Согдианский змеевик 3 page

– Откуда? Это чисто русская символика. Не узбеки же змееногую женщину пять тысяч лет назад на берегу Онежского озера высекли!

– А согдианцы?

– А‑а, и правда, – хлопнула себя по лбу продавщица. – Ходят иногда слухи о согдианских монетах. Как раз о змеевиках. Но знаете, сударь, по‑моему, этих монет никто и никогда в глаза не видел. За них даже кто‑то из шотландцев… Нет, швейцарцев… Кто‑то из швейцарских коллекционеров награду назначал… Или шведов…

– Большую?

– Не знаю. Может, и большую. Почему бы и не пообещать тонну денег за то, чего в природе не существует? Да и давно все это было. Заглохла уже, наверное, та история.

– Давно – это сколько? Год, два?

– Не‑ет, совсем давно. Я еще только работать начинала. В начале перестройки, как рынки западные открылись, ажиотаж страшный начался, все так и вынюхивали, что можно быстро и дорого лохам импортным впарить. Тогда и всплыла история с наградой… Пожалуй, что и тогда эта история уже старой была. Наверное, где‑то после войны ее объявили, награду. А может, и вообще до войны. Никто и не знал, действительно еще это предложение или нет. Но ни одного согдианского змеевика найдено, естественно, не было, и про награду благополучно забыли. Хотя искали на совесть. Все развалины на юге страны просеяли, все колодцы вычистили.

– При чем тут колодцы?

– Так примета на Востоке есть: в колодец, как отроешь, серебряную монету нужно бросить, чтобы служил долго, не пересыхал, чтобы вода не портилась. А у нас в Узбекистанах‑Таджикистанах иной колодец вдвое старше Римской империи будет…

– Ясно. Значит, искать там нечего. Все успели вырыть до меня.

– Пожалуй, что так, сударь. Уж лучше в Архангельскую область поезжайте. Там холодно, малолюдно. Кладоискателей почти нет. И виза, опять же, не нужна.

– Спасибо на добром слове, боярыня, – привычно поклонился ведун. – Да пребудет с тобою милость богов и любовь твоего достойного мужа.

– И вам… сударь… того же желаю… – несколько растерялась от столь витиеватого прощания продавщица.

Однако Олег пропустил ее слова мимо ушей, вышел из лавки, на ходу застегивая шлем, быстрым шагом пересек улицу, вытолкал мотоцикл на проезжую часть, завел и покатился по правой полосе, обдумывая услышанное.

Значит, среднеазиатские монеты дороже пятидесяти долларов не продаются… Откуда у него змеевик, Середин знал точно: из халифата привез, где его рабом почти полгода продержали. За точное место он поручиться не мог, но где‑то возле Самарканда копал он оросительные канавы. Много таких монет он тогда после побега унес, однако большая часть разошлась на житейские нужды. Торки обобрали его изрядно, потом много необходимых для путника вещей в Муроме покупать пришлось. Да еще в поход ответный сбираться… Вот только одна и завалялась. Неужели именно она может сделать его богатым? Судя по истерике, случившейся с первым антикваром, стоить она должна гораздо больше десяти тысяч «зеленых». Следовало бы разведать о размерах обещанной награды, а то как бы не продешевить.

Оставив мотоцикл перед въездной ямой, Середин поднырнул под шлагбаум, прошагал к кузне и включил наддув горна. Скинул куртку и штаны, натянул рабочую спецовку, толкнул наружу дверь – чтобы не так жарко было, – и едва не сшиб остроносого мужичка в коричневом пиджаке поверх бадлона с высоким воротом. Тот отпрыгнул, извинился. Олег кивнул и вернулся к работе, вспоминая, где мог видеть это лицо. Ответ всплыл почти сразу – в антикварной лавке! Мужик зашел следом за ним и крутился рядом, когда он разговаривал с продавщицей.

«Неужели кто‑то решил настучать, что я с работы на целый час свалил? Нет, вряд ли. Скорее, просто совпадение».

Он вернулся к горну и ухватил клещами очередную заготовку. Мысли вернулись к так удачно уцелевшему в поясной сумке змеевику. Если он стоит хотя бы двадцать тысяч – это значит, что хватит не только одеть невольницу с ног до головы, но и сделать ремонт в квартире с заменой полов и окон. А если тридцать – то купить мебель, и еще на новый мотоцикл останется.

«Вот только где про все это узнать? Стаса нужно растрясти. Он, вроде, по Интернету полазить любит. Может, там чего‑нибудь найдет?»

* * *

Однако в этот день добраться до клуба Середину не удалось. Едва он отъехал от автопарка, как двигатель верного «ижака» начал чихать, кашлять, дергаться, отчаянно дымить. Олег проверил свечи, зажигание, регулировки карбюратора – мотоцикл категорически отказывался работать положенным образом. Причина обнаружилась, когда, протирая руки, он ощутил посторонний, но знакомый запах.

– Ну‑ка… – Ведун открыл крышку бака, наклонился к горловине: – Неужели солярка? Вот японский городовой, кому же это делать было нечего?! Насолил, что ли, кому‑то?

Если кузнец и не угодил кому из водителей, то не сильно. Могли ведь и сахара в бак кинуть – тогда вообще труба. Карбюратор – на промывку, двигатель, если не повезет, – в переборку. Солярка же всего лишь не горит. Слил, нормального бензина плеснул – и все в порядке. А то и просто в бак свежего топлива добавить – размешается, и все будет путем. На смеси с маслом двигатель ведь работает?

Вот только денег на бензин у ведуна пока не имелось. Пришлось, чихая, кашляя и дергаясь, кое‑как шкандыбать к дому, отложив прочие дела на более удачный момент.

– Мой господин! – кинулась ему на шею Урсула, едва он переступил порог. – У меня будет шелковое платье! Настоящее шелковое! Как у старших жен кагана!

– Осторожно, не испачкайся, – вскинул руки вверх Середин. – Мам, откуда обновка?

– Я со старого своего решила перешить. Чего оно понапрасну в шкафу болтается? И кроссовки твои школьные нашла, в самый раз пришлись. Так что некоторое время можно без покупок обойтись. Только трусики и лифчик нужны. Мои не подойдут, а шить такие вещи я не умею.

– Спасибо, мам. За неделю я что‑нибудь придумаю… – пообещал Олег и отправился в ванную.

Пока он отмылся, переоделся, поужинал, прошло часа два. Рукоделие к этому времени закончилось. Женщины вызвали его в комнату, и Урсула, привстав на цыпочки, совершила медленный оборот вокруг своей оси. Яркие красные тюльпаны с огромными зелеными листьями на небесно‑голубом фоне в желтоватом электрическом свете переливались, меняли оттенки, двигались, словно под порывами ветра.

– Великолепно! Мама, у тебя золотые руки!

– Моя госпожа самая умная и умелая на свете! – с готовностью подтвердила Урсула. – Это такое счастье, что я встретила ее на…

Громкий звонок прервал словоизлияния рабыни.

– Это еще кто на ночь глядя? – поднялся Олег с дивана.

Женщины двинулись к двери следом. Середин наклонился к глазку:

– Кто там?

– Откройте, милиция! – На площадке и вправду переминались трое людей в форме.

– А что случилось?

– Вы знаете этого человека? – Перед глазком замаячил искаженный оптикой снимок.

Ведун огляделся на невольницу и родительницу – одеты, потом отпер замок:

– Кого вы ищете…?

– Кого, кого, – проходя в дверь, передразнил сержант и внезапно ударил его кулаком в челюсть: – Тебя!

Середин отлетел на женщин, шарахнулся в сторону своей комнаты. Менты один за другим ввалились внутрь, в руках замелькали пистолеты. Сержант прихватил Олега за ворот, ткнул пистолетом в кончик носа, сворачивая его набок:

– Где она?

– Кто?

– Прикидываешься, дебил?

На этот раз он ударил плашмя «Макаровым» по лицу, но Середин все равно откинулся назад, головой врезавшись в дверь и упав уже в комнату. Тут же торопливо поднялся, размазал по лицу кровь, попятился, испуганно распахнув глаза:

– Не надо! Не надо, пожалуйста! Я не знаю, о ком вы говорите! Сюда никто не заходил! Только не бейте!

Он видел, как Урсула прижала руки к груди и замерла. Второй милиционер толкнул ее вперед, в комнату, шагнул следом и, опустив ствол вниз, заскользил по полкам и стенам оценивающим взглядом. Третий, видимо, отправился в большую комнату.

– Монета! Где монета?! Ты ее с собой таскаешь или прячешь где?

– Какая монета? Кто вам сказа…

– Козел!

От нового удара Середин распластался возле кровати, с размаху сунув руки под изголовье.

– Здесь я спрашиваю! Понял, урод?

– Я понял, я все понял! – вставая на четвереньки, ответил ведун. – Не надо меня бить! Я все, все…

Ладонь нащупала рукоять сабли, крепко ее обняла, и Олег рывком распрямил согнутое тело. Клинок, коротко свистнув, скользнул из‑под постели через запястье с пистолетом ко второму менту, чиркнул его по горлу – ведун качнулся назад, смещая вес и утягивая за собой оружие, и обратным движением легко срубил голову сержанту. Похоже, тот даже не уразумел, что его рука отрублена и падает на паркет. Второй что‑то успел сообразить – вскинул руки, захрипел, упал на колени. Середин обогнул его и, ступая на носочках, быстро миновал коридор, зашел в мамину комнату.

Незваный гость по‑хозяйски шарил по полкам мебели, вытряхивая содержимое многочисленных шкатулок хозяйки.

– Даже пистолет куда‑то дел, – отметил Олег, остановившись в двух шагах за его спиной.

Тот вздрогнул, круто обернулся, выхватил из‑за пояса оружие, передернул затвор и уже начал поднимать пистолет… Ведун тоже поддернул вверх кончик клинка и резко толкнул его вперед. Сталь легко пронзила китель и погрузилась в тело почти на локоть. Милиционер тихо икнул и обмяк, опадая на ковер.

– Ну вот, палас испортили. – Середин присел рядом и тщательно вытер клинок о штанину мертвеца. – Пятно теперь не отмоется. Придется выбрасывать.

– А‑а‑а‑а! – запоздало заорала женщина. – А‑а‑а‑а‑а!!!

– Ты чего, мама? – удивился Олег. – Уже все. Все уже закончилось. Урсула! Взгляни, там дверь закрыта? А то еще заглянет кто на шум.

– Ты его убил! Убил!

– Конечно, убил, не беспокойся.

– Ты… Ты… Олег, ты убил человека!

– Где? – театрально огляделся Середин. – Где ты человека видишь? Или ты про это двуногое? Так это не человек. Это тать, душегуб. Тварь, вроде собаки бешеной. Чем раньше забьешь, тем меньше людей покусать успеет.

– Что… что теперь… – Матушка продолжала громко клацать зубами.

– Урсула, принеси воды! – крикнул невольнице Олег. – Ты посиди, мама, успокойся. Все хорошо. Все уже обошлось. Хотя ковер, конечно, жалко.

Он опять присел рядом с трупом и принялся не спеша, методично обшаривать карманы, выкладывая прямо на пол их содержимое: платки, расческу, ключи от квартиры, паспорт, портмоне, еще одни ключи.

– О, да ведь это опелевский брелок. Значит, они на машине. Будет на чем вывезти в последний путь. А вот ментовских документов нет. Похоже, косили гаврики под стражей порядка, не настоящие.

– Ты… Ты чего делаешь?

– Ищу… Все, что может быть интересного. Они ведь знали, куда шли. Сразу про монету спросили. Неужели антиквар навел? Хотя, непохоже. Мачо знал, что она у меня с собой. А эти были не уверены. Знали только в общих чертах… Выследили, что ли? Разговор слышали, а товар не видели… О, триста баксов. Тоже неплохо. И рубли… Тысячу – мне на бензин, остальное – вам на трусы и шпильки.

– Это мародерство! Я не прикоснусь к этим деньгам!

– Что же их теперь, выбрасывать? Коли руки жгут, так отдай завтра же продавцу в магазине.

– Ты… Как ты можешь, Олег? Ты… Ты только что человека убил, а ведешь себя… Ведешь себя…

– Я веду себя, мама, как человек, которого только что чуть не зарезали. Радуюсь тому, что остался жив.

Женщина вдруг плюхнулась на диван, прижала ладони к лицу и разрыдалась.

– Урсула, да где же ты?! – рявкнул ведун.

– Бегу, господин… – Невольница просеменила через порог, опустилась на колени возле ног хозяйки: – Выпей, мама. Это очень вкусно. Не бойся. Господин – хороший. Он всегда всех убивает, с ним можно никого не бояться.

Подавившись глотком воздуха, Середин пнул девушку, покрутил пальцем у виска. Она – даром что первый раз в жизни этот жест видела – сообразила, закивала:

– Выпей, мама, отдохни. Они больше не придут. Они все закончились. Я закрыла дверь. Теперь у нас спокойно и тихо.

Зубы громко застучали о край чашки, женщина шумно прихлебнула. Потом еще раз. Наконец, успокаиваясь, спросила:

– Ты как, Урсула?

– Не знаю. Я же не была тут никогда. Не знала, страшно это или ничего.

– Какие подонки! Какие сволочи! Что… Что мы им сделали, чтобы они так?.. Жили спокойно, и вдруг…

– Убивать их всех надо, – скромно продолжил ее мысль Олег.

Похоже, мама успокаивалась. Ведун отправился в свою комнату, быстро сдернул с покрывала кровати отрубленную голову. Но было поздно: вытекшей крови хватило, чтобы испортить и старый плед, и ватное одеяло под ним.

– Вот, уроды! – сплюнул он. – Даже когда дохнут, и то нагадить норовят! Жалко, мертвые уже. Я бы вас еще раз зарезал, робин гуды хреновы.

Середин обыскал тела, но больше ничего интересного не обнаружил – ни документов, ни записных книжек. Ничего, что могло бы подсказать, откуда у гостей появилась наводка на змеевик. Зато нашлись два сотовых телефона и еще пятнадцать с лишним тысяч рублей. Похоже, в финансах ворье проблем не испытывало.

– Жили красиво, но недолго, – переложив добычу в сумку, сделал вывод Олег. – Сами понимаете, жмурики, замена порченого барахла – за ваш счет.

Опустошенные бумажники он пихнул обратно в карманы, а с ключами от машины спустился во двор, прошел вдоль дома, свернул на улицу. Остановился возле довольно потрепанного «Опель‑астра» с подгнившими понизу дверцами и плохо выправленной задней стенкой багажника, оглянулся, вставил ключ в замок дверцы, повернул. Открылась! Значит, машина именно та, что он искал. Ведун захлопнул салон, обошел сзади, открыл багажник.

– Отлично! – Никакого барахла тут не валялось и места хватало аккурат на пару тел. Еще одно можно сунуть в салон. – А это что?..

Он подтянул к себе бутылку из‑под «Пепси» с маслянистыми пятнами на этикетке, понюхал.

– Электрическая сила, солярка! Значит, и правда выследили… Тяжело, видно, за мотоциклом по городу угнаться на этой лохматке, вот и подлили, чтобы не газовал. Хитрые ребята… были.

Он захлопнул багажник и отправился домой.

Сбора для крепкого и надежного отвода глаз ведун сделать еще не успел, а потому предпочел подстраховаться и дождаться темноты. Словесный морок хорош, когда волю и внимание у человека перебарывать не нужно – на подозрительного же смертного может и не подействовать. А так, в сумерках, Олег наговорил на длинные свертки с телами вид смотанных вместе пластиковых стеновых панелей. Свертки сгибаются – и панели сгибаются. Свертки длинные – и панели длинные. В темноте одно от другого и не отличить. Если Велесовым словом помочь, конечно.

Еще один заговор Середин приготовил, чтобы гаишников на выезде из города убедить, будто документы на машину верные. Но это не понадобилось: «Опель» с одиноким водителем стражей порядка не заинтересовал.

Ровно в полночь – как специально подгадал! – он остановился на пахнущем мокрой шерстью мосту через Оредеж, за деревенькой с гостеприимным названием Мины, открыл багажник и одно за другим скинул тела в реку: навкам на развлечение, ракам на угощение. После чего развернулся и в три часа ночи уже захлопнул дверцу автомобиля в квартале от своего дома. Лечь спать в итоге получилось только в четыре утра, а в шесть тридцать он уже поднялся на работу – нужно было успеть заправить еле ползающий мотоцикл. То есть съездить с канистрой к заправке, в стороне от оной смешать бензин с маслом, перелить в бак, смотаться домой, чтобы спрятать «банку» в кладовку… Как раз полчаса и пролетело. Осталось только заправиться самому – яичницей и бутербродом с колбасой, – и пришлось срываться на работу.

День прошел с одной‑единственной мечтой: поспать. Олег стучал молотом по раскаленному железу и представлял, как всего через пять часов остановится возле дома, забежит на третий этаж, разденется, сразу нырнет в постель, под чистую сатиновую простынку, ляжет набок, подобьет подушку под плечо, уткнет голову в мягкое ее брюшко и закроет глаза. Через четыре часа… Через три…

Но когда Середин закатил мотоцикл на привычное место, оказалось, что его уже ждали.

– Олежка! – помахала рукой мама с лавки, что стояла напротив парадной, под старыми, чудом уцелевшими еще от колхозного сада, яблонями. – Ну, наконец‑то! А мы тебя заждались.

– Ты почему не дома? Случилось что? – Ладонь рефлекторно потянулась к поясу, но привычной сабельной рукояти нащупать не смогла. Не полагалось Олегу сабли в родном двадцать первом веке.

– Случилось, случилось. Ковер мы с дочкой купили, в комнату, а самим не унести – тяжелый.

– С кем? – Середин перевел взгляд на поднявшуюся следом коротко постриженную девчушку с золотыми серьгами, в облегающем пятнистом платье, и не без удивления узнал в ней свою рабыню. Покачал головой: – Привет, сестренка. Эк тебя…

– Вот, смотри, господин! – счастливо улыбаясь, вытянула она руки перед собой. Ее аккуратно подпиленные ноготки переливались перламутром с серебристыми искорками. – Мы были в большом холодном доме, и там служанка госпожи…

– Все ты путаешь, Урсула! – возмущенно отмахнулась женщина. – В парикмахерской мы были. Пока мастера ждали, заглянули в косметический кабинет. И не служанка, Урсула, а слу‑жа‑ща‑я! Она у тебя, Олежка, умница, но иногда кажется, что первый раз в город попала.

– А еще госпожа купила мне штаны и куртку парчовые и суконные, и штаны из паутины, и черевики цветные, и черевики белые на завязках, и…

– Мама, чем вы занимались? – перевел взгляд на родительницу Середин.

– Вещи порченые заменили, – пожала плечами женщина. – Одеяло, плед. Урсулу одели и в порядок привели. А то ты замучил ее совсем, домой не отпускаешь.

– Я?! – изумился ведун, но тут же спохватился: – Да, действительно. Я же дня без нее прожить не могу. Никуда не отпущу, со мной всегда рядом будет. Если ты не разбалуешь. Ладно, пошли за твоим ковром. Все деньги потратили, или осталось чего?

– Ты же сам сказал, нечего их в доме оставлять, – напомнила матушка. – Не выбрасывать же, в самом деле?

Единственным утешением для Середина стало новенькое, пухлое синтепоновое одеяло. Правда, забрался он под него только после полуночи. До той поры ему пришлось передвигать мебель, дабы расстелить новый ковер, принимать участие в торжественном ужине по поводу удачных покупок, а также созерцать новые наряды невольницы: джинсы с блузкой, джинсы с курткой, голубой деловой костюм, платье, сарафаны, домашний фланелевый костюм, рабочий джинсовый костюм, куртку с кепкой, куртку с шапкой; далее последовало дефиле в туфлях, в кроссовках, в тапках, в колготках и без оных… Урсула была счастлива, словно попала в земной рай. Матушка – тоже. Кажется, она нашла себе отличную игрушку, с которой можно позабавиться в пенсионной безмятежности: послушная, всегда радостная, не претендующая на свое мнение и вкус. Просто кукла Барби, а не человек.

– Перчатки нужно завтра купить, – наконец подвела итог женщина, – пальто на случай плохой погоды и зонтик. Мой, кстати, тоже на сгибах протерся. Да, доченька?

– Да, мама.

– Ну, не буду вам мешать, – выбрался из‑за стола ведун.

– Можно я помою посуду, мама?

– Конечно, деточка. Убирай. Ой, я тут пролила…

– Не тревожься, мама. Я уберу.

Идиллия! Аж тошно.

Вернувшись в комнату, Середин с облегчением разделся и, закрыв в полете глаза, устремился на подушку лицом вниз. Зазвонил будильник. Олег ругнулся, протянул руку, чтобы его переключить – и понял, что наступило утро. Рядом раскинулась обнаженная невольница, за окном алыми отблесками на редких облаках набирал силу рассвет.

– В лес хочу, – пробормотал ведун. – К волкам, медведям и росомахам. К лешим, травникам и берегиням. Ко всем, у кого нет часов. И кто не мешает спать, пока бока не заболят.

Он поднялся, сходил на кухню, сунул в микроволновку тарелку с картошкой, мясом и грибами, ополоснулся в ванной, перекусил, оделся, опоясался ремнем, сладко зевнул, поправил свисающий с края поясной сумки хвостик кистеня. Остановился, прислушиваясь к сонной квартире. Никто из женщин, судя по всему, провожать его не собирался.

– Живут же люди. Мне бы так…

Он подхватил со стола шлем и вышел из квартиры, нарочито громко захлопнув дверь.

* * *

К полудню случилось чудо: груда кронштейнов, казавшаяся бесконечной, все же иссякла. За полчаса до обеда Олег согнул последнюю железяку и опустил ее в покрытую маслянистой пленкой воду остывать, после чего с чистой совестью вымыл руки, скинул спецовку с пропалинами на верстак и отправился в столовую. Ради такого случая полчаса рабочего времени он готов был себе простить. Поднявшись на второй этаж административного здания, ведун занял очередь к прилавку, но тут его тронул за плечо рыжий и вечно лохматый Семен из воздушного цеха:

– Олег? Ты здесь? А тебя, вроде, на проходной какой‑то мужик спрашивал.

– Давно?

– Да только что! Я сюда шел, он как раз с вахтером ругался. Натуральный браток, кстати. Так что Титаныч наш сразу стойку сделал, не пускает. Тут у нас слух прошел, что московские какие‑то нашу базу прибрать хотят. Документы якобы успели смастрячить. Так директор давно всех настро…

– Ладно, – не дослушал его Середин. – Если успею – я перед тобой занимал, понял?

Он быстрым шагом вышел за дверь, сбежал вниз по лестнице, свернул к вертушке проходной и наклонился к вахтеру:

– Саш, меня искал кто‑то?

– А то! – Седовласый татарин Шафийхула Арипов, прозванный за упрямство Титанычем, кивнул и раздраженно поправил коричневый китель с бляхой. – Вон, в курилке сидит. Чуть вертушку не сломал. Я уж в милицию звонить начал – только тогда успокоился.

Мужик в курилке производил достойное впечатление: остриженный почти под ноль, с габаритами Добрыни Никитича – кожаная куртка, годная на попону для ломовой лошади, была натянута на спине, как кожа на барабане; предплечья имели толщину бедра борца сумо; на ногах красовались кирзачи такого размера, что нога Шварценеггера влезла бы в них прямо в ботинке.

– Кто тут меня искал? – громко поинтересовался ведун, выходя за дверь.

Богатырь оглянулся, прищурился. На вид – лет сорока, глаза без бровей и ресниц, по низу подбородка – полоса черной щетины. Добриться, что ли, не успел? Дело такое срочное?

– Олег Середин ты будешь? – Посетитель выпрямился, оказавшись на две головы выше ведуна. А Олег, между прочим, коротышкой никогда не считался.

– Я, я.

– Што же ты телефона нормального купить не можешь? На, дарю!

Богатырь схватил Середина за руку, повернул ее ладонью вверх и прихлопнул плоским мобильником.

– С чего такая щедрость?

– Узнаешь… – Незнакомец прошел мимо и забрался в дверцу припаркованного на газоне серебристого джипа. Тот бесшумно дернулся вперед, откатился, провернул колесами по траве, спрыгнул с поребрика и помчался в сторону центра.

– Спасибо… – запоздало пробормотал ведун, разглядывая подарок. – Интересно, кто это такой щедрый? Или… Или это поклад?

Покладом Ворон называл некую вещицу, снаряженную мощным проклятием, которая подбрасывалась жертве, если иначе до нее было не добраться. Например, монету можно заговорить и на дороге бросить. Глупый смертный поднимет, в карман сунет – вот тебе и порча. Или подарок хороший в дом хозяину прислать. Чтобы не отдал никому, не отложил, рядом оставил. Тут на него сглаз и перейдет.

– Саня, у тебя аптечка есть? – наклонился к окну Титаныча Середин. – Бинт не дашь? Поранился я маненько.

– Свой нужно иметь, раззява. На, бери…

Аптечка на проходной висела на самом видном месте, как и полагалось по инструкции еще советских времен.

В кузне ведун достал из сумки крестик, примотал на положенное место, к запястью, провел рукой над телефоном. Чуть тепленькое, распятье на подарок совсем не отреагировало. Тогда Олег полез в меню аппарата, надеясь найти там какую‑нибудь подсказку. С непривычки не понял ничего, кроме того, что записная книжка и список эсэмэсок пусты. Из интереса попытался позвонить домой и с минуту слушал длинные гудки – видать, Урсула с мамой снова отправились за покупками.

– Мне бы их заботы, – отключил он мобильник. – Ладно, пойду все‑таки перекушу.

Но едва Олег бросил трубку поверх спецовки, как экран загорелся, а сам приборчик завибрировал, издавая соловьиную трель.

– Алё? – нажав на синюю кнопку, прижал ведун к уху телефон.

– Середин Олег? – зычно уточнили у него. – Ты знаешь девицу с разноцветными глазами и старую полулысую бабу? Знаешь? Тогда слушай. Ну, давай, шлюха, скажи чего‑нибудь. Деррик, объясни… – Послышался шлепок.

– Подонки, негодяи! – Олег сразу узнал мамин голос, и внутри у него похолодело.

– Теперь второй.

– Ой, больно! – воскликнула Урсула.

– Ну что, все понял, придурок? – грубый голос опять перекрыл все прочие звуки. – Хочешь получить баб назад – привози монету. Понял?

– Куда? – Середин обнаружил, что звуки речи иногда оказываются столь тяжелыми, что их приходится ворочать языком, точно огромные валуны. Короткое слово – а сил отняло, как целый рабочий день.

– Поедешь от Шушар на юг, до совхоза Тельмана. Там недалеко, километров двадцать. Повернешь на шоссе к совхозу, через пару километров слева будет мост. Переедешь его и покатишься по прямой через поле, по грунтовке. Там нас увидишь, далеко не уедем. Часа тебе хватит. Все, собирай манатки…

– Она не со мной, – не без труда выдохнул Олег. – Нужно… забрать…

– Время тянешь? – с той стороны ехидно хохотнули. – Так мы подождем. Хоть до утра. Но коли ты баб с нами на ночь оставишь, одна из них точно к утру изменится. И очень сильно. Понимаешь, о чем я говорю? Так что сам выбирай, торопиться или не надо. А то через пару часов мои мальчики и днем заскучают. Поразвлечься захотят.

– Я успею. До восьми успею.

– Самый умный? Ты дебил и терпила, урод. Никаких ментов ты привезти не сможешь, потому как за тобой приглядывают. Огрех тебя где нашел? Как думаешь, откуда он знал, где искать нужно? Так что бери ноги, втыкай в задницу и телепай, куда сказано!

– Она не со мной, – тихо повторил Середин.

– Сейчас час дня. Если в пять тебя не будет на месте, ребята начнут развлекаться с твоими бабами. Они нам целыми не нужны. На крайняк, тебя самого заловим и в углях будем жарить, пока не расколешься. В пять!

Телефон отключился.

– Проклятье! – Ведун сел на пол и откинулся спиной к холодной стене.

Он понимал, что нужно ехать. Но понимал и то, что живым никого из них уголовники не выпустят. Зачем? Место они назначили глухое. Режь, стреляй, живьем закапывай – никто не услышит и не увидит. Кто же на этот раз навел? Какая сволочь? Теперь, пожалуй, точно антиквар. Со случайными свидетелями их уличной беседы он пообщался позавчера.

– Убью подонка. Пусть меня там в поле хоть четвертуют – из могилы достану. Японский городовой, как же мне их вытащить? Одному не справиться, они наверняка с огнестрелами. В милицию нельзя, узнают. Тогда как? Проклятье!

Он с силой ударил кулаком по верстаку и стал переодеваться.

Первые две улицы Олег промчался, выжимая из «ижака» все его лошадиные силы и поглядывая в зеркало заднего вида, но за первым же светофором скорость сбросил. Заметит он слежку или нет – не важно. Все равно обращаться в милицию слишком рискованно – все же о судьбе самых близких ему людей речь идет. Если он от «хвоста» в самом деле оторвется – только хуже сделает. Не зная, куда он мотался, уголовники могут испугаться и убить заложников… Пусть лучше смотрят.

На Первомайской улице, петляя между ямами, Середин пару раз оглянулся – но следом за ведуном в тихий безлюдный тупик никто не повернул. Похоже, никто за ним не приглядывал, просто пугали. Или знали, что отделения милиции здесь нет, и не стали светиться?

– Гадание на кофейной гуще… – Он прислонил мотоцикл к стене рядом с дверью, вошел в клуб.

Внутри было тихо и темно. Время рабочее, никаких групп на эти часы Ворон обычно не назначал. Середин прошагал по коридору, ориентируясь на светлый прямоугольник приоткрытой двери, не стучась вошел внутрь, повернул стул спинкой вперед и уселся, глядя учителю прямо в глаза.

– Отдохнул? – поинтересовался старик, неторопливо раскладывая корешки от проданных абонементов в четыре неравные пачки.

– У меня похитили маму и девушку.

– Повтори, – замер Ворон, все еще не поднимая на него глаз.

– Сегодня у меня похитили маму и невольницу. Ту, из прошлого. Требуют выкуп.

– Как ты мог?! – неожиданно рявкнул старик, со всей силы хлопнув ладонью по столу. – Как ты мог такое допустить?! Ты что, не знал, что от твоей девки судьба всего нашего мира зависит?! Не знал, что судьбу всеобщую в руки свои принял?! Как ты мог это допустить, бродяга безумный!!

– Откуда же я знал? – растерялся от такого взрыва Середин. – У меня оказалась ценная монета…

– Должен был знать! Должен был думать! Коли чаровница твоя в лапы колдовские попадет, мы все прахом земным станем. Рази не ведал ты о сем, рази не думал? – сорвался на старославянскую речь руководитель клуба. – Чем прельстили тебя речи ее? Чем умаслили уста? Чем покорило тело? Нечто разума ты лишился из‑за красоты ее, нечто жизни без нее не мыслишь, супругой венчанной на ложе брачное возвести желаешь?