Спасеніе. 5 page

Здѣсь, иной увидѣлъ бы самое крайнее по своей вещественности представленіе объ оправданіи. Очевидно, въ этихъ слишкомъ осязаемыхъ образахъ преосв. Ѳеофанъ хотѣлъ изложить ученіе ο томъ, что за смерть Христову грѣхи человѣку прощаются. Однако вслѣдъ за такимъ описаніемъ, преосв. Ѳеофанъ спѣшитъ оговориться: „Но, говоритъ онъ, надо при семъ имѣть въ мысли, что въ семъ умертвіи грѣху чрезъ крещеніе ничего не бьшаетъ механически, а все совершается съ участiемъ нравственно-свободныхъ рѣшимостей человѣка." И далѣе излагается приведенное выше раскрытіе внутренней стороны уничтоженія грѣха 1). Такимъ образомъ, всѣ эти сравненія остаются только сравненіями, самаго существа дѣла не выражающими и употребляемыми только тогда, когда можно ограничиться одной внѣшней стороной ученія,

1) Толкованіе на Римл. т. I, 331—332.

— 196 —

не касаясь его дѣйствительнаго смысла. Но лишь только дѣло доходитъ до этого послѣдняго, школьныя формулы приходится оставлять и исвать болѣе жизненныхъ опредѣленій. Преосв. Ѳеофанъ въ томъ сочиненіи, гдѣ онъ долженъ былъ разъяснять не отвлеченное опредѣленіе, а самое спасеніе, какъ оно дается въ жизни, и говоритъ ο дѣйствительномъ облаченіи во Христа.

Въ „Письмахъ къ одному лицу въ С.-Петербургѣ" мы читаемъ: „Для того, чтобы совершилось спасеніе каждаго человѣка въ частности, необходимо, чтобы совмѣщенныя въ лицѣ Господа потребности спасенія перешли въ каждаго, и имъ были усвоены. Сіе посдѣднее совершаетъ Святый Духъ. Словомъ благовѣстія возбуждаетъ вѣру въ силу крестной смерти Господа и въ купели крещенія омываетъ вѣрующаго и отъ первороднаго грѣха и отъ всѣхъ произвольныхъ, обновляя въ тоже время его духовную жизнь и дѣлая ее сильною противостоять грѣху и преуспѣвать въ добрѣ. Обѣ потребности исполняются за разъ. Исходящій изъ вупели крещенія бываетъ и оправданъ и праведенъ, всякая вина грѣха съ него. снимается, и онъ желаетъ лить одного Богу угоднаго добра и силенъ на дѣланіе его. Это и есть облаченіе въ Христа, въ коемъ потребное для спасенiя отъ Христа Господа переходитъ на вѣрующаго крещающагося и ему усвояетя не номинально, а существенно. Пока онъ вѣруетъ только во Христа, сіи потребности его суть, но только номинально, какъ опредѣленныя ему и готовыя для него; въ купели же крещенія онѣ существенно становятся его собственностью" 1).Такимъ образомъ, праведность Христова не зачислается только крещаемому, а сушественно принимается имъ: онъ теперь „желаетъ лишь одного добра и силенъ на дѣланіе его".

Одно внѣшнее признавіе человѣка—грѣшника праведнымъ можетъ, конечно, его утѣшить, но возбудить его къ дѣланію добра, укрѣпить въ полученной невольно праведности можетъ только тогда, вогда человѣкъ желаетъ этого, т. е. когда въ душѣ его есть переломъ, обращеніе отъ зла къ добру. Инославное правовое жизнепониманіе допустить этого перелома не можетъ, потому что тогда бы человѣкъ

1) Стр. 49-50.

— 197 —

спасался своей заслугой. При ограниченіи же дѣла оправданія одной формадьной стороной. никакъ начала новой жизни въ человѣкѣ не объяснить. Поэтому-то инославіе и должно прибѣгать къ самодвижущейся праведности, которая водворяется въ человѣкѣ и начинаетъ въ немъ дѣйствовать помимо и даже почти вопреки его сознанію и волѣ. Протестанты, противорѣча святости Божіей, полагаготъ эту самодвижущуюся праведность слѣдствіемъ оправданія, а католики самое оправданіе превращаютъ въ магическое влитіе этой праведкости. Для православія нѣтъ необходимости прибѣгать къ такому противному всякимъ законамъ душевной жизни превращенію.

Спасеніе и, въ частности, оправданіе для православнаго есть состояніе свободно—нравственное, хотя и могущее совершиться только съ помощью благодати Божіей. Чтобы быть возрожденнымъ благодатію, человѣкъ долженъ самъ содѣйствовать своему возрожденію. „Приступая къ доброму Врачу", грѣшникъ долженъ съ своей стороны „принести слезы—это наилучшее врачество. Ибо то и угодно небесному Врачу, чтобы каждый собственными слезами врачевалъ себя и спасался 1), а не невольно претерпѣвалъ только спасеніе. Прежде чѣмъ приступить къ благодати, человѣкъ напередъ долженъ самъ произвольно удалить изъ себя все грѣховное, долженъ разрушить въ себѣ начало грѣха, чтобы благодать могла насадить въ немъ начала новой жизни. „Покаяніе, говоритъ преп. Ефремъ Сиринъ, очищаетъ разрѣшенные составы прежняго устроенія прежде, нежели благодать, срастворившись съ умомъ, сдѣлаетъ свинецъ золотомъ. Если видалъ ты, какъ стекло принимаетъ цвѣтъ гіацинта, смарагда и сапфира; то не усумнишься, что покаяніе дѣлаетъ какъ бы изъ свинца серебро и изъ мѣди золото. Если и человѣческое искусство умѣетъ срастворять одно вещество съ другимъ и бывшему прежде придавать новый видъ; то кольми паче благодать Божія можетъ сдѣлать и большее? Человѣкъ налагаетъ на стекло листы золота, и, что прежде было стекломъ, дѣлается по виду золотомъ. Тавъ и благодать бывшаго вчера беззаконникомъ сегодня дѣлаетъ рабомъ Божіимъ, и не поверхностно только,

') Ефремъ Сир. Сл. 10. т. I, 296.

— 198 —

но даже въ совѣсти, по Богу. Если бы и человѣкъ захотѣлъ примѣшивать къ стевду золото,—то стекло дѣлалось бы златовиднымъ; но избѣгая траты. придумалъ онъ достигать сего наложеніемъ самаго листа. Покаяніе же, нолагаясь на Божіе благоволеніе, срастворяетъ кающаюся съ благодатiю Святаго Духа и человѣка всецѣло дѣлаетъ сыномъ Божіимъ, чтобы не наружную одну вакладку имѣть ему на себѣ" 1).

Если же человѣкъ не дѣлаетъ самъ ничего, не кается и не стремится къ воспріятію той праведности, не готовитъ себя, тогда и таинство не можетъ произвести на него своего дѣйствія. Отъ таинственнаго возрожденія онъ уйдетъ не возрожденнымъ. „Выжмемъ себя покаяніемъ, говоритъ тотъ же св. отецъ, чтобы не утратить намъ благодати прощенія, какъ настоящей своей краски. Выжиманіе есть тщательное отложеніе противнаго. Ибо такимъ образомъ наведенный на насъ цвѣтъ, закалившись въ душахъ нашихъ, не сойдетъ уже. Тщательно изрой себя слезами какъ красильщикъ измываетъ волну, предайся смиренію и сократи себя во всемъ; ибо такимъ образомъ предъочистишъ себя, приступишь къ Богу готовымъ уже къ принятію благодати. Нѣкоторые изъ кающихся снова возвращаются ко грѣху, потому что не знали сокрывающагося въ нихъ змія, а если и знали, то несовершенно удалили его отъ себя, ибо позволили остаться тамъ слѣдамъ его образа, и онъ вскорѣ, какъ бы зачавшись въ утробѣ, снова возстановляетъ полный образъ своей злобы. Когда видишь кающагося и снова согрѣшающаго, то paзyмѣй, что онъ не перемѣнился въ умѣ своемъ; потому что въ немъ еще всѣ пресмыкающіяся грѣха. Признакъ же приносящаго твердое покаяніе—образъ жизни собранный и суровый, отложеніе кичливости, самомнѣнія, а также очи и умъ, всегда устремленные къ вожделѣнному Іисусу Христу, съ желаніемъ, по бдагодати Христовой, стать новымъ человѣкомъ, какъ волна дѣлается багряницей или тканью голубаго или гіацинтоваго цвѣта" ²).

Такимъ образомъ, дѣйственность таинства стоитъ въ зависимости отъ степени свободнаго участія въ немъ самого

1) Сл. 99. Но пзд. 1848-5 гг. т. IV, 175-176. 2) Сл. 99. т. IV, 194—195.

— 199 —

человѣка. Чтобы выдти изъ таинства новымъ человѣкомъ, онъ долженъ самъ стремиться быть новымъ и, насколько есть у него силъ, долженъ уничтожать въ себѣ малѣйшіе остатки прежняго грѣховнаго устроенія. Поэтому-то отцы церкви и настаиваютъ на томъ что свободное рѣшеніе и усиліе человѣка такое же необходимое, хотя и недостаточное само по себѣ, условіе оправданія въ крещеніи, какъ и благодатная помощь Божія. „Вода въ вашей власти, равно какъ и погрузиться въ нее и выйти снова изъ нея, говоритъ св. Григорій Нисскiй" 1), выражая этимъ необходимость дѣятельнаго участія свободы человѣка въ самомъ производствѣ возрожденія. Насколько по свободному произволенiю (εκ προαιρέαεωζ) отлагаемъ мы въ крещеніи ветхаго человѣка ²), настолько же произвольно и сыноположенiе άντίξονοιοζ ή νιο&εσία 3), потому что Богъ все предоставилъ на водю того больнаго, котораго Онъ хочетъ излѣчить въ крещеніи ⁴). „Если нѣтъ воли, говорить преп. Макарій Египетскій, Самъ Богъ ничего не дѣлаетъ, хотя и можетъ по свободѣ своей. Посему, совершеніе дѣла Духомъ зависитъ отъ воли человѣка" ⁵).

Возрожденіе человѣка совершается, такимъ образомъ, путемъ нравственнымь, при свободно-сознательномъ содѣйствіи самого человѣва. „ Совержается обновленіе жизни въ человѣкѣ, говоритъ преосв. Ѳеофанъ, не механически (т. е. не такъ, чтобы благодать Божія изгоняла изъ души человѣка грѣхъ, какъ что-то независимое отъ воли человѣка, и на мѣсто его поселяла также помимо воли праведность, какъ старался объяснить это Стефанъ Яворскій), а по внутреннимъ произвольнымъ измѣненіямъ или рѣшенiямъ; совершается такъ въ крещеніи потому, что напередъ крещаемый возлюбилъ такъ жить. Почему предъ погруженіемъ въ купель мы, отрекшись отъ сатаны н дѣлъ его, сочетаваемся Христу Господу, чтобы Ему посвящать всю жизнь. Это расположеніе въ купели благодатію Божіею запечатлѣвается и силу принимаетъ

1) Orat. catheh, XXXV. Migne t. XLV, 89.

2) Кирилъ Іерусал. Catech. III, 15. Migne. t. XXXIII, col. 445.

3) Онъ яе. Catech. ΥΠ, 15. col. 620.

4) I. Златоусгв. In Genes. XIX, I. Migne. t. LIII, 159. 5) Hom. XXXVII. 10. Стр 352.

— 200 —

быть дѣйственымь. Выходя съ нимъ изъ купели, крещенный является, такимъ образомъ, совсѣмъ новымъ, обновленнымъ въ нравственно-духовной своей жизни,—воскресаетъ. Подобео тому, какъ Христосъ Господь воскресъ, и крещенный, погружаясь въ купель, умираетъ, а, выходя изъ купели, воскресаетъ: умираетъ грѣху и воскресаетъ для правды, для новой и обновленной жизни. Вотъ объ этомъ таинственномъ и вмѣстѣ свободно-охотномъ измѣненіи и говоритъ въ настоящемъ мѣстѣ св. Апостолъ Павелъ: спогреблись,.. чтобы ходить въ обновленной жизни" 1).

Поэтому, давая полную силу и значеніе благодатному воздѣйствію на душу человѣка, отцы церкви изображали таинство крещенія въ видѣ завѣта съ Богомъ, т. е. такого дѣйствія, которое прямо предполагаетъ свободу не только для воспріятія благодати, но въ самыхъ плодахъ благодатныхъ. Особенно ясно видно такое внутреннее сраствореніе свободы и благодати изъ слѣдующаго мѣста св. Григорія Богослова. „Благодать и сила крещенія, говоритъ св. отецъ, не потопляетъ міра, какъ древле, но очищаетъ грѣхъ въ каждомъ человѣкѣ, и совершенно измываетъ всякую нечистоту и скверну, привнесенную повреждешемъ. Поелику же мы состоимъ изъ двухъ естествъ, τ е. тѣла и души, изъ естества видимаго и невидимаго; то и очищеніе двоякое: водою и Духомъ; и одно пріемлется видимо и тѣлесно, а другое въ то же время совершается нетѣлесно и невидимо; одно есть образное, а другое истинное и очищающее самыя глубины; а сіе, вспомоществуя первому рожденію, изъ ветхихъ дѣлаетъ насъ новыми, изъ плотскихъ, каковы мы нынѣ, Богоподобными, разваряя безъ огня и возсозидая безъ разрушенія". Однако это дѣйствіе благодати не механическое и не помимовольное, не магическое. „Ибо, продолжаетъ св. Григорій, кратко сказать, подъ силою крещенія разумѣть должно завѣтъ съ Богомъ ο вступленіи въ другую жизнь и о соблюденіи болъшей чистоты" 2); а это предполагаетъ и желаніе быть добрымъ и рѣшеніе быть имъ, и на самомъ дѣлѣ работу надъ собой, да и свободныя усилія человѣка при самомъ таинственномъ воздѣй-

1) Толкованіе на Римл. VI, 4. і. I, 334. 2) Сл. 40. т. III, 277.

— 201 —

ствіи. Поэтому, человѣкъ согрѣшающій послѣ крещенія, не только вредитъ себѣ, теряя величайшій даръ Божій, не только является неблагодарнымъ Богу, не вразумляясь Его милостью, но и прямо грѣшитъ, какъ клятвопреступникъ, какъ нарушившій данную имъ Богомъ „присягу". „Весьма тяжко, говоритъ св. Тихонъ Задонскій, грѣшатъ христіане, которые во святомъ крещеніи присягали, клялися и обѣщалися Христу Господу служить, но обѣты свои нарушили и солгали... Вси таковіи нарушили христіаескую присягу, клятвы и обѣтовъ своихъ, бывшихъ во святомъ крещеніи, не сохранили, разорвали спасительный со Христомъ союзъ и отъ Него отлучились и въ слѣдъ сатаны, котораго отрицались и на котораго плевали, паки обратились; и Христу Господу своему и Царю, Которому присягали, измѣнили" 1).Крещеніе, слѣдовательно, не только даръ Божій, но и обѣтъ; не только бдагодать, но и свободное дѣло человѣка.

Послѣ этого становится понятнымъ и ученіе ο плодахъ таинства.

Съ православной точки зрѣнія, праведность, полученная человѣкомъ при крещеніи, отнюдь не можетъ быть представляема въ видѣ какой-то четвертой силы, которая поселялась бы въ душѣ и дѣйствовала бы тамъ помимо самого человѣва. Будемъ ли называть эту силу излитой праведностью или тіросто силой Божіей, живущей по мнѣнію протестантовъ въ оправданноыъ и помимо его желанія, сама собой производящей въ немъ добро. По православному ученію, праведность новокрещеннаго состоитъ только въ возстановленіи первозданнаго расположенія души и вообще всей природы человѣка.

Въ грѣховномъ человѣкѣ порвенствуетъ душа и плоть, въ возрожденномъ господствуетъ духъ. „Возстановленіе падшаго, которое составляетъ сущность христіанства, бываетъ именно чрезъ возстановленіе духа и возвращеніе ему власти надъ душею и тѣломъ и очищеніе ихъ отъ всѣхъ прившедшихъ въ нихъ незаконно наклонностей привычекъ и страстей. Къ сему направлено, какъ домостроительство спасенія вообще, такъ и содѣлованіе по нему спасенія каждымъ спасающимся" ²). „Христосъ совершилъ все, что отъ Него зависѣло,

1) τ. 1V, 283.

2) Ѳеофанъ. Пнсьма къ одному лицу. Стр. 76.

— 202 —

грѣхъ не противовоюетъ закону ума нашего и не плѣняетъ насъ, какъ прежде напротивъ все сіе миновалось и кончилось; страсти, страшась и трепеща благодати Духа, усмирены" 1). „Человѣчество само по себѣ отъ крещенія не пріемлетъ измѣненія, ни разсудокъ, ни разумѣніе, ни познавательная способность, ни другое что, собственно служащее отличительною чертою естества человѣческаго, не приходитъ въ претвореніе; ибо претвореніе было бы къ худшему, если бы измѣнилось какое-либо изъ сихъ отличительныхъ свойствъ естества. Итакъ, если рожденіе свыше дѣлается возсозданіемъ человѣка, а это (перечисленное выше) не допускаетъ перемѣны; то должно разсмотрѣть, съ претвореніемъ чего благодать возрожденія совершенна. Явно, что съ изглажденіемъ дурныхъ признаковъ въ естествѣ нашемъ происходитъ переходъ въ лучшее" ²). До возрожденія человѣкъ живетъ по стихіямъ міра, ищетъ только своихъ си, „въ смертномъ его тѣлѣ царствуетъ грѣхъ", и онъ „повинуется ему въ похотяхъ его, предавая члены свои грѣху въ орудія неправды (Римл. VI, 12—13). Послѣ возрожденія, человѣкъ „представляетъ себя Богу, какъ ожившаго изъ мертвыхъ, и члены свои Богу въ орудія праведности" (ст. 13). До возрожденія человѣкъ живетъ для себя, послѣ возрожденія для Бога.

Сущность оправданія, слѣдовательно, не въ перемѣнѣ независимой отъ воли человѣка его духовно-тѣлесной природы, а въ перемѣнѣ его жизнеопредѣленія, въ измѣненіи направленія его воли. Умирая грѣху и воскресая для праведности, человѣкъ не другую душу получаетъ или не новую силу въ душѣ, а только рѣшаетъ съ прежней душой жить совершенно иначе. „Въ крещеніи, говоритъ преосв. Ѳеофанъ, мы не умираемъ только, но и оживаемъ или воскресаемъ. Умираемъ для грѣха и воскресаемъ для правды и святости. И по существу нравственно-духовной смерти такъ должно быть. Когда душа умираетъ чему, то не сама умираетъ; ибо есть присноживуща, а только отвращается отъ того, чему умираетъ, и смертельною возненавидѣваетъ то ненавистію. Но ненависть и отвращеніе такъ строятся въ душѣ,

1) I. Златоустъ. ln Rom. Ноm. ХIII, 7. Migne. t. LX, 483, Стр. 229. 2) Григорій Нисскій. Сл. Огл. гл. 40. т. IV, 107.

— 203 —

что, отвращаясь отъ одного, она не въ пустоту обращается, а къ чему-либо противоположному тому, чего отвращается. По сему закону, возненавидѣвая грѣхъ и отвращаясь отъ него, она въ то же время обращается къ правдѣ и святости, и возлюбляетъ ихъ. Это возлюбленiе правды и святости и есть новая жизнъ" 1).

Вотъ почему праведность, полученная въ крещеніи, можетъ быть человѣкомъ утрачена; человѣкъ и послѣ крещенія можетъ не спастись, если не сохранитъ полученной благодати.

Когда праведность эта признается особой силой, поселенной въ человѣкѣ чрезъ крещеніе, тогда совершенно непонятно, почему эта праведность оказывается безплодной: вѣдь, грѣхъ не можетъ ее изгнать, какъ не могъ онъ воспрепятствовать ея поселенію въ человѣкѣ. Да еще вопросъ, какъ грѣхъ можетъ такъ возобладать оправданнымъ человѣкомъ, при существованіи въ немъ самодѣйствующей праведности, чтобы дальнѣйшее пребываніе ея въ душѣ оказалось невозможнымъ? Между тѣмъ, если оправданіе есть дѣло не магическое, а нравственное, если сущность его въ измѣненіи жизненнаго опредѣленія человѣка, измѣненіи, которое только завершается благодатію, а производится волей человѣка: тогда необходимость дальнѣйшей праведности оказывается только нравственная, т. е. опирается на свободное произволеніе человѣка слѣдовать или не слѣдовать данному въ крещеніи обѣту, оставаться или не оставаться вѣрнымъ принятому рѣшенію отнынѣ служить не себѣ, а Богу.

Если (какъ мы видѣли въ приводимыхъ выше изреченіяхъ св. отцевъ) это рѣшеніе было искренне и всецѣло проникало душу крещаемаго, тогда у него больше надежды на сохраненіе полученной благодати, его возрожденіе, такъ сказать, прочнѣе. Если же онъ принялъ крещеніе только для видимости, по постороннимъ побужденіямъ, „если баня, какъ говоритъ св. Григорій Нисскій, послужила только тѣлу, а душа не свергла въ себя страстныхъ нечистотъ, напротивъ, жизнь по тайнодѣйствіи сходна съ жизнію до тайнодѣйствія; то, хотя смѣло будетъ сказать, однако же скажу и не отка-

1) Толкованіе на римл. VI, 4. τ. Ι, 334.

— 204 —

жусь, что для таковыхъ вода останется водою" ¹). „Человѣкъ, говоритъ преосв. Ѳеофанъ, „въ которомъ дѣйствіемъ Божественной благадати въ крещеніи или покаяніи, запечатлѣна пламенная ревность къ Богоугожденію или неуклонному хожденію въ волѣ Божіей, который, слѣдовательно, жаждетъ воли Божіей,—такой человѣкъ тотчасъ и дѣйствуетъ, какъ скоро сознаетъ обязательство, не смотря ни на какія препятствія. Посему, если бы сія ревность никогда не охладѣвала и не воспящалась, а, если бы съ другой стороны,—нравственное чувство всегда обладало такимъ совершенствомъ, чтобы живо и вѣрно осязало силу обязательства дѣйствій и было такъ чувствительно къ волѣ Божіей, чтобы въ немъ отражались самые малые слѣды ея: то сими двумя силами можно бы замѣнить всѣ наставленія въ нравственности и всѣ руководства къ благочестію, такъ какъ это и было у нѣкоторыхъ подвижниковъ. Но такъ какъ и ревность на самомъ дѣлѣ бываетъ у человѣка въ разныхъ степеняхъ повышенія и пониженія, и нравственное чувство, по своимъ природнымъ свойствамъ, у одного бываетъ живо и возбудительно, у другого тупо и медленно, у одного болѣе привычно къ однимъ, у другого къ другимъ дѣламъ, иногда бываетъ вѣрно, иногда не вѣрно (ибо есть и ложный нравственный вкусъ), и вообіде человѣкъ въ сердцѣ своемъ встрѣчаетъ всякую неровность и неправоту (почему молится: духъ правъ обнови), по коей оно или незаконно чувствительно къ одному, или незаконно холодно къ другому:—то во многихъ случаяхъ ему надлежитъ необходимость силою какъ бы налагать на себя обязательство и внѣдрить сіе чувство и сердце" ²).

Здѣсь ясно выражаются двѣ мысли: во-первыхъ, сущность полученной праведности заключается въ опредѣленіи себя къ добру и, во-вторыхъ, необходимость этого опредѣленія и послѣ крещенія зиждется на сознаніи „обязательства", т. е. на вѣрности разъ постановленной себѣ цѣли. Сохранить себя на пути добра человѣкъ можетъ только прямыми усиліями своей воли, принужденіями себя къ добру. „Что въ крещеніи погребены наши прежніе грѣхи, это, по словамъ св. I. Златоуста, есть Христовъ даръ; а чтобы послѣ креще-

1) Оглас сл. 40. т. IV, 107.

2) Письма ο христіанской жизни. стр. 176—177.

— 205 —

нія пребывать мертвыми для грѣха, это должно быть дѣломъ собственнаго нашего раченія; хотя и въ семъ подвигѣ, какъ увидимъ, всего болѣе помогаетъ намъ Богъ. Ибо крещеніе имѣетъ силуне только заглаждать прежнія согрѣшенія, но и ограждать оть будущихъ. Какъ для заглажденія прежнихъ грѣховъ ты употребилъ вѣру, такъ, чтобы не оскверниться грѣхами по крещеніи, яви перемѣну въ расположеніи" 1). Хотя благодатная помощь всегда готова крещенному, хотя онъ въ пріискреннемъ соединеніи со Христомъ, однако только при содѣйствіи своей воли человѣкъ можетъ воспользоваться этой благодатной помощыо. „Евангелистъ,—говоритъ тотъ же св. отецъ,—нигдѣ не даетъ мѣста принужденію, а показываетъ свободу воли и самостоятельность человѣка; это высказалъ и теперь. Ибо и въ этихъ тайнахъ (возрожденіи и пр.) одно принадлежитъ Богу—даровать благодатъ, а другое человѣку—показать вѣру. Но затѣмъ требуется отъ человѣка еще много заботливости: ибо для сохраненія чистоты намъ не довольно только креститься и увѣровать; но, если мы желаемъ пріобрѣсти совершенную свѣтлость, то должны вести достойную того жизнь. Α это Богь предоставиль намъ самимъ. Возрожденіе таинственное и очищеніе наше отъ всѣхъ прежнихъ грѣховъ совершается въ крещеніи; но пребыть въ послѣдующее время чистыми и не допускать въ себѣ снова никакой скверны—это зависитъ отъ нашей воли и заботливости" ²).

Такъ въ крещеніи, такъ же и при всякомъ другомъ таинствѣ: свобода человѣка всегда сохраняется. „Честная кровь Христова,—говоритъ св. Кириллъ Александрійскій,—избавляетъ насъ не только отъ погибели, но и отъ всякой нечистоты, сокрытой внутри насъ, и не допускаетъ насъ охлаждаться до равнодушія, но наоборотъ дѣлаетъ насъ горящими духомъ"; однако это только при добровольномъ стараніи самого человѣка. „Необходимо и полезно, чтобы однажды удостоившіеся Христа старались твердо и неуклонно держаться святой жизни" ³⁾; такъ что даже на самыхъ высшихъ степе-

1) Іп Rom. Hom. XI. (Migne. t. LX, 483). Стр. 229.

2) Іn. Іoann. Hom. X, 3 (Migne. t. LIX_r 76). τ. Ι, 122—123.

3) 0 поклоненіи въ духѣ кн, 17. τ. III, 250—251.

— 206 —

няхъ благодатнаго озаренія человѣкъ всетаки остается причиного своихъ дѣйствій и всегда можетъ пойти совершенно противоположнымъ путемъ. „И исполненные Духа Святаго, по словамъ преп. Макарія Египетскаго, имѣютъ въ себѣ естественные помыслы и имѣютъ волю соглашаться на нихъ" ¹). Поэтому отцы Церкви всегда учили, что благодать оправданія есть явленіе въ извѣстной степени временное, т. е. временно ощущаемое и временно скрывающееся отъ сознанія, что оно наконецъ можетъ оказаться и утраченнымъ для человѣка. „Даже совершенные,—говоритъ преп. Макарій Египетскій,—пока пребываютъ во плоти, не избавлекы отъ заботъ (т. е. ο своеагь спасеніи) по причинѣ свободы и состоятъ подъ страхомъ; почему и попускаются на нихъ искушенія". И только „когда душа войдетъ въ оный градъ святыхъ, тогда только возможетъ пребыть безъ скорбей и искушеній" 2). Праведность — это огонь, возгорѣвшійся въ насъ, который грозитъ угаснуть при малѣйшей невнимательности съ нашей стороны. „Огонь, который мы получили по благодати Духа,— говоритъ св. I. Златоустъ,—если захотимъ, мы можемъ усилить; если же не захотимъ, тотчасъ угасимъ его. А, когда онъ угаснетъ, въ нашихъ душахъ не останется ничего, кромѣ тьмы. Какъ съ возженіемъ свѣтильника появляется большой свѣтъ; такъ съ его погашеніемъ не остается ничего, кромѣ мрака. Поэтому сказано: Духа не угашайте (I. Сол. V, 19). Угасаетъ же онъ тогда, когда не имѣетъ елея, когда подвергается какому-нибудь сильному напору вѣтра, когда подавляется и стѣсняется (ибо отъ этого гаснетъ огонь); а подавляется онъ житейскими заботами и угасаетъ отъ злыхъ пожеланій... И вотъ мы отойдемъ отсюда, неся съ собой золу и пепелъ, окруженные великимъ дымомъ, который будетъ обличать насъ въ томъ, что мы угасили свои свѣтильники. Ибо, гдѣ дымъ, тамъ необходимо предположить угасшій огонь" ³). „Дары Божія,—говоритъ св. Димитрій Ростовскій,—суть яко роса утренняя: настанетъ ли зной полуденный, изсохнетъ

1) Нот. XII, 8 (Migne t. XXXIV. 561). стр. 126.

2) Нот. XXVI, 23 (Migne. ib. 689X стр. 273-274.

3) Іп Іоаnn. Hom. L. 3. (Migne. t. LIX, 282-

— 207 —

роса. Возможетъ ли въ человѣцѣ зной грѣховный, отъимутся отьнего Божія духовныя дарованія" 1).

Однако не нужно представлять себѣ послѣдующей жизни человѣка въ такомъ видѣ, что вся его задача будетъ состоять только въ томъ, чтобы не потерять какъ-нибудь эту полученную имъ праведность.

Въ такомъ случаѣ, самое лучшее, что человѣкъ могь бы себѣ пожелать, это умереть тотчасъ же послѣ принятія таинства, не начавши здѣсь на землѣ своей обновленной жизни. Правда, по католическому представленію, человѣкъ можетъ собственнымъ трудомъ увеличить свою праведность, которая, какъ даръ, для всѣхъ равна. Конечно, заманчиво получить большую, чѣмъ другіе, награду, однако это, довольно еще условное само по себѣ, полученіе сопровождается такой большой опасностыо потерять и то, что есть, что едва ли многіе не удовольствуются, хотя и равной съ прочими, но уже вѣрной наградой за праведность крещенія. Въ такомъ случаѣ участь всѣхъ оставшихся живыми послѣ крещенія была бы не только безцѣльна, какъ въ протестанствѣ, но по истинѣ ужасна, проходила бы въ постоянномъ трепетаніи за себя. Этотъ трепетъ пригвождалъ бы всякую мысль, всякое благое начинаніе человѣка. Зачѣмъ ему предпринимать что-нибудь, хотя бы и высокое въ христіанскомъ отношеніи? Ему не до мыслей ο высшей наградѣ, когда каждый невѣрный шагъ грозитъ ему конечной погибелью. Лучше пробыть соннымъ всю жизнь, тогда по крайней мѣрѣ меньше опасности потерять, что есть, чѣмъ, пожелавъ большаго, потерять все. Тогда убита была бы вся церковная жизнь, не было бы ни мученичества, ни истиннаго подвижничества ни самоотверженнаго служенія другимъ; потому что все вниманіе поглощено было бы своей личностью и именно ея отрицательнымъ благополучіемъ: какъ бы не потерять того, что имѣю. Конечно, этотъ страхъ за полученную благодать можетъ имѣть мѣсто, и имѣетъ и въ православномъ христіанинѣ, однако лишь въ томъ смыслѣ, что никто не долженъ быть легкомысленнымъ и никто не долженъ, полагаясь на благодать таинства, самъ предаваться нравственной спячкѣ. Но да не будетъ сего, чтобы

1) Христ. Чтеніе. 1842. г. т. IV. 480—481.

— 208 —

этотъ трепещущій, себялюбивый и самоубійственный страхъ былъ главнымъ содержаніемъ христіанской жизни. Мы получили власть быть чадами Божіими, мы видѣли любовь Божію къ намъ и можемъ отъ сердца взывать къ Нему: Авва, Отче! Кто боится, тотъ плохой христіанинъ, „боящійся не совершенъ въ любви" (I Іо. IV, 18). Не можетъ, поэтому, православная церковь въ одномъ недѣятельномъ и непонятномъ храненіи полученнаго дара или въ горделивомъ исканіи большей предъ другими награды полагать задачу и смыслъ жизни возрожденнаго человѣка. Православное ученіе, дѣйствительно, и даетъ этой жизни полный ея смыслъ и задачу, непосредственно вытекающую изъ существа того возрожденія, которое является ея началомъ.