II.Мифология и общегосударственные боги Древней Месопотамии

Содержание.

I. Введение…………………………………………………………………………..2

II. Мифология и общегосударственные боги Древней Месопотамии………..2

III. Организация культа…………………………………………………………….13

IV. Заключение……………………………………………………………………….14

V. Список литературы……………………………………………………………..15

I. Введение.

Жители Древней Месопотамии покланялись многим богам. Каждый город имел свое собственное мужское и женское божество. Поскольку политическое лидерство переходило от одного города к другому, божество лидирующего центра приобретало общегосударственное значение. Первые общегосударственные боги появились в III тыс. до н.э. в Древнем Шумере по мере того, как различные города Южного Двуречья: Киш, Урук, Лагаш, Ур и другие – пытались выступать в качестве объединителей своего региона. Завоеватели, постоянно приходившие в Вавилонию, - аккадцы, амореи, касситы, арамеи, халдеи – заимствовали местный пантеон, пополняя его своими божественными покровителями. К началу I тыс. до н.э.вавилонский пантеон насчитывал несколько сот небожителей, которые подразделялись на божества общегосударственные, региональные и местные (небольших городов и поселений).

II.Мифология и общегосударственные боги Древней Месопотамии.

Среди общегосударственных богов выделялось несколько групп наиболее важных. В стране, вся жизнь которой зависела от земледелия, естественно, особым почитанием пользовались божества – покровители плодородия, земледельческого труда, щедрого урожая. Естественная смена возделанной и покрытой бурной растительностью земли, ранней веной после сбора урожая превращавшейся в выжженную солнцем пустыню, воспринималась религиозным сознанием вавилонян как страдания бога Таммуза, который умирал и погружался в преисподнюю, а затем воскресал к жизни. Культ умирающего и воскресающего божества Таммуза был тесно связан с культом богини –матери Иштар, которая считалась покровительницей семейной жизни, супружеской любви и женского плодородия.

Миф о Таммузе и Иштар является самым ранним примером аллегории об умирающем боге и восходит, по-видимому, к 4000 г. до Р. X. (см. книгу Льюиса Спенса "Вавилон и Ассирия"). Из-за плохой сохранности табличек, на которых записаны легенды, невозможно уловить больше, чем фрагментарные детали обрядов Таммуза.

Будучи эзотерическим богом солнца, Таммуз не занимал первых мест среди божеств, которым поклонялись вавилоняне, лишенные глубокого понимания значимости этого бога и считавшие его богом земледелия и духом растительности. Сперва он понимался как один из стражей, стоявших у ворот в подземный мир. Подобно другим богам-спасителям, он упоминался как "пастырь" или "повелитель пастушеских стад". Таммуз занимал примечательное положение сына и мужа Иштар, вавилонской и ассирийской Матери-Богини.

Иштар, которой посвящена планета Венера, была наиболее почитаемым божеством вавилонского и ассирийского пантеона. Она, вероятно, была тождественна Астарте и Афродите. История ее схождения в подземный мир в поисках эликсира, который только и мог вернуть к жизни Таммуза, является ключом к ритуалам ее Мистерий. Таммуз, празднества в честь которого проходили как раз накануне летнего солнцестояния, умер в месяце, который в древности носил его имя, и был похоронен с соответствующими почестями. Обстоятельства его смерти неизвестны, но Иштар обвинялась Издубаром (Нимродом) в том, что она, самое малое косвенно, была причиной его гибели. Воскрешение Таммуза было великой радостью, и при этом он рассматривался как "искупитель" своего народа.

С распростертыми крыльями Иштар, дочь Син (Луна), слетела вниз к воротам смерти. Дом мрака - обиталище бога Иркалла - описывается как место, "откуда нет возврата". Там нет света, живущие там питаются землей и пребывают в пыли. На запорах ворот дома Иркалла осела пыль, а стражники были покрыты перьями, как птицы. Иштар потребовала от них открыть ворота, заявив, что, если они не сделают этого, она сокрушит ограду, сорвет ворота с петель и разбудит мертвых пожирателей живого. Стражники попросили ее потерпеть, потому что они должны сходить к царице Гадеса и спросить у нее разрешения пропустить Иштар, но только тем путем, каким входят в этот скорбный дом все другие.

Иштар, следовательно, должна была спуститься через семь ворот, которые вели в глубины подземелья. У первых ворот с нее сняли корону,

• у вторых - серьги,
• у третьих - ожерелье,
• у четвертых - украшения с груди,
• у пятых - пояс,
• у шестых - браслеты с ног и рук,
• у седьмых - накидку с тела.

Иштар протестовала всякий раз, когда у нее изымалась очередная вещь, но ей говорили, что это обычная процедура для всех, кто входит в обитель смерти. Взбешенная при появлении Иштар, хозяйка Гадеса наслала на неё болезни и заточила в подземелье.

Поскольку Иштар представляла дух плодородия, ее исчезновение остановило созревание урожая и рост всего живого на земле. В этом отношении история параллельна легенде о Персефоне. Боги, осознав, что потеря Иштар грозит дезорганизацией всей Природы, послали своего представителя в подземный мир и потребовали ее освобождения. Хозяйка Гадеса была вынуждена подчиниться, и на Иштар вылили живую воду. Это вылечило Иштар от всех насланных на нее напастей, и она проделала обратный путь через семь ворот, у каждых ей отдавалась изъятая у нее вещь (см. "Халдейские представления о сотворении мира"}. Не существует свидетельств о том, сохранила ли Иштар живую воду, которая должна была бы оживить Таммуза.

Миф об Иштар символизирует схождение через семь миров, или сфер священных планет, человеческого духа, который после утери всех его украшений входит в физическое тело - Гадес, где хозяйка этого тела насылает все скорби и несчастья на плененное сознание. Живая вода - секретная доктрина - вылечивает болезни невежества; и дух, восходящий вновь к своему божественному источнику, возвращает себе Богом данные украшения и проходит вверх через семь колец планет.

Одной из важнейших особенностей религиозного мировоззрения вавилонян было обожествление непонятных им, могущественных природных стихий: бездонного неба, плодородной земли, водной пучины. Эти стихии олицетворялись в образе трех наиболее почитаемых богов: бога неба Ану, бога земли Энлиля, бога водной пучины Энки(Эа). В процессе развития религиозного сознания функции этих богов расширились: Ану приобрел функции «отца богов», стал воплощением высшей власти; Энлиль стал рассматриваться как бог ветра, воздуха и одновременно как определитель судьбы, создатель городов, изобретатель земледельческих орудий; Эа осуществлял функции повелителя Мирового океана, всех пресных вод, хранителя божественной мудрости и как такового советника богов.

Ан занимал среди богов главенствующее положение «Ан» по-шумерски значит «небо» (имя заимствовано аккадским в форме «Анум»). По существу своему Ан — это нуминозная сила неба, источник дождя* и основа календаря: ведь именно небо, на котором меняют свое положение светила, возвещает о смене времен года с на сезонными работами и празднествами. Первоначально, как можно предположить, Ан входил в пастушеский пантеон, так как нередко изображается в образе быка. Ан породил не только растительность: он был отцом и предком всех богов, а также множества демонов и бесчисленных злых духов. Нередко он изображался в образе огромного быка. Один из его эпитетов, «Плодовитый Племенной Бык»,—вполне уместная персонификация покрытого тяжелыми облаками весеннего неба, когда раскаты грома напоминают рев быка, а обильные дожди способствуют буйному произрастанию зелени. Древним образом самого бога мы должны, по-видимому, считать принадлежащего ему «небесного быка», убитого Гильгамешем и оплакиваемого Инанной и ее прислужницами. Бык упоминается также как умирающий бог и супруг Эрешкигаль в мифе «Сошествие Инанны», где он именуется «Гугальанна» (т. е. Gu(d)gal-an-na (k)) — «Великий Бык небес». Его смерть символизирует исчезновение туч с концом весны. Естественным следствием представлений об Ане как главном источнике плодородия, «отце, дающем рост всходам», зачинателе растительности, прародителе демонов и всех богов, было возложение на него отцовской власти. Как отец, он возглавляет собрание богов: все они — его дети. С углублением социальной дифференциации и по мере возрастания пиетета перед правителем возникло, по-видимому, и новое отношение к потенциальным возможностям использования небесного свода в качестве символа, вызывающего чувство религиозного благоговения. Созерцание небосвода способно вызвать у человека, особенно в моменты обостренной религиозной восприимчивости, подлинный экстатический трепет.

Для жителей древней Месопотамии небесным откровением могло быть внутренне присущее Ану сочетание абсолютной власти с величием — могло быть, однако вовсе не обязательно, поскольку в будничном состоянии духа небо могло восприниматься помимо нуминозных импликаций — как нечто вполне заурядное.

Абсолютность власти, интуитивно приписываемой Ану, ясно видна из утверждений, провозглашающих его первоисточником всякой власти — и родительской, и хозяйской, и царской. В мифе о вознесении Инанны боги обращаются к нему с такими словами:

Твои приказанья сбываются!

Слово властителя и господина

выражает твое веленье.

О Ан! твоя воля превыше всего —

кто осмелится ей перечить?

Отец богов, твоя воля —

основа земли и неба,

какой бог посмеет (ее) попрать?

В существующем виде отрывок датируется, вероятно, скорее II, нежели III тысячелетием до н. э., и, по всей видимости, более концентрированно обрисовывает могущество Ана, нежели предшествующие источники. И тем не менее он явно выдержан в одном ключе с ними. Здесь говорится о том, что всякая власть монарха, господина берет начало у Ана: он — источник власти; власть — это осуществление божественной воли. Поскольку человеческое общество — не единственное образование, основанное на власти и повелении (мир природы устроен точно так же), постольку все существующее в мире, устроенном наподобие государства, подчинено воле Ана. Ан — это сила, которая выводит существование из хаоса и анархии и превращает его в упорядоченное целое. Как строение покоится на фундаменте и выявляет заложенную в нем основу, так и древнемесопотамская вселенная поддержана созидательной волей Ана и отражает ее. Веления Ана — это «основа земли и неба».

Как конечный источник всякой власти, Ан тесно ассоциируется с высшей властью на земле — царской. Именно он провозглашал царя избранным на собрании богов — именно он был par excellence богом, даровавшим царское звание. Знаки царской власти лежат на небесах перед Аном: вместе с ними он передает избраннику не только сопряженные с царским саном прерогативы, но и обязанности, связанные с его собственными космическими функциями, — ответственность за ведение календаря и совершение календарных обрядов. Например, это праздники новолуния, которые, как явствует из их названия («ezen-èš-èš» — «праздник всех храмов»), отмечались во всех храмах, и праздник Нового года, когда, видимо, год получал наименование по какому-либо из царских свершений. Посредством этого мандата, следовательно, царь становился инструментом в руках Ана для поддержания правильного хода времен. Соглашаясь на избрание Шульги царем, Ан описывает его главные обязанности следующим образом:

Пусть Шульги, царь, правящий беспечальный срок,

исполняет безупречно для меня, Ана,

обряды, установленные для царственности;

пусть он соблюдает правила богов для меня,

пусть дарит мне подношения в день новолуния

и в праздник Нового года.

Пусть доставляет (?) мне хвалы, обращения

и жалобы —

изобилие, вырастающее из земли подобнозлакам и травам,

я (их) поистине (?) для него приумножил!

Описание Ана, относящееся к периоду Исина и Ларсы, в тот момент, когда он восходит на трон, чтобы даровать царский титул правителю Липит-Иштару, хорошо рисует самого бога и передает внушаемое им чувство благоговейного трепета:

Прославленный повелитель, господин,

искусный жрец, стоящий над всеми,

родоначальник всех властителей;

с головой, высоко вознесенной, превосходящий всех,

плодовитый племенной бык;

громкого имени, внушающего благоговение,

чьи торжественно провозглашаемые (веления)

не встретят того, кто им противится,

взошелпо ступеням на чистую вершину

власти,

занял место на тронном возвышении —

Ан, повелитель богов,

(Из) далека он пристально взглянул на него —

пристально взглянул на царя Липит-Иштара,

даровал ему долгую жизнь,

даровал долгую жизнь царю Липит-Иштау;

рповеление Ана, повеление непреложное,

не оспорит никто из богов.

Ануннаки, боги в полном собрании

сошлись вкруг него выносить решение

:все великие обязанности он вызвал —

небесные боги прислуживали ему —

их дела он направлял —

земные боги склонились пред ним —

из самых прославленных обязанностей,

из обязанностей первостепенных,

царственность, что всего дороже, —

Липит-Иштару, сыну Энлиля,

великий Ан в дар преподнес .

Второе место в иерархии богов после Ана занимает Энлиль, или Нунамнир: он, в отличие от Ана, олицетворяет энергию и силу, а не безмятежное величие, присущее Ану. Имя «Энлиль» означает «Владыка Ветер»: титул «en» выражающий понятие «господин» в смысле «распорядитель плодородия», показывает, что первоначально здесь подразумевалась нуминозная сила влажных весенних* ветров — условия погоды, наиболее благоприятствующей росту растений. Другие черты Энлиля характеризуют его как нуминозную силу, имеющую особую важность для земледельца, поскольку он является создателем самого универсального сельскохозяйственного орудия — мотыги, которая, как и плуг, применяется, когда влажность весеннего воздуха делает почву пригодной для обработки. Трон Энлиля — «Du- kug» («священный холм», т. е. груда зерна или шерсти* в хранилище). Его супруга Нинлиль, или Суд, — богиня зерна, дочь бога запасов Хейи и богини ячменя Ниншебаргуну, или Нидабы. Сын Энлиля — Нинурта, или Нингирсу, бог плуга и весенних грозовых ливней.

Изображение Энлиля в виде весенних ветров, которые возвращают природу к жизни, особенно наглядно в следующем отрывке из гимна в его честь:

О могучий, во власти твоей небесные дожди

и земные воды;

Энлиль, ты правишь упряжкой богов

(природы).

Отец Энлиль, только ты один

наливаешь лозы зрелостью;

Энлиль, ты взращиваешь рыб,

нагревая своим (теплом) пучину;

ты насыщаешь птиц в поднебесье и рыб в пучине.

Весьма сходно обрисован он и в заключительном пеане мифа «Энлиль и Нинлиль»:

Ты властелин! Ты властелин!

Энлиль, ты властелин! Ты властелин!

Нунамнир, ты властелин! Ты властелин!

Властелин вездесущий

,властелин кладовых —

это ты!

Властелин, взращивающий ячмень,

властелин, взращивающий лозы, —

это ты!

Властелин небес, властелин изобилия,

властелин земли —

это ты!

Энлиль — властелин, Энлиль — царь,

слово Энлиля нерушимо,

его мудрое слово нельзя изменить.

Со временем — по мере упрочения метафоры правителя — представление о нуминозной силе влажных ветров, способствующих плодородию, обрело антропоморфность: олицетворением исполнительной власти стало божество, которое держит в своих руках все нити сложного управления, принимает все важнейшие решения и осуществляет свою волю через посредство подчиненного ему помощника. В большом «Гимне Энлилю» это божество описывается следующим образом:

Когда восседает он в блеске на троне

в (храме своем) Имхурсаг,

подобно радуге, он опоясывает ебо,

нподобно облаку, вольно плывет.

Он — единственный повелитель небес,

единственный властелин на земле,

прославленный бог, первый з Ануннаков;

итолько он выносит решения,

никто из богов не видит.

Главный его советник, предводитель собрания, Нуску,

ведает и обсуждает с ним

все слова и дела,

таимые им в сердце, —

повсюду Нуску разносит его повеленья;

на исполненье священной воли

Энлиль напутствует его священным словом.

Без (соизволения) Великой Горы, Энлиля,

не построится ни один город,

не поселятся в нем жители,

не соорудят хлев, не разведут скот.

Не возведут царя на трон,

не назовут никого господином;

кому быть верховным жрецом или жрицей —

не укажет предзнаменование;

в отрядах не будет

начальников войска.

Разлив мощным напором

не сможет очистить каналы,

(вода), что придет позднее,

начнет выходить (из русла),

не потечет прямо,

не достигнет (устремляяс с силой)

ьрусла дальних (каналов).

Море не породит

сильного южного ветра с дождями.

Рыбы не станут метать икру

в тростниковых зарослях;

птицы небесные гнезд не совьют

на просторной земле.

В небе дождем отягощенные тучи

уст не разомкнут,

в полях пахота не взрастит

пестрого ячменя,

в степи на зеленых клочках

зелень и трава не продержатся долго,

в садах раскидистые деревья с гор

не принесут плода.

Без (соизволения) Великой Горы, Энлиля,

(богиня рождения) Нинтур не сможет

губить (при рождении),

не сможет умертвить ни теленка

у коровы в хлеву,

ни выкинутого ягненка у овцы

в загоне.

Животные и птицы, что множатся сами собой,

не улягутся в логовах, не сядут на ветви.

(Дикие) козлы и онагры, четвероногие (твари)

не произведут потомства,

не смогут (даже) случаться.

Неудивительно, что в гимне выражается чувство благоговейного изумления перед грандиозным размахом обязанностей Энлиля. Его «искусное владение сложными замыслами (их скрытое действие — неясный клубок нитей, которые нельзя распутать) — нить, сплетенная с нитью, не видимая ни единому взору», делает его воплощением поразительного божественного провидения. Никто не в состоянии оказывать ему помощь. Все решения принимает только он сам, ибо никто не в силах постичь всех хитросплетений предстоящих ему задач. Следует оговориться, что не всякая деятельность Энлиля благотворна для человечества. Богине рождения он дозволяет умерщвлять новорожденных: с его ведома происходят выкидыши у коров и овец. Потенциальная враждебность Энлиля соотносится с двойственной природой ветра, бывающего и мягким зефиром, и разрушительным ураганом. В буре находят выражение свирепость и губительность, присущие Энлилю:

Могучий Энлиль,

слово его нерушимо,

он — ураган, разрушающийхлев,

сметающий загон для овец.

Мои корни вырваны! Мои леса обнажены!

Так же изливает свои жалобы погруженный в скорбь житель Ниппура, городским богом-покровителем которого являлся Энлиль. Человеку приходится быть с Энлилем всегда настороже, так как никто не может знать о его намерениях:

Что он задумал?

Что у отца моего на сердце?

Что на уме у бога Энлиля?

Какие затеял он против меня

тайные умыслы?

Сеть раскинута — сеть врага;

силки он поставил — силки брага.

Он взбаламутил оду

ви выловит рыбу,

он набросил сеть —

и птиц изловит.

Человек остается в неведении и относительно того, когда он к нему проявит наконец жалость:

Доколе? Энлиль, доколе?

Подобно туче на небосводе,

когда же он перестант

енависать надо мною?

Могучая Гора Энлиль,

когда же он перестанет

угрожать мне?

Обуянный дикой жаждой разрушения, бог неприступен и глух ко всем мольбам:

О владыка Энлиль, чьи глаза сверкают (дико),

скоро ли наконец появится в них спокойствие?

О ты, возложивший себе на голову плат, —

скоро ли?

О ты, опустивший голову себе на колени, —

скоро ли?

О ты, запечатавший сердце, словно глиняный сосуд, —

скоро ли?

О могучийзамкнувший слух перстами, —

, скоро ли?

О владыка Энлиль, они терпят удары

и близка их гибель!

Как отмечалось при разборе «Плача об Уре», разрушительная ипостась Энлиля стоит на службе у собрания богов. Поднятая Энлилем буря — средство осуществления решений собрания. Временами буря — это дыхание, исходящее изо рта Энлиля; и подобно тому явлению, которое кроется за нашим оборотом «выдохнуть слово», для шумеров слово, которое «выдохнул» Энлиль, могло обернуться всеуничтожающим ураганом. Когда он приступал к исполнению принятых богами решений, бурей становилось общее, выдохнутое единогласно слово, обладающее страшной разрушительной силой:

Грозовая туча, встающая на горизонте,

сердце его непостижимо;

слово его, грозовая туча, встающая на горизонте,

сердце его непостижимо;

слово великого Ана, грозовая туча на горизонте,

сердце его непостижимо;

слово Энлиля, грозовая туча на горизонте,

сердце его непостижимо;

слово Энки, грозовая туч на горизонте,

асердце его непостижимо;

слово Асаллухе, грозовая туча на горизонте,

сердце его непостижимо;

слово Энбилулу, грозовая туча на горизонте,

сердце его непостижимо;

слово Мудугсаа, грозовая туча на горизонте,

сердце его непостижимо;

слово Шиддукишарра,

грозовая туча, лежащая на горизонте,

сердце его непостижимо;

слово властителя Дикумаха,

грозовая туча на горизонте,

сердце его непостижимо;

слово его сотрясает небеса наверху,

слово его внизу сотрясает землю,

словом его Ануннаки несут разрушенье,

слово его неведомо (кто может его провидеть?),

слово его темно (кто может его разгадать?),

слово его — нарастающий потоп;

нет никого, кто смог бы ему противостоять

Мифы, посвященные Энлилю, отражают его сложную природу. Он выступает созидательной и благотворной силой в мифе «Сотворение Мотыги», рассказывающем о том, как Энлиль отделил небо от земли, чтобы семена могли дать всходы, изготовил первую мотыгу и пробил ею твердую кору земли в Uzumua («произрасталище плоти») в Ниппуре и как из проделанного мотыгой отверстия наружу выбрался передовой отряд человечества, подобно тому как из земли появляются ростки. В «Споре между Летом и Зимой» он также выступает в роли благодетеля; он сожительствует с горной грядой Хурсаг и зачинает с ней двух оппонентов, участников спора — бога лета Эмеша и бога зимы Энтена.

Большее напряжение между светлой и темной сторонами природы Энлиля возникает в мифе «Энлиль и Нинлиль», в котором рассказывается, как юная Нинлиль, ослушавшись матери, купается в канале, а увидевший ее Энлиль овладевает ею насильно. За это преступление Энлиля лишают свободы, и собрание богов приговаривает его к изгнанию из Ниппура, где произошло это событие. Энлиль, подчиняясь вынесенному вердикту, покидает Ниппур и отправляется в преисподнюю, а Нинлиль, зачавшая сына (бога луны Нанну или Суэна), следует за ним на некотором расстоянии. Во время пути Энлиль, поочередно принимая облик встретившегося им привратника в Ниппуре, «человека адской реки» и перевозчика из подземного мира, снова и снова убеждает Нинлиль возлечь с ним и всякий раз зачинает ребенка, который мог бы занять место Нанны в подземном мире и избавить его самого от заточения в нем. Так рождаются еще три бога, хтонические по своей природе — Месламтаэа, Ниназу и (если прочтение имени верно) Эннуги. Миф заканчивается хвалебной песнью в честь Энлиля, цитировавшейся выше, в которой превозносится производительная мощь бога и непререкаемая власть его слова.

Вероятно, этот единственный в своем роде рассказ об осуждении и смерти бога лучше рассматривать в связи с культом умирающих и воскресающих богов плодородия: Энлиль, как несущий плодородие влажный ветер, совершает насилие над Нинлиль-зерном (это, возможно, мифотворческая интерпретация ветрового опыления) и умирает, когда зерно опускается в закрома земли.

Существует и другой миф, повествующий о преследовании Энлилем Нинлиль, однако здесь Энлиль (проявляя, впрочем, настойчивость гораздо большую, нежели допускают хорошие манеры) добивается ее благосклонности пристойным и надлежащим образом.

Наконец, в «Мифе о потопе» (шумерская версия), в аккадском «Сказании об Атрахасисе» и отчасти в «Эпосе о Гильгамеше» Энлиль неизменно пребывает в дурном расположении духа и подвержен вспышкам буйного гнева. Именно он низвергает на землю потоп, долженствующий истребить человеческий род.

Поскольку земледельческий цикл работ, время разливов рек были тесно связаны с наблюдениями за небесными светилами, то уже с III тыс. до н.э.они стали стали объектом религиозного поклонения. Солнце стало олицетворением бога Шамаша, который также осуществлял функции покровителя правосудия и справедливости, Син олицетворял луну, богиня Иштар ассоциировалась с планетой Венеро, а Юпитер воспринимался как один из образов верховного бога города Вавилона Мардука. Из других высших богов вавилонского пантеона очень важное значение в религиозном сознании имели: Нергал – повелитель подземного мира бог войны и смерти, Адад – повелитель бури, грома и молнии, Нинурта – покровитель растительного плодородия победоносной войны. Верховным богом воинственной Ассирии стал Ашшур, который в свой стране рассматривался как царь богов, носитель высшей власти и воинской доблести. Он изображался в виде крылатого солнечного диска, как египетский бог Хор. К началу I тыс. до н.э. вавилонские жрецы начали расширять функции бога Мардука, первоначально городского бога Вавилона. С ростом политического значения Вавилона, превращения его в столицу Месопотамии, Мардук возвысился до царя богов, создателя существующего мира: неба и земли, растений и животных и самого человека, объединяя функции основных богов Вавилонии.

Немного подробней о Мардуке. Мардук [аккад., возможно, от шумер. Амар-Уту(к), "телёнок Уту"; иногда имя этимологизируется как Мар-Дуку, "сын Дуку"], центральное божество вавилонского пантеона, главный бог города Вавилона. Первые письменные сведения об этом божестве восходят примерно к середине 3-го тыс. до н.э., как бог-покровитель Вавилона упоминается уже во время III династии Ура (22 в. до н.э.). Центральным божеством становится с возвышением Вавилонии во время I Вавилонской династии (19-16 вв. до н.э.), в связи с чем приобретает черты и эпитеты других божеств, в основном шумерских.

Уже в прологе кодекса Хаммурапи Мардуку, первородному сыну Эйя (шумер. Энки), Ану (Ан) и Энлиль передают господство ("энлильство") над людьми и возвышают над всеми игигами (небесными богами). Видимо, в это же время Мардук идентифицируется с шумерским Асаллухи. Среди многочисленных заимствованных эпитетов и качеств Мардука преобладают связанные с Энки и Асаллухи: подчёркиваются мудрость Мардука, искусство врачевания, заклинательные силы. Мардук получает также функции водного божества и божества растительности. От бога Шамаша (Уту), чьим братом он иногда называется, к Мардуку переходит титул "судья богов". Основные эпитеты Мардука - "владыка богов", "отец богов". Супруга Мардука - Царпаниту, сын - Набу. Главный храм - Эсагила. Наиболее последовательно возвышение Мардука проводится в аккадской космогонической поэме "Энума элиш", конечная цель создания которой - обосновать и утвердить право Мардука на господство над всеми древними богами и над вселенной, для чего Мардук получает шумерскую генеалогию и становится героем - победителем древних космических сил. Согласно поэме, Мардук был зачат Эйя в "жилище Апсу", возведённом Эйя над убитым им Апсу (шумер. Абзу, воплощение первозданной водной стихии); мать Мардука - богиня Дамкина (шумер. Дамгальнуна).

Мардук описывается как "ребёнок-солнце", божественное дитя, во всём превосходящее предшествующие поколения богов. Когда Тиамат, супруга Апсу, намеревается отомстить богам за убийство мужа, всех богов охватывает страх; один Мардук согласен сразиться с войском Тиамат, но требует, чтобы его ввели в совет богов и сделали верховным божеством. Устраивается пиршество, на котором Мардук демонстрирует могущество своего "слова": по его приказанию исчезает и вновь появляется звезда (в прежних толкованиях - одеяние). Боги, потрясённые могуществом Мардука, избирают его своим главой и благословляют на битву. Мардук вооружается луком, дубинкой, сетью и в сопровождении четырёх небесных ветров и семи бурь, созданных им против одиннадцати чудовищ войска Тиамат, вступает в сражение. Он вгоняет в разинутую пасть Тиамат "злой ветер", так что та не может закрыть рот, поражает её стрелой, расправляется с её свитой, отнимает у убитого им Кингу таблицы судеб (определявшие движение мира и мировых событий и обеспечивавшие их обладателю мировое господство). Далее Мардук творит мир.

Он рассекает тело Тиамат на две части, из нижней делает землю, из верхней небо (запирая его на засов и приставляя стражу, чтобы вода не могла просочиться вниз на землю). Богам Ану, Энлилю и Эйя Мардук определяет их владения, а небесным светилам - их пути, разделяет 600 богов на 300 верхних, небесных и 300 нижних, подземных; по плану Мардука боги создают человека. Благодарные боги строят Мардуку "небесный Вавилон" с храмом Эсагила, провозглашают пятьдесят имён Мардука (в числе которых - "господин стран", титул Энлиля), передающих ему власть практически всех главных богов аккадского пантеона. Так Мардук получает власть не только на основании законной преемственности, но и по праву сильнейшего. Кроме "Энума элиш" Мардук является активным участником мифа об Эрре, который обманным путём отбирает (на время) власть у "отца богов" и чинит страшные разрушения и убийства (изложение мифа см. в ст. Эрра). С 14 в. до н.э. культ Мардука распространяется в Ассирии, но там ему противостоит местное божество Ашшур, нередко с Мардуком идентифицирующийся и заменяющий его.

Известны гимны и молитвы к Мардуку, a также стихотворное произведение времени царя Синах-хериба (705-680 до н.э.). Символы Мардука - секировидный топор, зверь - дракон Мушхуш. В тексте новоассирийского времени с частями тела Мардука сравниваются разные звери, растения и металлы, возможно, они играли определённую роль в его культе: "его главные внутренности - львы, его малые внутренности - собаки, его спинной хребет - кедр, его пальцы - тростник, его череп - серебро, излияние его семени - золото".

Автор «Энума элиш» оказался в состоянии сделать это вполне чистосердечно, однако выраженный им взгляд на мир ни в коем случае не был единственно возможным; подтверждением этому служит более ранний эпос о Гильгамеше ³³⁹, в котором также выражено примирение с человеческой участью. Впрочем, здесь приятие мира дается не столь легко, и достигнутый итог не вполне убедителен. В отличие от «Энума элиш» в эпосе о Гильгамеше предмет изображения — не боги и не власть над вселенной, а человек; основная проблема — смертная природа человека, тот факт, что все мы обречены на смерть.

Гильгамеш, насколько нам известно, — историческая фигура, царь города Урука (библейское «Эрех»), правивший ок. 2600 г. до н. э. Резонно предположить, что сказания о нем распространялись длительное время после его смерти, однако для нас они становятся доступны только приблизительно с 2100 г. до н. э., когда их под-*хватывают придворные поэты Третьей Династии Ура. Цари этой династии считали Гильгамеша своим предком. Мы располагаем рядом коротких эпических сказаний на шумерском языке, оригиналы которых должны относиться ко времени оживления этого интереса, однако собственно «Эпос о Гильгамеше», к рассмотрению которого мы приступаем, датируется приблизительно 1600 г. до н. э.: он был создан в конце старовавилонского периода на аккадском языке. Строго говоря, следовало бы вести речь не об «эпосе», а о «контурах эпоса», поскольку от старовавилонской версии сохранились лишь фрагменты, представляющие собой, возможно, только отдельные песни не вполне оформившегося цикла о Гильгамеше. Эти фрагменты, однако, содержат все более или менее существенные эпизоды (в основном связанные внутренней зависимостью), составляющие сюжет позднейшей версии. Эта версия, созданная, по-видимому, в конце II тысячелетия неким Син-лике-уннинни, дошла до нас по большей части в копиях, относящихся приблизительно к VII в. до н. э., из прославленной библиотеки Ашшурбанапала в Ниневии. Она содержит немало постороннего основному сюжету, и ей недостает свежести и живости древневавилонских фрагментов.

Важное значение в религиозной системе вавилонян занимало почитание демонов, духов добра и зла, которые не имели определенного образа, часто изображались в виде полулюдей, полуживотных, но, по представлениям вавилонян, постоянно влияли на жизнь, судьбу и здоровье людей. С помощью жертвоприношений и при проведении магических действий люди предохраняли себя от их козней. Особенностью вавилонской религиозной системы, отличавшей ее от египетской, было слабое развитие идеологии обожествления царской власти. Попытки некоторых правителей III тыс. до н.э., в частности Нарам-Суэна, Шульги и некоторых других правителей, обожествить свою личность и считать себя земным богом не получили продолжения. Даже великий Хаммурапи не осмелился это сделать. На рельефном изображении, увенчивающем вершину базальтового столба с его знаменитыми законами, он был изображен в качестве смиренного просителя перед грозным богом Шамашем. Общей идеологической концепцией царской власти, утвердившейся в Вавилоне с начала II тыс. до н.э., стало представление о царе не как о равном богам, а как об их слуге, их смертном наместнике на троне. Вавилонское жречество поддерживало это представление о земной, а не божественной сущности царской власти. Так, во время самого главного праздника в честь бога Мардука, в котором принимал участие царь, разыгрывалась религиозная сцена лишения его знаков царской власти, а верховный жрец изображал мнимое бичевание плетью коленопреклоненного правителя. После этого «бичевания» царь как бы получал от Мардука право на царскую власть. Эта символическая сцена санкционировала представление о царской власти как институте, так сказать, подотчетном богам, т.е. высшему вавилонскому жречеству.

Обилие разнообразных богов, многообразие их отношений между собой послужили основой для создания богатой месопотамской мифологии. В каждом крупном вавилонском городе местные жрецы разрабатывали свое понимание объема функций и роли божественного покровителя среди других главных богов и создавали свои мифологические сказания. Вместе с тем уже к концу II тыс. до н.э. появились циклы мифов, которые выражали обобщенное представление о священной истории своей страны. В мифе о грехопадении первых людей рассказывалось от том, что первое поколение людей жило в цветущем саду, не зная забот, но однажды они вкусили плодов дерева, познали чувство стыда от своей наготы и начали совершать разные преступления.

Довольно популярным в Месопотамии, постоянно страдавшей от сильных наводнений Тигра и Евфрата, стал миф о Всемирном потопе. В нем рассказывалось, что великие боги решили наказать людей, погрязших в преступлениях, и уничтожить их. Наслав всемирный потоп. Лишь одному благочестивому человеку по имени Утинапишти они позволили спастись, чтобы от него родилось новое поколение людей.

Как можно видеть из содержания этих мифов, многие из них впоследствии были заимствованы другими народами, в частности древними евреями, и вошли в состав Ветхого Завета. Содержательные мифологические сказания составили основу для создания многих литературных произведений, положили начало художественному литературному творчеству.