Часто приходится слышать: «Православие – это такой консерватизм, вот если бы попроще, посовременнее». В догмах ли дело?

- Я очень рад, что православие консервативно, что у него твердые и неизменные догмы. Без этого жизнь вообще невозможна. Все мы живы, потому что у нас есть твердые и неизменные составы нашего естества – кости. Они держат наши мышцы, все наше тело. Без них мы были бы медузами. Так вот, я не хотел бы видеть свою церковь растекшейся медузой, без своего характера и своего взгляда на мир. Я очень рад, что православие хранит свои догмы, не приспосабливаясь под ныне модные сквозняки.

Разве не возникает конфликта между обрядоверием бабушек и религиозной философией интеллигенции?

- Напротив, именно человек с развитым гуманитарным вкусом в состоянии понять символику обрядов. Он привык, что в культуре, истории не бывает бессмысленных мелочей, умеет ценить детали. Поэтому в храме такие люди оказываются в естественной для себя атмосфере, в которой все полно этого смысла. И что интересно: именно церковная молодежь настаивает сегодня на том, чтобы форма жизни церкви была максимально архаична и консервативна.

Тем не менее, согласитесь, внутри самой церкви сосуществуют обрядоверие и философия, обновленчество и традиционализм, славянофильство и западничество...

- Сосуществуют, и все же я убежден, что будущее - за молодыми консерваторами. Молодежь ищет защиты против духа модернизма и реформаторства. Она бунтует против психологии потребительства, против идеалов, которые недостойны человека, против тотальной макдональдизации. Есть несколько видов бунта. Самый созидательный, по-моему, это бунт против современной пошлости во имя вечности и во имя Традиции.

Это прекрасно выражено в стихотворении Марины Цветаевой «Отцам»:

В мире, ревущем

«- Слава грядущим!»

Что во мне шепчет:

«- Слава прошедшим!»?

Некоторые люди считают православие реликтовой религией. Заходя в храм, человек не ощущает никакой связи между происходящим там и современной жизнью, в которой он пользуется Интернетом, слушает рок-музыку.

— Людей, с которыми я общаюсь, наоборот, радует эта реликтовость, как вы выразились, православия, наш консерватизм. Это право быть другим, быть разным. Мне дорога и другая цветаевская строка: «У меня есть право не быть собственным современником». Церковь дает возможность выбирать, чьим современником ты хочешь быть. Меня радует, что я вхожу в храм и молюсь теми же словами, которыми молились Сергий Радонежский, Серафим Саровский.