ПРИЛОЖЕНИЕ 1. Речь памяти Харви Кушинга, произнесенная на ежегодном собрании Американской ассоциации нейрохирургов в апреле 1982 года

Речь памяти Харви Кушинга, произнесенная на ежегодном собрании Американской ассоциации нейрохирургов в апреле 1982 года

Введение

Вы оказали мне большую честь, пригласив выступить с памятным обращением, или, как вы его называете, речью памяти Харви Кушинга. Это действительно будет обращение, а не традиционная речь.

Я не только польщен оказанной мне честью, но и испытываю трепет, так как представляю здесь нежную науку психологию и еще более нежную науку – философию и стою перед вами, представителями очень жесткой по самой своей сути науки.

a. Когда доктор Кемп Кларк обратился ко мне с предложением выступить на вашем собрании, я поначалу заколебался. Не знаю почему. Может быть, меня смутила необходимость проявить красноречие – ведь этим даром я не обладаю, а может, недо сягаемое величие Харви Кушинга.

b. Я отбросил сомнения после того, как на меня нахлынули многочисленные воспоминания – не только о моем восхищении доктором Кушингом, но и о том, как давно и как глубоко запечатлелся в моей памяти интерес к изучению нейрофизиологии.

c. В одном из первых телефонных разговоров с доктором Кларком я сказал, что в начале 1920‑х годов, став преподавателем психологии в Колумбийском университете, я был направлен в медико‑хирургический колледж, который в те времена располагался на пересечении 59‑й стрит и 10‑й авеню, чтобы пройти курс нейроанатомии у профессоров Тилни и Элвина.

Профессор Элвин – анатом, читавший большую часть лекций и проводивший с нами практические занятия по микроскопическому исследованию срезов спинного мозга.

Доктор Тилни был крупнейшим неврологом того времени. Я очень живо помню, как он пришел на лекцию в вечернем костюме, чтобы рассказать, как он поставил диагноз опухоли мозга, и описал ход операции по ее удалению.

3. Меня как психолога не могли не интересовать механизмы работы головного мозга и центральной нервной системы.

a. Первые главы двухтомных «Принципов психологии» Вильяма Джеймса[41]были посвящены пространным рассуждениям о связи сознания и мозга, так же как книга Лэдда и Вудворта «Элементы физиологической психологии»[42]. Если бы сегодня вы прочитали обе книги, то поразились бы, какое невежество в то время считалось серьезной наукой.

b. Но после них я прочел много других книг на эту же тему. Позвольте привести здесь названия некоторых.

К. С. Шеррингтон «Интегративная функция нервной системы»;

Херрик К. Джадсон «Мозг крысы и мозг человека»;

Дж. Экклс «Нейрофизиологические основы сознания»;

Уорд Холстед «Мозг и интеллект»;

Уоррен МакКаллок «Воплощение разума»;

К. Лэшли «Механизмы работы мозга и интеллект»;

эссе Уайлдера Пенфилда «Физиологические основы сознания» в сборнике «Контроль сознания»[43].

c. Шло время, были выполнены новые экспериментальные исследования в биологии, а технический прогресс в области создания искусственного интеллекта способствовал возрождению интереса к физическим основам разума, и я обратился к совершенно другим книгам:

Джон фон Нейман «Компьютер и мозг. Сознание и машины»,

сборник статей под редакцией А. Р. Андерсона;

А. М. Тьюринг «Вычислительные машины и интеллект»;

Дж. 3. Янг «Программы головного мозга»;

Дэниел К. Деннет «Мозговые бури»[44].

d. Прошу простить меня за то, что может показаться претензией на некоторую эрудицию в области, в которой все вы являетесь первоклассными специалистами. Я упоминаю здесь о моих литературных экскурсах в нейрофизиологию и искусственный разум только для того, чтобы рассеять подозрения, что я сейчас начну рассуждать о взаимоотношениях сознания и мозга с точки зрения философии или, не дай бог, метафизики.

1) Вы имеете полное право подозревать, что мои философские спекуляции отражают почтенные, но давно устаревшие теории, не выдержавшие испытания временем в свете фактов, открытых в результате новейших исследований.

Более того, вы можете также подозревать, что коль скоро я собираюсь говорить с вами как философ, то могу возомнить себя вправе говорить с вами с позиций высокомерного невежды, ничего не понимающего в той науке, о которой пойдет речь.

Спешу уверить вас, что ни одно из этих подозрений не имеет под собой никакой почвы. Возможно, я не так хорошо осведомлен о последних достижениях нейрофизиологии, как мне хотелось бы, но, надеюсь, мне не придется краснеть за философское толкование научных фактов, которые я должен принять во внимание.

4. Два основных вопроса, которые мне хотелось бы с вами обсудить, можно сформулировать следующим образом.

a. Станут ли – сейчас или в будущем – наши знания о мозге и нервной системе (как центральной, так и вегетативной) достаточными для того, чтобы объяснить все аспекты поведения животных?

b. Предполагая, что мы можем положительно ответить на первый вопрос, попробуем ответить и на второй: означает ли это, что нам удастся объяснить и человеческое поведение, а в особенности мышление, в свете того, что мы узнаем о человеческом мозге и нервной системе – сейчас или в будущем?

c. Я уверен, что вы сразу заметите: если ответ на первый вопрос – утвердительный, то ответ на второй зависит от одного очень важного пункта: является ли разница между людьми и дикими животными качественной или количественной.

5. Для исследования возможных ответов я предлагаю следующую процедуру.

a. Во‑первых, кратко объяснить отличие качественной и количественной разницы, в частности разъяснить два типа качественных различий – коренных и поверхностных.

b. Во‑вторых, проиллюстрировать радикальные качественные отличия, сравнив людей с ангелами, и исключить то, что, как я надеюсь, вы тоже считаете ошибочным взглядом на отношение разума и мозга.

c. В‑третьих, я хочу рассмотреть людей в сравнении с дикими животными, а также в сравнении с машинами, сконструированными для создания искусственного интеллекта.

d. И, наконец, предложить взгляд на отношение человеческого разума и человеческого мозга, представляющийся мне корректным – корректным до тех пор, пока будущие экспериментальные нейрофизиологические исследования и усилия по созданию искусственного интеллекта его не опровергнут.

Качественные и количественные различия

1. Между двумя предметами существует количественная разница, если один из них больше или меньше другого в выбранном масштабе измерения.

a. Так, например, две линии, одна из которых короче другой, различаются между собой в чисто количественном отношении.

b. Аналогично между двумя экземплярами мозга, отличающимися друг от друга весом или сложностью, существует лишь количественная разница.

2. Между двумя предметами существует качественное различие, если один из них обладает свойствами, которых лишен другой предмет.

a. Например, прямоугольник и круг отличаются качественно, ибо у прямоугольника есть внутренние углы, которых лишен круг.

b. Точно так же организм позвоночного животного, обладающего мозгом и центральной нервной системой, качественно отличается от организмов, полностью лишенных этих органов.

3. Качественная разница является поверхностной, если она основана на количественной разнице и может быть объяснена ею.

a. Так, например, очевидная разница между водой и льдом (вы можете ходить по льду, но не можете ходить по воде) обусловлена скоростью движения составляющих воду и лед молекул, а различие в скоростях является количественным.

b. Точно так же очевидные качественные отличия людей от животных (люди могут делать то, что недоступно другим животным) можно объяснить в понятиях сложности устройства головного мозга человека и животных. Если это так, то качественная разница является чисто поверхностной.

4. Качественная разница является коренной, если ее невозможно объяснить лежащей в ее основе разницей количественной, но можно объяснить присутствием в одной вещи какого‑то фактора, который отсутствует в другой.

a. Обратимся к разнице между растениями и высшими животными. Это качественное отличие, так как животные способны на действия, совершенно недоступные для растений.

b. Если эту качественную разницу можно объяснить присутствием у животных мозга и нервной системы и отсутствием этих органов у растений, то, следовательно, мы имеем здесь коренное, а не поверхностное качественное отличие.

Ангелы и человеческие существа

1. Сразу хочу оговориться: под ангелами я разумею совершенно гипотетических существ. Нас в данном случае не должны смущать сомнения, существуют ангелы в действительности или нет. а. Как существа гипотетические, ангелы являются чисто духовными созданиями. Наш интерес к ним обусловлен тем, что их мыслят как разум без тела.

Как сознания без тела, ангелы способны к знаниям, желаниям и любви, но их знания, желания и любовь отличаются от наших.

Отсутствие тел приводит к ряду удивительных следствий

Они не учатся на практическом опыте.

В своих суждениях они не могут опираться на предыдущие суждения, так как они лишены воображения и памяти.

Их знание, являющееся интуитивным, зиждется на врожденных идеях, внедренных в их разум в момент творения.

Друг с другом они общаются телепатически, не используя никакие средства коммуникации.

Их непогрешимый разум никогда не спит.

b. Во всех этих отношениях сознание без тела отличается от человеческого сознания, так как последнее связано с телом и некоторые, а может быть, и все функции сознания человека зависят от тела.

Вы можете поставить под вопрос возможность существования ангелов, бестелесных мыслящих существ. Если это так, то позвольте мне защитить возможность существования ангелов перед лицом нападок материалистов, полагающих, что приведенные рассуждения опровергают саму возможность существования ангелов. Я делаю это потому, что, как вы увидите, ошибка материалистов может сильно повлиять на мое отношение к проблеме взаимоотношений разума и мозга.

A. Материалисты выдвигают следующие аргументы.

Они утверждают, что в реальности существуют только телесные вещи – от элементарных частиц до самых сложных живых организмов, от атомов до звезд и галактик.

Об ангелах говорят, что они бестелесны.

Следовательно, утверждают материалисты, ангелы так же невозможны и непостижимы, как, например, круглый квадрат.

B. Этот аргумент в одном аспекте слаб, а в другом – ложен.

Исходное допущение (будто не существует ничего, кроме телесных вещей) является недоказанным и недоказуемым. Возможно, оно истинно, но у нас нет никаких оснований считать его таковым ни с уверенностью, ни с некоторыми сомнениями. Это такой же вопрос веры, как и религиозное убеждение в реальном существовании ангелов.

Даже если мы согласимся с истинностью этого утверждения, наше суждение будет ложным, ибо из него не следует сделанный материалистами вывод.

Если бы допущение было верным, то корректным выводом может быть утверждение о том, что ангелы не существуют в реальности.

Но из исходной предпосылки отнюдь не следует, что ангелы не могут существовать, что это невозможно.

C. Существует множество аргументов в пользу того, что существование ангелов мыслимо и возможно, но я сейчас не буду тратить время на доказательства. Для наших целей вполне достаточно признать, что поборники материализма не могут убедительно отрицать возможность существования ангелов.

D. Если это так, то они – материалисты – не могут отрицать и того, что разум может быть духовным, а не материальным фактором, соединенным с мозгом, как фактором материальным. Человеческое мышление для своего объяснения требует привлечения обоих этих факторов.

3. Это приводит нас к противоположному в отношении к материализму взгляду, согласно которому человеческий разум – нематериальная субстанция, нематериальная сила, которая не нуждается в мозге для осуществления своей функции – рационального мышления.

A. В древности этого взгляда придерживался Платон, а в начале Нового времени – Декарт.

B. Такой взгляд я называю ангельской хитростью, ибо согласно ему рациональная душа или человеческий интеллект может считаться воплощенным ангелом – человеческий разум соседствует с телом, но мыслит независимо от него и в нем не нуждается.

C. В свете всего того, что вы знаете о зависимости умственной деятельности от мозговых функций и процессов, и всего, что вы знаете о влиянии мозговой патологии на человеческое мышление, мне нет нужды убеждать вас, что платонический и картезианский взгляд на человеческий разум как на воплощенного ангела не выдерживает критики перед лицом фактов и поэтому должен быть отвергнут.

D. Хочу лишь добавить, что, с чисто философской точки зрения, оказывается несостоятельным и мнение о дуализме разума (или души) и тела.

1) Этот взгляд отрицает единство человеческого существа. Он проповедует дуализм в отношении двух независимых друг от друга субстанций – точно так же, как не зависят друг от друга лодка и человек, сидящий на веслах и управляющий ею. Любой из них может перестать существовать, но это никак не отразится на втором предмете. Они различны экзистенциально и разделимы, чего нельзя сказать о разуме и мозге.

2) Этот взгляд оставляет нас наедине с неразрешимой загадкой о том, почему человеческий разум должен быть каким‑то образом связан с человеческим телом.

Люди, другие животные и интеллектуальные машины

Никто не сомневается в том, что во многих аспектах поведения люди отличаются от других животных лишь количественно.

Нет также никаких сомнений в том, что мозг человека отличается от мозга высших млекопитающих лишь количественно – отношением веса мозга к весу тела и степенью сложности связей.

Может, однако, возникнуть вопрос о том, нет ли все же между мозгом человека и мозгом животного качественных различий. Я бы хотел предоставить вам самим ответить на этот вопрос.

a. Например, является ли асимметрия правого и левого полушарий чисто человеческим признаком?

b. Является ли отсутствие у животных даже намека на речевой центр, свидетельствующий о корковой асимметрии, проявлением качественной разницы?

c. Является ли особый характер очень большой лобной доли человеческого мозга указанием на качественное неврологическое отличие человеческого мозга от мозга млекопитающих?

4. Как бы вы ни ответили на эти вопросы, ответы следует рассматривать в свете того, что я сейчас скажу о качественных поведенческих отличиях человека от животных.

а. Ниже я упомяну различия между людьми и животными, которые считаю качественными, а не количественными. Остается лишь разобраться, является ли это качественное различие поверхностным или коренным.

1) Животные способны лишь к перцептуальному мышлению, в то время как люди способны к мышлению концептуальному, абсолютно недоступному для животных.

На это указывает концептуальная и синтаксически упорядоченная речь с запасом слов, обозначающих невообразимые и несуществующие, то есть недоступные чувственному восприятию, предметы, а также тот способ, каким люди обучаются членораздельной речи. Это положение остается непоколебимым даже в свете недавних исследований по поводу речи у шимпанзе и афалин.

Перцептуальное мышление животных, включая перцептуальные абстракции и обобщения, не может иметь своим предметом ни один объект, недоступный непосредственному чувственному восприятию.

Концептуальное мышление человека, напротив, позволяет ему мыслить предметы, недоступные чувственному восприятию, – например, мыслить ангелов.

2) Основная разница между перцептуальным и концептуальным мышлением и тот факт, что именно люди, и только они одни, обладают способностью к концептуальному мышлению, объясняют и многие другие различия между поведением человека и животных.

Человек – единственное животное, обладающее исторической традицией и культурной преемственностью, в отличие от исключительно генетической преемственности поколений у животных.

Человек – единственное животное, устанавливающее законы и предписания для образуемых им сообществ.

Человек – единственное животное, изготовляющее машины и производящее с их помощью разнообразные предметы.

Ни одна из этих и подобных им вещей невозможна без концептуального мышления и концептуальной речи.

5. Если я прав относительно качественных поведенческих различий между людьми и животными, то перед нами все равно встает прежний вопрос: является ли эта качественная разница поверхностной или коренной? Можно ли объяснить ее в понятиях количественных отличий человека от животного? Если это так, то разница является поверхностной, если же нет, то она коренная.

a. Чтобы мы могли сделать вывод, что разница является сугубо поверхностной, наши рассуждения должны удовлетворять еще одному условию. Количественное различие между людьми и животными должно само по себе служить достаточным объяснением очевидных качественных отличий людей от животных.

b. Позвольте мне на время отвлечься от этого вопроса и рассмотреть отношение между человеческим мышлением и искусственным машинным интеллектом – интеллектом, который отличается от человеческого разума только количественно.

c. Я делаю это, потому что ответ на этот вопрос очень важен для окончательного решения поставленной перед нами проблемы.

Самое главное, что надо здесь особо подчеркнуть, – это факт, что разница между человеческим мозгом и изделиями, каковые их производители наделяют разумом, заключается в том, что искусственный разум – это сеть электрических цепей, в то время как человеческий мозг – это биохимическая машина и одновременно сеть электрических цепей, и биохимия мозга критически важна и необходима для функционирования этих электрических цепей.

a. Проведенные за последние тридцать лет исследования показали, насколько важны химические модуляторы и трансмиттеры для функционирования человеческого мозга.

b. Пока такие химические реакции не используются для создания машинного интеллекта, хотя в последнее время наметилось движение в сторону попыток создать так называемый влажный компьютер.

c. До тех пор пока это не будет сделано, между человеческим мозгом и компьютером останется качественная разница, даже если удастся сконструировать машины, количество элементов и связей в которых будет превышать десять в одиннадцатой степени.

d. Если же не удастся реализовать мечту о «влажном компьютере», то, наверное, нейрофизиологи смогут в конце концов объяснить феномен человеческого мышления, но мы никогда не будем в состоянии сконструировать подобную машину, какие бы хитроумные электрические схемы ни были бы для этого разработаны, машину, которая думала бы точно так же, как люди.

e. Мы можем научить лошадей и собак выполнять весьма сложные и замечательные трюки, которые отнюдь не означают, что лошади и собаки обладают каким‑то необычным, экстраординарным интеллектом.

f. Точно так же мы можем запрограммировать компьютер на выполнение еще более удивительных трюков, имитирующих человеческое мышление, но это не будет означать, что компьютер обладает всей мощью человеческого мышления.

g. Если единственное отличие людей от диких животных заключается в относительных размерах и сложности нервных механизмов, работающих за счет энергии биохимических реакций, то тогда теоретически возможно создание «влажных компьютеров», которые будут мыслить так же, как люди. Более того, они могут и превзойти человеческий мозг, если число элементов и связей «влажного компьютера» превысит десять в одиннадцатой степени и если в этом «влажном компьютере» будут работать все необходимые химические соединения.

h. Однако если отличие людей от животных заключается не только в количественной разнице в весе и сложности относительно веса и размеров тела; если, напротив, различие между перцептуальными возможностями животных и концептуальными возможностями человека обусловлено присутствием у человека нематериального фактора – человеческого интеллекта, который сотрудничает с мозгом, но не может быть редуцирован до процессов, происходящих в нем; то ни один компьютер, независимо от количества его элементов и биохимических реакций, обеспечивающих протекание тока по электрическим цепям, не будет, подобно человеку, обладать способностью к концептуальному человеческому мышлению.

i. Как сказал Декарт несколько столетий назад, материя не может мыслить. Самый лучший компьютер, который когда‑нибудь удастся создать человеку, будет материальным предметом, обладающим определенными электрическими и химическими свойствами.

j. Вот почему так важен и интересен придуманный А. М. Тьюрингом тест[45], призванный выяснить, сможет ли когда‑нибудь компьютер мыслить, как человек.

к. Этот тест – ответ на вызов Декарта материалистам его времени. Декарт отказал им в способности построить машину, способную интеллектуально мыслить.

7. Игра, придуманная Тьюрингом, – это единственный из известных мне тестов, с помощью которых можно определить, сможет ли компьютер мыслить как человек. Тьюринг, между прочим, был одним из тех слегка чокнутых английских гениев, которые взломали германскую «Энигму»[46].

a. Тест Тьюринга основан на следующей модельной игре.

Ведущий опрос человек стоит перед экраном, за которым находятся мужчина и женщина.

Ведущий задает им вопросы, а затем, анализируя данные в письменной форме ответы, должен решить, кто написал ответ – мужчина или женщина.

Люди за экраном должны напрячь все свои умственные способности, чтобы обмануть ведущего. Если они постараются, то выиграют.

Решение ведущего в этом случае будет основано на чистом гадании: у него ровно столько же шансов угадать правильно, сколько и ошибиться.

b. Теперь, говорит Тьюринг, поместим за экран человека и компьютер и зададим компьютеру программу, которую сам Тьюринг назвал детской, или первоначальной.

c. Чтобы понять ограниченность машинной программы (неважно, насколько сложной и хитроумной она будет), необходимо различить два типа врожденных способностей, которыми обладают высшие млекопитающие и люди. В противоположность высшим млекопитающим и людям инстинктивное поведение насекомых можно уподобить способностям, заложенным в «детскую программу» машины.

d. Давайте сначала сравним людей и высших млекопитающих. И те и другие обладают двоякого рода врожденными способностями.

1) Первый вид таких способностей можно обозначить заимствованным из компьютерных технологий термином «программирование».

Программирование проявляется врожденной способностью животного определенным образом отвечать на стимулы.

У насекомых, с их порой очень сложными формами инстинктивного поведения, такие врожденные способности развиты в очень высокой степени.

У высших млекопитающих таких врожденных способностей намного меньше, чем у насекомых.

У людей таких врожденных способностей еще меньше; у людей вообще нет инстинктов в строгом смысле этого понятия. Врожденное программирование у человека проявляется относительно малым числом спинальных и цереброспинальных рефлексов.

2) Второй тип врожденных свойств – это способности или возможности, предопределенные в том смысле, что они вырабатываются в процессе обучения и приобретения привычек. При рождении, до начала обучения и приобретения привычек, врожденные способности неопределенны; то есть они не приводят к формированию реального поведения того или иного типа.

а) Высшие млекопитающие обладают таким врожденным даром и обладают способностями к обучению и формированию привычек, что подтверждается обучением и дрессировкой домашних животных.

Люди в наивысшей степени обладают такими врожденными способностями: это невероятно способные к обучению животные, поведение которых после рождения является по большей части результатом целенаправленного развития врожденных способностей, достигаемого обучением и выработкой привычек.

Так, например, маленький ребенок обладает врожденной способностью усвоить и выучить любой язык, не проявляя предпочтений в усвоении какого‑либо определенного языка. Человек также обладает врожденной способностью думать о любом мыслимом предмете.

Давайте теперь сравним людей с машинами. В отличие от людей и высших млекопитающих, машины, обладающие искусственным интеллектом, обладают только одним типом врожденных способностей. Эти способности Тьюринг называет детским, или первоначальным, программированием.

Такое программирование всегда и неизменно определяет раз и навсегда заданное поведение машины. Запрограммированные действия машины являются точными копиями сложного инстинктивного поведения насекомых или спинальных рефлексов высших млекопитающих и человека.

Как пишет Хьюберт Л. Дрейфус в своей книге «Чего не может компьютер», врожденные способности, определяемые программированием машины, предопределяют предписанные и определенные действия со стороны машины, у которой отсутствуют неопределенные способности, требующие для своей реализации обучения и выработки привычек.

В случае животных такое обучение и выработка привычек происходят при выработке условных рефлексов.

У людей в некоторых случаях обучение происходит в виде выработки условного рефлекса или, в других случаях, в результате свободного выбора.

3) Профессор Дрейфус пишет: «Не поддающиеся программированию способности человека участвуют во всех формах разумного поведения», и именно такие, не поддающиеся программированию способности невозможно заложить в машинный интеллект. Ј Если это так, то первоначальное, или детское, программирование машинного искусственного интеллекта не позволит ему выдержать тест Тьюринга.

Не имеет значения, какое количество ответов на N вопросов содержит память программы (N – любое, сколь угодно большое натуральное число), так как всегда найдется (N+1) – й вопрос, на который в памяти машины отсутствует запрограммированный ответ, и ведущий перед экраном сможет отличить машину от человека, потому что человек за экраном сможет ответить на этот (N+1) – й вопрос.

Конечно, вполне возможно, что когда‑нибудь люди научатся снабжать машины способностью к развитию иного рода – неопределенными способностями, которые сделают возможным нахождение ответов в результате обучения, формирования привычек, выработки условного рефлекса или свободного выбора.

Так же, как профессор Дрейфус, я полагаю, что это маловероятно. Единственный способ эмпирически удостовериться, что создание подлинного машинного разума находится на грани возможного, – это наблюдать, как специалисты по созданию искусственного интеллекта раз за разом пытаются (и каждый раз неудачно) создать машинный разум. Чем больше будет таких неудачных попыток, тем выше вероятность того, что эти попытки никогда не увенчаются успехом.

8. Если окажется, что машины не в состоянии мыслить так, чтобы их было невозможно отличить от людей, а я думаю, что так и будет, то мы получим эмпирическое обоснование вывода о том, что уникальные способности человека нельзя объяснить, рассматривая мозг как электрохимическую машину.

a. Если все же такое рассмотрение окажется возможным, то машины, которые будут обладать более мощным электрохимическим мозгом, нежели человек, определенно смогут его превзойти, причем мышление машины в этом случае окажется невозможно отличить от человеческого мышления.

b. Вывод, к которому мы пришли, подтверждает философские воззрения Аристотеля и Фомы Аквинского, говоривших, что мозг – это лишь необходимое, но недостаточное условие человеческого мышления. Мы не можем думать без мозга, но мыслим мы не с помощью мозга. Мы мыслим, пользуясь исключительно нематериальной силой – силой человеческого интеллекта.

c. Если я окажусь неправ – а только время сможет подтвердить или опровергнуть мою правоту, – то я готов признать, что машины смогут думать так же, как люди, и что физические процессы, будь то электрические или электрохимические, могут дать нам адекватное объяснение концептуального человеческого мышления, так же как и объяснение перцептуального мышления животных.

9. Прежде чем я продолжу, позвольте мне обратить ваше внимание на три обстоятельства, связанные с интерпретацией теста Тьюринга или вытекающие из нее.

a. Первое – это исторический факт, что философ XVII века Декарт предвосхитил тест Тьюринга, предложив подобный тест для того, чтобы показать, что машины (а также животные, которых он считал машинами, наделенными чувствами и мозгом, но лишенными интеллекта) не способны думать. Это был разговорный тест. Никогда не удастся построить такую машину, считал Декарт, которая будет способна поддерживать разговор так, как это делают двое беседующих людей, ведущих гибкий, непредсказуемый в поворотах сюжета диалог.

b. Сможет ли делать это машина Тьюринга, если, вопреки предсказаниям Декарта, ее когда‑нибудь построят, мы не знаем, но зато можем с полной определенностью утверждать: ни шимпанзе, ни дельфин, пользующиеся языком жестов, никогда не смогут выдержать тест Тьюринга, и мы всегда сможем отличить их от человека, стоящего вместе с ними за экраном, с. Ваше мнение о том, является ли качественная разница между людьми и животными поверхностной или коренной, зависит от того, верите ли вы, что в один прекрасный день нейрофизиологи смогут объяснить, каким образом люди выдерживают тест Тьюринга.

Если да, то значит ли это, что успех обусловлен мощью человеческого мозга?

Или для объяснения потребуется иной фактор – нематериальный, каким полагал человеческий интеллект Декарт?

Разум и мозг

1. Мы уже рассмотрели два противоположных взгляда на взаимоотношение человеческого разума, или интеллекта, и человеческого мозга.

а. На одном полюсе находится материалист, отрицающий саму возможность существования нематериальных сущностей, сил или действий.

С точки зрения такого материалиста, операции и процессы, происходящие в головном мозге, являются необходимым и достаточным условием всех ментальных операций, человеческого концептуального мышления, а также и перцептуального мышления животных.

Этот взгляд принято называть гипотезой единства. Слово «единство» подчеркивает сущностную нераздельность разума и мозга. Слово «гипотеза» – уступка в том отношении, что это утверждение является недоказанным и, как мне представляется, недоказуемым.

Гипотезу единства формулируют в двух формах, одна из которых радикальнее другой.

а) Более радикальная формулировка, присущая течению, называемому «упрощенным материализмом», гласит: не существует даже аналитического различия между действием разума и действием мозга.

b) Менее радикальная формулировка (на мой взгляд, она в большей мере согласуется с неоспоримыми фактами) допускает, что любое описание мозговых процессов аналитически отличается от описания ментальных процессов. Это верно как в отношении перцептуального мышления животных, так и в отношении концептуального человеческого мышления. Согласно этой формулировке, аналитическое различие между мозговыми физическими процессами и процессами мышления признаётся, но подчеркивается, что разум и мозг неразделимы в сущностном плане. Поэтому процессами, происходящими в мозге, можно объяснить все операции разума – как концептуального, так и перецептуального.

4) Согласно этой гипотезе, вполне разумной в своей менее радикальной форме, нейрофизиология со временем будет способна объяснить все аспекты человеческого интеллекта, так же как и все аспекты мышления животных. Даже высочайшие достижения человеческого мышления можно будет объяснить с помощью нейрофизиологии. На другом полюсе находится идеалист, который отрицает, что можно будет когда‑либо объяснить человеческое мышление, используя знания о физических процессах в мозге.

Согласно этому взгляду, мозговая активность не является ни необходимым, ни достаточным условием мышления.

Этот идеалистический взгляд в самой радикальной своей форме был высказан епископом Беркли, который вообще отрицал существование материи и, следовательно, считал человека таким же духовным существом, как и небесных ангелов.

Эта радикальная форма идеализма не выдерживает критики перед лицом неоспоримых фактов, так же как и радикальный материализм. Следовательно, мы должны, не колеблясь, отвергнуть обе крайности.

Менее радикальная форма идеализма представлена, как мы уже убедились, платоническим и картезианским взглядом на рациональную душу или человеческий интеллект как на заточенного каким‑то образом в человеческое тело ангела, чисто духовную субстанцию, обитающую в теле, каковое ни в коем случае не нуждается в такой способности, как способность к рациональному мышлению.

5) Всего лишь один факт (а достаточно всего лишь одного негативного факта) порождает большие сомнения в истинности взглядов Платона и Декарта. Ангелы, как я уже упоминал, никогда не спят. Их интеллект всегда работает. Люди же, напротив, засыпают, спят и просыпаются. Их интеллект в какие‑то периоды находится в бездействии. Иногда мы видим сны, но мыслим не всегда. Концепцией Платона и Декарта невозможно объяснить взаимоотношения человеческого интеллекта с телом и мозгом. 2. Между этими двумя крайними точками зрения, каждая из которых может быть сформулирована в нескольких разных вариантах, находится позиция, которая, как мне думается, в наибольшей степени согласуется с известными нам фактами. Она соответствует тому, что мы знаем о природе человеческого мышления и об ограниченности материи и ее физических свойств.

a. Эта промежуточная позиция основана на умеренном материализме в соединении с таким же умеренным идеализмом.

b. Умеренный материализм заключается в том, что он признаёт два постулата менее радикальной гипотезы единства.

Первый из этих постулатов гласит, что мозговые и ментальные процессы аналитически отличаются друг от друга. Описание мозговых процессов невозможно заменить описанием ментальных процессов, и наоборот.

Данная точка зрения также согласуется с тем, что мозговые процессы являются по меньшей мере необходимым условием возникновения процессов ментальных – а именно это отрицают радикальные идеалисты.

c. Промежуточная позиция, которую я здесь высказываю, является материалистической в том отношении, что допускает: любой аспект перцептуального мышления, как у людей, так и у других животных (то есть все акты чувственного восприятия, воображение, память, а также эмоции, страсти и влечения), можно уже сейчас или можно будет в будущем целиком и полностью объяснить в понятиях и терминах нейрофизиологии. Нет ничего нематериального или духовного в поведенческих или ментальных операциях, общих для людей и других животных.

d. Идеалистический – и очень скромный – аспект можно суммировать, сказав, что человеческое мышление (то есть мышление концептуальное) никогда не удастся ни объяснить, ни проанализировать, опираясь на знания о физико‑химических процессах, происходящих в головном мозге. Никогда также не удастся объяснить свободу воли, свободу выбора как чисто человеческое качество, в терминах физической причинности или движения материальных частиц.

Другими словами, без актов восприятия, воображения и запоминания (все они осуществляются органами чувств и мозгом) невозможно никакое концептуальное мышление.

Ментальные расстройства и заболевания, афазии любого типа, старческое слабоумие и тому подобные расстройства отчетливо указывают на роль мозга в жизни разума. Но роль эта весьма ограниченна.

e. Точнее всего промежуточную позицию можно выразить следующим образом.

Мы видим глазами и зрительной корой головного мозга. Слышим мы ушами и слуховой корой головного мозга.

Но каким органом мы думаем? Где находится орган концептуального мышления? Наш ответ: он находится не в головном мозге. Мы концептуально мыслим не мозгом, несмотря на то что без него мы не способны к концептуальному мышлению.

Короче говоря, мозг является необходимым, но не достаточным условием концептуального мышления. В этом важнейшем пункте промежуточная позиция расходится с менее радикальной формой идеализма или гипотезой отсутствия единства – то есть со взглядами Платона и Декарта.

Это означает, что нематериальный фактор или нематериальная способность (человеческий интеллект и воля) взаимодействуют с телом, порождая концептуальное мышление и свободный выбор.

Если это верно (а я думаю, что это так), то качественная разница между людьми и другими животными, не говоря уже о машинах, является коренной, а не поверхностной.

Это также означает, что человечество занимает положение на границе между царством телесных существ и царством духовных существ, ангелов и Бога, рассматриваются ли они как гипотезы или как реально существующие субстанции.

Однако находящееся в этом положении человечество не перешагивает линию, отделяющую материальный мир от духовного. Согласно воззрениям Платона и Декарта, человек одной ногой стоит в царстве материальном, а другой – в царстве духовном. Человечество по большей части пребывает в царстве материальном, но силой своего нематериального интеллекта оно способно постичь и сферу духовного.

Заключительные рассуждения

1. Позвольте мне теперь высказать несколько заключительных рассуждений. Я хотя бы в какой‑то степени твердо уверен только в двух вещах.

a. Первая заключается в том, что отказ признать важнейшую роль мозга в человеческом мышлении является идеалистической ересью, каковая должна быть решительно отвергнута.

b. Вторая – в том, что материалистическое отрицание возможного существования духовной субстанции и нематериальных способностей, например человеческого интеллекта, также должно быть решительно отвергнуто.

2. С несколько меньшей уверенностью могу сказать: все, что мне известно о функциях мозга, убеждает меня, что их недостаточно для объяснения концептуального мышления, потому что исключительный характер этого мышления зиждется на трансцендентности его в отношении материальных условий. Самым отчетливым указанием на это служит способность человеческого ума постигать мыслью неощутимые и непредставимые мыслимые предметы.

3. К чему это нас приводит? Мне представляется, что таких выводов два.

a. Все аспекты поведения животных, интеллекта животных и ментальности животных (все, что находится ниже уровня концептуального мышления) будут, возможно, когда‑нибудь удовлетворительно объяснены на основе наших знаний о мозге и нервной системе.

b. Эти знания могут внести существенный вклад – а в будущем этот вклад станет еще больше – в объяснение деятельности человеческого ума, но нейрофизиология никогда не окажется в состоянии дать исчерпывающее удовлетворительное объяснение концептуального мышления и свободы выбора.

Примечание

Во время обсуждения лекции мне были заданы вопросы, которые заставили меня сформулировать суть обсуждаемого предмета в двух гипотетических высказываниях.

ЕСЛИ люди превосходят животных только благодаря тому, что обладают большим по весу и более сложно устроенным мозгом, ТО в один прекрасный день компьютеры превзойдут человека по своим способностям.

ЕСЛИ люди могут делать то, что недоступно животным, только благодаря нематериальности человеческого интеллекта, ТО никогда не будут созданы компьютеры, способные делать вещи, которые радикально отличают человека от других животных.

Существует метафизический аргумент в пользу истинности второго из этих гипотетических высказываний. Так как этот аргумент едва ли убедит материалистов, уверенных в истинности первого гипотетического высказывания, то второе можно подвергнуть следующему эмпирическому тесту.

Пусть специалисты по компьютерным технологиям попытаются создать компьютер, который в беседе был бы неотличим от живого человека. Они, специалисты, без устали пытаются это сделать, но с каждой неудачной попыткой повышается вероятность того, что метафизический аргумент может оказаться истинным. Если же попытки создания такого компьютера увенчаются успехом, то это будет означать несостоятельность метафизического аргумента. Будущее покажет, кто прав.