Янтарная ведьма 2 page

Город лежит у подножия высоких скал, точно гигантская девственно-белая птица в гнезде из огня. Старый город, разделенный надвое рекой, уходит корнями в самые дальние закоулки прошлого; как и Драконьи врата в Зарависсе, он отчасти является воспоминанием, материальным объектом, обремененным грузом легенд, древним пепелищем, куда сошли с небес боги Гроз, скрытые в утробах бледных драконов.

В полдень, в первый застианский месяц, над его сторожевыми башнями поднялись клубы жирного черного дыма, знака смерти, и Корамвис открыл ворота навстречу своему мертвому королю.

Покои Вал-Малы наполнял тусклый свет и дым от многочисленных курильниц. Треща, мерцали огоньки свечей, придворные дамы были одеты во все черное. По щекам девушки, проводившей их внутрь, струились нарисованные серебряные слезы.

Вал-Мала заставила их обоих — лорда-советника и Орна, принца Элисаара — довольно долго прождать ее. Когда Орн начал проявлять нетерпение, девушка бросила на него укоризненный взгляд и прошептала:

— Королева скорбит.

Орн насмешливо фыркнул, но в этот миг появилась сама скорбящая, и он поспешно проглотил все ругательства, вертевшиеся у него на языке.

Вал-Мала. Ее темная, как у всех висов, кожа была покрыта плотным слоем белил, дорфарианскую смоль волос скрывал парик из гиацинтово-синего шелка. На ней было траурное платье, но его скорбный дух никак не отражался ни на ее лице, ни в кошачьих глазах, хотя они были черны, словно озера в безлунную ночь. Она была намного моложе своего почившего супруга и никогда его не любила. Даже ее беременность все еще была незаметна. Казалось, она искоренила все следы Редона, и ритуальная фраза «королева скорбит» прозвучала как-то непристойно, словно ругательство из тех, что царапают на заборе. И все же ее красота ничуть не утратила своей знаменитой пронзительности, своего ошеломляющего очарования, несмотря даже на то, что было в ней нечто неуловимое, выдающее высококлассную шлюху, какой-то легчайший налет вульгарности и порока.

Она взглянула на Орна, потом отвела глаза.

— Где мой повелитель Редон?

— Двигается без всякого присмотра по закоулкам дворца, поскольку вы, мадам, приказали нам явиться сюда, — прорычал Орн.

— Лучше бы вы, принц Орн, более усердно присматривали за ним при жизни. Возможно, тогда сейчас он был бы среди нас.

— Сразу видно, мадам, как сильно потрясла вас эта утрата.

Его насмешка заставила ее вздрогнуть, точно от удара хлыста, и в ярости сжать унизанные кольцами тонкие пальцы.

— О, я действительно потрясена. Потрясена вашей злобой и бестактностью. Я слышала, вы привезли мне подарок.

— Подарок, мадам?

— Так мне сказали. То, что является подарком в вашем представлении, — она возвысила голос. — Его шлюху! Эту грязную храмовую подстилку! Одну из распутных змеепоклонниц, которой он воспользовался, потому что рядом не было меня.

Эм Элисаар ничего не сказал, но его лицо окаменело от гнева.

— И ни слова о младенце, которого она якобы носит! — выплюнула она ему в глаза. — Я не позволю ей остаться в живых! Мать королевского наследника — я, и никто другая!

— Вы — и еще множество других, мадам.

Ее глаза внезапно расширились и опустели, словно она в ужасе увидела других, менее знатных детей, заявляющих права своего рождения. Она подошла вплотную к Орну и взглянула прямо ему в лицо.

— Я, — сказала она. — Я одна. Ваш король здесь, Орн эм Элисаар. — Она схватила его за руку и положила его ладонь к себе на талию. Он почувствовал пальцами небольшую еще выпуклость ее живота, острые грани какого-то драгоценного камня, вставленного в пупок, под тяжелыми складками траурного платья. Кровь тяжело запульсировала у него в висках, прихлынула к паху. Вал-Мала услышала его участившееся дыхание и грубо оттолкнула его руку.

— Вот ваш король, которому вы будете присягать на верность, — сказала она, презрительно улыбаясь при виде того, как возбудили его она и алая звезда. — А теперь разрешаю вам удалиться. Полагаю, что Вдовствующая королева вправе отдать подобный приказ простому принцу Элисаару.

Орн замер, его губы угрюмо сжались. Он поклонился бесстрастно, как автомат, и зашагал прочь. Огромная дверь из циббового дерева с грохотом захлопнулась за ним.

Вал-Мала взглянула на Амнора, стоящего в тени.

— Так этому выскочке и надо.

— Воистину, моя богиня. Так и надо.

— Я не совсем поняла, что ты хотел сказать этим, Амнор. Возможно, тебе стоит поблагодарить меня, — рассмеялась она, сдергивая с головы синий парик. Черные волосы густой волной рассыпались по плечам. — Врач уже осмотрел ту девку?

— Осмотрит, как только она прибудет во Дворец Мира.

— И Редона тоже, — сказала она. — Когда он умер?

— Почти на рассвете, насколько я могу судить. Девчонка была с ним.

— Глупый Редон. Он так сильно нуждался в женщинах и столь же сильно их боялся. Всегда боялся. Даже в страсти. Никчемный и нелепый король.

— Больше он тебя не потревожит.

— Нет. — Она склонилась к нему, неправдоподобно белая рука сжала его плечо. — Как?

— Я подсыпал снадобье в терпкое вино, которое делают на Равнинах, — сказал он бесстрастно. — Красная Луна уже завладела его телом. Он не соображал, что пьет.

— Я хотела бы, чтоб он знал. Жаль, что я не видела, как он выпил это и издох.

— Это было бы неразумно, моя королева.

— И плата тебя устраивает? — прошипела она.

— Более чем, — прошептал он, протягивая руку и касаясь ее тела, которое уже прижималось к нему в пробуждающемся желании.

По широкой галерее Дворца Мира торопливо шагал человек в черном одеянии. Позади него, почти под самой чашеобразной крышей одной из башен, светились желтым окна комнаты, которую он только что покинул. На тихие сады уже опустились сумерки.

Он миновал двух часовых, проводивших его цепкими взглядами.

Из мрака, окружавшего широкие ворота, вынырнула сильная рука, ухватившая его за локоть.

— Что вам от меня нужно?

— Новости о храмовой девке с Равнин.

— От чьего имени вы спрашиваете меня?

— От имени лорда Амнора.

Врач поколебался, потом все же сказал:

— Еще слишком рано, чтобы можно было с уверенностью судить о ее состоянии.

— Ну же, доктор. У вас должно быть какое-то мнение, — настойчиво повторил голос из темноты.

— Я… Я склоняюсь к тому, что она понесла.

Рука выпустила его локоть, послышались удаляющиеся шаги. Врач дернулся, словно пытаясь унять дрожь, и направился в бескрайний город, чьи фонари горели, как звезды.

Ночь затопила Корамвис, его пышные дворцы и узкие опасные переулки. На темном небе запульсировала, померкла и скрылась звезда, сдавшись алому всплеску рассвета.

Где-то настойчиво затрезвонил колокол.

Покорным эхом отозвались другие колокола.

Над горизонтом показался краешек нового солнца, и от черного храма богов Грозы повалили клубы дыма, затянувшего пеленой реку Окрис. Этому едкому красному дню предстояло увидеть, как король наконец-то навсегда поселится в своем мавзолее.

Небесная синева сгустилась, превращаясь в непроницаемо-темное индиго.

Из Дворца Гроз, из храмов, из Воинской академии потянулись черные и сверкающие процессии, которые сливались и объединялись в одну на белой дороге, шедшей меж двумя рядами гигантских обсидиановых драконов, увенчанных зубчатыми гребнями, — на аллее Рарнаммона.

«Верховный король мертв, солнце угасло, луна закатилась, земля пошатнулась».

Сотня жриц шла впереди со скорбной песнью, она казалась воплем из ада — такая в ней была пустота, отчаяние, боль. Зловеще багровели их одеяния цвета драконьей крови, из их глаз ручьями текли слезы от лимонного сока, который они закапали туда, их тела были испещрены ранами, которые они сами себе нанесли. Следом за ними шагали жрецы в пурпурных одеждах, сопровождаемые тревожным гулом гонгов, с лицами, неестественно застывшими в масках скорби.

Драконья Гвардия Редона сопровождала набальзамированного мертвеца. В гуще их черных, грозно бряцающих рядов, в обрамлении знамен цвета ржавчины и развевающихся кистей, везли золоченую клетку, внутри которой сидел человек. На нем был полный боевой доспех. На его голове пламенел огромный острый гребень, глаза смотрели прямо перед собой. Он был как живой, однако все в нем источало смерть, издавало неощутимый запах тлена, а черные глаза сверкали и блестели, отражая солнце, поскольку теперь были сделаны не из живой плоти, но из оникса и хрусталя. За ним, точно рабы, шагали принцы и несколько королей, а за ними — их наложницы и жены. И королева Редона, в черном бархате, увешанная фантастическими драгоценностями. Ее юбка так же вздымала тучи пыли, как и все прочие. Ее глаза были столь же пусты, как бездушные камни в глазницах ее мертвого и ненавистного супруга. Он погиб по ее желанию, но она была вынуждена тащиться через весь город, словно рабыня, оплакивая его на глазах у всех горожан. Она вспомнила приветствия закорианских принцев: «Да будет благословен наследник в вашем чреве», — и по ее языку разлилась желчь ярости, горькая, как дорожная пыль.

В хвосте процессии маршировали бесчисленные ряды солдат. На улицах рокотали барабаны, а с одышливого неба глухим эхом вторил гром.

Толпы трепетали, внимая этому приглушенному гласу разгневанных богов. Женщины с рыданиями валились на колени, провожая проезжающую мимо них погребальную клетку Редона. Вскоре послышались призывы уничтожить ведьму, тварь из проклятых Степей, убийцу Повелителя Гроз — Ашне'е.

Усыпальница королей возвышалась на крутом берегу Окриса, а входом в нее была мраморная драконья пасть.

Шумная процессия, теперь расцвеченная огоньками факелов, исчезала между этими разверстыми челюстями. Небо за Рекой почернело, то и дело раскалываемое надвое копьями мертвенно-белого огня, потом прорвалось огромными каплями дождя. Вода в реке словно вскипела. То и дело слышались громовые раскаты.

Жрицы подняли к небу исхлестанные слезами и дождем лица, дрожа от ужаса и экзальтации.

В скорлупе гробницы дрожащий свет факелов высекал синие и алые искры из рубинов и сапфиров величественного мавзолея, из глаз резных чудищ и хиддраксов, струился серебристыми ручейками по доспехам его металлических стражей.

Цепочка жрецов растянулась, обозначая путь к самому последнему склепу. В сладковатой дымке курений тело Редона извлекли из клетки и внесли в его разверстое чрево. Эхо молитв взметнулось меж саркофагами и тут же заглохло.

Вал-Мала последовала за королями и принцами в безмолвие склепа. В былые времена ее замуровали бы в стену рядом с господином и повелителем — его собственность даже в вечности или тлении, — и при мысли об этом со дна ее души поднялся холодный и липкий страх.

Он лежал перед ней на своем последнем ложе, на спине. Ее страх мгновенно сменился торжествующим презрением, стоило ей вспомнить, что ему уже больше никогда в жизни не лежать перед ней вот так. Она склонилась, коснувшись его руки и прижавшись к ней губами в насмешливом ритуальном поцелуе скорби — и застыла, задохнувшись. Там была змея.

Она стояла прямо на груди ее мужа, ужасающе тонкая, золотисто-желтая, оплетенная кольцами замысловатого черного узора. Ее язычок, как крохотный язык черного пламени, плясал меж острых зубов.

Она была не в силах отдернуть ладонь. Она была не в силах закричать.

Она протянула змее руку, ожидая, когда острые иглы зубов вонзятся в нежную кожу и яд растечется по венам. Маленькая головка отдернулась, и она поняла, что настал последний миг ее жизни…

Молния! Казалось, молния ударила прямо сквозь крышу мавзолея в склеп. Но это был всего лишь отблеск факела на мече, причем не чьем-нибудь, а принца Орна, оказавшегося на долю секунды проворнее змеи и отрубившего ей голову.

Вал-Мала вытащила руку, точно из вязкой неподатливой глины, и потеряла сознание.

Могильная тишина взорвалась криками и руганью, быстро воспламенившими и толпу снаружи. Орн стер с меча кровавую слизь и невозмутимо вложил его обратно в ножны.

— Найдите главного каменщика, руководившего строительством склепа. Он у меня ответит на кое-какие вопросы.

Стражник бросился выполнять его приказание, а Орн махнул придворным дамам Вал-Малы, потом равнодушно перешагнул через ее обмякшее тело и вышел прочь.

То, что ей не пришлось пешком идти обратно по душным от назревающей грозы улицам, не стало для Вал-Малы утешением. Она лежала, точно посетившее ее мимолетное видение собственной смерти, а после обморока пришли боль, дурнота и страх. Вокруг нее засуетились врачи, и различным снадобьям и молитвам не было числа. Но выкидыша, которого так боялись, не произошло: она цеплялась за свое дитя с яростным и перепуганным упорством, и после того, как переполох немного улегся, не одному лекарю пришлось вопить под ударами хлыстов ее личной гвардии.

Она лежала в своей затемненной спальне под роскошным одеялом, расшитым рыжими солнцами и кремово-серебристыми лунами, и ее глаза пылали такой ненавистью, что, казалось, вот-вот выжгут весь мозг. Никогда прежде она не испытывала такого ужаса, и в будущем ей доведется испытать его всего лишь раз или два.

— Пришлите мне Ломандру, — велела она. Ломандра Заравийка, ее главная придворная дама, появилась в темной комнате подобно грациозному стройному призраку. — Я здесь, госпожа, — сказала она. — Я так рада, что вы теперь в безопасности.

— В безопасности, как же! Я чуть было не потеряла ребенка, будущего короля, дитя Редона. Мою единственную надежду на почести. Она хочет отнять ее у меня, она послала змею погубить моего сына.

— Кто, госпожа?

— Та тварь, которую Орн притащил сюда, чтобы меня позлить. В Степях поклоняются змее, анкире. Та ведьма, та дьяволица — я молилась, чтобы она сдохла. Клянусь, ей не жить.

— Мадам…

— Молчи. Это все, что тебе придется сделать. Ты отправишься во Дворец Мира.

— Мадам, я…

— Нет. Ты будешь делать то, что я говорю. Помни, я полностью доверяю тебе. Ты станешь прислуживать этой суке, а там посмотрим. Возьми-ка это.

Ломандра взглянула на протянутую руку королевы и увидела, что Вал-Мала предлагает ей кольцо с множеством драгоценных камней, очень красивое и дорогое. Казалось, она заколебалась, потом осторожно стянула его с пальца госпожи и надела на свой.

— Тебе идет, — шепнула Вал-Мала, тем самым обручая Ломандру со своими планами.

За окнами неистовствовали раскаты грома, носились по городу черные звери грозы, не утихавшей вот уже три дня.

После долгого дождя утренняя жара, обрушившаяся на сады Дворца Мира, была не столь яростной.

Глаза стражников метнулись в сторону. По аллее, обрамленной искусно подстриженными деревьями, шла женщина в золотых украшениях и черном придворном одеянии. Они узнали ее: то была главная дама королевы, Ломандра Заравийка. Она прошла мимо них, поднялась по ступеням из светлого мрамора, вступила на галерею.

Внутри ее ждала прохлада коридоров и мозаичные полы. В комнате сидела девушка с безжизненно висящими волосами, оттенок которых в точности повторял цвет самого редкого янтаря. Ее живот уже заметно увеличился, но остальное тело, казалось, ничуть не раздалось — наоборот, выглядело каким-то усохшим, точно вся ее плоть и вся ее суть сосредоточились в том месте, где росла новая жизнь, а остальное служило лишь оболочкой, простым обиталищем.

Ломандра остановилась. Она стояла совершенно неподвижно, и презрительная гордость Вал-Малы сквозила в каждой ее черточке, ибо сейчас она была точной копией своей госпожи.

— Меня послала к тебе моя госпожа, королева эм Дорфара и всего Виса, вдова лорда Редона, — сообщила она холодно, нанизывая титулы один за другим, как драгоценные жемчужины.

— Зачем?

Ее прямота ошеломила Ломандру, но лишь на миг.

— Чтобы служить тебе. Королева чтит дитя своего мужа.

Ашне'е повернулась и посмотрела на нее. «Что за жалкое существо!» — подумала Ломандра с безжалостным отвращением. Разве что глаза… Они тоже были янтарными и совершенно необыкновенными. Ломандра обнаружила, что смотрит в эту янтарную глубину, и быстро отвела взгляд, чувствуя себя до странности неловко.

— Сколько тебе осталось до родов?

— Не очень долго.

— Мне нужен точный срок. Насколько нам известно, женщины из Долины носят детей меньше, чем висы.

Ашне'е не ответила. Высокомерие Ломандры сгустилось в гнев. Она подошла к девушке вплотную, нависая над ней.

— Еще раз спрашиваю тебя: сколько времени осталось до рождения твоего ребенка?

Да, эти глаза были совершенно… Ломандра долго искала в памяти подходящее слово, но так и не нашла. Возможно, всего-навсего необычный цвет, не свойственный ее собственной расе, и заставлял их казаться столь… сверхъестественными. Тонкие сосуды на белках, словно тропки, вели к золотистым ободкам радужных оболочек, оканчиваясь в омутах зрачков. Эти зрачки начали расширяться, отвечая на ее взгляд. Казалось, они затягивают ее в бездонную кружащуюся тьму. И в этой бездне Ломандру охватил водоворот чужих эмоций — всеобъемлющий ужас, парализующий страх и нестерпимое страдание. Задыхаясь, она отпрянула и была вынуждена схватиться за кресло, чтобы не упасть.

Когда она вновь опустила взгляд, равнинная девушка сидела, низко опустив голову, и волосы падали ей на лицо.

Ломандра в смятении оглянулась вокруг. «Я заболела», — промелькнуло у нее в мозгу.

— Мой ребенок появится на свет через пять месяцев.

Ломандра вспомнила, что задавала девушке какой-то вопрос, — видимо, это был ответ на него. Она спрашивала ее о родах… Внезапно она пришла в себя. Ее охватило каменное спокойствие, а недавний короткий приступ истерической растерянности показался почти забавным. Пожалуй, стоит уделять себе больше внимания. Наверное, это все жара…

Она улыбнулась, вспомнив, что этой ночью будет с Крином — Четвертым Дракон-Лордом, командиром Речного гарнизона, чьи ласки никогда не оставляли ее равнодушной. Ашне'е сразу стала незначительной — словно пламя масляной лампы, у которой прикрутили фитиль.

Ломандра не помнила о ней ни за высоким столом в гарнизоне, ни позже, когда красноватая тьма ночи просочилась сквозь открытые окна и весь мир сузился до горячего мужского тела рядом с ней, осененного лучами алой звезды. Но когда она заснула, ей привиделось, будто она лежит с огромным животом, ожидая надвигающихся родов и чувствуя пугающие движения новой жизни в своем лоне. Вдруг что-то изменилось: теперь вокруг нее бушевала разъяренная толпа, а она сама, обнаженная, была распростерта на площади, под неумолимым небом. Ее пронзила невыносимая боль от клинка, сквозь врата желаний глубже и глубже входившего в ее лоно — самое древнее и страшное наказание висов. Она закричала, и ей ответил немой крик зародыша. Она увидела свое мертвое тело и поняла, что это не она. Это было тело Ашне'е…

Ее тряс Крин. Она уткнулась лицом ему в грудь и разрыдалась. Ломандра не плакала с тех самых пор, как еще почти ребенком покинула свою страну и отправилась в скалистый Дорфар. Сейчас же из ее глаз лились неукротимые потоки, и еще долго после этого она дрожала, испугавшись, что сходит с ума.

Сначала она хотела признаться королеве в своем страхе, попросив, чтобы вместо нее послали приглядывать за ведьмой какую-нибудь другую даму. Но когда она предстала перед Вал-Малой, принеся той ответ на ее вопрос, то мгновенно потеряла всякую надежду. После чудесного спасения от змеи красота Вал-Малы постепенно померкла под игом того, кто рос в ее лоне; она сама не знала, чего хотела, стала капризной и вспыльчивой.

Поэтому Ломандра вернулась во Дворец Мира, где нашла лишь исхудавшую и истаявшую, как свеча, девушку, прикованную к паразиту растущей в ней жизни.

Прошел месяц. Ломандра одевала девушку в дорогие ткани, висевшие на ней, как на вешалке, расчесывала ее тусклые безжизненные волосы и внимательно наблюдала за ней, никогда не глядя ей в глаза, которые теперь в ответ никогда не обращались на нее.

Ломандра недоумевала. Она успела изучить это хрупкое тело до мельчайших подробностей, но при этом не знала ровно ничего. Душа, обитавшая в этом теле, оставалась непостижима для нее.

Тощий врач, чье черное одеяние висело на нем, как лохмотья на скелете, приходил и уходил. В конце месяца Ломандра снова подкараулила его в сумрачной колоннаде.

— Как идут дела, господин врач?

— Неплохо, хотя, на мой взгляд, она не создана для деторождения. У нее очень узкие бедра, а таз как у птички.

— Уже недолго ждать? — спросила Ломандра, как велела ей Вал-Мала.

— Еще несколько месяцев, госпожа.

— Я думала, меньше, — солгала Ломандра, повторяя слова королевы. — Иногда у нее из груди капает молозиво. И еще она жаловалась на сильные боли внизу спины. Разве это не предвестники?

— Я ничего такого не заметил. Она ничего не говорила, — врач был ошеломлен.

— Все-таки я женщина. А она — невежественная крестьянка и, возможно, стесняется говорить с мужчиной о таких вещах.

— Тогда может быть, что и скорее.

Когда он, точно потрепанная тень, развернулся и исчез за колоннами, вид у него был встревоженный.

Ломандра положила руку на занавес, но внезапно остановилась. Она уже давно разгадала намерения королевы, однако лишь сейчас, впервые за все время, почувствовала отвращение при мысли о том, чему становится соучастницей.

В комнате девушка сидела перед овальным зеркалом, медленно проводя гребнем по своим неживым волосам. К горлу заравийки подступила неожиданная жалость. Она подошла к девушке, ласково взяла расческу из ее руки и продолжила движение.

— Ломандра.

Женщина вздрогнула. Еще ни разу этот голос не произносил ее имени. Он произвел странное воздействие: на миг бледное исхудавшее лицо в зеркале стало лицом королевы, которой она служила. Ее глаза встретились с глазами Ашне'е, отраженными в стекле.

— Ломандра, я не испытываю к тебе ненависти. Не бойся. — Эти слова так подходили образу царственного величия, явившемуся в зеркале, что унизанные кольцами пальцы Ломандры дрогнули, и она выронила гребень.

— Зарависс лежит рядом с Равнинами-без-Теней, Ломандра. Хотя ты вис, кровь наших народов давно перемешалась. Ты станешь моей подругой.

Внезапно сердце заравийки сжала невыносимая боль. Лишь страх перед Вал-Малой не позволил ей во весь голос закричать о том, что должно произойти.

Казалось, девушка услышала ее мысли, но никакого удивления не выказала.

— Повинуйся королеве, Ломандра. У тебя нет выбора. Но когда ее задание будет выполнено, ты выполнишь мое.

Луна повисла на деревьях дворцового сада переспелым красным плодом, когда Амнор, никем не остановленный, прошел мимо часовых, уклончиво бросив им: «По поручению королевы». Поднявшись по темной лестнице башни, он отдернул занавес, прикрывавший вход в покои Ашне'е. Комната была озарена лишь луной.

— Я всегда вижу тебя такой, как сейчас, Ашне'е. Лежащей на постели.

— Что тебе от меня нужно? — отозвалась она, не открывая глаз.

— Ты отлично знаешь, чего я хочу.

Он уселся рядом и положил ладонь ей на грудь. Даже в темноте он ясно видел, что ее красота безвозвратно ушла, но он жаждал не красоты.

— Я хочу, чтобы ты показала мне штучки, которым научила Редона. Те убийственные штучки. Вот увидишь, я схватываю на лету.

— Во мне ребенок, — произнесла она раздельно. — Наследник Повелителя Гроз.

— Да. Ребенок. Хотя сомневаюсь, что он от Редона. Его семя было не слишком живучим.

Ее глаза распахнулись и застыли на нем.

— Ты думаешь, что до сих пор осталась бы жива, не снабди я тебя оправданием? — спросил он.

— Какая тебе разница, жива я или нет?

— О, ты зришь в корень, Ашне'е. Мне нужны твои знания. Не только наслаждения, которые живут между твоими белыми бедрами, но и силы, с которыми твой народец играется на своих навозных кучах. Говорящий Разум — видишь, я даже выучил ваши названия. Научи меня читать мысли других людей. И Ее храм — где он находится? Поблизости?

— Храмов много.

— Я не о них. Я — о Месте Анакир. Мне известно, что его руины лежат где-то в холмах Дорфара.

— Откуда ты знаешь?

— Время от времени я встречался и с другими жителями Степей. У некоторых из них языки длиннее, чем у остальных. Но никто из них не был служителем Повелительницы Змей.

— Зачем тебе ее Место?

— Чтобы завладеть тамошними сокровищами. Как денежными, так и духовными. Это, без сомнения, расстроит тебя, но уверяю, у тебя нет другого выхода. Я знаю миллион изысканных способов расстроить тебя еще сильнее, если ты откажешься помогать мне во всем, чего я хочу. Устроить твою смерть будет легче легкого.

Он не ждал никакого ответа. Она и не дала его.

— А теперь я желаю получить то, за чем пришел.

Она не отказывалась, не протестовала — просто потянулась к нему и обвила руками, ногами и волосами, так что ему тоже представился клубок змей во тьме, пронизанной луной.

Королева вызвала Ломандру во дворец. Самые доверенные из людей Амнора сменили на посту разрозненных стражей, охраняющих Дворец Мира. Амнор посадил девушку с Равнин в свою колесницу и кружной дорогой направился вместе с нею к подножию гор.

Серебристая заря сменилась безжалостной эмалью голубого неба, городские башни остались далеко позади. Какие-то птицы с широкими крыльями парили в небесах, отбрасывая зловещие тени.

— Остановись вон там, — сказала она.

В указанном месте имелась расщелина в скале, а под ней — драконий глаз, озеро Иброн, поблескивающее белой водой.

— Тебе придется выйти из колесницы.

Он повиновался, задержавшись лишь для того, чтобы привязать беспокоящихся животных, и зашагал вслед за ней по костлявому хребту холма.

А потом она вдруг исчезла.

— Ашне'е! — закричал он. Им овладело яростное убеждение, что она обвела его вокруг пальца, скрывшись в каком-нибудь логове, точно дикий зверь. Затем, обернувшись, он увидел ее смутный силуэт, словно слабый огонек свечи, горящий в скале позади него. Это была пещера с входом не шире игольного ушка. Он протиснулся внутрь и мгновенно почувствовал влажность воздуха, холод и властную, почти ощутимую тьму.

— Не ищи никакого подвоха, Амнор, — сказала она. В том, как она разговаривала с ним сейчас, было некое, еле заметное отличие. — Здесь все, что осталось от храмовых ворот.

— Откуда ты знаешь, что это вход?

— Мне, как и тебе, рассказывали об этом месте.

Конец пещеры терялся в темном туннеле, в который она повернула, а он последовал за ней. Как только вокруг него сомкнулась тьма, ему тут же расхотелось идти дальше. Он высек искры из кремня, засветил сальную свечу и поставил ее на ладонь, но ее крошечный огонек, казалось, лишь сгустил непроницаемый мрак.

Коридор уперся в каменный тупик. Ашне'е протянула руку и пробежала пальцами по узору на стене. Он попытался запомнить ее движения, но темнота помешала ему. Камни задрожали, сдвинулись со своего места, обрушив вековую пыль, и что-то старое, что не тревожили уже много лет, отозвалось жалобным стоном. В стене неохотно показалось отверстие — невысокое и узкое, простая щель.

Она скользнула внутрь, как призрак, и ему показалось, будто она медленно летит в бездонную яму. Амнор втиснулся в щель следом за ней и обнаружил спуск, огромную кучу выщербленных ступеней, уходящих в непроглядную тьму, и Ашне'е погружалась в это чернильное море, точно какая-то немыслимая рыба.

Глядя на нее, он ощутил властный позыв повернуть назад. Это была ее стихия, она поглощала ее, принимая в свое сердце. От виса она отворачивалась, изумленная, но не приемлющая его алчности к материальному. И все-таки жажда храмовых сокровищ гнала его вперед.

Он последовал за ней.

Его слуха коснулись странные звуки. Они походили на тихий звон, на голоса неких невообразимых инструментов — нескончаемая капель синей воды, падающей на серебряный камень. Дрожащие щупальца сырого тумана, извиваясь, гладили ступени. Амнору почудился исходящий криком человек, который бесконечно падал, падал, падал в бездонную тьму.

Однако, дрожащий и замерзший, он достиг дна и обнаружил еще одну арку-вход и прошел туда следом за девушкой. Но все, что лепетали ему насмерть перепуганные, окровавленные пленники, ничуть не подготовило его к тому, что открылось его глазам. Из черноты вырвалось пламя — и ужас. Он почувствовал, как во рту у него пересохло, а руки и ноги внезапно стали мягкими, как подтаявший воск.

Анакир.

Она вздымалась. Она властвовала. Ее плоть была белой горой, змеящийся хвост — огненной рекой в половодье.

Ни один колосс Рарнаммона не мог бы похвастаться такими размерами. Даже обсидиановые драконы казались простыми ящерицами рядом с ее чешуйчатым змеиным хвостом И этот хвост был золотым, из чистого золота, усыпанного бесчисленными фиолетовыми камнями, а его кольца венчало белое женское тело — плоский живот без пупка, золотые минареты сосков на куполах белоснежных грудей. Восемь белых рук простирались в традиционных жестах, не раз виденных им на маленьких изваяниях в окрестных деревнях, отбрасывая чернильно-черные тени, глубокие, как ущелья. Рука освобождения и рука защиты, утешения и благословения, а также четыре ужасных руки возмездия, разрушения, мучения и неотвратимых бедствий.

Наконец он с огромным усилием вынудил себя взглянуть в лицо богине. Ее волосы были золотыми змеями, извивающимися, кусающими ее плечи. Но само лицо было узким и бледным, с тяжелыми веками, прикрывающими пронзительно-желтые глаза, которые могли быть высечены из топаза. Или янтаря.