В очевидности чувства

Нет никого, кто не был бы склонен считать, что обладает очевидностью чувства каждый раз, когда говорит в соответствии с тем, как он, по его мнению, чувствует. Этот предрассу­док является источником заблужде­ний. Только тот обладает очевидностью чувства, кто, умея освободить душу от всего, что она приобрела, никогда не

смешивает привычку с природой. Поэтому есть основание отказаться от большей части той очевидности, которой, как нам кажется на первый взгляд, наделены все. Каждый чувствует, что он существует, когда он видит, слышит, действует, и никто в этом не ошибается. Но когда встает вопрос о том, как он существует, как он видит, слы­шит и действует, сколько находится таких, кто спосо­бен избегнуть заблуждения? Между тем все они апеллируют к чувству.

Люди иногда замечали удивление совсем невежественного человека, когда он слышит, как говорят на иностранном языке; говорить на своем языке представляется ему на­столько естественным, что он верит, будто только его язык и является естественным. Относительно других предметов философы обманываются так же грубо. Мы видим тела [живых существ], которые начинают развиваться и пере­ходят от возраста, когда они слабы, к возрасту, когда они становятся сильными. Здесь чувство не может нас обма­нуть, и никто не осмелился утверждать, что тело человека никогда не переживало детского возраста. Это, может быть, единственная нелепость, которую философы забыли вы­сказать! Но разве меньшая нелепость — думать, что душа родилась обладающей всеми своими идеями и всеми своими способностями? Не достаточно ли наблюдать, чтобы уви­деть, что развитие ее способностей и приобретение ее идей тоже имеют начало? Скажем больше: если и есть разница в этом отношении между телом и душой, то не в пользу души, ибо ей далеко до того, чтобы делать такие же успехи в своем развитии, какие делает тело. Но обычно все мы склонны думать, что всегда чувствовали так, как чувствуем сейчас, и что одна лишь природа сделала нас тем, чем мы являемся. Нужно рассеять этот предрассудок: пока он будет существовать, свидетельства чувства будут весьма сомнительны.

Ведь мы не можем скрыть от себя, что ум приобретает способность размышлять, воображать и мыслить, так же как тело приобретает способность ловко и проворно дви­гаться. Мы еще помним время, когда не имели никакой идеи об определенных искусствах и науках. Красноречию, поэзии и всем так называемым мнимым природным дарова­ниям мы обязаны обстоятельствам и обучению. Единствен­ное преимущество, которое дается при рождении,— это

лучше предрасположенные органы; тот, чьи органы полу­чают более яркие и разнообразные впечатления и легче приобретают привычки, становится в соответствии с родом своих привычек поэтом, оратором, философом и т. п., в то время как другие остаются такими, какими создала их природа. Не будем же слушать тех, кто беспрестанно повто­ряет: «остаются лишь тем, кем родились,— поэтами, орато­рами и т. д. вовсе не становятся»; это, следуя предрассудку, говорит тщеславие.

Правда, как я доказал в другом месте *, начало всему в нас положила природа, так как, создавая органы нашего тела, она определила наши потребности и способности. Стало быть, наши первые движения — следствие толчка, который дала природа; именно она их производит, но только мы сами, повторяя их, приобретаем привычки, вследствие чего эти привычки, которых мы бы не имели, если бы не природа, становятся нашим произведением.

Есть качества, в приобретении кото­рых мы не сомневаемся, потому что помним время, когда их у нас не было. Не дает ли это основание для предположения, что среди ка­честв нет ни одного, которое не было бы приобретено? Почему душа при­обретает их в преклонном возрасте, если она не приобрела их в юном возрасте? Сейчас я вынужден исследовать, чтобы обучиться, а в детстве я обучался, не исследуя? Правда, память не сохраняет следов этих первых исследо­ваний, но чувство, которое уведомляет нас ныне о тех ис­следованиях, которые мы делаем, не позволяет нам сомне­ваться в том, что и в прошлом мы ими занимались.

Если у нас нет никакого воспомина­ния о первых минутах нашей жизни, то как, скажут, сможем мы поставить себя в такое положение, чтобы почув­ствовать себя в точности такими, ка­кими мы были? Каким образом мы вызовем у себя ощущение того состояния, которого больше нет и которое мы не можем вспомнить?

Невежество всегда отбрасывает какие бы то ни было суждения относительно этого и считает невозможным все, чего не понимает. История наших способностей и идей

кажется совершенно фантастическим романом таким умам, которым недостает проницательности; легче заставить их замолчать, чем просветить. Как много в физике и астро­номии открытий, которые невежды когда-то считали невоз­можными! Современным невеждам, без сомнения, очень хотелось бы отрицать эти открытия, однако они ничего не говорят, а наиболее ловкие прикрывают недостаток позна­ний молчаливым согласием.

Дело заключается не в том, чтобы приняться за историю мыслей каждого индивида, так как в способе чувствования каждого индивида есть нечто особенное, то ли потому, что псегда имеется различие между органами различных инди-пидов, то ли потому, что они не оказываются в одинаковых условиях. Но имеется также и общее устройство органов (organisation): все имеют глаза, хотя у разных людей они различны; все имеют ощущение цвета, хотя не одинаково замечают их оттенки. Имеются также и общие условия — таковы условия, которые обучают каждого индивида удов­летворять свои потребности одинаковыми средствами.

Таким образом, мы можем представить себе следствия того, что имеется общего в устройстве органов и в условиях, и по этому судить о происхождении наших способностей, так же как и о происхождении и развитии наших идей.

Главное заключается в том, чтобы хорошо различать, каковы вещи, о которых просвещает нас чувство, и какова степень их познания. Ибо если верно, что мы чувствуем все, что происходит в нас, то столь же верно, что мы замечаем не все, что чувствуем. Привычка и страсть постоянно вво­дят нас в заблуждение. Чтобы познать себя, нужно сначала наблюдать себя в таких общих условиях, где страсти меньше нас обманывают и где мы легче можем расстаться с нашими привычками.

Бесполезно спрашивать чувство о том, что происходило с нами в детстве. Но если мы рассмотрим эти общие условия, которые были одинаковы для любого возраста, тогда то, что мы чувствуем теперь, позволит нам судить о том, что мы чувствовали в то время, и мы будем вправе заключать от одного к другому. Например, при помощи этого способа мы с очевидностью усмотрим, что потреб­ность составляет причину (principe) развития способ­ностей. Этим объясняется то, что бывают такие обстоятель­ства, в которых человек добивается незначительных успе­хов, тогда как при других обстоятельствах он создает ис­кусства, науки и различные системы, являющиеся основой

обществ. Но все это было Вам достаточно доказано, и я перехожу к другим примерам.

ГЛАВА VI

ПРИМЕРЫ, КОТОРЫЕ МОГУТ ПОКАЗАТЬ,