью и покоем, превосходящем всякое понимание, что я еще больше полюбила размышления и молитвы.

Вечером того дня, когда я получила это великое благосло­вение, я отправилась на адвентистское собрание. Когда на­стало время последователей Христа свидетельствовать о Нем, я не смогла промолчать, встала и рассказала о своем опыте. Я не думала о том, что буду говорить, однако с моих губ свобод­но полились слова о любви Иисуса, а сердце мое с такой ра­достью освободилось от ярма мрачного отчаяния, что я пере­стала видеть окружающих меня людей и мне показалось, что я осталась наедине с Богом. Я не испытывала трудности, рас­сказывая о моем покое и счастье, мешали только слезы благо­дарности, душившие меня, когда я говорила о чудесной люб­ви Иисуса, явленной мне.

Пресвитер Стокмен также присутствовал на этом собра­нии. Он совсем недавно наблюдал мое глубокое отчаяние, и замечательная перемена, происшедшая во мне, тронула его [33] сердце. Он плакал, радуясь за меня, и благодарил Бога за это доказательство Его нежной милости, любви и доброты.

Вскоре после обретения этих великих благословений я посетила объединенное собрание в христианской церкви, где пастором был пресвитер Браун. Меня пригласили рассказать о моем опыте, и я чувствовала, что не только способна сво­бодно выразить свои мысли, но и счастлива от того, что я имею возможность рассказать простую историю о любви Иисуса и о радости быть принятой Богом. Когда я говорила, смирив сердце и проливая слезы, моя душа, казалось, с бла­годарением тянулась к Небесам. Растапливающая сердца сила Господа сошла на собравшихся. Многие плакали, а иные славили Бога.

Когда к молитве пригласили грешников, множество лю­дей откликнулось на этот призыв. Мое сердце было так бла­годарно Богу за то благословение, которое Он дал мне, что я жаждала, чтобы и другие приняли участие в этой святой ра­дости. Я особенно переживала за тех, кто страдал от ощуще­ния Божественного недовольства по отношению к ним и от бремени греха. Когда я рассказывала о своем опыте, я чувст­вовала, что никто не сможет отрицать факт всепрощающей Божьей любви, которая произвела во мне такие перемены. Реальность истинного обращения казалась мне столь явной, что я чувствовала желание помочь моим молодым друзьям приобщиться к свету и при каждом удобном случае старалась оказать на них соответствующее влияние.

Я устраивала встречи с ними, хотя многие были значи­тельно старше меня, причем среди них были люди женатые и замужние. Некоторые из них отличались легкомыслием, и мои духовные опыты были для них словно досужий вымы­сел, они не обращали внимания на мои призывы. Но я реши­ла, что и с такими людьми буду работать до тех пор, пока эти дорогие души, столь ценные для меня, не смирятся перед Богом. Ночи напролет проводила я в искренних молитвах о тех, кого я нашла и собрала, чтобы вместе с ними молиться и служить Господу.

Некоторые из этих людей встречались с нами из любопыт­ства, чтобы послушать, что я расскажу, другие полагали, что я не в себе, поскольку так настойчива в своих попытках, особенно [34] когда они со своей стороны не проявляли заинтересо­ванности. Но я продолжала на наших маленьких собраниях наставлять всех и молилась отдельно за каждого, пока они не покорились Иисусу, признав ценность Его всепрощающей любви. И все эти люди были обращены к Богу.

Ночами мне снилось, что я работаю ради спасения душ. В это время мне открывались нужды людей, которых я затем находила и молилась с ними. И в каждом случае, за исключе­нием одного, эти люди отдавали себя Христу. Некоторые из наших братьев-формалистов опасались, что я чересчур усерд­ствую в деле обращения душ, но мне казалось, что людям, надеющимся на блаженное бессмертие и ожидающим скоро­го пришествия Христа, осталось очень мало времени на то, чтобы не покладая рук трудиться ради несчастных, все еще пребывающих во грехе и находящихся на грани краха.

Хотя я была очень молода, план спасения открылся мне так ясно, а мой личный опыт был столь убедителен, что, обдумав этот вопрос, я решила: мой долг — продолжать свои усилия ради спасения драгоценных душ, молиться и свидетельство­вать о Христе при каждом удобном случае. Все мое существо было готово служить моему Господу. Что бы там ни было, я решила угождать Богу и жить в ожидании скорого пришествия Спасителя, Который воздаст награду верным. Я чувствовала себя словно маленький ребенок, который приходит к Богу, как к своему Отцу, и спрашивает Его, что ему делать. Теперь, когда мой долг стал мне ясен, я была счастлива исполнять его. Ино­гда возникали своеобразные препятствия. Более опытные люди пытались остановить меня и охладить огонь моей веры, но с улыбкой Иисуса, осветившей мою жизнь, с любовью Божьей в сердце я с радостью продолжала свой путь.

Всякий раз, когда я думала о моей прежней жизни, я вспо­минала моего брата, свидетеля моих надежд и страхов, ис­кренне сочувствовавшего мне в моем христианском опыте. Вспоминая о нем с нежностью, я могу сказать, что он был одним из тех людей, для которых грех не кажется особо привлекательным. [35] Набожный от природы, он никогда не искал общества беспутных молодых людей, предпочитая общаться с христианами, которые могли наставить его на правильный путь. Несмотря на возраст, он вел серьезный образ жизни, был мягким, миролюбивым, его ум почти всегда был занят духов­ными помыслами. Те, кто знал его, говорили, что его жизнь — это образец для молодежи и что он является живым приме­ром благодати и красоты истинного христианства.