Влияние семьи на раннее развитие ребенка 3 page

Натан перенес легкую мозговую травму, которая не оставила серьезных последствий. Вероятно, в результа­те этого он стал более ранимым, однако это был какой-то косвенный эффект. Состояние депрессии, постоянные мысли о погибшем друге и эпизодические ощущения, что он слышит голос погибшего, — все это очень типич­ные черты горя после потери близкого. Семья Натана до конца не осознала всего значения этой потери для сына, и ему было трудно справиться с горем, потому что в доме избегали разговаривать о несчастном слу­чае. Приятель-заводила, с которым он сблизился в шко­ле (эта дружба сыграла свою роль в потере интереса Натана к учебе), представлял собой третью вершину треугольника вдобавок к самому Натану и погибшему мальчику. Натан завязал эту дружбу в состоянии отча­яния, хотя перед несчастным случаем этот мальчик не был ему особенно близок. Обсуждение с психотера­певтом этого печального события помогло преодолеть

Натану свое горе, а определенная поддержка — восста­новить чувство уверенности в себе и догнать своих од­ноклассников.

Работающие матери

Хотя иногда высказывалось мнение, что дети ра­ботающих матерей имеют особо повышенную склон­ность к антиобщественному поведению и психологиче­ским нарушениям, существует масса данных, говоря­щих о том, что это не так (152, 205). В ряде обстоятельств дети работающих матерей находятся даже в лучшем положении: то, что матери работают, означает, что они имеют расширенную сферу интересов, являются более удовлетворенными жизнью и могут больше дать своей семье. Нет никакого вреда в том, что несколько людей могут ухаживать за ребенком, если с каждым из них у ребенка отмечаются стабильные отношения или если они обеспечивают хороший уход. Это важный момент, который в равной мере относится к неработающим ма­терям.

«Разбитые семьи» и ссоры в семье

Обширная литература связывает антиобщественное поведение детей с «разбитыми семьями», что, безуслов­но, справедливо (156). Интересно, что такого рода кор­реляции не отмечаются в отношении неврозов и эмо­циональных нарушений, по крайней мере у детей более старшего возраста. Однако, если мы хотим использовать корреляцию между распадом семьи и асоциальным по-иедением для того, чтобы помочь таким детям, нам необходимо знать, что лежит в ее основе. Почему су­ществует такая связь и какой психологический меха­низм опосредует этот эффект? Приносит ли вред сам разрыв как таковой или же те обстоятельства, которые нодут к разрыву или являются его следствием?

Ответ заключается в наблюдении, сделанном в рам­ки х трех различных исследований. Это наблюдение со­стоит в том, что риск асоциального поведения резко по-нышается, если родители расходятся или разводятся, однако этот риск увеличивается лишь незначительно, ВОЛИ один из родителей умирает (152). Это позволяет

предположить, что именно разлады и дисгармония в семье, а не ее распад как таковой ведут к асоциально­му поведению ребенка. Для того чтобы проверить эту гипотезу, нужно было прямо сказать, что разлады ро­дителей связаны с асоциальным поведением у детей, даже если семья остается целой. В ряде исследований были получены надежные данные, подтверждающие, что это действительно так. По существу, создается впе­чатление, что антиобщественное поведение может встречаться чаще среди детей из плохих, но нераспав-шихся семей по сравнению с распавшимися. В целом можно заключить, что источником вреда является про­цесс нарушения внутрисемейных отношений, а не соб­ственно распад семьи.

Для того чтобы получить правильное представле­ние о работающих в этой ситуации механизмах, необ­ходимо рассмотреть ее более детально. Первый вопрос заключается в том, какого рода семейные раздоры при­водят к правонарушениям и антиобщественному пове­дению ребенка. Сначала считалось, что центральной фигурой является ребенок, которым пренебрегают его родители. Пренебрежение может проявляться в форме тенденции осуждающе или обидно разговаривать с ре­бенком, обвинять его в различных грехах и распростра­нять буквально на все его действия критические заме­чания, так что он становится своеобразным семейным козлом отпущения. Вдобавок может присутствовать элемент физического пренебрежения или жестокости, однако могут также наблюдаться компенсаторная ги­перопека и повышенная заботливость.

Часто пренебрежение отмечается на фоне напря­женности, ссор и раздоров, однако это явление может также иметь место в устойчивых семьях, в которых взаимоотношения родителей характеризуются гармо­ничностью. Чувства пренебрежения часто являются смешанными с чувствами любви и доброго отношения к ребенку, поэтому важно попытаться понять, как воз­никли отрицательные чувства.

Элизабет была направлена на консультацию в возрасте трех лет в связи с нарушениями сна, при­ступами задержки дыхания, криками, повышенной вспыльчивостью и капризным поведением. Присту­пы начались в возрасте шести месяцев, а избыточ­ная плаксивость, раздражительность и приступы

злости развились примерно к годовалому возрасту. Элизабет была необычно привязана к отцу и была гораздо более нежна с ним, чем с матерью. Отец обвинял мать в том, что у Элизабет выработа­лось чувство зависимости, и между родителями отмечались заметные трения в отношении того, как вести себя с дочерью.

Отец часто отлучался из дому, а матери это не нравилось. Бабушка со стороны отца была против брака сына и вела себя враждебно по отношению к его жене, осуждала то, как она обращается с Эли­забет.

Мать никогда не чувствовала близости с Элиза­бет и откровенно говорила, что временами она не­навидит ее. Первый год ее замужества был очень напряженным, и в результате она впала в депрессию. Депрессия продолжалась и во время ее беременности, так как у нее не было уверенности в том, что она справится с ребенком после его рождения. Кроме того, скоропостижно скончалась ее мать. После рож­дения Элизабет мать попросила помощи у свекрови, та согласилась приехать и помочь, однако потом переменила свое решение и стала помогать ухажи­вать за маленьким племянником. Все "это способ­ствовало возникновению крайнего напряжения у матери, и первый год жизни Элизабет был очень трудным.

Через два года родился второй ребенок. К этому времени депрессия у матери стала менее выражен­ной. Второй ребенок был любвеобильным и привя­занным к матери, и ей было с ним легко. В случае Элизабет мать открыто не выражала свое пренебрежение к ребенку, однако у нее проявлялась мас­са отрицательных эмоций, и, если бы ситуация не улуч­шилась, могла бы развиться откровенная враждеб­ность, так что ребенок стал бы для нее «козлом отпу­щения».

Мать была тревожным и неуверенным человеком, но в то же время теплым и отзывчивым. Отрицатель­ная реакция у матери на Элизабет четко могла быть связана с депрессией во время рождения ребенка и с дополнительными ударами судьбы в форме смерти соб­ственной матери и разрыва со свекровью. Элизабет была первым ребенком, и поэтому мать еще не знала, как

ухаживать за ней. Отец часто бывал в отъездах, а све­кровь постоянно вмешивалась в жизнь семьи. Элиза­бет стала как бы воплощением неудовлетворенности в семье, и ее мать в результате всего этого не получала радости от общения с ней.

После рождения второго ребенка ситуация значи­тельно улучшилась, мать теперь была уже более опыт­ной в уходе за детьми, а ребенок оказался ласковым и отзывчивым по натуре. В этих более благоприятных обстоятельствах развились совсем иные отношения меж­ду матерью и ребенком.

Психотерапевтическую помощь оказывал в данном случае работник социальной службы. Как обычно, раз­личные методики, включая разъяснения, интерпрета­ции, консультации, советы и т. д., использовались как средства обучения. Прежде всего консультант обсудил с матерью результаты его диагностического обследо­вания. Раньше мать считала, что приступы задержки дыхания у дочери являются симптомами какого-то за­болевания. Ей объяснили, что, по мнению специали­стов, особенности поведения Элизабет — это эмоцио­нальные по своей природе нарушения, которые в значи­тельной степени возникли на почве неправильного ма­теринского отношения. Консультант подчеркнул хоро­шие взаимоотношения матери со вторым ребенком и объяснил трудности», связанные с Элизабет, теми об­стоятельствами, которые были связаны с ее рождением.

Для того чтобы помочь матери преодолеть враж­дебные чувства к дочери, которые были для нее очень неприятными, нужно было, чтобы она поняла причины возникновения ее проблем. Для этого ее попросили рас­сказать о более раннем периоде своей жизни, а также о воспитании Элизабет.

Мать рассказала о своем несчастливом детстве, сво­их надеждах на то, что рождение ребенка каким-то об­разом исправит ее жизнь, и о своем разочаровании. Она рассказала о том, что рождение Элизабет оказалось связанным в ее мыслях со смертью матери, о конфлик­те со свекровью и о своей депрессии после рождения Элизабет.

Психотерапевт помог женщине понять, каким обра­зом эти прошлые чувства и события способствовали возникновению ее проблем. При этом она поняла, что ее легкие положительные взаимоотношения со вторым

ребенком показывают существование у нее необходимо­го «инстинкта материнства» и что трудности, которые она переживает с Элизабет, можно исправить.

Мать была рассержена вмешательствами свекрови, а также непоследовательным поведением и отсутстви­ем поддержки со стороны отца, однако дома она могла реагировать на это только обиженным уходом в себя или ссорами. Психолог-консультант предложил ма­тери проработать эти чувства с помощью психотерапии. Таким образом матери помогли овладеть ситуацией и решить, какие ее аспекты она сможет изменить, а какие ей придется принять. Вдобавок она поняла, что вполне можно выражать свое неудовольствие, не теряя конт­роля над собой.

Подобное разъяснение ситуации дало бы только ог­раниченный результат, если бы этой женщине не по­могли также научиться преодолевать конкретные еже­дневно возникающие проблемы. Для этого ее учили: избегать ситуаций, которые могут огорчать Элизабет, решать конкретные проблемы, касающиеся воспита­ния, и развивать более положительные отношения с ребенком.

Первый из этих моментов, например, включал необ­ходимость в присутствии Элизабет избегать ссор со свекровью по поводу воспитания девочки, не ссориться с мужем и не обсуждать с ним свекровь. Отца попро­сили принимать большее участие в семейной жизни и быть более последовательным в своем отношении к ре­бенку, так чтобы Элизабет могла бы рассчитывать на его поддержку и не предъявлять неограниченных тре­бований (ранее поведение отца варьировало от избы­точного участия в жизни дочери до полного отсутствия внимания к ней). Конкретные меры были приняты для восстановления нарушенного сна ребенка. Родителям порекомендовали возвращать Элизабет в ее собствен­ную постель и укладывать ее там, если она будет при­ходить к ним ночью. Для того чтобы помочь Элизабет наладить более правильный ритм сна, в качестве вре­менной меры были использованы лекарства.

Помимо сеансов, проводимых с матерью или с отцом, психотерапевт провел несколько совместных сеансов о матерью и Элизабет для того, чтобы наладить их об­щение. Поведение матери в отношении Элизабет было неопределенным, нерешительным и неуверенным, и

модель общения, созданная психотерапевтом в игре с Элизабет, помогла ей освоить более приемлемые спо­собы контакта. Благодаря этим сеансам мать поверила, что она вполне сможет быть ласковой и понимающей, но в то же самое время твердой и реалистичной.

Конечно, существуют специфические моменты, свя­занные с наличием только одного из родителей в семье. Во-первых, это особое положение остающегося родите­ля, которому будет недоставать моральной, социальной и материальной поддержки, обычно предоставляемой супругом. Когда дела идут плохо, родитель-одиночка вынужден искать совета и помощи вне семьи. Общество в свою очередь оказывает давление на незамужнюю мать и на ушедшего из семьи родителя. Во-вторых, сам ребенок подвергается социальной дискриминации, свя­занной с отсутствием отца или матери. В-третьих, ре­бенок оказывается лишенным возможности наблюдать близкие и гармоничные отношения между двумя взрослыми людьми. Это может сказаться в более позд­нем периоде его жизни на его собственных брачных отношениях. В-четвертых, если в семье остается роди­тель противоположного пола, у ребенка будет отсут­ствовать возможность половой идентификации.

На основании всех этих причин обычно предпола­галось, что мальчики, выросшие в доме без отца, будут обнаруживать тенденцию к большей женственности и что у них будут отсутствовать некоторые мужские чер­ты. Считалось, что обратная ситуация относится к де­вочкам, выросшим в отсутствии матери. На самом же деле, хотя данные по этому вопросу не являются стро­гими и удовлетворительными, создается впечатление, что это не так (75). Большинство мальчиков, воспитан­ных без отца, является столь же мужественными, как и любые другие мальчики. Конечно, это не значит, что роль отцов не является важной. Например, существу­ют факты, согласно которым отцы оказывают замет­ное влияние на развитие своих детей. Также очевидно, что существуют многочисленные преимущества, свя­занные с воспитанием двумя родителями. Вместе с тем имеющиеся данные позволяют предположить, что ро­дители не являются единственными источниками для половой идентификации ребенка и что отсутствие отца вовсе не обязательно нарушает процесс становления мальчика.

Итак, хотя воспитание в неполной семье и таит в се­бе определенные опасности, результаты такого воспита­ния менее однозначны и менее тяжелы, чем это принято считать. Вообще говоря, факт наличия одного или обоих родителей в доме, вероятно, менее важен для развития ребенка, чем характер взаимоотношений между роди­телем и ребенком или чем стиль родительского поведе­ния. Далее стоит отметить, что семейная жизнь опре­деляется не только индивидуальными характеристика­ми тех или иных членов семьи, но также и социальны­ми обстоятельствами и той средой, в которой живет семья.

Отсутствие привязанности

В начале настоящей главы мы отмечали важность развития у ребенка эмоциональных привязанностей. Теперь нам нужно рассмотреть те обстоятельства, в ко­торых такие привязанности не развиваются, и то, к че­му это приводит. Несмотря на большой и давний инте­рес исследователей к этому вопросу, надежных данных здесь очень мало. Однако имеющиеся сведения указы­вают на то, что образование привязанностей не про­исходит в монотонной среде с низкой интенсивностью межличностных взаимодействий, в среде, где контроль за ребенком осуществляет много разных людей, при­чем ни один из них не взаимодействует с ним регуляр­но в течение сроков, превышающих несколько месяцев (156). Такая ситуация может встречаться и в обычной семье, однако ее вероятность является наибольшей в детском учреждении старого типа или же когда за ре­бенком в раннем детстве осуществляют уход разные родственники, когда родители расстаются друг с дру­гом и когда в роли воспитателей вместо родителей вы­ступают посторонние люди. Очень ограниченные дан­ные позволяют предположить, что такие обстоятельства и раннем и среднем периоде детства могут привести к формированию распущенности, целью которой явля-(!тся привлечение внимания, и к возникновению нераз­борчивости в выборе друзей. Позже следствием этого мо­жет стать развитие личности, никогда не испытываю­щей чувства вины, неспособной соблюдать правила и устанавливать стабильные отношения с людьми.

Такого рода последовательность событий, безуслов­но, встречается, а являющиеся их следствием наруше­ния личности представляют собой одно из наиболее серьезных психических нарушений. Однако остаются многие вопросы. Как рано следует предоставлять ре­бенку возможности для развития эмоциональных свя­зей с тем, чтобы в более позднем возрасте не форми­ровались нарушения, подобные описанным выше?

У нормального ребенка первые эмоциональные связи развиваются в возрасте от 7 до 18 месяцев. Одна­ко образование привязанностей может происходить вплоть до трех лет. Вероятно, привязанности разви­ваются и позже, однако если они не возникли до этого момента, то в более старшем возрасте их формирова­ние будет более трудным.

Сходным является вопрос о том, насколько обрати­ма эта последовательность событий? Нам не известен точный ответ на этот вопрос, однако представляется, что к тому времени, когда ребенок пойдет в школу, достичь полной обратимости становится все труднее. Обратимость, конечно, будет зависеть как от тяжести дефекта, приобретенного в раннем возрасте, так и от качественных аспектов окружающей среды в более позд­нем возрасте. Другой вопрос заключается в следую­щем: всегда ли будет в серьезно депривирующей сре­де отмечаться нарушение формирования эмоциональ­ных связей. На этот вопрос следует дать отрицатель­ный ответ. Дети являются исключительно пластичны­ми созданиями, и всегда найдутся такие, у которых, не­смотря на очень плохие условия раннего развития, никакие дефекты не разовьются. Конечный результат всегда будет зависеть от факторов, связанных с самим ребенком, точно так же как и от факторов среды. Нако­нец, возникает вопрос: всегда ли у личностей, не спо­собных к проявлению любви, отмечались дефекты фор­мирования эмоциональных связей в детском возрасте? На этот вопрос ответ также является отрицательным. Личностное нарушение такого типа может возникать и за счет других механизмов, хотя мы и не можем доста­точно точно представить процесс его возникновения.

Случаи нарушения эмоциональных связей, с кото­рыми мы сталкиваемся в клинической практике, мож­но проиллюстрировать двумя примерами.

Кэррол была направлена на консультацию в воз-

расте 26 месяцев, поскольку ее будущие приемные родители были обеспокоены тем, что, хотя она жи­ла с ними уже в течение пяти месяцев, она продол­жала оставаться холодной и малоэмоциональной. Матерью Кэррол была одинокая женщина, которая сама воспитывалась в детском учреждении. На про­тяжении первых пятнадцати месяцев уход за Кэррол осуществляли десятки чужих людей, в то время как ее мать постоянно меняла место работы. Далее мать снова забеременела и поместила Кэррол в детское учреждение на 5 недель. В течение этого времени девочка стала очень беспокойной. Далее она на 9 не­дель вернулась к матери, но однажды после вече­ринки мать исчезла и Кэррол отдали на попечение в другую семью, где она провела три месяца. Затем в возрасте 21 месяца ее передали новым приемным родителям. Девочку не огорчила перемена родите­лей, и она быстро освоилась в новом доме, однако она не отличала «своих» от «чужих». В течение ме­сяца перед первым посещением клиники Кэррол уже была более контактной и эмоциональной; те­перь она по-разному относилась к своим приемным родителям и к посторонним взрослым. Кэррол стала чаще обнимать мать и прибегать к ней навстречу, а когда отец по вечерам возвращался домой, у нее поднималось настроение. В клинике Кэррол немно­го плакала и выглядела напряженной и холодной. Психологическое ^тестирование показало высокий уровень развития интеллекта ребенка. Начало жизни Кэррол вряд ли могло быть более неудачным, и нет сомнения, что сочетание равнодушия СО стороны родной матери и большого числа заменяв­ших ее лиц не обеспечило возможность для формирова­ния у ребенка обычных эмоциональных связей и отно­шений. Удочерившая девочку женщина ожидала тепла И любви от ребенка, поскольку ребенок из плохой среды перешел в счастливый и богатый дом. Однако:)ти расчеты оказались необоснованными, а разочарова­ние приемной матери — неизбежным. Тем не менее динамика эмоционального развития девочки, особенно ни протяжении последнего месяца, четко показала, что ома способна к образованию эмоциональных связей» что, если она останется в стабильном и теплом семей­ном окружении, серьезных оснований для родитель-

ского беспокойства не будет. Причины, лежащие в ос­нове возникновения тревожных симптомов в развитии Кэррол, были подробно обсуждены с родителями, и их убедили, что с ребенком все в порядке. Проведенное позже обследование показало, что Кэррол развивается нормально и что, вероятно, несчастливые переживания, с которыми она столкнулась в раннем детстве, не оста­вили заметного следа. Пример Кэррол показывает и вредные последствия нарушения формирования эмо­циональных связей и возможности компенсации, если ребенок в достаточно раннем возрасте попадет в хоро­шую среду. Высокий уровень умственного развития Кэррол также отражает то обстоятельство, что среда, наносящая ребенку эмоциональную травму, может тем не менее содержать стимулы, необходимые для развития интеллекта.

Питера направили на консультацию в возрасте 9 лет. У него уже давно отмечались тяжелые нару­шения поведения, и родители решали вопрос об отказе от ребенка. В возрасте 4 лет он порвал про­стыни в больнице, куда его поместили для небольшой операции: в остальном его поведение в дошкольные годы было нормальным. Трудности, однако, возник­ли вскоре, после того как он начал ходить в школу. Для него были характерны гиперактивность, им­пульсивность, неподчинение, нарушение порядка в классе. В то же время он был веселым и друже­любным. Питер заводил друзей, хотя впоследствии и дрался с ними, и, несмотря на непослушание, был привязан к своим родителям. Его поведение заметно зависело от ситуации и в обществе определенных лиц он проявлял чуткость и вел себя хорошо. Впер­вые он обследовался в другой консультации в воз­расте 7 лет в связи с тяжелым деструктивным поведением дома. После операции по поводу грыжи Питер стал мочиться в постель, есть бумагу и во­ровать. Это началось вскоре после того, как его мать в шестой раз забеременела. В возрасте одного года Питер провел 3 месяца в больнице из-за тяже­лого ожога, в это время родители навещали его лишь эпизодически. В возрасте четырех лет, после рождения брата, ему пришлось в течение трех не­дель жить у чужих людей. Его дважды исключали из школы из-за плохого поведения. Отец Питера

был тревожным человеком, его детство было несча­стливым, и ему так никогда не удалось наладить отношения с жестким и недобрым отчимом. В резуль­тате он не мог заставить себя наказывать своих детей, так как не хотел чтобы они страдали от жесто­кости, также как в свое время пришлось страдать ему. Мать была очень больной женщиной и проис­ходила из бедной семьи. Дед по линии матери был строгим человеком, однако детство матери в общем было счастливым. Дисциплины в семье не было, и родители нередко спорили друг с другом о том, как воспитывать Питера. Отец занимал мягкую по­зицию, а отношение матери варьировало, она то требовала, чтобы Питер все время был в доме, то предоставляла Питера самому себе. Как отец, так и мать были мягкими людьми и любили своих де­тей. Два брата Питера были уличены в воровстве и еще один брат страдал энурезом. Семья жила в очень стесненных условиях и несколько раз пере­езжала из одного дома в другой. Во время беседы с консультантом Питер выглядел оживленно, но довольно неопрятно и несколько развязно. Уровень развития его интеллекта оказался ниже нормы, так­же у него отмечалась задержка развития чтения. В раннем детстве Питеру дважды пришлось расста-маться с семьей, что могло стать причиной нарушения формирования привязанности ребенка к родителям. Эти расставания явно были тяжелыми, и во время одного из них у Питера возник энурез. Несмотря на непослу­шание, он был дружелюбным мальчиком, с некоторыми трудностями в плане установления отношений с людь­ми. Несмотря на это, у него возникали эмоциональные СВЯЗИ, и он был привязан к своим родителям. Главное ни ключа лось не в отсутствии у ребенка привязанностей. Проблемы, скорее, возникли из-за стрессов, связанных О сочетанием неприятных переживаний в прошлом и отсутствием последовательной системы воспитания в ||>мье. В этих условиях было нецелесообразно удалять Питера из семьи. Напротив, была предпринята попытка помочь родителям найти наиболее приемлемые способы управления деструктивным поведением сына. Кроме того, психолог посетил школу и проконсультировал учителей, объяснив им, как следует реагировать на плохое поведение мальчика.

Часто очень трудно точно понять, почему существует связь между «плохой» историей внутрисемейных отно­шений и нарушениями поведения ребенка. Однако дан­ные, получаемые в ходе обследований, показывают, что при этом могут работать совершенно различные психо­логические механизмы. Одна из задач консультанта заключается в том, чтобы собирать клиническую ин­формацию о каждом обследуемом ребенке, строить ги­потезы в отношении предполагаемых механизмов, и насколько это возможно, проверять эти гипотезы, ана­лизируя эффективность назначенного лечения.

Нарушения со стороны родителей

Неврозы и патологические особенности личности

В ряде исследований было продемонстрировано, что дети с эмоциональными трудностями или проблемами поведения встречаются чаще у родителей с хрониче­скими депрессивными или невротическими заболева­ниями, а также у родителей с патологическими чер­тами личности (150). Как правило, родители, страдаю­щие неврозами, имеют детей с эмоциональными рас­стройствами, а родители с личностными нарушениями имеют детей, для которых характерно социальное или агрессивное поведение. Здесь опять-таки следует задать вопрос о том, что обеспечивает эту связь? Механизмов ее образования, вероятно, несколько. Следует подчер­кнуть, что во многих семьях, где родители страдают неврозами, дети растут совершенно нормальными; со­ответственно, любое объяснение не должно противоре­чить наблюдению, что лишь на некоторых детей ока­зывают влияние нарушения со стороны родителей.

Во-первых, иногда главная роль принадлежит гене­тическим факторам. Известно, что при неврозах, как и при нарушениях личности, существует важный на­следственный компонент и родители могут передавать следующему поколению биологически повышенную ра­нимость. Однако большинство детей с эмоциональными нарушениями, вырастая, не заболевают неврозами, и поэтому недостаточно ясно, в какой степени нарушения в детстве и во взрослом состоянии являются сходными. Когда же речь идет о социальном поведении, то здесь роль генетического компонента довольно незначитель-

на, и представляется маловероятным, что наследствен­ность определяет в этих случаях связь подобных рас­стройств в поведении у детей с нарушениями личности у взрослых, хотя нет сомнений в том, что в редких случаях такое явление может иметь место.

Во-вторых, существует прямое влияние психических нарушений у родителей на жизнь в семье. Родители, страдающие депрессиями, часто бывают весьма раздра­жительными, что нередко достаточно сильно отражается на детях. В иных случаях при некоторых формах деп­рессии родители становятся погруженными в себя и замкнутыми. Тревога и страхи родителей могут быть причиной ограничения детей в их играх, поскольку родители волнуются из-за того, что с детьми может что-то произойти. Родители с элементами навязчивости в поведении могут иногда вовлекать и других членов семьи в свои ритуалы, что для детей бывает очень тяжелым. Бредовые состояния и галлюцинации, свя­занные с очень серьезными психическими заболева­ниями родителей, могут приводить к их странному или деструктивному поведению. Кроме того, тяжелая форма невроза или другого психического заболевания может лишить родителей способности заботиться о доме, включая уход за детьми.

В-третьих, существуют влияния процессов подра­жания и идентификации. Отец или мать, с теми или иными страхами или фобиями, могут легко передавать эти страхи своим детям. Когда отец или мать в ситуации стресса прибегают к ипохондрическим жалобам, дети учатся вести себя так же.

В-четвертых, психические заболевания родителей повышают вероятность дисгармонии в браке, семейных разногласий и разрыва брачных отношений. Эти нару­шения семейного благополучия, как известно, связаны с появлением психических расстройств у детей. Часто бывает, что психические расстройства у детей возни-кнют вслед за психическими нарушениями со стороны родителей просто потому, что болезнь родителей вызы-ннет дисгармонию в семье.

В целом создается впечатление, что факторы, при­водящие к возникновению психических нарушений у дитей, родители которых страдают психическими забо-понпниями, не слишком отличаются от тех, с которыми встречаются дети психически здоровых родителей.

Форма необходимого лечения зависит от индивидуаль­ных обстоятельств и от тех конкретных механизмов, за счет которых нарушена семейная жизнь. Выше уже приводилось несколько примеров психотерапии детей психически больных родителей.

Случай с Кэролайн является примером, в котором связь аномалий поведения ребенка с психическими на­рушениями родителей является более прямой.

Кэролайн" была направлена в консультацию психиатром, который лечил ее мать. Девочке было 5 лет, последние два года с начала заболевания матери она постоянно ощущала страх и тревогу. Кэролайн была опрятной девочкой, однако в три года у нее возник ночной энурез. Дома она была очень избирательна в еде и питалась в основном картошкой и бисквитами, однако вне дома ела зна­чительно лучше. Она плакала и кричала во сне, и матери часто приходилось утешать ее. У Кэролайн было много страхов: она боялась пожилых людей, телевизора, часов, насекомых и шума. Большей частью страхи возникали в домашних условиях. Девочка часто плакала и огорчалась, если она ос­тавалась без внимания матери. Семья жила очень бедно, в стесненных условиях, причем родители именно с этим связывали все свои трудности. У Кэ­ролайн были взрослые брат и сестра, причем оба очень ее любили. Когда Кэролайн училась ходить, мать все чаще впадала в депрессию и у нее по­явился ряд страхов, включая выраженный страх кошек. Мать впадала в отчаяние из-за трудностей, становилась раздражительной с Кэролайн, однако иногда, напротив, чересчур усердствовала в уходе за дочерью и ее опеке. Кэролайн не была непосред­ственно причиной возникновения фобий своей мате­ри, однако страхи матери четко проявлялись в те моменты, когда она ухаживала за ребенком. Хотя Кэролайн и разделяла некоторые из опасений своей матери, ей нравилось дразнить мать по поводу тех страхов, которых она сама не имела. Депрессия, а также фобии, которыми страдала мать Кэролайн, вероятно, привели к развитию фобий и у ре­бенка, причем это произошло за счет непосредствен­ного копирования ребенком страхов матери, а также за счет воздействия симптомов матери на ребенка. Мать