Тартары и моголы

Современная историческая наука утверждает, что моголы XIII века являлись степными кочевниками и предками нынешних монголов‑халхинцев. На мой взгляд, данное утверждение весьма далеко от реальности.

Во‑первых, так называемые дадани (это их народное, просторечное название), по сообщению китайской хроники Ганму, принадлежали к северо‑восточным мохэ: «Четвертое лето правления Кянь‑дэ 966 г. н. э. Татань представил дань Дому Сун. Дом татань составлял одно из поколений северо‑восточных мохэ (выделено мной. – К.П.); при династии Тхан (Тан. – К.П.) после правления Юаньхэ 807–821 г. н. э. он перешел к Инь‑шань[74]; а в сем году представил дань»[75]. Это сообщение позволяет отнести даданей к клану хэйшуй мохэ, который занимал территории по нижнему течению Амура. Академик В.Е. Ларичев полагает, что данный клан в свое время расселялся по берегам р. Амур от устья р. Сунгари и до устья р. Уссури[76]. Между тем мохэ это не предки халхинцев, скорее их можно отнести к предкам маньчжур. Мохэ позднее назывались нюйчжень, нюйчжи, т. е. то же, что и ниучи. Прошу читателя обратить внимание на этот факт.

Великий русский путешественник, исследователь и историк Г.Е. Грумм‑Гржимайло отмечал следующее: «Согласно ранней «У‑дай‑ши», да‑да населяли северную часть провинции Шаньси, хребет Инь‑шань и степи к северу от границ Тангутского царства, согласно же «Ляо‑ши», они жили и по северную сторону Ша‑мо, т. е. в Мо‑бэй. Писатели времен династии Сун знали, по‑видимому, только иньшаньских да‑да. Ученый Х века Сун‑бо считал их особым отделом мохэ (выделено мной. – К.П.). Оу‑ян Сю, автор позднейшей «У‑дай‑ши» (XI в.), писал, что мо‑хэ, переселившиеся в Инь‑шань, сами себя называли да‑да»[77].

Современный японский историк, проф. Кумэ Кунитакэ, обобщая сведения о происхождении народа дадань, указывает: «…названия Сокусин (кит. Сишэнь) и Сюкусин (кит. Сушэнь) очень близки по своему произношению. В дополнениях к династийной истории «Сюу» (кит. Чжоу), под названием «Ицусюусе» (кит. И Чжоу шу), имя этого народа пишут Секусин (Цзишэнь).

При династиях Кан (кит. Хань) и Ги (кит. Вэй) их называли Юуру (кит. Илоу). В период шести династий их называли Коккицу (кит. Уцзи).

При Танской династии их называли Маккацу (кит. Мохэ).

При Сунской династии их называли Зесин (кит. Нюйчжэнь).

При династии Гэн (кит. Юань) их называли Зецеку (кит. Нюйчжи).

В конце же концов они стали народом Даттан (кит. Дада) (выделено мной. – К.П.)» [78].

Во‑вторых, дадани, или же мэн‑гу, не являлись кочевниками. В жизнеописании Елюя Чуцая (управляющего с 1218 г. всеми административно‑хозяйственными делами при Чингис‑кагане и Угедее) сказано: «Должно наказывать смертью монголов (мэн‑гу), мусульман (хуй‑ху) и тангутов (хэ‑си жэнь), которые занимаются земледелием, но не платят налогов (шуй)» [79]. Мохэ, предки даданей, основали известнейшее государство Бохай, и они не кочевали по степям со стадами баранов. Их потомки, нюйчжи, основали государство Цзинь и также не являлись кочевниками.

Так вот. Среди этих самых нюйчжи, или же чжурчжэней [80], было полным‑полно светлоголовых субъектов с зелеными глазами, о чем китайские источники сообщали, не делая из этого обстоятельства какой‑либо сенсации. Диких чжурчжэней, согласно «Цзинь чжи», называли еще и хуантоу, т. е. желтоголовыми[81]. «Саньчао бэймэн хуйбянь» сообщает о внешности чжурчжэней: «Было много чжурчжэней, у которых волосы на висках были желтыми, все они имели желтые глаза с зелеными зрачками (выделено мной. – К.П.)» [82].

О желтоголовых чжурчжэнях Е Лун‑ли сообщает:

«Желтоголовые нюйчжэни живут в горах и носят название «нюйчжэни на подворьях Хэсугуань»… Желтоголовые нюйчжэни грубы, свирепы и не щадят своей жизни. Перед сражением кидане всякий раз надевают на них тяжелые латы и посылают вперед.

У всех желтоголовых нюйчжэней желтые усы, зрачки глаз по большей части черные, но много также и светло‑желтого цвета»[83].

Наименование мэн‑гу имеет скорее тунгусское, нежели халха‑монгольское происхождение, именно так называли реку Амур орочи и ороки, халха‑монголы называли ее Карамурэн.

_{Таблица . Некоторые наименования р. Амур}[84]_.

Во всяком случае, китайские авторы определяли размещение народа мэн‑гу к северо‑востоку от чжурчжэней, а это низовья Амура. «В Цза‑цзи Ли Синь‑чуаня сказано: «Существовало еще какое‑то монгольское государство (в оригинале мэн го. – К.П.). Оно находилось к северо‑востоку от чжурчжэней. При Тан его называли племенем мэн‑у. Цзиньцы называли его мэн‑у, а также называли его мэн‑гу»[85].

Дадани присвоили (! – обратите внимание) себе имя мэн‑гу, о чем есть упоминание в китайских источниках: «В четвертом году нашего периода правления Цзя‑дин (17.01.1211–4.01.1212) татары (да‑да. – К.П.) присвоили их имя и стали называться великим монгольским государством (Да мэн‑гу го, выделено мной. – К.П.)» [86].

Н.Я. Бичурин утверждал, на основании показаний китайской летописи Ганму, «что в числе родов, составлявших татаньский аймань, издавна находился Дом Монгол и что сей Дом, по своему могуществу, впоследствии избран был главою всех татаньских поколений; потому что в сем месте народное название Татань заменено названием Дома Монгол»[87].

Почему же до 1211–1212 гг. даданей устраивало их наименование, а именно в это время оно перестало их устраивать? Дело в том, что именно на 1211 год приходится начало боевых действий со стороны моголов против Цзинь, которые, как я понимаю, должны были идти под каким‑то штандартом. Цзинь (она же Айсинь Гурунь, Золотая династия) это династийное наименование правящего дома и здесь следует ознакомиться с показаниями Пэн Да‑я: «В татарском (даданьском. – К.П.) языке серебро называется мэнгу. Чжурчжэни называли свое государство «Великой золотой династией», а потому и татары называют свое государство «Великой серебряной династией»[88]. Таким образом, Н.Я. Бичурин был, скорее всего, прав, когда утверждал, что да‑да это простонародное название одного из кланов северо‑восточных мохэ, а Мэнгу (Монгу, Манхол) это династийное наименование их правящего дома.

Утверждение Н.Я. Бичурина может быть подтверждено и тем фактом, что народы, перешедшие под политическую власть Дома Мэнгу, также получали имя монголы, о чем свидетельствует Рашид ад‑Дин: «Вследствие же их (моголов. – К.П.) могущества другие племена в этих областях также стали известны под их именем, так что большую часть тюрков теперь называют монголами»[89].

Здесь следует пояснить, кого в те времена называли тюрками. И. Петрушевский в предисловии к «Сборнику летописей» Рашид ад‑Дина утверждает: «У нашего автора «тюрки» – термин не столько этнический, сколько социально‑бытовой (кочевники. – К.П.)». К примеру, арабский автор Абульфеда[90]в своей «Географии»[91]сообщал об аланах: «Аланы являются тюрками, которые приняли христианство… В соседстве (с аланами. – К.П.) находится народ тюркской расы, называющийся ассами… Русские являются народом тюркской расы…» Ни аланы, ни асы, ни русские, ни упоминаемые Рашид ад‑Дином в качестве тюрков тангуты, или же енисейские кыргызы, и пр. не являлись этническими тюрками, хотя, возможно, использовали тюркский в качестве интернационального, торгового языка. Тюркской же расы попросту не существует, и что имел в виду Абульфеда, а скорее всего его переводчики, непонятно.

Короче говоря, именно вышеуказанным образом, т. е. после подпадания под могольское господство, наименование монгол получили, к примеру, ойраты. О чем Рашид ад‑Дин и сообщает: «В настоящее время, вследствие благоденствия Чингиз‑хана и его рода, поскольку они суть монголы, – разные тюркские племена, подобно джалаирам, татарам, ойратам, онгутам, кераитам, найманам, тангутам и прочим, из которых каждое имело определенное имя и специальное прозвище, – все они из‑за самовосхваления называют себя тоже монголами, несмотря на то, что в древности они не признавали этого имени»[92].

Западные ойраты ныне называются калмыками [93], ойратский (калмыцкий) же язык принадлежит к той же группе языков, что и языки монголов‑халхинцев (основное население МНР), бурятов (ранее назывались бурят‑монголами), дауров и дунсянов. Первые же боевые столкновения русских казаков с ойратами (калмыками) показали чрезвычайно низкую боеспособность последних.

Так, например, Н.Я. Бичурин приводит некоторые сведения из истории освоения русскими Сибири: «В 1615 году отправлен был отряд стрельцов и казаков для усмирения кузнецких татар[94], подущаемых киргизцами к неповиновению. Но только лишь сии войска расположились по татарским волостям, как со всех сторон были заперты пятью тысячами калмыков [95] и киргизцев. К счастью, предводитель отряда Пущин успел обнестись палисадом, в котором с 200 человек более двух месяцев выдерживал осаду, и, наконец, по издержании съестных припасов учинил вылазку столь удачно, что, сбив с поля 5000 отряд калмыков, многих из них взял в плен»[96].

Стоит признать, что история, как ее пишут, иногда полна несуразностей. В одном случае нам предлагают поверить в то, что кочевые халха‑монголы в XIII веке оказались способны за пару месяцев взять штурмом четырнадцать укрепленных русских городов, между тем триста лет спустя они в количестве 5000 бойцов оказались беспомощны перед русским гарнизоном в 200 человек, обнесенным наспех установленным частоколом. Не слишком ли велика оказалась пропасть, в которую пали бывшие завоеватели мира? Случай, подобный вышеприведенному, является далеко не единственным в своем роде.

Сейчас вернемся, что называется, наперед. Как показано выше, китайские авторы свидетельствовали все‑таки и о народе мэн‑гу. Возможно, это был один из разделов айманя Дадань. Как следует из сообщений китайских источников, мэн‑гу в эпоху династии Тан (VII–IX вв.) назывались еще мэн‑у, очевидно они проживали «по южному берегу р. Амур, западнее впадения в Амур р. Сунгари и восточнее хребта Малый Хинган»[97]. Мэн‑у часто причисляют к шивэйским племенам.

По словам Н.Я. Бичурина, «аймань Татань, первоначально состоявший из одних родов, по прошествии двухсот лет от его переселения в южную Монголию размножился до такой степени, что в состоянии был последовательно разделиться на девять айманей; но еще не был столь силен, чтобы не признавать над собою верховной власти киданей. Впрочем, должно еще заметить, что татаньцы во все это время еще жили по северному склону хребта Инь‑шань; потому что Халха в первой половине IX столетия находилась под ойхорами хойху, исключая восточной части, занимаемой шивэйцами; по падении же ойхоров хойху остались в Халхе поколения Юйгюлюй и Шивэй, оба под зависимостью киданей»[98].

Ойхоры (хойху) это уйгуры[99], народ хуннского происхождения, они назывались еще гаогюйскими динлинами [100]. До 840 г. они проживали на р. Орхон, пока их не разгромили енисейские кыргызы, после чего уйгуры переселились в Ганьсу и Турфан. Уйгуры являются изначально европеоидным народом, но откуда же на р. Орхон, т. е. в Западной части МНР, мог появиться европеоидный народ? По мнению проф. Л.С. Клейна, тохары, отправной миграционной территорией которых, по его мнению, являлась Фатьяновская культура, передвигаясь на восток по лесной зоне, перешли в Минусинскую котловину, а отсюда уже двинулись двумя потоками «предположительно в Западную Монголию (очевидно до Орхона. – К.П.) и Синьцзян»[101], в частности в бассейн Тарима. Впрочем, это одна из версий.

Нельзя забывать также и тот факт, что территория Саяно‑Алтая, соседствующая с территорией Западной Монголии, с древнейших времен являлась местом сосредоточения индоевропейских народов и одним из важнейших металлопроизводящих регионов Евразийской металлургической провинции (ЕАМП). Уже со времен середины III тыс. до н. э. здесь господствуют афанасьевцы, присутствие которых в Южной Сибири совершенно явно определяется до времен тагарской культуры (VIII в. до н. э. – I в. н.э[102].) включительно[103]. Отметим, что афанасьевская культура выводится большинством исследователей от ямной[104], а последняя принимается многими за прародину тохар[105].

Следует также отметить, что среди вышеупомянутого шивэйского народа было много желтоголовых (хуантоу) племен. Е Лун‑ли отмечает ведущую политическую роль хуантоу шивэй, которую те играли, по меньшей мере, при династии Тан: «В этот период (эпоха династии Тан. – К.П.) они (шивэй. – К.П.) делились более чем на двадцать кочевий, из которых наиболее сильными были желтоголовые шивэй»[106]. «Старая танская история», гл. 199, о происхождении шивэйцев сообщает следующее: «Шивэй – особый род киданей, особое племя киданей, на северной границе дунху; это потомки динлинов (выделено мной. – К.П.). Живут на север от р. Наоюэхэ»[107]. Динлины же присутствуют в этногенезе практически всех центральноазиатских народов, чья принадлежность к европеоидной расе в настоящее время не вызывает сомнений, например уйгуров и енисейских кыргызов.

Возможно, желтоголовость и послужила причиной появления этнонима нюйчжень, которым завоевавшие Бохай кидани стали называть чжурчжэньское население, поскольку этноним нюйчжень первоначально означал золото. Может быть, поэтому государство нюйчжи стало называться Золотым (Цзинь)[108]. В 1031 году иероглиф чжэнь стал запретным, т. к. входил в личное имя киданьского императора Синь‑цзуна – Цзун Чжэнь, и был заменен на иероглиф чжи, который сохранял прежнее звучание. Т. е. нюйчжэнь и нюйчжи есть различное иероглифическое написание одного и того же этнонима.

Выше я упомянул мохэсское государство Бохай (698–926 гг.), которое занимало территорию исторической Маньчжурии и нынешнего Приморского края. Для многих читателей покажется удивительным, но некоторая часть его населения исповедовала христианство. Так, в 1960 году группа приморских археологов под руководством Э.В. Шавкунова проводила раскопки древней буддийской божницы IX века у подножия сопки Абрикосовой, что близ с. Кроуновка Славянского (ныне – Уссурийского) района. При раскопках была найдена небольшая овальная глиняная табличка с изображением христианского креста. Крест был четырехконечным, без распятия, с расширяющимися от центра концами, и относился к древнему восточносирийскому типу[109]. По словам иеромонаха Никанора (Лепешева), форма креста, подобная «абрикосовскому», издревле была распространена во всей Вселенской Церкви. Ее можно увидеть, к примеру, на многих богослужебных ризах, окладах напрестольных Евангелий и т. д. Типологически она близка также к новгородской, валаамской и кельтской форме креста[110]. В принципе, ничего необычного в подобной находке нет, иначе довольно сложно объяснить присутствие среди моголов значительного числа христиан.

То, о чем я пишу, т. е. о мохэсском происхождении моголов и о маньчжурской их родине, вовсе не являлось и не является некоей особой тайной или открытием. Еще в начале ХХ века генерал‑майор А.Е. Вандам, который провел ряд лет на Дальнем Востоке, выполняя специальные правительственные задания, писал, что Маньчжурия это «родина Чингис‑хана и наше историческое наследство», и утверждал, очевидно имея на то определенные основания, что Чингис‑каган родился на территории провинции Хэйлунцзян, в одной из долин Хингана[111].

Как выглядели мохэсцы?

Есть определенные основания утверждать, что сегодняшние айны являются потомками мохэ. Так, академик В.Е. Ларичев относил проживавших на Хоккайдо айнов к моцзе мохэ [112]. Известно, что айны жили еще и на Сахалине, это, как следует понимать, кушо мохэ, они же жили в низовьях Амура, а в районе г. Комсомольска‑на‑Амуре проживали сымо мохэ [113]. В сети Интернет легко можно найти фотографии айнов. Учтите, что со времен Чингис‑кагана прошло восемьсот лет, и вы, конечно же, не увидите на фотографиях каких‑то истинных арийцев, но и того, что вы увидите, будет вполне достаточно. Самое важное состоит в том, что в айнском языке найдены следы индоевропейских языков, причем не только лексемы, но и, что особо примечательно, грамматические формы[114].

Кстати говоря, здесь становится понятным применение цзиньцами термина фань (варвары, дикари) к моголам в «Цзинь ши» (династийная хроника чжурчжэньского государства Цзинь). Значение западные варвары, как утверждают российские комментаторы хроники, здесь не подходит. Западные варвары это си фань (ср. Си Ся, т. е. Западное Ся). Дело в том, что чжурчжэни делились на диких и покорных[115](скорее цивилизованных, поскольку не все из них в свое время подчинялись киданям[116]). Таким образом, фань – это, очевидно, дикие чжурчжэни и не более того. Культурные цзиньцы называли их варварами.

Также становится понятным удивление Чингис‑кагана при рождении у него черноволосого внука Хубилая: «Кубилай‑каан – четвертый сын Тулуй‑хана, он появился на свет от Соркуктани‑беги, его кормилицей была мать наложницы Муке из племени найман. И так случилось, что Кубилай‑каан появился на свет за два месяца до рождения Муке. Когда взор Чингиз‑хана на него пал, то он сказал: «Все наши дети рыжие, а этот мальчик черномазый»[117].

Большинство чингизидов даже в начале XIV века были светловолосыми, о чем можно узнать из того же «Сборника летописей»: «Третий сын (Бартан‑бахадура. – К.П.) был Есугэй‑бахадур, который является отцом Чингиз‑хана. Племя кият‑бурджигин происходит из его потомства. Значение «бурджигин» – «синеокий», и, как это ни странно, те потомки, которые до настоящего времени (т. е. до 1310 г. – К.П.) произошли от Есугэй‑бахадура, его детей и уруга его, по большей части (выделено мной. – К.П.) синеоки и рыжи»[118].

Самое смешное состоит в том, что миллионы людей читали высокохудожественный роман Василия Яна «Чингис‑хан» и не обращали внимания на его слова о внешности Чингис‑кагана: «Ужасно было вторжение этих дикарей из северных пустынь, когда во главе войска мчался их рыжебородый владыка». Вряд ли кто‑то из читателей задавался вопросом – откуда у представителя монголоидной расы вообще может быть борода, да еще и рыжая?

Как же наша историческая наука объясняет наличие в XIII веке в Северном Китае достаточно большого количества европеоидных светловолосых народов? В основном упоминания китайских источников о светлоголовых народах Центральной Азии объясняются дефектами зрения и оптическими иллюзиями древних авторов. Акад. В.Е. Ларичев, к примеру, в предисловии к русскому изданию «Цзинь ши» пишет, что киданям казалось, что чжурчжэни были желтоголовыми. Пользуясь подобными методами, можно объяснить все что угодно.

Вопрос о присутствии белой расы в Северном Китае, Южной Сибири и на Дальнем Востоке периодически поднимался крупнейшими российскими учеными, например, Г.Е. Грумм‑Гржимайло и Л.Н. Гумилевым, но какого‑либо широкого резонанса он не получил, а сами эти ученые и их память претерпевали и до сих пор претерпевают незаслуженные гонения.

Откуда же взялось обыкновение считать, что русский народ целую четверть тысячелетия пребывал под халха‑монгольским игом? Если признать, что дадани принадлежали к предкам маньчжур, среди которых, даже в XVIII веке, нередко встречались «субъекты со светло‑голубыми глазами, прямым или даже орлиным носом, темно‑каштановыми волосами и густой бородой»[119], то следует вспомнить некоторые обстоятельства.

Теория «монголо‑татарского ига» в научном (или псевдонаучном, кому как нравится) отношении стала оформляться к середине XVIII века не кем иным, как создателем норманской теории Г.Ф. Миллером, который путешествовал в Сибирь и по результатам поездки издал в 1750 году книгу «Описание Сибирского царства». Его изыскания проверил, переработал и продолжил И.Э. Фишер в книге «Сибирская история», изданной в 1774 году, в которой основные постулаты «монголо‑татарской» терии изложены уже практически в полном объеме. Кстати говоря, я не подозреваю ни Г.Ф. Миллера, ни И.Э. Фишера в какой‑то особой недобросовестности, однако и ограниченные средства того времени и определенные политические и идеологические тенденции, как я думаю, сыграли свою определенную роль.

Дело в том, что с 1644 по 1912 г. Китаем управляла маньчжурская династия Цин, признать же, что предки цинов в XIII веке якобы завоевали Россию, вряд ли было возможно по вполне определенным политическим соображениям. Засим все безобразия, произошедшие в давние времена, списали на небольшой кочевой народ халхинцев, который деятельно разводил баранов в халхинских же степях и мирно пребывал под маньчжурским сапогом. Впрочем, чтобы никто не сомневался, что эти халхинцы в прошлом были теми самыми страшными монголами, их так и окрестили, и даже в их честь назвали одну известную расу, дабы никто в их облике не сомневался.

Петр Бадмаев в докладной записке царю Александру III от 13 февраля 1893 г. рисовал положение монголов‑халхинцев в XIX веке следующим образом: «Монголы твердят, что при восьмом ургинском хутукте они сделаются подданными белого царя. Настоящий хутукта считается восьмым… Угнетаемые чиновным миром манчжурской династии, монголы естественно крепко держатся преданий, обещающих им лучшее будущее, и с нетерпением ждут наступления его».

Кстати, возможно, читатель не в курсе, но идеологическая платформа для следующего «ига» в России готова уже давно. Как писал в свое время один из основоположников евразийства Н.С. Трубецкой: «Военная служба и крепостное право существовали в допетровской Руси, но страной милитаристической и крепостнической par excellence Россия стала только в эпоху европеизации. И если вспомнить, что ко всему этому временами присоединялось ожесточенное гонение на все исконно русское, официальное признание национальной русской культуры варварством и духовное засилье европейских идей, то вряд ли будет преувеличением обозначить этот период русской истории как эпоху «европейского» или «романо‑германского ига». Это иго продлилось тоже более двухсот лет»[120].

Вот так!

Очевидно, следует уже привыкнуть, что Россия это страна «перманентного» ига и если наши войска и посещают Париж или Берлин, то это все происходит от вредоносного засилья романо‑германцев, если же наш флот бьет турецкий, то это непременно из‑за наличия в русском языке тюркизмов, если московская милиция третирует лиц «кавказской национальности», то это последствия грузинского правления И.В. Сталина, если же наши военные советники расползаются по всему земному шару «аки прузи», то явно, что это явление обусловлено еврейским влиянием.

Я прошу читателя понять одну незамысловатую вещь. Дело вполне может обратиться таким образом, что после потери Западом своей привлекательности всех российских европеизаторов вполне могут причислить к разряду оккупантов и их пособников, в соответствии с новой концепцией российской истории, так же как это сделали с пресловутыми татарами. Материала для данного зачисления вполне достаточно.

Впрочем, вернемся к нашим моголам…

Так вот, согласно «Сборнику летописей», собственно моголы (мугулы) разделялись на две основные группы: 1) нирун (к ним принадлежал род Чингиса), или же niuča, ниуча, ни’уча [121](они же очевидно ну‑чи, нюйчжи) и 2) дарлекин. Сейчас прошу читателя особо отметить, что один из основных источников по могольской истории, а именно «Сокровенное сказание» (который вовсе не был обнаружен в юрте какого‑нибудь халха‑монгольского нойона, а выкуплен П. Кафаровым в Пекинской библиотеке), носит оригинальное наименование Moŋğolun Niuča Tobčaan или же Mongol‑un Niruca tobciyan.

Дело в том, что русское название могольского изборника, а именно «Сокровенное сказание», или же «Тайная история монголов», переводится так с китайского названия Юань‑чао би‑ши, т. е. «Тайная история династии Юань». Первоначально Юань‑чао би‑ши называлась просто Юань би‑ши [122]. Транскрипированное китайскими иероглифами оригинальное название хроники читается как Ман‑хо‑лунь ню‑ча то‑ча‑ань [123]. Для транскрипции могольского языка были использованы иероглифы, подходящие именно по фонетике, так как текст Юань‑чао би‑ши использовался для обучения китайцев могольскому языку. Потому нельзя утверждать, что транскрипционные иероглифы, кроме звучания могольских слов, еще и передавали их смысл, поскольку транскрибированный текст сопровождался подстрочным китайским переводом.

По словам Б.И. Панкратова: «Транскрибируя памятник иероглифами, китайцы неуклонно выдерживали единый порядок – сначала крупными знаками писали монгольские слова в транскрипции, затем с правой стороны мелкими иероглифами помещали пословный их перевод. Заглавие же выпадает из этой стройной системы (выделено мной. – К.П.)» [124]. Ниуча (ню‑ча) обычно переводится как тайный, скрытый. Однако данный перевод является только лишь калькой с китайского названия, пословный же китайский перевод названия Ман‑хо‑лунь ню‑ча то‑ча‑ань, как указывает Б.И. Панкратов, отсутствует.

К слову сказать, если уж речь зашла об одном из важнейших источников по могольской истории, то стоит заметить, что нельзя быть однозначно уверенным, в том, что язык, на котором написано «Сокровенное сказание» является предковой формой современного халха‑монгольского языка, а не сходным с ним диалектом, на котором общался совсем другой народ[125]. Любопытно также и то, что в «Сокровенном сказании» наличествует весьма много тюркизмов и некоторые из них вызывают большой интерес, например, слово алашас (лошади) (§ 273:..алашас сэусэс‑и ано даоулиджу… «набрав… коней и прислуги»)[126]. Слово лошадь в русском языке считается заимствованием от тюрк. алаша, мерин; кляча; лошадь[127]. Однако на деле это далеко от истины.

Короче говоря, есть все основания утверждать, что Ман‑хо‑лунь ню‑ча то‑ча‑ань это сказание о монголах‑ниучах, или же о нирунах, как они называются в «Сборнике летописей» Рашид ад‑Дина. Известно, что кроме монголов‑нирунов были еще и монголы‑дарлекины, а вообще‑то термин монголы (моголы, монгу) это не этнический, а политический термин (политоним).

Сегодняшние монголы‑халхинцы имеют самоназвание халха (альтернативные этнонимы – халх, халхчууд, халх монголчууд, халхасцы). Происхождение этнонима халха датируется обычно концом XV – началом XVI вв., т. е. временем правления Даян‑хана (р. 1460 г., правил с 1479‑го по 1543 г.)[128]. Тогда объединенные Даян‑ханом племена кочевников вели военные операции против Китая, стремясь вынудить его к торговому обмену ремесленных и земледельческих товаров на продукцию животноводства. Территории, служившие базой для подготовки новых походов и отдыха, назывались «халха минь» – «щит мой»[129]. Таким образом, данный термин был перенесен на название страны, а затем уже и на название народа, а историю современного народа монголов‑халхинцев следует вести со времен Даян‑хана. Историкам прекрасно известно, что время появления этноса следует вести со времени появления этнонима, в первую очередь самоназвания, именно тогда некоторая группа людей начинает ощущать свою общность. Что касается термина монголы, ныне применяемого в отношении халхинцев, то этот термин является, в данном случае, экзоэтнонимом, так же как и термины татары, хакасы, уйгуры, китайцы и некоторые другие, употребляемые в отношении современных народов.

Так вот. В продолжение разговора о ниучах. Якуты называют русских нуча, так же русских называли и айны. Буряты называли русских мангутами [130]. Китайцы называли русских лоча, например, Ян Бинь в «Любяньцзилио» писал: «Алосы также пишут Олосы, это лоча (русские). Живут за изгородью[131]. Их (русских) называют лаоцян; они люди с голубыми впалыми глазами, выдающимся носом, желтой (рыжей) курчавой бородой, с длинным телом; много силы, но любят поспать и, когда спят, не сразу просыпаются. Искусны в пешем бою, умеют обращаться с ружьями, не боятся луков и стрел. Если стрела попадет в тело, спокойно вытащат ее, посмотрят друг на друга и засмеются»[132].

Дауры в XVII веке прозывали русских луча (лоча), что на их языке означало еще и «леший», «черт»[133]. СВ. Максимов полагал, что данное прозвище дано было русским по следующей причине: «Стрелы не вредили людям в доспехах, а казаки пулей клали на смерть дикарей, которым оставалось одно: называть пришельцев «лоча» (лешими)»[134]. Однако вряд ли подобное объяснение можно принять за верное. Не стоит думать, что те же дауры являлись настолько дикими и неразвитыми людьми, как это полагает русский автор, что не были знакомы с останавливающим действием защитных доспехов. Скорее всего, речь идет о другом. Русские были бородаты, возможно, именно по этой причине местные монголоидные народности усматривали в них натуральнейших лешаков.

Также возможно (подчеркиваю, возможно), лоча это искаженное ну‑чи (нюйчжи). По словам М.В. Воробьева: «Кидани писали о люйчжэнь, под их влиянием китайцы приняли написание нюйчжэнь, так как замена звука «л» на «н» в то время была обычной»[135]. Эти его слова подкрепляются показаниями «Цзинь чжи»: «Народ цзинь собственно называется чжуличжэнь… это слово искажено в нюйчжэнь, у некоторых даже в лучжэнь»[136].

Однако это еще не конец истории.

Дело в том, что в языке коми (и далее на восток) корень «роч‑», выводимый из общепермского *roc, который, в свою очередь, был заимствован из прибалтийско‑финских языков[137], а также ненецкое слово «луца» (*luatsa), эвенкийское «луча», «нуча» и др. имеют единственное значение «русский», поскольку население этих областей сталкивалось только с русским колонизационным потоком[138].

Я уверен, что данные совпадения не могут быть случайными, под ними есть определенная подоплека, но в наше время, к сожалению, чрезвычайно сложно установить в деталях некоторые обстоятельства истории Центральной Азии. Так или иначе, древние моголы не являются этносом‑предком современного народа халхинцев.

Здесь следует отметить то обстоятельство, что и современные татары (крымские, казанские и др.), проживающие ныне на территории России, также не имеют никакого отношения ни к центральноазиатским даданям, ни к татарам, упоминаемым «Сокровенным сказанием» или же Рашид ад‑Дином.

Как писал в свое время Н.М. Карамзин: «Ни один из нынешних народов татарских не именует себя татарами, но каждый называется особенным именем земли своей»[139]. Утверждение Н.М. Карамзина подтверждается многочисленными историческими свидетельствами. К примеру, в отношении булгар (казанских татар) известно следующее.

Патриарх Иов (патриаршествовал в 1589–1605 гг.) в «Повести о честном житии царя и великого князя Федора Ивановича всея Руси» сообщал: «Царь же и великий князь Иван Васильевич всеа Руси в лето 7061‑го [1552 г.]… поиде во мнозе силе и град их великий Казань взят, пределы их казанския вся поплени и многое множество нечистивых болгар погуби, оставших же от плена всех под свою царскую десницу покори»[140].

П.И. Рычков в XVIII веке писал: «Известный башкирский возмутитель Батырша, возмущая башкирцев к бунту, в письме своем всех здешних магометан болгарским народом называл»[141].

Видный тюрколог В.В. Григорьев в начале XIX века свидетельствовал: «Нынешние татары казанские и сибирские, разнося халаты по улицам русских городов, величают себя «булгарлык», «булгарством»[142]. Несколько позже Н.И. Золотницкий писал: «Не могу… пропустить позднейшего известия Куника… что «казанских татар и по сию пору в Средней Азии называют болгарами»[143].

Гайнутдин Ахмаров, сотрудник Общества археологии, истории и этнографии при Казанском университете в начале ХХ века сообщал: «Казанские… татары, называя себя… мусульманами или по происхождению булгарами, не уважают для себя названия «татарин». Бранясь между собою, называют друг друга «татар». У них часто можно слышать выражения: «min tatar tygel, mosolman» (я не татарин, а мусульманин), «tatar dinsiz digan suz» (слово татарин значит: человек без веры, язычник). Есть у них и поговорки, обращенные к татарам же, напр. «Tatar barda hatar bar» (где татарин, там беда). «Tatar tura bulsa, chabatasyn turga ilar» («сделавшись начальником, татарин повесит свои лапти в зале (главной комнате»)[144].

М.Г. Худяков в издании 1922 года отмечал: «Масса современных казанских мусульман и в настоящее время не считает себя татарами, а зовет себя булгарами»[145].

Н.И. Воробьев в середине ХХ века указывал, что «казанские татары всегда относились к булгарам, как потомки к предкам, и булгарская старина считалась священной… На тесную связь современных казанских татар с булгарами указывают и те родословные, которые имеются во многих татарских семьях и которые чаще всего упираются в то или иное лицо – выходца из Булгара»[146].

Известный историк А.Г. Кузьмин, уже в настоящее время, утверждал: «Татары поволжские – потомки не татаро‑монголов XIII века, а волжских булгар»[147]. Наконец, по словам академика АН РТ М.З. Закиева: «Этноним татар не идет непосредственно от этих центральноазиатских татар. Он распространился сначала в Западной и Восточной Европе как политический и географический термин для обозначения всех восточных народов, лишь позднее его стали применять для обозначения всех мусульманских тюрков, а только в XIX в. этноним татар был принят как самоназвание булгаро‑тюрков‑мусульман волго‑камского региона»[148].

Вообще‑то термин «татаро‑монголы» это нонсенс. В 1202 году, в год Нокай (Собаки), моголы произвели поголовное истребление татар, о чем Рашид ад‑Дин, визирь мо‑гольского государя Газан‑хана, сообщает следующее: «Так как они (татары. – К.П.) были убийцами и врагами Чингиз‑хана и его отцов, то он повелел произвести всеобщее избиение татар и ни одного не оставлять в живых до того предела, который определен законом [йасак]; чтобы женщин и малых детей также перебить, а беременным рассечь утробы, дабы совершенно их уничтожить»[149].

«Сокровенное сказание монголов» свидетельствует вполне однозначно: «Перезимовали ту зиму, а на осень в год Собаки Чингис‑хан положил воевать с татарами: Чаган‑Татар, Алчи‑Татар, Дутаут‑Татар и Алухай‑Татар. Прежде чем вступить в битву при урочище Далан‑нэмургес, Чингис‑хан, с общего согласия, установил такое правило: «Если мы потесним неприятеля, не задерживаться у добычи. Ведь после окончательного разгрома неприятеля добыча эта от нас не уйдет. Сумеем, поди, поделиться. В случае же отступления все мы обязаны немедленно возвращаться в строй и занимать свое прежнее место. Голову с плеч долой тому, кто не вернется в строй и не займет своего первоначального места!» В сражении при Далан‑нэмургесе мы погнали татар. Тесня их, мы вынудили татар соединиться в их улусе при урочище Улхуй‑шилугельчжит и там полонили их. Мы истребили тут татарских главарей поколений Чаган‑Татар, Алчи‑Татар, Дутаут‑Татар и Алухай‑Татар. В нарушение указа задержались, оказывается, у добычи трое: Алтан, Хучар и Даритай. За несоблюдение приказа у них отобрано, через посланных для этого Чжебе и Хубилая, все, что они успели захватить, как то: отогнанные в добычу табуны и всякие захваченные вещи.

Покончив с казнями главарей и сбором пленных татар, Чингисхан созвал в уединенной юрте Великий семейный совет, для решения вопроса о том, как поступить с полоненным татарским народом. На совете поговорили и покончили с этим делом так:

Искони был татарский народ

Палачом наших дедов‑отцов.

Отомстим же мы кровью за кровь.

Всех мечом до конца истребим:

Примеряя к тележной оси,

Всех, кто выше, мечу предадим,

Остальных же рабами навек

Мы по всем сторонам раздарим.

Когда, по окончании совета, выходили из юрты, татарин Еке‑Церен спросил у Бельгутая: «На чем же порешил совет?» А Бельгутай говорит: «Решено всех вас предать мечу, равняя по концу тележной оси». Оказалось потом, что Еке‑Церен оповестил об этих словах Бельгутая всех своих татар, и те собрались в возведенном ими укреплении. При взятии этих укреплений наши войска понесли очень большие потери. Перед тем же как наши войска, с трудом взяв татарские укрепления, приступили к уничтожению татар, примеривая их по росту к концу тележной оси, – перед тем татары уговорились между собою так: «Пусть каждый спрячет в рукаве нож. Умирать, так умрем, по крайней мере, на подушках (из вражеских тел)». Вследствие этого наши опять понесли очень много потерь».

Тогда, по окончании расправы с татарами, которых примерили‑таки к тележной оси и перерезали, Чингисхан распорядился так: «Вследствие того, что Бельгутай разгласил постановление Великого семейного совета, наши войска понесли очень большие потери. А потому в дальнейшем он лишается права участия в Великом совете. Вплоть до окончания заседаний совета он обязуется наблюдать за порядком близ места заседаний, а именно: улаживать ссоры и драки, разбирать дела о воровстве, обманах и т. п. Бельгутай с Даритаем имеют право доступа в совет лишь по окончании его заседаний, после того как выпита чара‑оток»…

Однажды, уже после окончания Татарской кампании, Чингисхан сидел на дворе за выпивкой. Тут же, по обе стороны, сидели ханши Есуй и Есуган. Вдруг Есуй‑хатун глубоко со стоном вздохнула. Чингисхан сообразил, в чем дело, и тотчас вызвал Боорчу и Мухали. «Расставьте‑ка, – приказал он, – расставьте‑ка по аймакам всех вот этих собравшихся здесь аратов. Людей, посторонних для своего аймака, выделяйте особо». Все стали по своим аймакам, а отдельно от аймаков остался стоять всего один человек. Это был молодой человек с волосами, заплетенными в косу, как у благородных людей. Когда этого человека спросили, кто он такой, он отвечал: «Я нареченный зять дочери татарского Еке‑Церена, по имени Есуй. Враги громили нас, и я в страхе бежал. Сейчас же все как будто бы успокоилось, и я – пришел. Я был уверен, что меня не опознают среди такой массы народа». Когда Чингисхану доложили эти его слова, он сказал: «Что ему еще здесь шпионить, этому непримиримому врагу и бродяге? Ведь подобных ему мы уже примерили к тележной оси. Чего тут судить да рядить? Уберите его с глаз долой!» И ему не замедлили снести голову».

В конце концов, Вильгельм де Рубрук, бывший в свое время (середина XIII века) непосредственным свидетелем многих событий могольской политической истории, писал: «Они (моголы. – К.П.) превознеслись до такой великой гордости, что хотя, может быть, сколько‑нибудь веруют во Христа, однако не желают именоваться христианами, желая свое название, т. е. Моал, превознести выше всякого имени; не желают они называться и татарами. Ибо татары были другим народом»[150].

«Тартарами» (т. е. выходцами из преисподней) моголов называли западные европейцы, о чем можно узнать из сочинения Плано Карпини «История монголов, именуемых нами тартарами (tartars)». Это же наименование (татары) впоследствии переняли и русские летописцы. В.Н. Татищев, бывший одно время губернатором Астрахани, замечал следующее: «До сих пор, как выше сказал, кроме европейских, сами татарами не зовутся. Что же крымские, астраханские и пр. татарами зовутся, то они, слыша от европейцев оное и не зная значения названия, не за поносное приемлют»[151]. Что же касается отождествления терминов дадань и татар, то оно вызывает определенные сомнения, поскольку дальневосточные дадани не могли истребить самое себя.

Впрочем, тот же Рашид ад‑Дин указывает, что термин «татары», так же как и термин «моголы», являлся политонимом. «Из‑за [их] (татар. – К.П.) чрезвычайного величия и почетного положения другие тюркские роды, при [всем] различии их разрядов и названий, стали известны под их именем и все назывались татарами. И те различные роды полагали свое величие и достоинство в том, что себя относили к ним и стали известны под их именем, вроде того как в настоящее время, вследствие благоденствия Чингиз‑хана и его рода, поскольку они суть монголы, – [разные] тюркские племена, подобно джалаирам, татарам, ойратам, онгутам, кераитам, найманам, тангутам и прочим, из которых каждое имело определенное имя и специальное прозвище, – все они из‑за самовосхваления называют себя [тоже] монголами, несмотря на то, что в древности они не признавали этого имени»[152].

Похожим образом в советские времена некоторые представители национальных меньшинств записывались «русскими», полагая, что причисление к главенствующей национальности даст им преимущества в карьере или по каким‑то иным соображениям.

Как бы там ни было, но даже если слова татар и дадань (татань) являются только фонетическим разночтением одного этнонима, даже и при этом обстоятельстве следует помнить, что даданьская масса не была однородной в этническом, а возможно и в расовом отношении. Китайские авторы выделяли, как минимум, три различные даданьские общности – черных, белых и диких даданей, по другой классификации: цивилизованных и диких, последних же, в свою очередь, разделяли на черных и белых[153].

Китайский дипломат Чжао Хун описывал черных даданей следующим образом: «В большинстве случаев не очень высоки ростом. Самые высокие не превышают пяти чи и двух‑трех цуней[154]. [Среди них] нет также полных и толстых. Лица у них широкие и скулы большие. Глаза без верхних ресниц. Борода весьма редкая. Внешность довольно некрасивая». Что касается белых даданей, то они, по словам Чжао Хуна, выглядели иначе и имели, что самое главное, особенную погребальную обрядность: «Белые татары несколько более тонкой наружности, вежливы и почитают родителей.

Когда умирают [у них] отец или мать, то [они] ножом изрезывают себе лицо и плачут (выделено мной. – К.П.). Каждый раз, когда [я, Хун], проезжая рядом с ними, встречал таких, которые были недурной наружности и с рубцами от ножевых порезов на лице, и спрашивал, не белые ли [они] татары, [они всегда] отвечали утвердительно»[155].

Погребальный обряд царапанья рук и лиц имели следующие народы или же их правящие слои:

1. Тангуты. К примеру, в 1096 г. тангутский правитель и его мать, возглавлявшие войска, после неудачной осады города Пинся «расцарапали себе в кровь лица и возвратились»[156].

2. Скифы. Геродот сообщает об их обычаях: «Жители каждой области, куда привозят тело царя, при этом поступают так же, как и царские скифы. Они отрезают кусок своего уха, обстригают в кружок волосы на голове, делают кругом надрез на руке, расцарапывают лоб и нос и прокалывают левую руку стрелами»[157].

3. Согдийцы. Ал‑Бируни сообщал, что в определенные дни года «жители Согда плачут по своим древним покойникам. Они оплакивают их, царапают себе лица и ставят для умерших кушанья и напитки»[158].

4. Нюйчжи, нучи (чжурчжэни). О погребальных обрядах чжурчжэней в XI в. известно следующее: «Если человек умирает, [близкие] разрезают себе кожу на лбу, кровь и слезы [во время оплакивания] смешиваются. Называют это проводы слезами и кровью»[159]. Сюда же следует отнести сообщения о нравах жителей государства Бохай, известно, что во время капитуляции правителя Бохайского царства перед киданьским императором Абаоцзи (926 г.) бохайские сановники также поранили свои лица, в знак высочайшей скорби[160].

5. Уйгуры (югуры, ойхор, хойху). Китайские авторы сообщают об их обычаях: «Вскоре хан умер. Вельможи хотели и царевну проводить за ним. Царевна сказала им: в Срединном государстве (собственно Китай. – К.П.), если зять по дочери умрет, то жена три года утром и вечером обязана быть при гробе. Тем и обряд оканчивается. Дом ойхоров [хойху], заключив брачный союз за 10 000 ли, сделал это из преданности к Срединному Двору; следовательно, я не должна сопутствовать хану. И так остановились; впрочем, она должна была, по их обыкновению, надрезать лицо себе и плакать (выделено мной. – К.П.)» [161].

6. Енисейские кыргызы. Здесь имеются некоторые расхождения в показаниях. «Тайпинхуаньюйцзи» пишет о погребальных обычаях кыргызов (хагясов): «Если [кто] умрет, то только трижды всплакнут в голос, не режут лица, сжигают покойника и берут его кости; когда пройдет год, тогда делают могильный холм». Танская история сообщает: «При похоронах не царапают лиц, только обвертывают тело покойника в три ряда и плачут; а потом сожигают его, собранные же кости чрез год погребают. После сего в известные времена производят плач». Между тем, Плано Карпини сообщал об обычаях кыргызов: «Хирподана же в то же время послал Оккодай‑кан с войском на юг против кергис (киргизы. – Прим. к тексту), которых он победил на войне. Эти люди‑язычники, они не имеют волос на бороде; обычай их таков: когда умирает чей‑нибудь отец, то они от скорби вырезают на своем лице в знак печали как бы один ремень от одного уха до другого»[162].

7. Тукю (тугю, туцзюэ), по Л.Н. Гумилеву, тюркюты. О них известно, что «в день похорон, так же как и в день кончины, родные предлагают жертву, скачут на лошадях и надрезывают лице»[163].

8. Гунны (хунну). Иордан сообщает о гуннских нравах: «Следуя обычаю того племени, они отрезают себе часть волос и обезображивают уродливые лица свои глубокими ранами, чтобы превосходный воин был оплакан не воплями и слезами женщин, но кровью мужей»[164]. Вообще‑то, у гуннов обычай резать лицо не являлся исключительно погребальным. «Детям мужского пола они рассекают щеки железом, чтобы, раньше чем воспринять питание молоком, попробовали они испытание раной»[165].

9. Славяне (сакалиба). У СМ. Соловьева мы встречаем упоминание о резании лиц при описании славянской погребальной обрядности, приведем это описание в полном виде: «Всего важнее обычай погребения, в котором выражаются обыкновенно понятия народа о загробной жизни, и потому в летописи читаем описание этого обычая. Радимичи, вятичи, северяне и кривичи совершали тризну над покойником, потом сожигали труп, кости собирали в небольшой сосуд, который ставили на столбе при дороге. В чем состоял погребальный обычай у полян во времена язычества, об этом летописец молчит и тем дает знать, что обычай полян был одинаков с обычаем других племен; употребление тризны у полян видно из того, что св. Ольга, жившая в Киеве, среди этого племени, запретила совершать по себе тризну. Под именем тризны разумелись, как видно, вообще поминки и потом преимущественно борьба в честь умершего, с поминками соединялся веселый, пьяный пир, также резание и царапание лица (выделено мной. – К.П.) в знак печали. Одновременно с обычаем сожигания и ставления урн с пеплом на придорожных столбах существовал и обычай погребения в могилах, которые сыпали холмами»[166].

Упоминают о резании рук и лиц славянами также и восточные авторы. Ибн Руст пишет: «Когда умирает у них (славян. – К.П.) кто‑либо, труп его сжигают. Женщины же, когда случится у них покойник, царапают себе ножом руки и лица»[167]. Ал‑Бекри в XI веке сообщал о погребальном обычае славян: «И у них (у славян (сакалиба). – К.П.) обычаи подобные обычаям индийцев. Они граничат с востоком и далеки от запада. И они радуются и веселятся при сожигании умершего и утверждают, что их радость и их веселость (происходит) от того, что его (покойника) господь сжалился над ним. Жены же мертвого режут себе руки и лица ножами»[168].

Между всеми этими вышеперечисленными народами есть связь. Дело в том, что предками уйгуров были хунны, называемые еще гаогюйскими динлинами. О славянах (склавенах) известно, что они сохраняли гуннские обычаи. Прокопий Кесарийский (между 490 и 507 – после 562 г.) сообщал, что славяне «во всей чистоте сохраняют гуннские нравы»[169]. О тугю китайские авторы пишут: «Обыкновения их вообще сходны с хуннускими»[170]. О кыргызах Гардизи утверждает, что они произошли от славян (сакалиба)[171]. Наконец, скифское присутствие отмечается в степной полосе от Дуная до Дальнего Востока и это обстоятельство в наше время известно всякому, кто сочтет необходимым ознакомиться хотя бы с минимумом научной литературы.