Остров устриц

Когда французы узнали, что я вместе с Женей и нашей глазастой полуторамесячной Майкой решил отдохнуть на острове Ре, они, честное слово, зауважали меня.

— Откуда ты узнал об этом острове?— спросили меня французы, словно его нет на карте Франции, и я узнал о нем по закрытым каналам.

— А что такое?— осторожно спросил я, стараясь не выдать себя.

— Да это же такой остров! Ну, словом, прекрасный выбор! И как пришло тебе в голову туда поехать?

— Ну, кто ж не знает об острове Ре!— с важным видом ответил я, довольный тем, что поразил французов.

Между тем, об острове Ре я узнал в последний момент, буквально накануне отъезда из Парижа. Я, конечно, знал, что мы едем на атлантический остров, расположенный пониже Бретани, повыше Бордо, но что это за Ре и с чем его едят, я понятия не имел. Пригласил нас приятель, чья подруга имеет четырехзвездочную гостиницу на острове — не отказываться же? Но бывают ведь такие совпадения: собравшись на остров, я на заднем сиденье взятой напрокат машины нашел последний номер журнала «Пари-Матч», где был длинный репортаж как раз о Ре. Вернее о тех, кто на нем приобрел недвижимость. Журнал с искренней, щенячьей радостью изображал остров как страшно модное место, атлантический аналог Сан-Тропе. Помню, читая журнал, я представил себе, как Сан-Тропе собрал свои вещи и, не спросившись ни у кого, прописался в Атлантике. Из целого выводка известных всей Франции людей, обретших, по мнению журнала, счастье на острове Ре, я, признаться, почти никого не знал ни в лицо, ни по имени. Однако незнакомый кумир, раблезианский мужик в розовых купальных трусах, поразил меня тем, что сидел в пенящемся океане прямо под длиннющим мостом, связывающим остров с материком. «Надо же, красивый отгрохали мост!» — отметил я про себя. Вдобавок выяснилось, что Шарль Азнавур написал знаменитую песню про лес «Трусе Шемиз» (вспомнили ее мотив?) на острове Ре, и я приготовился увидеть горы в сосновых кущах.

От Парижа до острова Ре — четыре часа езды. Мы прокопались, и выехали уже под вечер, около шести. На выезде из Парижа в наказание за нерадивость простояли в пробке и заволновались: нас ждали на острове к ужину. Дальше автострада на Бордо рассвободилась, но гнать не хотелось. Главным образом, из-за Майки, которая спала на заднем сиденье с зажатыми кулачками на уровне ушей, а, когда просыпалась, делала уморительные ораторские гримасы, словно уже готовилась поступать во ВГИК. А, во-вторых, из-за французской полиции: она в последнее время озверела и ввела чудовищные штрафы за превышение скорости. В свое оправдание полиция заявила, что из-за ее зверств на дорогах почти вдвое сократилось количество трупов. Однако тащиться по автостраде со скоростью сто тридцать километров в час было тяжелым испытанием для русского человека.

Наконец, свернув с автострады, мы поехали по дороге, ведущей в приморский город Ля Рошель, где молодой Сартр обучал лицеистов-лоботрясов философии и от злобы написал свой первый роман «Тошнота». А дальше мы уперлись в тот самый длиннющий мост. Въезд на остров Ре оказался платным. Это мне решительно не понравилось. Еще не знаешь, за что платишь, а уже платишь. Ладно бы на выезде с острова. А то, как на французской бензоколонке ночью — плати вперед. Правда, у нас…— но какая разница! Русский человек за границей забывает о родных порядках и становится таким требовательным, будто у нас за все услуги платишь только в конце квартала. Русская требовательность за границей уникальна. Она изводит обслуживающий персонал. Русский придирается ко всему. Почему у вас нет русских газет? Подайте мне водку на березовых почках! Ах, у вас ее тоже нет? А что — с угрозой — у вас вообще есть? Если русских людей снова перестанут пускать за границу, свободный мир вздохнет с облегчением.

Скажу сразу: у кого есть желание не видеть и не слышать русских людей на отдыхе, езжайте на Ре. Туда соотечественники не заплывают. Раз я услышал русскую речь на мысе у старого Маяка китов — но это был исключительный случай. Правда, зимой на остров прилетают отдохнуть от морозов сибирские гуси. Но они, видимо, не выпендриваются на фоне местных сов, журавлей, чаек, прочих пернатых (в целом, семьдесят пять видов птиц), и наших гусей на острове любят.

Остров Ре, по приезде, меня разочаровал. В него трудно влюбиться с первого взгляда. Впрочем, было уже темно. Кроме того, ужином нас все-таки накормили. Вкусно! Молодой повар постарался. И гостиница оказалась чудесной, в меру антикварной, с номером на двух уровнях; сядешь наверху в ванну, и номер как на ладони: Майка валяется в центре большой кровати, Женя готовится ее кормить — все видно, все под контролем. Но подозрение заползло в душу: не приехали ли мы не на тот остров? Столько в мире удивительных островов, а мы приехали на так себе остров, пусть даже и облюбованный неизвестными французскими знаменитостями. Откуда взялось это ночное подозрение?

Не знаю. Но я проворочался полночи: зря приехали? Такое вот русское предчувствие. Утром встали, как всегда, поздно. Завтрак проспали. Вышли на улицу. Ветер! Дует так, что Майкина коляска вся трепещет. Солнце — горячее, а ветер — хоть варежки надевай. На Майку сразу трикотажную розовую шапочку надели. А в марине на дне валяются яхты и лодки, будто пьяные на земле. Даже хуже: не порт, а кладбище. В чем дело? Отлив? Атлантический отлив — это далеко и надолго. А где же горы? Где лес? Гор вообще нет. Холмы отсутствуют. Куда завезли? Остров — плоский.

— Да,— улыбаются знакомые французы, которые нас пригласили,— как атолл в Полинезии.

— Вам виднее. А где лес?

— А леса тут повырубали. Мало что осталось. Но вы не расстраиваетесь.

— Да мы не расстраиваемся.

Я уже был готов подписать острову смертный приговор. Вдруг все переменилось. Дурное предчувствие обмануло меня. Я увидел, как люди ездят по этому плоскому острову на велосипедах. Это был как будто Амстердам, но только в океане. Летучий Голландец на велосипеде. Мужчины, женщины и дети летели вдаль, крутя педали. Я тоже захотел помчаться за ними вслед. Ну, кто на Сардинии в полдень возьмет велосипед и поедет по острову-сковородке? Я люблю Корсику, но там тоже замучишься с велосипедом. Извечный спор между Рижским взморьем и Сочи, Палангой и Крымом, судьями которого были наши бабушки и дедушки, кончился смертью судей. Однако если представить себе, что Рижское взморье обручится с Крымом, разобьет между дюн виноградники, и у них родится ребенок (в год рождения Майки я во всем видел силу деторождения), то его назовут Иль де Ре. Ребенок будет бодрым и солнечным, резвым и стильным. На таком острове должны жить волшебные животные. И они там живут. Это — длинношерстные ослы, похожие на помесь длинношерстных такс и обычных ослов. Их всего в мире триста штук. Некоторые из них носят полосатые, как в каталогах «Армани», прогулочные штаны, и на старых фривольных открытках столетней давности с черно-белыми фотографиями ослов французская почта ставила, вместо штемпеля, вопрос: «Вам они нравятся больше в штанах или — без?»

Однако у каждого безумия, если верить марксизму, есть материалистический базис. На острове Ре с давних пор были залежи белого золота под названием соль. Чтобы ее перевозить с берегов соляных болот к порту, необходимы вьючные животные, которых соль не разъест по дороге. Длинноволосые ослы в штанах были идеальным, неразъедаемым транспортом. Теперь их потомки как рантье живут беззаботно, жуя траву, в качестве бесполезной невидали.

Кроме соли остров — поставщик одних из лучших устриц в мире. Они не такие йодистые, как устрицы соседней Бретани, и не такие жирные, как богатые туристы из арабских стран. Их зеленово-серебристые ребристые раковины просятся на сумрачные картины раннего Ван-Гога. На острове устрицы едят круглосуточно, даже в самых простых забегаловках. Если бы на острове был «Макдоналдс», то и там бы ели одни устрицы. За ними недалеко ходить. Их плантации вынесены в океан в разных точках острова: бескрайние столы металлических сеток, опутанных морскими водорослями.

Подражая устрицам, островитяне и приезжие живут здесь в домах с зелеными ставнями и закрытыми двориками, где растут спрятавшиеся от атлантических ветров пальмы и высокие кусты роз. Здесь не любят жить напоказ. Предпочитают устричные удовольствия в раковине. Сюда приезжают отоспаться на таком свежем воздухе, под такие симфонии океанских волн, что наутро встаешь, словно проспал не одну, а тысяча и одну сладостную ночь. Свежести воздуха соответствует разве что свежесть рыб на ледяных подносах местного рынка. Русский человек, который рыбу до сих пор краем сознания ассоциирует с рыбным днем, здесь (хотя зачем ему сюда ездить?) быстро отучится от гастрономических комплексов. Сюда приезжают семьей, с детьми, которых хочется как следует разглядеть и потискать после года сумасшедшей, успешной работы. Зеленые ставни в белых двухэтажных домах — бренд острова. В старые времена каждый остров во французской Атлантике красил лодки в особый цвет. Рыбаки острова Ре, покрасив свои лодки в зеленый цвет, неиспользованную краску пускали на заборы и ставни. Остров так и остался вечнозеленым.

Мы жили в столице Ре, крохотном городке Сан-Мартен, в отеле «Туара», названном в честь французского полководца XVII века, который, как сообщила нам хозяйка гостиницы мадемуазель Оливия, разгромил высадившихся на остров англичан. Чтобы англичане вновь не напали, остров окружили внушительными крепостями. Теперь по крепостным стенам можно совершать длинные прогулки, вглядываясь в океанский простор. Местные художники называют предзакатный свет в океане египетским — что они этим хотят сказать, не знаю, но говорят они об этом с таинственным восхищением как о высшем достижении световой гаммы. В самом деле, свет недурен. Глаза успокаиваются, новые помыслы созревают, как те же устрицы. Здесь забудешь о полицейских и террористах. Правда, в отличие от сотен других туристических островов, на острове Ре есть огромная тюрьма. Но в нее непросто угодить — за превышение скорости сюда не сажают. В ней отбывают длинные сроки рецидивисты. Странный народ, эти французы. У нас ссылали на Колыму, а у них — на курорт. Здесь когда-то «отдыхал» известный капитан Дрейфус. Красивое, песочного цвета, здание тюрьмы охраняют надежно: рецидивистов на острове я не видел. Сбежал лишь один заключенный: французский коммандос, герой неудачного путча, он залез в чемодан коллеги, который освобождался. Его до сих пор не нашли. И вряд ли найдут — это было в 1950-х годах. А в остальном — велосипеды и ослы. А как же пляжи? И песчаные пляжи, и сосны-зонтики прекрасны. Хотя с устрицами лучше пить бордосское вино, а не местное. Так сказали мне истинные патриоты острова — как видно, не квасные патриоты.

Неожиданно нас выгнали из гостиницы. Вместе с Майкой. Сказали, что приехали английские клиенты. Мы стали метаться — но свободного номера на острове не нашли. Я так и не понял, что послужило обидой. Французы — устрицы. Поди — пойми. «И пошли они, солнцем палимы…»

Уезжая, я уже не жалел, что въезд на остров Ре — платный. Нечего здесь делать лишним людям. Пусть они едут себе в Сан-Тропе.

Виктор Ерофеев