О движении и о силе, которая его производит

Движение, т. е. переход тела из од­ного места в другое, представляет собой первое явление, которое нас

поражает; оно существует везде, оно существует всегда. Идея места предполагает простран­ство, которое заключает в себе вселен­ную, и место каждого тела есть часть, занимаемая им в этом пространстве.

Мы не можем наблюдать абсолютное место тел; мы видим лишь местополо­жение одних тел по отношению к другим, т. е. лишь их относительное место.

Мы не можем познать абсолютное движение. Будучи неподвижными в этом кабинете, мы находимся в одном и том же месте по отношению к Земле; но мы непрерывно переходим с одного абсолют­ного места на другое, так как перемещаемся вместе с Зем­лей, которая вращается вокруг своей оси и обращается вокруг Солнца. Вообразите, что Земля — корабль и эта комната составляет его часть; из этого Вы мо­жете заключить, что все, что мы можем сказать о движении и покое, должно пониматься как сказанное об относитель­ном движении и относительном покое.

Но хотя мы не знаем ни абсолютного движения, ни абсолютного покоя, быть неподвижным на Земле и быть на ней в движении — это разные вещи. Какова же причина этих явлений?

Когда Вы двигаете тело, когда Вы сами меняете место, причина этого движения сопровождается в Вас ощуще­нием, которое заставляет Вас заметить нечто, что деист-

вует, и нечто, что сопротивляется действию. Тому, что действует, Вы даете название силы, а тому, что сопротив­ляется, — название противодействия. С этого момента Вы представляете себе идею силы как относительную, соотне­сенную с идеей противодействия, и Вы уже не считаете, что сила была бы необходима, если бы не было противодей­ствия, которое надо преодолеть.

Однако ощущение никоим образом не сообщает Вам, какова причина, производящая Ваше движение; если Вы обратите на это внимание, Вы признаете, что чувствуете скорее движение, а не вызывающую его причину.

А если Вы не знаете того, что производит в Вас движе­ние, Вы весьма далеки от знания того, что производит его в телах, которым Вы не смогли бы приписать ничего подобного тому, что Вы чувствуете.

Таким образом, с первого шага мы вынуждены признать наше неведение. Мы уверены, что движение существует, что оно имеет причину, но этой причины мы не знаем. Тем не менее ничто не мешает нам дать ей название — вот почему мы сохраним за этой причиной название силы.

Скорость есть быстрота, с которой тело последовательно перемещается в пространстве. Вы понимаете, что благодаря этому мы можем судить о скорости лишь по пространству, пройденному в определенное время; Вы сочтете, что ско­рость тела А вдвое больше скорости тела В, если в один и тот же промежуток времени А пройдет пространство вдвое большее, чем В. Значит, у Вас будут точные идеи о ско­рости лишь постольку, поскольку Вы будете иметь точные идеи о пространстве и времени. Но что такое время и пространство? Это, Ваше высочество, две вещи, о ко­торых философы наговорили массу нелепостей.

Несомненно, что благодаря чувствам мы обладаем идеей протяженности тел, т. е. идеей цветной, осязаемой и т. д. протяженности. Несомнен­но также, что мы можем путем абстракции отделить от этой протяженности все видимые, осязаемые и т. д. качества; значит, у нас остается идея протяженности, совершенно отличная от идеи тел, — это и называется пространством. Осязаемые качества, которые мы ощущаем в телах, представляют нам тела как непроницаемые (т. е. осязание внушает нам, что различные тела не могут занимать одно и

то же место), как необходимо существующие одни вне других. Отбрасывая эти качества путем абстракции, мы получаем проницаемое пространство, в котором, как нам кажется, движутся тела.

Но тот факт, что мы образуем идею такого пространства, не доказывает, что оно существует, ибо ничто не может нас убедить, что вещи вне нас таковы, какими мы их представ­ляем себе при помощи абстракции.

Однако доказано, что движение, такое, как мы его себе представляем, невозможно, если все заполнено. Как же нам, Ваше высочество, выбраться из этих затруднений, сознавая наше неведение, сознавая, что мы не знаем ни пустоты, ни заполненности? В самом деле, как мы смогли бы иметь о них точную идею? Мы не смогли бы сказать, что такое протяженность.

Не больше знаем мы и о времени. Мы судим о продолжительности, лишь исходя из последовательности наших идей. Но в этой последовательности нет ничего неподвижного. Если, пере­нося эту последовательность вне нас, мы приписываем ее всем вещам, какие существуют, мы не знаем того, что мы им приписываем. Тем но менее мы представляем себе вечность, которая не имеет ни начала, ни конца. Но не являются ли части этой продолжительности лишь недели­мыми мгновениями? Как же образуют они длительность? И если они делятся, то каким образом доли, [будучи неде­лимыми мгновениями], сами делятся? Все это непости­жимо. Мы сумели бы образовать идею длительности и протяженности лишь при помощи идей длительности и пвотяженности. т. е. вовсе не смогли бы их образовать. Подобно тому как, отделяя от протя­женности все чувственные качества, ространства, так, сохраняя за протяженностью непроницаемость, создают себе идею материи, т. е. чего-то однородного, из чего состоят все тела. Это также лишь абстрактная идея, и от того, что мы ее имеем, у нас не прибавляется знания о том, что такое материя. Протяженность, материя, тело, про­странство, время, сила, движение, скорость — это такие вещи, при­рода которых от нас совершенно скрыта. Мы знаем только отношения, существующие между ними, и их отношение к нам ¹⁷ .. Их и нужно рассматривать, если мы

хотим сохранить очевидность в наших рассуждениях. Во все времена философы были склонны приписывать реальность своим абстракциям, т. е. предполагать, не имея на это оснований, что вещи в точности подобны их идеям о вещах. Так, например, перенося вовне ту силу и то сопро­тивление, которое мы чувствуем, они воображали, что создают себе идеи о том, что находится в самих телах, и, рассуждая об этой силе, думали, что рассуждают о точной идее. Отсюда рождались бесчисленные споры о словах и бесчисленные нелепости. Я не буду останавливать Ваше внимание на всех этих заблуждениях — для нас важнее заняться другими исследованиями.