Глава 9: История минтакраба

«Голубушка, ты не представляешь, как я рада снова тебя видеть!» – пролепетала нараспев Герцогиня, нежно взяв Алису под руку, и они пошли вместе.

Алиса очень обрадовалась тому, что Герцогиня находилась в таком славном расположении духа. Она подумала, что возможно только перец был причиной ее свирепости тогда, на кухне.

«Когда я буду герцогиней», – сказала себе Алиса (правда, несильно–то и надеясь на это), – «Я хочу, чтобы на моей кухне совсем не было перца. Суп без него и так хорош».

«Да, да, вероятнее всего это только перец заставляет людей так горячиться,» – продолжала рассуждать она, радуясь своему открытию, – «от уксуса становятся кислыми, а от касторки человек наполняется горечью, а… а от доброй порции мороженого и всего такого дети добреют. Если б взрослые знали это, то не скупились бы на сладкое…»

Алиса так увлеклась, что совершенно забыла о Герцогине. Поэтому она слегка вздрогнула, когда у самого уха раздался ее голос: «Ты о чем–то задумалась, дорогая, что и заставило тебя умолкнуть. Я пока затрудняюсь сказать тебе, что есть мораль сего, но обязательно вспомню через минутку».

«А может, и нет никакой морали», – осмелилась предположить Алиса.

«Что ты, что ты, деточка! Мораль имеет все, стоит только ее найти!» – поучительно сказала Герцогиня Алисе, плотнее прижимаясь к ее боку.

Алисе весьма не нравилась эта близость. Во–первых, потому что Герцогиня была очень уродлива. Во–вторых, потому что ее подбородок приходился как раз в плечо Алисе, а это был острый, неудобный, подбородок. Тем не менее, поскольку Алисе не хотелось быть невежливой, она терпела, насколько это было возможно.

«Теперь игра идет намного лучше», – сказала Алиса, чтобы хоть как–то поддержать разговор.

«Именно так», – согласилась Герцогиня, – «И мораль сего: Любовь, ты зла! Из–за тебя тонули даже корабли!«

«А кто–то говорил, что это из–за необдуманных поступков!» – намекнула ей Алиса.

«Ах, да!.. Хотя это тоже самое», – ответила Герцогиня, сильнее вдавливая свой маленький острый подбородок Алисе в плечо, – «И мораль сего: Смысл слово бережет».

«Как же она любит находить во всем мораль!» – подумала Алиса.

«Полагаю, тебе интересно, почему я не беру тебя за талию», – произнесла Герцогиня, спустя некоторое время, – «Все дело в том, что мне неизвестны повадки твоего фламинго. Установить мне их опытным путем?»

«Он может укусить», – предупредила Алиса, поскольку ей вовсе не хотелось участвовать в этом опыте.

«Сущая правда», – воскликнула Герцогиня, – «Фламинго и горчица – оба кусаются. И мораль сего: От жизни собачей птица бывает кусачей».

«Но ведь горчица – не птица!» – заметила Алиса.

«Как всегда ты права», – согласилась Герцогиня, – «Как ясно ты изъясняешься!»

«Это полезное ископаемое, по–моему», – сказала Алиса задумчиво.

«Ну конечно же! Как раз здесь поблизости ведутся обширные разработки горчичных залежей. И мораль сего: Работа – не волк, в лесу не лежит», – подхватила Герцогиня, которая, похоже, готова была согласиться со всем, чтобы Алиса ни сказала.

«А, вспомнила!» – воскликнула Алиса, пропустив мимо ушей сказанное, – «Это овощ. Она не похожа на овощ, но это так».

«Полностью с тобой согласна», – снова поддакнула Герцогиня, – «И мораль сего: Будь сама собой – или, проще говоря, – Не будь такой, какой ты не кажешься другим, кому ты показалась бы такой, какой была бы, если б не казалась другим такой, какая ты есть тогда, когда ты покажешься другим такой, какой ты была».

«По–моему я бы лучше поняла, если бы записала это», – очень вежливо сказала Алиса, – «А так я не успеваю следить за вашими словами».

«О! Это еще ничего, по сравнению с тем, как я могу сказать при желании!» – ответила Герцогиня тоном глубокого удовлетворения.

«Пожалуйста, не утруждайте себя, пытаясь сказать длиннее», – поспешила попросить Алиса.

«Ну что ты, о труде не может быть и речи!» – обрадовалась Герцогиня, – «Дарю тебе все, что я до этого сказала»,

«Ничего себе подарочек! Хорошо хоть на дни рождения таких пока не дарят!» – подумала Алиса, но не решилась сказать это вслух.

«Опять задумалась?» – спросила Герцогиня, еще сильнее ткнувшись подбородком в плечо Алисе.

«В конце концов вправе я подумать?!» – резко отозвалась Алиса, поскольку ее это начинало раздражать.

«Ровно столько, сколько свиньи вправе летать. И мор…» – произнесла Герцогиня.

Алиса сильно удивилась тому, что голос Герцогини оборвался прям посреди ее любимого слова «мораль», и рука ее задрожала в руке Алисы. Подняв голову, Алиса увидела Королеву. Она стояла, преграждая им путь, скрестив руки на груди и хмуря брови, словно тучи.

«Добрый день, ваше величество», – начала было Герцогиня дрожащим тихим голосом.

«Так, я тебе делаю последнее предупреждение», – заорала на нее Королева, топнув ногой, – «Сейчас должна исчезнуть либо ты, либо твоя голова! Причем немедленно! Выбирай!!!»

Герцогиня сделала свой выбор и вмиг скрылась из виду.

«Пошли играть», – сказала Королева уже Алисе.

Алиса так испугалась, что ни слова не могла произнести в ответ, лишь медленно последовала за ней на крокетное поле.

Гости, воспользовавшись отсутствием Королевы, отдыхали в теньке. Но стоило им завидеть ее, тут же поспешили вернуться к игре. Королева только буркнула, что еще одна секунда промедления стоила бы им жизни.

Во время игры Королева не переставала ругаться с гостями и орать: «Отрубить ему голову!!! Отрубить ей голову!!!» Тех, кого она приговаривала, арестовывали солдаты, переставая, конечно же, при этом быть дугами. Таким образом, примерно через полчаса не осталось ни одной дуги, и все игроки за исключением Короля, Королевы и Алисы были приговорены к смерти и арестованы.

Королева совершенно выбилась из сил и, остановившись, чтобы перевести дух, спросила у Алисы: «Ты еще не повидалась с Минтакрабом?»

«Нет», – ответила Алиса, – «Я даже не знаю кто это».

«Да это тот, из кого делают крабовые палочки и варят суп», – пояснила Королева.

«Я никогда не видела ни его… ни его головы», – добавила Алиса.

«Тогда пошли, и он расскажет тебе свою историю», – сказала Королева.

Когда они уходили, Алиса услышала, как Король потихонечку сказал толпе арестантов: «Вы все помилованы». «А вот это уже хорошо!» – подумала Алиса, ее страшно угнетало количество намеченных Королевой казней.

Вскоре они наткнулись на Грифона (для тех, кто не знает, объясняю – крылатого льва с орлиной головой), дремавшего на солнышке. «Вставай, лежебока! Проводи эту девочку к Минтакрабу, пусть послушает его историю. А мне нужно вернуться посмотреть ряд казней, назначенных мною на сегодня», – сказала Королева и удалилась, оставив Алису один на один с Грифоном. Внешность этого создания Алисе конечно не нравилась, однако с ним было куда безопаснее, чем со свирепой Королевой. Поэтому Алиса покорно ждала.

Грифон встал, протер глаза и, проводив взглядом Королеву, пока та не скрылась из виду, хихикнул. «Смехота!» – сказал он то ли себе, то ли Алисе.

«Что смехота?» – спросила Алиса.

«Да вон она», – ответил Грифон, – «Это все ее фантазия. Знаешь, ведь она никого и не казнит. Пошли!»

«Все тут только и говорят «пошли»,» – думала Алиса, не спеша следуя за ним, – «За всю мою жизнь, никогда раньше мною так не понукали! Никогда!»

Долго идти не пришлось. Вскоре они увидели Минтакраба, одиноко сидящего на небольшом обломке скалы. Подойдя ближе, Алиса услышала душераздирающие вздохи, и ей стало очень жаль его. «О чем он горюет?» – поинтересовалась Алиса у Грифона. На что тот ответил в том же духе, что и прежде: «Это все его фантазия. Знаешь, ведь ему и горя нет. Пошли!»

Когда они пришли, Минтакраб лишь молча взглянул на них большими рыбьими глазами, полными слез.

«Со мною девочка. Она хочет узнать твою историю, действительно хочет», – обратился к нему Грифон.

«Я расскажу ей», – отозвался Минтакраб таинственно и приглушенно, – «Садитесь оба, и ни слова, пока я не закончу!»

Алиса и Грифон уселись, после чего несколько минут длилось гробовое молчание. «И когда же он закончит, если и не начинает?» – подумала Алиса, но терпеливо ждала.

«Когда–то я был настоящим крабом», – произнес наконец Минтакраб, после чего снова повисла тишина, нарушаемая лишь постоянными тяжкими всхлипами Минтакраба да периодическим урчанием Грифона: «Хр–р–р!»

Алисе так и хотелось встать и сказать: «Спасибо за столь увлекательную историю», – но продолжала молча сидеть, поскольку ей почему–то казалось, что должно ведь быть продолжение.

«Когда мы были маленькими», – в конце концов продолжил Минтакраб уже спокойнее, продолжая тем не менее время от времени всхлипывать, – «Мы ходили в морской лицей. Классным руководителем у нас была старая Черепаха. Мы предпочитали звать ее Сомом…»

«Почему сомом, если он был черепахой?» – спросила Алиса.

«Потому что Георг Симон Ом лучший в области акустики. Вот мы и звали Черепаху с Омом проводить у нас занятия совместно», – сердито ответил Минтакраб, – «Какая ты, право, глупая!»

«Тебе должно быть стыдно задавать такие наивные вопросы», – добавил Грифон. После этого оба молча уставились на Алису, которая и без того готова была сквозь землю провалиться. В конце концов, Грифон обратился к Минтакрабу: «Продолжай, старина! Не тяни резину!»

Минтакраб возобновил рассказ со слов: «Да, мы ходили в морской лицей, хотя, возможно, ты и не веришь этому…»

«Я такого не говорила!» – перебила Алиса.

«Говорила!» – буркнул Минтакраб.

«Прикуси язык!» – вставил Грифон, прежде чем Алиса снова раскрыла рот.

«Мы получили лучшее образование, ведь фактически днем мы всегда ходили учиться…» – продолжил Минтакраб.

«Я тоже ходила не в вечернюю школу», – заметила ему Алиса, «Так что не стоит так гордиться этим».

«И платные курсы проходили?» – спросил Минтакраб с легкой тревогой в голосе.

«Да», – ответила Алиса, – «Мы брали дополнительно уроки французского, музыки…»

«И стирки?!» – вставил Минтакраб.

«Конечно нет!» – ответила Алиса пренебрежительно.

«Уф–ф! Значит эта ваша школа была не так хороша», – с великим облегчением вздохнул Минтакраб, – «Вот в нашем лицее у нас в договорах писалось: «Французский, музыка и стирка – платно».»

«Живя–то на дне моря, могли бы это и не изучать», – заметила Алиса.

«А я и не мог это изучать», – ответил со вздохом Минтакраб, – «Я проходил лишь обычную программу».

«И что в нее входило?» – полюбопытствовала Алиса.

«Ну, литра и правокачание, прежде всего», – стал вспоминать Минтакраб, – «Затем различные отрасли арифметики: соление, выбивание, дурение и ужижение…»

«Я никогда не слышала об ужижении. Что это такое?» – рискнула спросить Алиса.

«Никогда не слышала об ужижении?!» – воскликнул Грифон, удивленно всплеснув лапами, – «Надеюсь, ты хоть знаешь, что такое утверждение?»

«Да», – неуверенно ответила Алиса, – «Это значит… твердо… увериться… или утвердить что–нибудь, или…»

«Вот именно», – подхватил Грифон, не дав ей закончить, – «И если ты после этого говоришь, что не знаешь ужижения, то ты полная простофиля».

Алиса не решилась продолжать расспрос на эту тему, а потому обратилась к Минтакрабу: «Что еще вы изучали?»

«Ну, у нас была ужасория», – стал перечислять по пальцам (точнее по клешням) Минтакраб, – «Древняя и новейшая ужасория, затем водография, затем выливание – преподавателем выливания был старый морской угорь, который раз в неделю учил нас чертению, скальптуре и демонстративно–раскладному искусству».

«И на что это было похоже?» – поинтересовалась Алиса.

«Ну, сам–то я не смогу тебе это показать», – ответил Минтакраб, – «Тут нужен кто–то очень гибкий, не то что я. А Грифон это никогда не учил».

«Времени не было», – оправдывался Грифон, – «Потому что я ходил к языковеду. Он был старый краб, действительно был».

«А я никогда к нему не ходил», – сказал со вздохом Минтакраб, – «Говорят, он учил конскому и тарабарскому».

«Да, да, да», – подтвердил Грифон, вздохнув в свою очередь, и оба создания закрыли мордочки лапами.

«А сколько занятий в день было у вас?» – поспешила Алиса переменить разговор.

«Десять пар в первый день, девять – следующий и так далее», – ответил Минтакраб.

«Какое странное расписание!» – воскликнула Алиса.

«На то они и пары, чтоб постепенно испаряться изо дня в день», – заметил ей Грифон.

Эта мысль оказалась настолько новой для Алисы, что она изрядно обдумала ее, прежде чем продолжить разговор: «Значит, одиннадцатый день – выходной?«

«Конечно», – ответил Минтакраб.

«И что же потом, на двенадцатый день?» – продолжала любопытствовать Алиса.

«Ну, хватит об уроках», – перебил Грифон весьма решительным тоном, – «Давай теперь о развлечениях. Расскажи–ка что–нибудь».