Поток признаний

Семь утра – не самый удачный момент для визита и выяснения отношений. Можно даже сказать, что нет большего свинства, чем заявиться в гости без предупреждения в это время. Но Андрей обязательно хотел встретиться с Викторией до работы, ему было необходимо с ней поговорить.

Они не виделись уже целую вечность. Сначала подруга уехала в Троицк, потом пережидала там метель, а когда вернулась – запретила Андрею приезжать из‑за гриппа.

Но сегодня никаких отговорок. Если она вздумает его не пустить, он просто вынесет дверь…

Хмурый и сосредоточенный, Андрей остановился на лестничной клетке перед Викиной квартирой, замер на минуту, раздумывая, а потом нажал кнопку звонка.

Не зря Виктория предупредила майора по телефону, что плохо выглядит. Её лицо было бледным и измученным, губы обметала лихорадка.

– Привет, – безучастно произнесла она, впуская Андрея в квартиру. – Ты всё‑таки пришёл. Но я и не сомневалась.

Они застыли в прихожей в нерешительности, рассматривая друг друга, словно прикидывая, что ещё осталось между ними. Андрей не попытался наброситься на любимую с поцелуями, как это делал обычно. Он даже не дотронулся до её руки…

Виктория поняла, что он уже всё знает.

– Вика, я всё знаю, – тут же подтвердил майор её догадку.

– Если бы было иначе – я очень сильно разочаровалась бы в твоём таланте сыщика.

– Идём, – сказал Андрей и направился в комнату. – Садись.

Виктория опустилась на диван, скрючилась на нём, обхватив колени.

– Ты ничего не хочешь мне рассказать? – мрачно произнёс Андрей.

По лицу подруги пробежала усмешка.

– Ради бога, оставь кому‑нибудь другому эти прокурорские интонации, – сказала она.

– Ты считаешь, я с тобой должен разговаривать тоном заботливой дуэньи?

– Ты можешь вообще со мной не разговаривать, – устало вздохнула Виктория. – Я тебя не заставляю.

Андрей опустил голову, спрятал лицо в ладонях и несколько мгновений тёр лоб и глаза, словно приводя себя в чувство.

– Вика, Вика, – сокрушённо пробормотал он. – Что же ты наделала…

Подруга протянула руку и погладила майора по голове, запустила пальцы в его волосы, но Андрей отодвинулся в сторону.

– А, прости, – поняла Вика. – Теперь мне нельзя к тебе прикасаться… Моими‑то руками… Когда ты всё понял?

– В квартире Померанцева не обнаружилось ни одного твоего отпечатка. Как это возможно? Ведь вы плотно общались и ты ходила к нему в гости?

– Я ни разу там не была.

– Конечно! Ведь ты вообще не была с ним знакома.

– Теперь ты можешь расслабиться, – криво усмехнулась Виктория. – Я не досталась тебе в наследство от Померанцева. Я никогда не была его любовницей. Знаю, тебя страшно угнетал этот факт.

– Зато теперь меня угнетают другие факты… А кожаная папка, якобы принадлежавшая Померанцеву? Ты сама её купила в магазине уже после смерти Померанцева и подсунула мне. Я съездил в этот итальянский магазин и узнал, что они открылись тринадцатого января, на старый Новый год. Я ещё надеялся найти другое объяснение – например, что Померанцев купил папку в Москве или в Риме или заказал по Интернету. Но нет, продавщица поклялась мне, что я держу в руках святыню – предмет из новой коллекции, поступившей в продажу только в январе. Уже после смерти Померанцева.

– Да, всё правильно. Я сама купила эту папку.

– И на ней нет отпечатков Померанцева. На журналах, вложенных внутрь, тоже. Зато твоих – сколько угодно! Хотя ты сказала, что не открывала папку и не заглядывала в неё.

– С отпечатками вышел явный прокол. Но я не сильно заботилась о деталях, всё это сущие мелочи… Главное – достичь поставленной цели. А я её достигла.

– Это верно, – глухим голосом признал Андрей. Он выглядел загнанным зверем, в глазах застыла боль. – Тебе удалось всё, что ты задумала…

– Прости. Я тебя использовала.

– И только? Всё, что между нами было, – всего лишь дымовая завеса, прикрытие?

– Я должна была добраться до Игната Устименко. И ты меня на него вывел, – ровным тоном произнесла Виктория.

– И ты не испытывала ко мне никаких чувств?

– Неужели сейчас тебя это волнует?

– Представь себе!

– Надо же! Я‑то думала, ты больше станешь беспокоиться о том, что связался с преступницей.

Андрей молчал несколько минут, его обуревали сильные чувства. Он словно мотался из стороны в сторону по океану на утлом судёнышке, и штормовые волны перехлёстывали через борт. Андрей злился: его обвели вокруг пальца, обманули, как глупого мальчишку. Теперь между ним и Викторией разверзлась бездонная пропасть, им друг до друга не дотянуться: она – убийца, а он всю жизнь ловит преступников… И в то же время, вопреки доводам рассудка, ему хотелось обнять и прижать к себе несчастную подругу, признаться ей, что даже такую – преступную, коварную, – он продолжает её любить. Возможно, сейчас он любит её сильнее, ярче, потому что его чувство стало запретным…

– Два дня назад я встретился с одной женщиной, Оксаной Подольской. Девятнадцатого августа позапрошлого года она села в пятый вагон четыреста второго поезда. До этого момента мы с Михаилом опросили толпу пассажиров, и только свидетельство этой женщины оказалось полезным… – Андрей на мгновение умолк. – Или наоборот. Лучше бы она, как и другие пассажиры, не отличалась хорошей памятью…

– Ты бы и без её показаний, в конце концов, докопался до истины. Разве нет?

– Да, вероятно. Но позже… Подольская вспомнила, что к ней пересел мужчина из другого купе. Она даже запомнила имя – Захар. Это был Захар Сигайлов, и он возвращался вместе с Померанцевым из Оренбурга. Сигайлову досталась верхняя полка, а в купе, где ехала Оксана Подольская, оставалась свободной нижняя. Поэтому Сигайлов, мужчина крупный, толстый, доплатил проводнику и переместился в соседнее купе. А на его место проводник пустил девушку, севшую в поезд в Новотроицке.

Виктория слушала Андрея, отвернувшись в сторону.

– Я вдруг вспомнил, как одна из подруг твоей дочери сказала мне, что летом Яна сбежала к бабушке в деревню. Сбежала от сердечных проблем, расставшись с любимым мальчиком. Тогда я подумал, что твоя мама живёт в каком‑нибудь маленьком райцентре в окрестностях нашего города… Вернее, жила. Но оказалось, что деревней Янина подруга назвала Новотроицк. Четыреста второй поезд останавливается в этом городе в десять вечера и всего на пять минут. И девушка, севшая в поезд, вполне могла быть Яной.

– Да, это была она, – чуть слышно произнесла Виктория.

– Подольская сказала, девушке на вид было лет шестнадцать‑семнадцать.

– А ей было всего четырнадцать! Яна ехала без билета. Она узнала, что Глеб уезжает с родителями в Америку на целый месяц. Месяц – это невероятный срок, когда тебе всего четырнадцать. И дочка вдруг поняла, что они с Глебом обязательно должны помириться. Яна с бабушкой помчались на вокзал к вечернему поезду. Билетов не было. Дали денег проводнику… Лучше бы вернулись домой! Лучше бы Яна не садилась в то проклятое купе!

– Это был опробованный маршрут?

– Да, безусловно. Ехать одну ночь. Садишься в десять вечера, прибываешь в половине девятого утра. Яна постоянно так возвращалась от бабушки, с десяти лет. Сначала договаривались с проводником, чтобы присмотрел за ребёнком… Потом Яна выросла, стала деловой и самостоятельной. Бабушке не удалось убедить её не садиться в поезд без билета, подождать два дня. Но через два дня Глеб уже уехал бы в Америку.

– А проводник Артур Коровкин запихнул девочку в купе с тремя мужиками.

– Да.

– Они сели в поезд в пять вечера и к моменту появления Яны уже, наверное, успели найти общий язык.

– Дочке досталась верхняя полка. Она села на нижнюю, и один из пассажиров – Игнат Устименко – тут же начал с ней заигрывать, обхаживать, строить глазки. Яна смущённо улыбалась – парень был очень симпатичным, похожим на какого‑то актёра… Померанцев и Бадьянов отправились покурить. Едва они вышли, Игнат закрыл дверь и полез к Яне. Скрутил, зажал рот, достал нож и пригрозил, что если будет сопротивляться, то он её изуродует. Потом… Потом он её изнасиловал… – Виктория всхлипнула, опустила голову, закрыла лицо руками. – Когда вернулись бизнесмены, Игнат приоткрыл дверь и сказал им: мужики, вы покурите немного, у нас с барышней дела, ну, вы понимаете… Те ухмыльнулись и не стали ломиться в купе. Они ещё целый час болтали в коридоре, а этот урод тем временем продолжал измываться над моей дочерью… Потом Устименко быстро собрал вещи и соскочил на станции Теренсай. А Яна, в шоке от случившегося, забилась на верхнюю полку. Не знаю, как она пережила ночь, весь этот ужас… Ей было больно и страшно, она ощущала себя растерзанной, разодранной и грязной, опозоренной… Бельё испачкано кровью, на запястьях – синяки, губы искусаны…

Хотя в глазах Виктории сияло страдание, она явно испытывала облегчение, рассказывая всё Андрею. Он был первым, кому она признавалась.

– Утром, в половине девятого, я встречала дочку на перроне и была поражена её состоянием. Яна сказала, что у неё внепланово начались месячные и она промучилась всю ночь, а попросить у кого‑нибудь таблетку постеснялась. Я поверила объяснению, потому что знаю, что в критические дни она просто умирает от боли.

– И когда же она рассказала тебе правду?

– Она молчала целую неделю, ничего не говорила, плакала в ванной и по ночам, натягивала рукава, чтобы спрятать синяки… Я, конечно, приставала с вопросами. Она сказала, что плачет из‑за Глеба. Дочка с ним так и не поговорила, они не помирились, и Глеб уехал.

– Ещё и это.

– Потом дочка не выдержала и во всём мне призналась… Я была потрясена, едва не сошла с ума от ужаса и ярости. Что сделали с моей бедной малышкой! Она была как ещё не раскрывшийся бутон, светлой и чистой. Они с Глебом даже не целовались, только гуляли за ручку!

– Ты уверена?

– Уверена. Для Яны я была лучшей подругой. Свидания, происшествия, покупки, мечты и переживания, – всё это она сначала обсуждала со мной, а потом с девчонками. Я знала о её подружках больше, чем их мамы, и знала обо всём, что происходит в их классе, лучше классной руководительницы…

– Что ты сделала, когда Яна тебе призналась?

– Первая мысль – найти Игната и изувечить его… Отомстить. Яна сказала, что не переживёт позора, если кто‑нибудь из друзей или знакомых узнает о случившемся. Она и с Глебом‑то не стала встречаться накануне его отъезда, потому что теперь чувствовала себя недостойной его любви. Мы решили сохранить всё в тайне, не стали обращаться в милицию. Даже к гинекологу поехали в Екатеринбург, чтобы тут не просочились слухи… Я видела, что она ужасно страдает, я и сама не понимала, что делать… Пыталась утешить, но, видимо, у меня это плохо получалось… Хороший психолог, наверное, смог бы помочь, подсказал бы, как нам пережить ситуацию. Но к психологу мы тоже не рискнули обратиться… И через неделю Яна… Она…

– Она спрыгнула с десятого этажа. Не могу представить, насколько ей было плохо, если она решилась на такой отчаянный шаг.

– Она не была какой‑нибудь психичкой, склонной к демонстративным действиям. Знаешь, многие подростки постоянно угрожают покончить с собой, для них это излюбленная тема.

– Вот именно такие как раз ничего и не делают.

– А Яна воспринимала жизнь как подарок, она радовалась каждому новому дню. Все мне говорили – какой у вас солнечный ребёнок… И вот… Она действительно не могла больше жить, настолько ей было плохо, каждая минута невыносима… Это я во всём виновата… Не нашла правильных слов, не убедила. Не смогла объяснить, что боль пройдёт и потом снова можно будет жить… Не сразу, конечно… Но всё‑таки… Я схожу выпью воды, ладно?

Андрей подождал, пока Виктория вернётся. Он заметил, что она умылась холодной водой. Он даже на мгновение ощутил на губах прохладу её щеки…

– Я знаю, что Яна отправила тебе SMS с телефона.

– Да, отправила… Наверное, за минуту до того, как сделала последний шаг. Она написала мне: «Мамочка, прости меня, я больше не могу! Я тебя люблю!», а Глебу отправила сообщение на его страничку в Интернете: «Прощай! Ты самый лучший!»… Эсэемэска пришла с опозданием. Она где‑то блуждала целых двадцать минут. Когда я её получила, я бросилась звонить дочке, но её телефон уже не отвечал. Если бы сообщение пришло вовремя и я сразу бы перезвонила… Тогда, может быть…

– Думаю, Яна сразу же отключила телефон.

– Да, наверное…

– А Глебу, как я понимаю, пришлось туго?

– К сожалению… Когда он вернулся из поездки, на него ополчился весь белый свет. Если б Яна не попала в лапы Устименко, они с Глебом, скорее всего, помирились бы и продолжали дружить. В школе у них был имидж Ромео и Джульетты, никто не сомневался в их любви… А так… Глеба превратили чуть ли не в убийцу, его затравили. Бедный мальчишка! Я говорила всем, чтобы оставили пацана в покое, но не могла быть до конца искренней, не могла раскрыть тайну. Иначе бы все начали склонять имя Яны, рассказывать, что с ней произошло в поезде…

– Твоя мама тоже не вынесла горя.

– Да, на следующий день после гибели Яны, узнав о трагедии, мама умерла от сердечного приступа. Это был самый страшный сентябрь в моей жизни… Я тоже не хотела жить, но нужно было метаться между двумя городами и организовывать похороны. Мне помогли коллеги из «Арматики», именно они всем занимались… А я думала: ладно, сделаю всё, что должна, а потом наглотаюсь таблеток, и мои мучения прекратятся. Дочка – это самое драгоценное, что у меня было, моё сокровище, надежда, самый лучший друг. Я жила ради неё, а теперь какой смысл жить? Подруга‑врач привезла мне сильные транквилизаторы. Они притупляли боль, но лишали воли – я уже не думала о самоубийстве. Целый год провела практически в коме, всё было как в тумане…

– Но тебе удалось как‑то выкарабкаться.

– Да, через год я соскочила с таблеток, туман рассеялся, но… Но если раньше мне всё было безразлично, то теперь я думала только о мести. Эти мысли меня преследовали и выматывали, буквально жгли огнём. Я уже не могла смириться с тем, что Устименко продолжает топтать землю, в то время как моей доченьки уже нет в живых. И не только Устименко, а ещё три негодяя из поезда – проводник и попутчики…

– Ты думаешь, если бы проводник посадил Яну в другое купе… А Померанцев и Бадьянов не проявили равнодушие…

– …тогда бы ничего не случилось!

– И ты твёрдо решила отомстить.

– Да. В августе прошлого года начала действовать. Сначала на железной дороге разузнала фамилию и координаты проводника. Это было нетрудно, так как я помнила – ещё бы! – дату, поезд и вагон. Гораздо труднее было раздобыть пистолет, но в конце концов я его купила. Проводник Артур Коровкин жил в Екатеринбурге. Я отправилась туда в командировку, сказав начальству, что нашла выгодных клиентов. Действительно, нашла. А пока заключала контракты, одновременно выслеживала Коровкина… Переписывалась с ним на сайте знакомств. Узнала, что первого октября он идёт на «Революционную вечеринку» в ночной клуб «Галактика удовольствий». Я наложила тонну макияжа, надела чёрный парик‑каре и ярко‑красное платье.

– Красный цвет был дресс‑кодом «Революционной вечеринки».

– Ты и это выяснил? Я не смогла бы пронести оружие внутрь, поэтому спрятала свёрток у мусорных баков. Подцепила Коровкина, потанцевала с ним. Потом позвала проветриться. У него с собой была и трава, и таблетки, он был заряжен по полной. Предложил мне, я согласилась составить ему компанию. Мы стояли у заднего входа, я незаметно переложила пистолет в сумку.

– Незаметно? Как такое возможно?

– Сказала: ой, подожди‑ка, мне надо кое‑что поправить. И скрылась из виду.

– Теперь ясно.

– Коровкин был уже слегка под кайфом, поэтому мои вопросы его не настораживали. Он болтал без умолку. Постепенно мы выяснили, что завтра ему в рейс, а я сообщила, что как раз сейчас ищу проводника, сопровождавшего пятый вагон четыреста второго поезда год назад. И готова щедро заплатить за любую информацию. Фантастическое совпадение, но Коровкин оказался тем самым проводником! Он сразу вспомнил девушку и троих её попутчиков, правда, не признался, что у него самого рыльце в пушку – посадил девушку без билета, да ещё и в купе к мужикам… Коровкин сказал, что сразу заподозрил неладное – ведь парень внезапно соскочил с поезда. А юная пассажирка ни разу не вышла из купе, а утром выглядела ужасно… О других пассажирах Коровкин ничего не смог рассказать… Я полезла в сумочку – словно за деньгами, но вместо денег достала оружие. Пока Коровкин хлопал от удивления глазами, пялясь на ствол, я объяснила ему, что та девочка не смогла пережить случившегося и покончила с собой, а я – её несчастная мать… Потом выстрелила. Он упал. Я отправилась ловить такси.

– И никаких сомнений? Тебя ничто не остановило?

– Ночью я долго всматривалась в своё отражение в зеркале, старалась понять – кто я? Монстр? Ведь я убила человека… И не испытала никаких эмоций, была спокойной, так, словно ничего не произошло. Я поняла, что для матери, пережившей трагическую смерть ребёнка, любые чувства будут мелкими и незначительными. Да, я ощущала угрызения совести, но это было сущей ерундой по сравнению с той чудовищной болью, которую я испытала. Даже смешно. Я поняла, что могу, не задумываясь, уничтожить хоть двадцать человек, если выяснится, что они причастны к гибели моей дочери… Видишь, с каким чудовищем ты связался? – горько усмехнулась Виктория.

– Ты не чудовище.

– Теперь я сосредоточилась на другом персонаже. Яна ночью слышала разговор мужчин и запомнила, что одного зовут Львом и он является собственником екатеринбургского кафе под названием «Львиное сердце». Не составило труда вычислить фамилию владельца кафе. Это был Лев Бадьянов, сорокадвухлетний предприниматель. Весь октябрь я собирала информацию о нём, прикидывала, как подобраться поближе. Девятого ноября снова отправилась в Екатеринбург, где договорилась о встрече с Львом Бадьяновым.

– Почему он согласился с тобой встретиться?

– Я выяснила, что на Бадьянова наседают конкуренты, мечтающие завладеть его кафе, он буквально загнан в угол. Бизнес не идёт, с ним одни проблемы… Я позвонила Льву и предложила от имени одного олигарха выкупить у него бизнес, назвала выгодную цену – не фантастическую, а реальную и в то же время – безумно привлекательную. Не знаю, заинтересовало ли его моё предложение, но голос и интонации точно заинтриговали – я постаралась.

– Тебе даже не надо стараться, – с грустью признался Андрей. – Твой голос завораживает.

– Я в сотый раз помчалась на машине в Екатеринбург. Солнце слепило глаза, а в воздухе метались первые снежинки. Снова постаралась максимально изменить внешность, надела чёрный парик и очки. Я хотела, чтобы наш разговор происходил в машине Бадьянова, но бизнесмен наверняка предложил бы встретиться в его кафе. Позвонила ему, сказала: разрываюсь между двумя деловыми встречами, вы не против, если мы побеседуем прямо в машине? Нашла удобную парковку, назвала Бадьянову место. Он приехал, и я пересела в его джип. За полчаса мы составили предварительное соглашение, обговорили детали. Я задавала специфические вопросы, просматривала бухгалтерские документы. Бадьянов испытывал эйфорию – ещё бы, наклёвывалась супервыгодная сделка… Но тут я сообщила, что существует один нюанс. Якобы, подготавливая сделку, я собирала для моего босса информацию о господине Бадьянове, и всплыл один неприятный факт: девятнадцатого августа прошлого года он возвращался из Оренбурга домой на четыреста втором поезде. И в Новотроицке в их купе села девочка…

– Бадьянова не удивил такой поворот?

– Очень удивил. Он не понял, какая существует связь между той поездкой и нынешним контрактом, но тут же начал оправдываться. Очевидно, воспоминания об инциденте въелись ему в подкорку, он понимал, что поступил бесчестно. Уверял, что тогда подумал, будто девице лет восемнадцать, не меньше, и она сама заигрывала с парнем. То есть у молодых людей всё было добровольно, по обоюдному согласию. Кроме того, он крепко выпил в ресторане с новым знакомым – Игорем Померанцевым, директором фирмы «Консультант» – поэтому был не совсем адекватен… В общем, он оправдывался изо всех сил… Наконец‑то Бадьянов поинтересовался, каким образом то происшествие может воспрепятствовать сделке. Я сказала, что оно бросает на него тень. Так как той девочке было всего четырнадцать лет, и она покончила с собой. А он, Бадьянов, является косвенным виновником её смерти…

– И потом?

– Он опять начал оправдываться… Я сказала, что передам всю информацию боссу, а потом перезвоню с результатами. Вышла из машины, обошла её, одновременно вынимая пистолет, и постучала в окно водителя – так, словно забыла ещё что‑то сказать Бадьянову. Он опустил стекло. Я выстрелила…

– Убийство Бадьянова выглядело как заказное. Если бы ты раздобыла разное оружие, а не использовала один и тот же пистолет, то мы никогда не увязали бы в одно целое все убийства.

– Боялась спалиться уже на подготовительном этапе – во время покупки оружия. Тогда бы мне не удалось добраться до главной цели.

– Понятно… После Бадьянова ты занялась Померанцевым?

– Да. Но одновременно у меня зародилось сомнение – смогу ли я вообще найти Игната Устименко? Его не запомнил проводник, о нём ничего не сказал Бадьянов… Как его искать? Дочке он, кстати, назвался не Игнатом, а Николаем… Яна описала мне его внешность – яркое красивое лицо, свежий багровый шрамик над бровью. Плюс фальшивое имя. И это всё! Тогда я подумала, что моя следующая жертва – Игорь Померанцев – может стать приманкой. Я подсуну его труп правоохранительным органам, и вы сами начнёте искать Игната Устименко… Два месяца я описывала круги вокруг Померанцева, подбиралась поближе. Наступила зима, всё замело снегом, отбушевали новогодние праздники… Несколько дней я неотступно следила за бизнесменом. Одиннадцатого января представился удачный момент. Померанцев сначала работал в офисе, а в половине пятого отправился в ресторан, где просидел до семи вечера с каким‑то мужиком. В начале восьмого Померанцев покинул ресторан и поехал домой. Он оставил автомобиль на платной стоянке, я бросила свой неподалёку и догнала Померанцева. Окликнула его, спросила, где двадцать пятый дом. Естественно, он знал, ведь сам туда шёл. Поинтересовался, не страшно ли мне бродить в темноте одной, да ещё и в такой дорогущей шубе. Я призналась, что ужасно страшно. А в двадцать пятый дом иду к подруге в гости. Мы пошли вместе и к тому моменту, когда поднимались по ступенькам на крыльцо, уже превратились в самых лучших друзей, Померанцев вовсю сыпал шуточками, улыбался, поддерживал под локоток… Навстречу из дверей вышла молодая мама с ребёнком, посмотрела на нас… В подъезде мы попрощались, он упаковал в бумажник мою визитку, забил в мобильник номер моего телефона. Затем мы разделились – он направился к лифту, я – к лестнице… Когда на третьем этаже двери лифта открылись, я уже стояла напротив и сразу выстрелила в Померанцева.

– Почему ты стреляла целых три раза?

– Если бы я разнесла ему череп, то не успела бы объяснить, за что убиваю. Но и в живых оставлять его было нельзя… Померанцев упал назад, его ноги вывалились наружу, лифт не мог закрыться… Я спрятала пистолет в сумку, пробралась внутрь, села на пол и положила голову Померанцева себе на колени. Кровь хлестала из артерии. Пока он хрипел и содрогался в конвульсиях, я рассказала ему, как из‑за его равнодушия погибла моя дочь… Не знаю, понял ли он меня… Но главное, что я ему это высказала… Соседи, конечно, слышали выстрелы, но не осмеливались высунуться из квартир. Через минуту Померанцев умер, и я закричала, стала звать на помощь… Наряд полиции приехал довольно быстро. Мне очень повезло – ты тоже был там.

– Я как раз дежурил.

– И допустил промах – не обыскал меня.

– С тебя кровь капала, хоть выжимай! Ты выглядела так, словно в тебя саму засадили по крайней мере десять пуль. Мне и голову не пришло рыться в твоей сумке!

– Через несколько дней, чтобы пустить следствие по нужному следу, я сообщила тебе о последних словах Померанцева. Якобы он прошептал: «Всё из‑за этого проклятого поезда…»

– На самом деле, он ничего не говорил.

– Нет. Он только хрипел.

– А потом, заметив мой интерес, ты стала поощрять меня?

– Да. Чтобы быть в курсе расследования.

– А я, глупец, принял всё за чистую монету! Думал, ты испытываешь ко мне те же чувства.

– Извини… Я тебя просто использовала.

Нет, этому признанию Андрей никак не мог поверить. Он помнил всё, что случилось между ними, то, как они по несколько часов проводили сплетаясь в единое целое, то, как она смотрела на него, как целовала и обнимала, смеялась над его шутками, прижималась к плечу…

И всё это фальшивка, искусное лицедейство?

Нет, невозможно!..

– Потом я поняла, что расследование буксует, вас уносит куда‑то в сторону. Ты почему‑то занялся министром… как его там… Карчевским и финансовыми махинациями Померанцева. А мне было нужно, чтобы ты нашёл четвёртого пассажира… Я уже начала сомневаться в твоих способностях. Тогда я подкинула тебе папку с бумажками из Оренбурга и расписанием поездов.

Андрей подумал, что, если его и «унесло куда‑то в сторону», то очень удачно. Он сумел распутать историю с исчезновением медицинского железнодорожного состава стоимостью в триста миллионов рублей. Но Андрей не хотел оправдываться. Похоже, он действительно был всего лишь марионеткой в руках Виктории.

– Но когда ты узнал номер поезда, работа, наконец, закипела. И в середине марта ты предъявил мне фотографию и паспортные данные Игната Устименко. Я скопировала файл с этой информацией, пока ты ходил в ванную. И сразу же поехала в Троицк – искать Устименко. Тебе сказала, что заключаю выгодный контракт. Нет, никакого клиента в Троицке у меня не было. Я рыскала по городу, постепенно нашла его друзей и через них связалась с парнем. Сказала, что одна знакомая отрекомендовала мне его как фантастического самца и я жажду секса.

– Вот так просто? И он на это клюнул?

– Он тут же примчался сломя голову, куда я сказала. Я ждала в машине на окраине города и предложила поехать ко мне на дачу, где мы с ним зависнем на целые сутки. Было семь вечера, уже давно стемнело, погода портилась, начиналась метель. У развилки сообщила, что придётся оставить машину, так как дальше дорога не чищена, но есть утоптанная тропинка через лес. Пять минут – и мы в дачном посёлке. Он слушался меня, словно был под гипнозом, даже не возразил, что не дело – бросать машину на обочине. Пройдя десять метров, я достала пистолет. И про себя отметила, что этот жест становится привычным… Прострелила ему колени… Он рухнул в снег, начал орать и материться… Я заставила его отдать мне мобильник, угрожая, что прострелю ему ещё что‑нибудь, и пошла обратно к машине. Достала канистру с бензином, дотащила её до места казни… Устименко уже не матерился, он рыдал и умолял… Я объяснила ему, почему всё это делаю… Вот так. Когда ехала обратно – началась сильная метель, и труп замело снегом…

Андрей смотрел на подругу с горечью и сожалением. Ему трудно было поверить в то, что она всё это провернула, что была такой хладнокровной и безжалостной. Он знал совсем другую Викторию – нежную, хрупкую и всегда грустную…

– Осуждаешь меня, – поняла Вика. – А ты представь, что на месте моей дочери оказалась твоя младшая сестра… Что бы ты сделал? Придерживался бы буквы закона? Снял бы с сестры показания, отвёл бы её к судмедэксперту, завёл уголовное дело… А потом разыскал подлеца, арестовал, отдал под суд? Так?

Андрею совсем не хотелось фантазировать на эту тему, представляя, что его любимая сестричка угодила в подобную ситуацию. Но в глубине души он понимал, что Виктория права… Правоохранительная система и общественное мнение безжалостны к жертве насилия, её ждут мучительные процедуры, допросы и даже обвинения – в неосмотрительности, распущенности, провоцирующем поведении… Нет, зная, какому позору подвергнется несчастная девушка, Андрей тоже предпочёл бы сохранить всё в тайне. Он сам бы нашёл преступника и… И придушил бы его голыми руками, но предварительно заставил бы помучиться…

Разве не то же самое сделала Виктория?

Да, именно так… И всё равно… Какие бы оправдания ни придумывал майор для Вики, она, тем не менее, стала преступницей.

Отличительная особенность настоящего мужчины – умение без мелочных колебаний делать выбор и оставаться ему верным до конца. Да, сейчас отношение Андрея к Вике изменилось, но всё равно он не собирался отказываться от подруги.

– Ты сильно засветилась в Троицке?

– Что? – удивилась Виктория. – Почему ты спрашиваешь?… Неужели… Неужели ты собираешься меня прикрывать?

– Ты сильно засветилась в Троицке? – упрямо повторил майор.

– Андрей, перестань! Ты погубишь и себя, и карьеру! Я думала, ты пришёл меня арестовать.

– С кем из друзей Устименко ты встречалась? Кто тебя видел?

– Какой же ты упёртый! Никто меня не видел. И с друзьями я не встречалась. Разговаривала с ними по телефону или через Интернет… Андрей, не надо! Не пытайся меня спасти. Повторяю, я тебя просто использовала. Я не могу тебя любить, я вообще не испытываю никаких чувств.

– Зато я их испытываю, – мрачно ответил майор. – Тому, что ты натворила, нет оправдания. Но я тебя не брошу. Против тебя ничего нет, никто ничего не знает, я один в курсе событий.

– Ты себя погубишь, – повторила Виктория. – Прости меня! Знаешь, я целый год жила мыслью о мести. Я думала – сделаю это, и станет легче… Но сейчас мне ещё хуже, чем раньше… Отпустило всего на пять минут – когда я стояла и смотрела, как корчится от боли этот гад, слушала его вопли… А потом я поняла, что провалилась ещё глубже. Мне не выбраться из этой ямы…

Андрей взял подругу за руки, притянул к себе.

– Сиди дома, – сказал он. – Ничего не предпринимай, ни с кем не разговаривай. А я поеду на работу, уже опаздываю. Вечером вернусь, и мы ещё раз хорошенько обсудим ситуацию.

– Прости меня, – прошептала Виктория.

…Закрыв за майором дверь, она вернулась в комнату, обессилено упала на диван и уткнулась в диванную подушку, глотая слёзы.

Как ей хотелось сказать Андрею, что её слова – ложь! Да, она собиралась его использовать, но совершенно случайно в него влюбилась. Как бы она могла не влюбиться в такого милого, доброго, славного? Тут бы ни одна женщина не устояла… Он подарил ей последний опьяняющий глоток воздуха, дал шанс пожить ещё немного…

* * *

Ближе к вечеру полковник Самарин опять вызвал парней. Оперативники, стремительно перемещаясь по коридору в сторону начальственного кабинета, удивлённо переглядывались.

– Наверное, что‑то случилось, – предположил Миша. – Ведь только что всё обсудили, все детали уточнили.

Недавно закончилось расширенное заседание, где обсуждалась грандиозная акция, связанная с делом Карчевского. Министру осталось гулять на свободе считаные часы.

И вот полковник снова зовёт на ковёр. Зачем?

Андрей пожал плечами:

– Сейчас узнаем. А ты чего такой взвинченный?

– А я тебе не сказал? Я же сегодня из дома ушёл! – выпалил Миша.

– В смысле? Ты, вообще‑то, каждый день уходишь. На работу. А вечером возвращаешься обратно.

– Теперь не вернусь, ни за какие коврижки. Хватит, баста! Вот где у меня это всё, – Миша показал на горло и даже слегка придушил сам себя для усиления психологического эффекта.

– А Надя знает? – с сомнением посмотрел на друга майор. – Ты ей сообщил?

– Поставил перед фактом.

– Ты, конечно, герой, ничего не скажешь. А где ты будешь жить?

– Скорее всего, у тебя, – обрадовал Миша. – Классно, правда? Ну, или у мамы. Да придумаю что‑нибудь!

…Друзья вошли в кабинет начальника, замерли напротив огромного золотого двуглавого орла.

– Возможно, это трагическая случайность или совпадение… – задумчиво произнёс Самарин. – А если нет? Мало ли! Вдруг информация уже просочилась к министру и он сразу же засуетился, начал действовать…

– А что не так?

– Да вот… Мне только что прислали сообщение. Похоже, кто‑то убрал нашего главного свидетеля по делу Померанцева. На пятидесятом километре трассы погибла Виктория Петерс. Разбилась, улетела с дороги.

– Надо же, – удручённо пробормотал Михаил. – Погибла… Такая красивая женщина… Лобовое столкновение?

– Да нет, в том‑то и дело! Просто слетела с трассы. Непонятно почему.

– Я стопроцентно уверен, что это произошло не случайно! – заявил старлей. – Насколько я помню, Петерс постоянно была в разъездах, моталась туда‑сюда и ни в какие аварии не попадала… И вдруг сейчас, когда она нужна в качестве главной свидетельницы… Нет, это точно всё подстроено. Наверное, её специально прижали к обочине, выдавили с дороги, вот она и слетела. Андрей, как ты думаешь?

Майор молчал, его взгляд остановился, лицо окаменело…

Пауза затягивалась, она становилась невыносимой.

– В чём дело? – удивлённо посмотрел на майора полковник.

– Да, всё это не случайно… – глухо выдавил, наконец, Андрей.