Похищение кота. Часть третья

Кот появился, когда в бутылке оставалась уже только вторая половина, которая почему‑то оказалась гораздо меньше первой. Выйдя за ворота, он сел и уставился на «Воксхолл», в котором ГРУшники коротали свой нелегальный день за литром дорогущего шотландского самогона. Дэнни, который после инцидента в Шервудском лесу практически ничего о Носкове не помнил, увидел его первым и сказал с удивлением, переходящим в восхищение:

– Жирный какой котяра!

– Солидный, – ласково отозвался Хупер, – но зимой он ещё круче был.

Потом позвал кота:

– Иди сюда, киска.

Носков нехотя встал и пошёл к ним. Золотые заклёпки драгоценного ошейника из крокодиловой и бегемотовой кожи засияли на ярком полуденном солнце, которое так любил Винсент Ван Гог, которого так любил его брат Тео.

– А откуда ты узнал, что он вообще сегодня выйдет? – спросил Дэнни, передавая стопку.

– Да уж узнал! – не совсем смиренно сказал Хупер. – Года три назад мы с Ником Трэмором… помнишь Трэмора?.. (Дэнни помотал головой и уронил бутерброд с килькой.) Угостили его тут за воротами докторской колбасой из посольства. С тех пор забыть не может. – Он нежно погладил подошедшего, наконец, Носкова. – Говорят, каждый день у ворот бродит.

– Да ну! – не поверил Дэнни.

– Вот тебе и ну! Мы же с Ником в колбасину целый шприц валерьянки засадили.

– Круто!

– Да уж! У доктора‑то, видать, не допросишься, а, Носков? – спросил кота Хупер, потом повернулся к Дэнни и сказал: – Вот он, звериный оскал.

– В смысле?

– Ну, сам‑то доктор, говорят, валерьянку стаканами хлещет, а вот чтобы коту дать…

(Тут Хупер был явно несправедлив к доктору. Тот не баловал кота валерьянкой вовсе не от жадности. Просто от валерьянки у Носкова на следующий день просыпался такой аппетит, что доктор, в глубине души гуманист и романтик, боялся, что кот лопнет прямо у него на глазах. Котяра со своей стороны тоже давно врубился, что нежный, волнующий аромат, постоянно исходящий от доктора, – это просто иллюзия. Прекрасная, но никакого отношения к нему лично не имеющая.)

Носков встал на задние лапы (редчайший случай!) и потёрся о штанину Хупера. Майор снова погладил кота, вылез из машины и принялся шарить по карманам.

– Твою мать! – закричал он вдруг так громко, что кот посмотрел на него с недоумением, а Дэнни снова уронил бутерброд с килькой.

– Что такое? – спросил младший из нелегалов, заподозрив неладное.

– А то такое! – гневно закричал Хупер. – Вот то такое! Я микрофон в других штанах оставил!

У Дэнни потемнело в глазах. «Наверно, с перепою», – попытался успокоить себя молодой разведчик.

– И что теперь?

Хупер стоял молча, как боксёр, которому только что отшибли и то немногое, что у него ещё оставалось. Потом, как бы выходя из состояния прострации, он тряхнул головой и сказал:

– Давай колбасу.

Дэнни вытащил из бардачка увесистый кусок и протянул Хуперу. Тот сунул пропитанную валерьянкой колбасу коту под нос (Носков моментально оживился) и бросил её на заднее сиденье. Разумеется, кот оказался в машине гораздо раньше колбасы. И дверь за ними захлопнулась.

– Придётся везти его в Даксборо, – горько сказал Хупер, залезая в машину, и жестом показал Дэнни, что наливать‑то можно и повыше. – Кстати, и настройки сразу отрегулируем.

И, вернув Фёдору пустую стопку, майор включил зажигание. Мотор вроде завёлся, но сзади нарастал какой‑то вибрирующий реактивный звук, и они повернули головы. Колбасы уже не было, а кот на заднем сиденье храпел так, что инженеров «Воксхолла» хотелось поздравить с изобретением практически бесшумного двигателя.

Тогда Хупер сказал скрипучим голосом:

– А всё‑таки сразу видно, что кот русский, да? Простой такой парень, без всяких там… и колбаса тоже… наша колбаса, одним словом. – Он посмотрел на Дэнни блестящими глазами, потом высунулся в окно и плюнул в английскую пыль, словно римский легионер, проходящий под триумфальной аркой. – А это значит, Дэнни, что им нас никогда… понимаешь, никогда…

Он утопил педаль газа, и обречённый «Воксхолл», рождённый в обречённой стране, рванул в обречённый Даксборо.