Любовь, хорошо знаю­щая человеческую природу

Нет более превратного понимания Иисуса, как брать в отдельности его бессмертную весть о любви, самое возвышенное и самое нежное, что было когда-либо сказано человеком, особенно его слова: «Любите врагов ваших, благотворите ненавидящим вас» (Лк. 6, 27; Мф. 5, 44) и, отры­вая это от Его духовности и Его установок в целом, в этой изолированности, принимать все это за героические, но эксцентричные, пересту­пающие всякую меру, невозможные требования Его человеколюбивой души, за учение человека, который, как выразился однажды Ницше, «выше всех взлетел и прекраснее всех заблудился».

Благовествование Иисуса о любви, и именно оно, укладывается в его чувство действитель­ности, близкое к жизни. Оно может быть правиль­но понято и истолковано только отсюда.

Его любовь к людям ни в каком случае не мечта­тельная, идеализирующая лю­бовь. Она ни в каком случае не простой культ человечности. Иисус, наоборот, видит человечество во всей его сомнительности и слабости. Оно для Него «злой и прелюбодейный род» (Мф. 16, 4). Те галилеяне, кровь которых пролил Пилат, и те 18 несчастных, которые были убиты при падении Силоамской башни, «не были виновнее всех, живущих в Иеру­салиме» (Лк. 13, 4). Он видит таким образом весь Иерусалим под грехом. Даже там, где са­мообман был бы наиболее понятен – по отно­шению к собственным ученикам, от Него ничуть не ускользает ущербленность, извращенность их существа, настолько, что временами ему трудно оставаться с ними (Мк. 9, 18; 8, 17, 18; 8, 13и 18; 7, 18). Даже в самом доверенном из своих учеников, в Петре, он замечает нечто злокачественное, даже дьявольское (Мф. 16, 23). Хотя Он никогда с такою выразительностью, как например святой Павел, не говорит о первородном грехе, Он тем не менее видит, как в человеке действует слиш­ком человеческое и ниже, чем человеческое, и он говорит, как нечто само собою разумеющееся, что все его слушатели «злы» (Мф. 7, 11). У Него ясный глаз (Мф. 11, 16слл.) и на слабости детей, которых Он очень любит, на их каприз­ность, своеволие и поверхностную игривость. В их детскости отражается, с Его точки зрения, вся духовная незрелость Его времени. Потому его первое слово, сказанное человечеству, было словом о покаянии: «покайтесь» (Мф. 4, 17). Нельзя об этом умалчивать: в любви Иисуса к людям есть легкая сдержанность, даже време­нами сдержанное неудовольствие и отталкивание.

Иисус страдает за человечество. Его любовь несет на себе тайные раны. Это знающая любовь. Но именно потому, что она – знающая любовь, она видит не только темную глубину человечес­кого сердца, но знает также о человеческой обус­ловленности и хрупкости. Потому она запрещает всякое поспешное суждение и осуждение. «Не судите, да не судимы будете» (Мф. 7, 1; Лк. 6, 37). «И что ты смотришь на сучок в глазе брата твоего, а бревна в своем глазе не чувст­вуешь?» (Мф. 7, 3; Лк. 6, 41и дальше). Иисус упрекнул Своих учеников, когда они хотели низ­вести огонь на неверующие города (Лк. 9, 55). Нельзя преждевременно и своевольно выполоть сорную траву на пшеничном поле (Мф. 13, 29). Бог сам озаботится об этом и для этого пошлет своих ангелов в день жатвы. Когда к Нему при­вели застигнутую на месте преступления прелюбодейцу и требовали от Него ее осуждения, тог­да Он, наклонившись к земле, стал писать паль­цем на песке. А когда они и после этого осаждали Его своими вопросами. Он дал им многозначи­тельный ответ: «Кто из вас без греха, первый брось на нее камень» (Ин. 8, 7). Это слова, насыщенные знанием человека, полные жизнен­ности и совершенной объективности. И это не только Его слова; это – Его сущность, Он Сам весь в этих словах» [69].