Шрамы: боль ради боли

Неделю спустя

Я сижу на высоком стуле в захудалом баре на окраине, перебирая струны гитары. Исполняю авторскую песню. Никто не слушает, но мне все равно. Мне достаточно играть из любви к музыке, лишь бы чувствовать, как ноты разлетаются и проникают в умы и сердца. Кажется, я ошибся – один человек все‑таки меня слушает. Барменша, которую я давно знаю и даже пару раз переспал несколько месяцев назад. Мы не подошли друг другу, и отношения вылились в какую‑то странную дружбу, в результате чего она приглашает меня играть по четвергам в обмен на сотню баксов и бесплатные напитки, сдобренные безобидным флиртом, который никогда не заходит слишком далеко. Ее зовут Келли. Красивая девочка, хороша в постели, умненькая и отлично смешивает коктейль из старины «Джека» с колой, но вот не совпали мы. Так и не разобрались, что конкретно не задалось, просто это казалось… неправильным. А вот общались мы охотно и часто искренне смеялись, в душе оживая. Так вот, Келли слушала, и я играл для нее. Песня, кстати, о ней. О девушке с длинными черными волосами, живыми карими глазами, с кожей цвета кофе, прелестной улыбкой и потрясающей фигурой, но девушка эта может быть только другом. Странная песня, вроде бы печальная и об одиночестве, но не без юмора.

И тут вошла Нелл. От неожиданности я взял не ту ноту. Келли за стойкой нахмурилась, посмотрела, куда я уставился, глаза у нее расширились, и она понимающе хмыкнула. Нелл явилась со свитой – четыре девушки, по виду родные сестры или даже близнецы‑четверняшки, с одинаковыми светлыми понитейлами с дурацкой шишкой сверху, в спортивных штанах и с сумками «Коуч». Рядом с каждой девицей имелся парень – тоже парад близнецов с «банками» стероидных мышц, бессмысленными татуированными узорами, мертвыми глазами и развязными манерами. Парни придерживали своих девиц с видом собственников, а те, кажется, только радовались.

Нелл тоже явилась с парнем, от которого меня затрясло. Это же просто горилла. Я сам не из мелких, но это уже шкаф с антресолями. И глаза у него не безжизненные – быстрые, настороженные, полные скрытой агрессии. Он держал под руку самую красивую девушку в баре, знал это и больше всего хотел, чтобы кто‑нибудь не так посмотрел, а он стер бы наглеца в порошок.

Положив руку ей на поясницу – да что там, на ягодицу, буквально взявшись за выпуклый зад, он повел Нелл к стойке. У меня в глазах позеленело, а потом застлало красной пеленой. Вот дурость‑то.

Плохо дело, заметут меня сегодня копы. Я кое‑как допел песню. Келли прислала мне с официанткой порцию «Джеймсон». Я вылил виски в горло и качнул головой в знак благодарности. Келли вопросительно показала мне большие пальцы – все ли со мной хорошо? Я фальшиво кивнул.

Ничего со мной не хорошо. Мне очень даже плохо. Я сегодня затею драку и огребу по полной. Нелл будет в ярости, Келли тоже будет в ярости.

Мне бы уйти. Я ничего не должен Нелл, я ей не хозяин. Я не имею на нее прав. Она ни словом не обмолвилась о бойфренде, но, с другой стороны, говорили мы мало, да я и не спрашивал. Как‑то в голову не пришло.

Я заиграл кавер «Давай взбодрись» Мэтта Натансона, которую могу петь не думая, смотрел и ждал. Нелл сейчас поймет, кто поет под гитару, и тогда все станет очень интересно.

Горилла нетерпеливо подтолкнул ее к стойке. Нелл отстранилась и всем корпусом обернулась назад, сказать что‑то резкое. По губам я прочесть не смог – она находилась ко мне спиной, но представить представил. Она двинулась прочь от своего кавалера, но тот удержал ее за талию, притянул к себе и, нагнувшись, зашептал что‑то на ухо. Нелл напряглась, но неохотно уступила – не стала вырываться. Я видел ее лицо – ей все происходящее не нравилось, но проступила и какая‑то усталая привычка. Для нее это было не ново.

Во мне рос гнев.

Допев, я решил повысить ставку. Кашлянул в микрофон и сделал объявление. Обычно я играю без театральных штучек, особенно когда никому особо не интересно, но сегодня ситуация складывалась нерядовая.

– Всем привет. Надеюсь, вам здесь хорошо. Мне, например, даже очень. Зовут меня Кольт, я исполняю для вас микс из каверов и оригинальных композиций. – Нелл резко обернулась, будто ее дернули за веревочку. Глаза у нее стали квадратными. – Только что, кстати, был Мэтт Натансон. Если вы его не знаете, обязательно послушайте, оно того стоит. Ну что ж, вот еще один кавер – «Я не сдамся» Джейсона Мраза.

Эта песня немного высоковата для меня, зато очень подходит к случаю. Я не отводил глаз от Нелл, и теперь, когда у меня появилась причина петь, народ понемногу начал обращать внимание. Может, что‑то в голосе изменилось, но разговоры в баре стихли, и все головы повернулись ко мне.

По‑моему, она всю песню простояла не дыша. По‑прежнему прижатая к груди своего верзилы, она начинала проявлять нетерпение. Она попыталась выбраться из его объятий, но он не отпускал. Наконец Нелл врезала ему локтем – не шутя, с силой, и он выпустил ее, нахмурясь. Она убежала в туалет и вскоре вышла, вытирая рот ладонью. Я понял, для чего она уходила. Не сводя с нее взгляда, я спел еще несколько песен, пока не почувствовал – пора сделать перерыв. Поблагодарив слушателей, я спустился с эстрады. Нелл меня старательно игнорировала, выливая в себя порции «Джека» одну за другой и запивая их пивом «Роллинг рок». То ли у нее фальшивое удостоверение личности, то ли она старше, чем я думал. Ее окружила группа девиц с прилагающимися парнями, и все ужасающе фальшиво затянули «С днем рожденья, дорогая Нелл». Громила‑дружок притянул ее к себе для поцелуя, который Нелл с трудом вытерпела. Наконец она отпихнула его и отвернулась к бару. Я уже сидел у стойки и видел, как она с омерзением вытерла губы, передернувшись от отвращения. Громила ничего не заметил, он пожирал глазами официантку – та наклонилась, чтобы он смог заглянуть ей за вырез блузки, и вовсю флиртовала.

Я был озадачен подобным ее поведением, особенно когда он свободной рукой – правая лежала на бедре Нелл – принялся, не таясь, лапать официантку за задницу. Я окончательно перестал что‑либо понимать, когда Нелл, обернувшись, посмотрела на происходящее с пониманием и отвращением, явно читавшимся в глазах.

Она покачала головой и отвернулась, но не сбросила с бедра его руку. Встретилась со мной взглядом. Я вопросительно приподнял бровь. В ее глазах на мгновение появилось почти виноватое выражение, которое тут же пропало. Я жестом подозвал Келли и попросил налить две большие порции «Джеймсон», для меня и Нелл.

Когда Нелл взяла свой бокал, я поднес свой к губам и выпил залпом. Нелл от меня не отстала. Громила увидел это и помрачнел. Он наклонился к ней и что‑то шепнул на ухо. Нелл пожала плечами. Он схватил ее за руку повыше локтя и сжал. Нелл вздрогнула от боли.

Да пошло оно все!

Я отставил бокал и двинулся к ним сквозь толпу. Нелл посмотрела на меня и быстро покачала головой. Я проигнорировал предупреждение. Увидев, что я приближаюсь, громила выпрямился, губы разъехались в улыбке. Он сжал кулаки и шагнул вперед.

– Кольт! – послышался слева резкий окрик Келли, стоявшей за стойкой. – Это, блин, вряд ли! Только не в моем баре!

Я обернулся, встретив убийственный взгляд. Келли кое‑что знает обо мне, знает тех, с кем я раньше тусовался. Она знает, что я могу натворить, и очень не хочет, чтобы здесь произошло подобное. Я ее не виню.

Сунув руку под стойку, Келли достала складную полицейскую дубинку и легким движением со щелчком выдвинула усиленную головку. И направила ее на громилу и К°.

– Вон отсюда, вы все. Сию же секунду. – Одновременно она достала из сумки сотовый, набрала номер и повернула экраном к компании. – Я сейчас вас всех уделаю, а потом позвоню в полицию, и вас заметут, потому что у нас с копами дружба и взаимопонимание. Выметайтесь отсюда пулей!

С Келли шутить небезопасно. Потому у нас и общие знакомые, что она тоже с ними корешится. Келли не говорит, что красная бандана, стягивающая ее дреды, не только дань моде. Это цвета определенной банды. Ей достаточно сделать один звонок, чтобы громилой и компанией тут и не пахло. А запахло бы кровью.

Нелл первая пошла к выходу, бросив на стойку банкноту. Ее пресные подружки и козел приятель тоже потянулись к дверям. На пороге громила задержался, пытаясь убить меня взглядом. Я смотрел на него в упор. Через несколько секунд он повернулся и вышел.

Я снова поднялся на эстраду и принялся подстраивать гитару.

Келли вышла из‑за стойки и встала передо мной.

– Что за хрень только что затевалась, Кольт?

Я пожал плечами:

– Так, знакомые.

– Ты мог здесь все разнести.

– Он делал ей больно.

– Она сама позволяла!

– Это его не оправдывает. – Я выудил из футляра каподастр и приладил на гриф.

Келли с опаской посматривала на меня.

– Не оправдывает. Но если она ему позволяет, это ее дело. Мне не нужны неприятности в собственном баре. Тебе проблемы нужны еще меньше, и точка. – Келли тронула меня за локоть – одно из редких мгновений физического контакта. По неписаным правилам нашей посткоитальной дружбы, трогать друг друга не полагается. – Кольт, ты очень хорошо держишься. Не испорти все к чертям, пожалуйста.

– А что бы я испортил?

Уперевшись рукой в выпяченное бедро, Келли выразительно посмотрела на меня, вопрошая взглядом, не идиот ли я.

– Я еще не видела тебя таким взбешенным, Кольт. Обычно ты не теряешь головы. Получается, ты к ней неравнодушен.

– Долго объяснять. – Я провел ногтями по струне, не глядя на Келли.

– Это всегда долго объяснять. Я что говорю, у тебя жизнь только‑только начала налаживаться. Старое осталось позади… – Она обвела глазами бар и улицу, намекая на наши прежние терки с законом. – Тебе не нужны неприятности из‑за какой‑то юбки.

– Она не просто какая‑то юбка.

Зря я это сказал.

Келли прищурила глаза.

– Не о том речь, слышь, ты. – В ее речи стал слышней былой уличный говорок, от которого она долго отвыкала. – Я грю… Я говорю – не испорти все одним махом. Делай, что должен, но… Слушай, а иди ты лесом. Поступай как знаешь.

Я вздохнул и поднял на Келли глаза.

– Внял, Особенная Кей.

Келли покивала в смысле «так я тебе и поверила».

– Ты меня так не называл.

– Еще как называл, сестра. – Я сверкнул своей трусосбрасывательной, не дающей осечек улыбкой.

Келли сделала вид, что падает в обморок, и двинула меня в плечо. С размаху. Достаточно больно, даже руку заломило.

– Заткнись и сыграй песню, засранец. – Она развернулась ко мне кормой и шикарно отчалила. Я не прочь был проводить ее взглядом. Пусть мы больше не спим вместе, но могу же я оценить открывшийся вид.

Следом за этой мыслью пришло странное чувство вины, будто я нарушил клятву верности Нелл. А ведь я не клялся. И все равно не мог избавиться от ощущения, что виноват. Поэтому я начал играть и попытался забыть Нелл, ее громилу, Келли, былые неприятности и старые стычки.

Я часто брожу по улицам – старая привычка. Когда я был злющим бездомным семнадцатилетним юнцом на гнусных гарлемских улицах, я только этим и занимался. Я ни фига не знал, как выжить на улице, вот и бродил. Бродил, чтобы не влипнуть в неприятности, чтобы не заснуть, чтобы согреться. Потом познакомился с Ти‑Шоном, Сплитом и другими пацанами, и улицы стали нашим источником существования, нашей жизнью, нашей территорией. Тогда я ходил по улицам и занимался делом. Сейчас я брожу по улицам, потому что меня это успокаивает. Когда надо выбросить из головы всякую дрянь, я хожу. Кладу гитару в чехол, завязываю шнурки на своих «тимберлендах» и хожу. Могу отправиться из своей квартирки над мастерской в Куинсе и дойти до Гарлема, Астории, Манхэттена. Я брожу часами, без айпода, без цели, одолевая милю за милей людных улиц, потрескавшегося асфальта, уносящихся ввысь небоскребов, жилых домов и глухих переулков, где мои старые дружки по‑прежнему толкают дурь, курят травку и дерутся. Старые друзья, старые враги, с которыми я уже не связан. Они оставили меня в покое и как друга, и как врага, и дали возможность ходить по земле.

Два часа ночи. Я практически трезв, спешить некуда, поэтому я брожу. Я не готов вернуться в тихую, холодную квартиру, не готов доделывать двигатель с большим блоком. Я уговариваю себя забыть Нелл, как делаю последние два года, только теперь это еще труднее, потому что из головы не идут недавние воспоминания, запах ее шампуня, шуршание шелка ее лифчика по моей футболке. Я заново узнал ее соблазнительную красоту и пучину нестерпимой боли в сердце.

Поэтому не особо удивился, когда в три часа подошел к ее дому в Трайбеке. Как ни странно, входная дверь оказалась не заперта. По причинам, которые мне лень обдумывать, я толкнул ее и пошел вверх по лестнице. Сперва я услышал ее голос:

– Дэн, я ухожу. Одна. Я устала.

Его голос звучал тише, но разобрать слова можно:

– Брось, детка. Посмотри со мной фильм.

Нелл шумно вздохнула, теряя терпение.

– Не держи меня за дуру. Я знаю, чего ты хочешь. Ответ – нет, и он не изменится.

– А я все надеюсь. – В голосе громилы появились легкая насмешка и раздражение. – Тогда зачем мы вообще встречаемся?

– Это ты мне скажи. Я тебя не поощряла. И ни разу не сказала, что мы пара. Мы друг другу никто. Ты прилип и не уходишь. Я не хочу спать с тобой, Дэн. Ни сегодня, ни завтра.

– Что мне сделать, чтобы переубедить?

– Стать другим, – язвительно отозвалась Нелл.

Я остановился на площадке второго этажа, положив руку на перила и подняв лицо, словно мог видеть их сквозь стены.

В ответ на колкость он насмешливо фыркнул:

– Ты такая сволочная динамистка, Нелл. – Насмешливость в его голосе пропала.

– Неправда!

– Как это неправда? Ты меня целуешь, позволяешь себя лапать, ходишь со мной, но всякий раз захлопываешь дверь у меня перед носом. – Голос все повышался, в нем появились нотки ярости. – Я мирился с таким отношением три месяца. С меня хватит!

– Ну, и не мирись. Оставь меня в покое. Я тебе ничего не обещала. Ты по‑своему неплох, даже интересен, когда не ведешь себя как м…к. Но у нас ничего не получится. – Воцарилось напряженное молчание. Я чувствовал бешенство громилы, даже стоя этажом ниже. Было слышно, как повернулся ключ в замке и шевельнулась дверная ручка. – Пока, Дэн.

Раздалось ее шипение, полное боли.

– Нет, детка, так не пойдет. Я не для того тебя столько времени обрабатывал, платил за выпивку, ленчи и кофе, чтобы сейчас вылететь отсюда, ничего не получив взамен.

– Извини, но я не просила тебя этого делать. Наоборот, говорила, чтобы ты этого не делал, ты сам настаивал.

– Это называется вести себя как джентльмен.

– Нет, это называется ждать, что я раздвину ноги за дармовый виски. Отпусти меня сейчас же!

Я услышал глухой стук в деревянную дверь, которая распахнулась, скрипнув петлями, и шаркающие, спотыкающиеся шаги.

– Повторяю, Нелл, не получится. Я хочу посмотреть кино. Я даже позволю тебе выбрать его самой.

– Немедленно объяснись, – жестко сказала она, но в ее голосе слышался страх.

– Объясниться? Годится. Мы сейчас зайдем к тебе и хорошо проведем время. Ты дашь мне свое сладкое тело и будешь со мной ласкова.

– Нет! Убирайся!

Звуки потасовки. Звонкий шлепок.

Смех Дэна, грубый и довольный.

– Пощечины тебе не помогут, сучка!

Тоненький стон боли и страха. Глаза заволокла красная пелена. Я беззвучно пошел вверх. Старые привычки не забываются: у меня на руке оказался кастет, который я еще ни разу не пускал в ход. Места в кармане он занимает мало, вот я и не выкладываю – кто знает, с кем можно столкнуться на улицах Нью‑Йорка. Даже я не могу предположить.

Я у ее двери, теперь закрытой. Сюда доносятся приглушенные звуки борьбы.

– Перестань отбиваться, и я буду с тобой нежен!

Этот мерзавец живым не уйдет.

Дверная ручка беззвучно повернулась под моей рукой, петли скрипнули, но звук потонул в скулеже Нелл и смехе Дэна, который удерживал ее на месте и грубо стаскивал одежду.

Нелл увидела меня, и ее глаза расширились. Дэн успел обернуться и распрямиться – как раз вовремя, чтобы встретиться с моим кулаком. Двужильный, зараза, этого не отнять. Немногим удавалось устоять на ногах после моего удара, особенно с кастетом. Лицо громилы Дэна превратилось в кровавое месиво, лоб оказался рассечен до кости. Рот перекосился в безобразной, дикой ухмылке.

– Колтон, нет! Он же тебя убьет! – в ужасе закричала Нелл.

Дэн стер кровь, заливавшую глаза, и шагнул вперед, приняв боевую стойку.

– ЮФСи совсем не смотришь, да? – улыбнулся он, и я понял, что откусил слишком большой кусок, ввязавшись в драку. Теперь‑то я его узнал. Дэн Сикорски, тяжеловес, участник боев смешанного стиля. Брутальный ублюдок. Ходят слухи, что он замочил парня в уличной схватке типа боя без правил.

Я ухмыльнулся в ответ. Меня в ЮФСи тоже приглашали, но я отказался. Я больше не дерусь за деньги. Кастет отправился обратно в карман.

Я взглянул на Нелл.

– Все нормально. Но где ты находишь таких придурков?

Она опешила, будто испугалась моего небрежного тона в присутствии такого бретера, как Дэн. Я самоуверенно улыбнулся, хотя особой уверенности не чувствовал.

Громила бросился на меня, и Нелл закричала. Впрочем, действовал он слишком медленно и неуклюже, буквально указав направление удара взглядом и движением. Он привык валить с ног первым ударом, и все тут. Я, впрочем, тоже, поэтому мне знакомо чувство, когда не получается по‑твоему. Сколько раз неслабо получал, пока усвоил – надо учитывать и такой вариант.

Я мгновенно пригнулся, и тут же мой кулак рассек воздух. Я не дерусь по правилам. Тут тебе не ЮФСи. Я врезал громиле коленом по диафрагме, схватил за голову и приложил физиономией о колено. Отпихнул от себя. Пнул по яйцам, дважды, без пощады. Пару раз врезал по почкам, как кувалдой, и расплющил и без того сломанный нос ударом головой.

Он сгреб в кулак мою рубашку, и я понял – сейчас мне достанется. Угораздило же нарваться на берсерка. Я отбил первые удары, но они сыпались слишком быстро, и бил наш мальчик жестко. Нелл по‑прежнему кричала. Верзила уже был весь залит кровью, да и я скоро начал выглядеть не лучше. Но он дрался яростно и самозабвенно, а такой запал скоро иссякает. Я же был взбешен, но совершенно спокоен. Полученные удары, конечно, болезненны, но я бывал в переделках и похуже и все равно побеждал. Ну, в смысле, уходил на своих ногах.

Громиле так не повезет.

Я наконец оторвал его руку от своей рубашки, разорвав ее к чертям собачьим, и посмотрел на источник звука:

– Нелл… Заткнись.

Она немедленно замолчала и судорожно втянула воздух, будто соображая, где она и что происходит. Затем крутнулась на месте, выхватила из кухонного ящика огромный нож и подскочила к Дэну сзади, приставив лезвие к горлу.

– Хватит!

Могла бы и не кричать. Ножа было бы вполне достаточно.

Дэн замер.

– Ты этого не сделаешь, Нелл. – Его глаза затопил панический страх.

Платье у нее было разорвано сверху донизу, трусы скручены, сдвинуты на бедра. Губа кровоточила, на руках и шее уже проступали синяки.

Я не хотел его смерти – возни потом не оберешься.

– Как ни странно, сейчас я с Громилой согласен, – сказал я. – Дай мне закончить.

Нелл хихикнула.

– Громила? Подходит.

Встретившись со мной взглядом, она опустила руку с ножом.

Это было ошибкой. Едва лезвие отодвинулось, Дэн отбил ее руку, развернулся и ударил так, что Нелл отлетела в сторону.

– Сука, – зарычал он и двинулся на меня.

Конечно, я не бездействовал. Кастет вернулся на пальцы, и я уже не сдерживал себя. Когда я увидел на ней синяки, мгновенно снова стал той уличной шпаной, членом банды, что выполняет грязную работу. С одной лишь разницей: я мстил за то, что этот тип ударил Нелл.

У него не было шансов. Через считанные секунды он превратился в кучу окровавленной рухляди на полу. Я отделался сломанным носом, разбитыми губами и ссадинами на скулах. Ребра местами болезненно отзывались на прикосновение. Ну, и еще зуб шатался. Кровищей была забрызгана вся квартира.

Я достал телефон и набрал номер, вытирая лицо бумажным полотенцем.

– Сплит, привет, это Кольт. У меня проблема. – Я объяснил в чем дело и отбарабанил адрес. – Ага, в Трайбеке. Да иди ты на фиг. Забери отсюда этого козла и сделай так, чтобы он ее больше не беспокоил. Спасибо.

Нелл стояла, промокая ранку на губе. От моих слов ее качнуло. Я успел ее подхватить, когда она оступилась.

Я посадил Нелл на стол, как ребенка, завернул в бумажное полотенце лед и приложил ей к ушибу на лице. К счастью, у него хватило ума не бить со всей силы – так, легкий тычок, чтобы замолчала. Синяк останется, но и только. Она сейчас малость оглушенная, осоловелая, но скоро придет в себя.

На полу застонал Дэн. Нелл в страхе выпрямилась и поглядела через мое плечо на бифштекс с кровью а‑ля Дэн Сикорски.

И медленно перевела взгляд с него на меня.

– Что ты сделал?

Я втянул голову в плечи, отчего‑то смутившись.

– Я типа как вышел из себя.

– Он умрет? – спокойно спросила Нелл.

Я пожал плечами:

– Во всяком случае, не здесь.

Прекрасные серо‑зеленые глаза сощурились.

– Что это значит? – В дверь тихо постучали, и Нелл тут же прижалась ко мне. – Кто это?

Я попытался обрывками платья прикрыть ей грудь.

– Один мой друг. Ты иди в душ, ладно?

– Друг? – Она слезла со стола и пошла ко входной двери.

Я ее остановил:

– Я сам, о’кей?

Она снова сощурилась и ушла в свою комнату, прикрыв дверь. Я впустил Сплита. Ростом и силой он не вышел, но боятся его смертельно. Среднего роста, сухощавый, подтянутый, черная как смола кожа, ослепительно белые зубы и до странного светлые карие глаза, почти золотистые. В эти глаза нельзя долго смотреть, не обмочив штаны. Сплит вызывает беспокойство, от него исходит угроза. Я рад, что он мой друг. Я, понимаете ли, видел, что бывает с его врагами. Они исчезают.

Он посмотрел на Дэна.

– Что это с ним, блин?

Появилась Нелл в чистой футболке и спортивных штанах.

– Колтон меня спасал.

– Ты кто? – поинтересовался Сплит.

– Нелл Хоторн. Это моя квартира. – Она протянула Сплиту руку.

Он недоуменно уставился на ее руку, потом на его лице появилась редкая улыбка, и они с Нелл обменялись рукопожатием.

– Сплит, – представился он, разглядывая наливающиеся кровью синяки Нелл, следы от пальцев на ее шее и то, как она обхватила себя руками. – Он пытался тебя изнасиловать?

Нелл кивнула.

– Это Дэн Сикорски, – сообщил я, зная, что Сплит сумеет сложить два и два.

Глаза у него чуть расширились – это все равно что громкий возглас удивления у обычного человека.

– Я видел, как он недавно дрался с Хэнком Тремейном в Гарлеме. Изуродовал Хэнка будь здоров. Это ты его отделал? – Сплит опустился на колени, перевернул Дэна на спину и как специалист осмотрел повреждения. – Ну, ты даешь. Ему нужен костоправ, иначе он не выберется.

– Он пытался ее изнасиловать, а затем ударил кулаком в лицо.

– Честно говоря, – вмешалась Нелл, – он ударил меня, когда я приставила ему нож к горлу.

Сплит зашелся в смехе.

– Чего?! Подруга, да ты чокнулась! Нельзя угрожать ножом Дэну Сикорски и не прирезать его. Такой фигней страдать – только нарываться.

– Она родом из пригорода Детройта, где я вырос, Сплит. Она принцесса.

Сплит кивнул.

– Понял, просто говорю на будущее. Не угрожай, если не собираешься резать. Особенно козлам вроде Сикорски. Он тебя кокнет, даже если ты богатая белая сучка.

– Что, простите? – Нелл возмущенно выпрямилась.

Сплит взглянул на меня. Я засмеялся.

– Он имел в виду «белая девушка». Не из гетто.

– Гетто? – произнесла она это, как иностранное слово. – А ты из гетто, Колтон?

Сплит захохотал.

– Колтон? – передразнил он, четко произнеся каждый слог, как Нелл. – Слушай, это что‑то. Где ты ее откопал? – Он поглядел на Нелл. – Да, он из гетто. Мальчик Кольт раньше был настоящим гангстой.

Нелл недоуменно переспросила:

– Какой гангстой?

Сплит прыснул смехом.

– Ну, вы, блин, даете! – Он вынул телефон и сбросил кому‑то эсэмэску, после чего снова взглянул на Нелл. – Как сама‑то, белая девушка?

Нелл бесстрастно ответила:

– В порядке.

Сплит кивнул, но я видел, что он поверил ей не больше, чем я. Я подошел к Нелл и не мог не заметить, как она напряглась.

– Иди под душ, Нелл. Это поможет.

– Мне не нужна помощь, – жестко, упрямо ответила она.

Я засмеялся, не без язвительности.

– Может, тогда сама с ним займешься? – Я указал на Дэна, захлебывавшегося собственной кровью. Сплит перевернул его, и он выхаркнул сгустки прямо на пол.

Нелл побледнела.

– Пожалуй, душ – это то, что мне нужно.

– Вот‑вот. А когда выйдешь, его уже здесь не будет.

Она изменилась в лице:

– Но ты же не уйдешь?

– Ты хочешь, чтобы я ушел? – Она отрицательно покачала головой. Едва заметное беспомощное движение, от которого сердце облилось кровью. – Тогда я останусь. Все, иди прими горячий душ.

Она кивнула и исчезла в ванной. Когда полилась вода, я честно попытался не представлять Нелл в душе. Этого ей сейчас не нужно.

Сплит присел на корточки:

– Бери его за плечи, Кольт.

Я нагнулся, поднял полуживое тело, и мы понесли Сикорски по лестнице в машину Сплита. Проходившие мимо парень с девушкой странно на нас посмотрели, но Нью‑Йорк есть Нью‑Йорк – ничего не сказали. Мы без церемоний бросили Сикорски на заднее сиденье и захлопнули дверцу. Сплит сел за руль, но уезжать не торопился.

– Она не из наших, Кольт, – произнес он, не глядя на меня.

– Я знаю.

– Да и ты тоже. Никогда нашим не был.

– Это я тоже знаю.

– Ты мне нравишься, белый. Не влипни по новой – сразу замочат, и кто тогда будет чинить мне тачку? – Сплит повернул ключ. Мотор с урчанием заработал.

У него лаймово‑зеленый «Бонневиль» семьдесят третьего года с оригинальным мотором. Я сам восстанавливал. Настоящий шедевр, даже немного завидую. Сплит купил тачку у какой‑то хрупкой старушки из Рочестера за тысячу долларов, и мы целое лето приводили «Бонневиль» в божеский вид. Собственно ремонта, кстати, было немного – после смерти мужа бабуля практически не садилась за руль.

Сплит пригоняет мне «Бонневиль», если требуется что‑то минимально отладить, но на самом деле это он так со мной общается.

– Не влипну, Сплит.

– Что мне делать с этим долбобобом?

– Не знаю и знать не хочу. Он заслужил сдохнуть, подавившись собственными зубами, но я не хочу, чтобы его смерть оказалась на моей совести.

– По чесноку. Ты достаточно получил с него кровью за эту сучку.

Я засмеялся.

– Спасибо, что напомнил.

– В облака не заносись, – посоветовал Сплит, закрыл дверцу и опустил стекло. – Заеду в мастерскую, скажу, очухается сукин сын или нет.

– Не обязательно. Просто сделай так, чтобы он сюда носа больше не совал.

Сплит улыбнулся, сверкнув белоснежными зубами.

– По‑моему, он больше не будет создавать проблемы. – Он перевел рычаг переключения скоростей на «Д», но с места не трогался. – Сложность в том, что на следующей неделе у него бой с Альваресом, а я на Альвареса косарь поставил.

Я засмеялся.

– У Альвареса не было шансов, я тебе целый косарь сэкономил. Сикорски, конечно, козел, но дрался неплохо.

– Вот не последовал ты своему призванию, Кольт. Сейчас бы в ЮФСи в шоколаде был.

Я покачал головой:

– Нет, с этим дерьмом я завязал.

– Знаю, знаю, просто к слову пришлось. – Сплит выставил кулак, я стукнул по нему своим. – Ну чё, позванивай, кобель. Давно уже пивка вместе не пили.

– Обязательно. В четверг, может.

– В четверг годится. С утра у меня дельце, а к вечеру смогу.

Я кивнул, и Сплит уехал. Я открыл дверь в комнату Нелл и зашел, напевая, чтобы она знала – это я. В душе по‑прежнему шумела вода – видимо, Нелл отскребывала всякую дрянь с себя, пыталась избавиться от гадливого ощущения. Она не выйдет, пока не польется холодная вода. Я много раз видел, как это бывало с другими. Которым я не смог помочь.

Я достал из‑под раковины новый рулон туалетной бумаги и флакон «Виндекса». Хорошо, что у нее деревянные полы. Гораздо проще оттереть кровь с досок, чем с коврового покрытия. Я вытер кровь, сбрызнул и протер пол, затем нашел старый флакон «Пледжа», который Нелл, наверное, использовала для кухонного стола, брызнул им на пол и снова вытер. Затем протер стены и мебель.

Когда вода в ванной перестала течь, в комнате уже был полный порядок. Нелл вышла с мокрыми волосами, одетая в футболку с Лило и Ститчем, едва доходившую ей до середины бедра. Я стиснул зубы и принялся думать о дохлых щенках, монахинях и том случае, когда случайно увидел в д?ше собственную бабушку. Помогло очень слабо. Нелл выглядела еще беззащитнее, чем обычно, и я оказался рядом и обнял ее, прежде чем понял, что делаю.

На этот раз она не напряглась, дышала глубоко и очень ровно.

– Плакать не стыдно, – сказал я.

Она покачала головой:

– Стыдно.

– Ты только что пережила нападение. Тебе можно.

– Знаю, но не буду. Не могу, – отстранившись, она ушла в кухню.

Я отобрал у нее бутылку, прежде чем Нелл успела выпить.

– Это не лучший способ, – заметил я. Она вырвала у меня виски и поднесла к губам, но я снова забрал «Джека». – Ну, не пройдет от этого навсегда, все равно вернется.

– Знаю. – Она потянулась к бутылке, но я отвел ее подальше, взял пару стаканов для сока из шкафчика и плеснул виски в них. – Мне нужно больше, чем столько!

– Обойдешься.

Она повернулась ко мне – глаза серые, как грозовая туча, и гневные.

– Не указывай мне, без чего я обойдусь! Ты меня не знаешь!

– Зато знаю о заливании боли виски. К этому скоро привыкаешь, и тогда тебе не хватит всех запасов виски в мире.

– Не тебя сейчас насиловали!

– Чуть не изнасиловали. Я его остановил. Извини, что не пришел раньше, но есть огромная разница между совершенным и предотвращенным изнасилованием. – Ее глаза сверкнули, и я выставил перед собой ладони: – Не говорю, что это приятно. Это страшно, ты вправе чувствовать то, что сейчас чувствуешь. Я просто говорю, что выхлебанное виски не сотрет из памяти случившегося.

– Да что ты, блин, знаешь?! – Она вылила залпом в рот то, что я налил, и прижала бокал ко лбу. Через секунду протянула мне стакан, требуя еще.

И тогда я увидел шрамы. Настоящую штриховку из тонких белых линий и полос на запястьях и предплечьях. Не скрываемые, не шлифованные. Некоторые старые, некоторые не очень. И несколько новых, еще с корочкой.

Поймав мой взгляд, она подняла голову и с вызовом ждала вопроса. Я не спросил. Я все еще был без рубашки, поэтому указал на свою грудь и живот, где такие же шрамы переплетались, как спутанная ветром пшеница. Некоторые я скрыл татуировками, другие обыграл татуировками, третьи оставил нарочито заметными. Некоторые короткие, как зарубки древнего календаря, другие действительно были зарубками – дни, пережитые на арене, выигранные матчи. Нелл рассматривала шрамы, длинные шрамы, оставшиеся от порезов, нанесенных ради боли, облегчающей иную боль.

Да, я знаю, почему она режет себя. Вот чего не знаю, так это истинной причины. Она сидит глубоко в Нелл. Нужно время и терпение, чтобы это из нее вытащить. А я, наверное, расскажу ей о своей жизни.

Чего совершенно не хочу делать.

Она посмотрела мне в глаза, мягко и понимающе.

– Ты сам себя?

– Раньше. Давно.

– Зачем?

Я покачал головой:

– Это сказка для другой ночи, и даром я ее не расскажу.

Она напряглась:

– И что ты хочешь взамен?

– Твою историю.

Она с облегчением выдохнула.

– Ты ее знаешь.

– Не всю. Я не знаю самых корней, дряни, которая скрыта на самом дне души.

– Об этом никто не знает, – едва слышно прошептала Нелл, и черт меня побери, если это не прозвучало соблазнительно, страстно и беззащитно одновременно.

– Ну, об этом тоже никто не знает, – постучал я себя по груди большим пальцем.

– Давай баш на баш. – Она неподвижно стояла в дюйме от меня. С каждым вдохом ее груди касались моей кожи, шрамов, татуировок.

Я кивнул:

– Но не сейчас. Сейчас ты пьешь со мной еще один бокал и смотришь какой‑нибудь фильм поглупее. Затем ложишься спать и завтра сидишь дома.

– Нельзя, у меня занятия и работа…

– Позвони и отпросись. Скажи, что заболела.

– Я…

– Позвони, Нелл, – перебил я.

– Но ты не можешь остаться у меня на ночь!

– Почему?

Она уставилась себе на ноги. На ногтях у нее облупился розовый лак.

– Нельзя, и все.

– Я лягу на диване. А ты в своей комнате, и дверь закроешь.

– Нет, – снова прошептала она.

– Да почему нет?

– А это… часть сделки.

Секрета, хотела она сказать.

– Тогда я лягу спать у твоей двери, на площадке. Тебе нельзя сегодня быть одной.

– Я в порядке, Колтон.

– Вранье, ни фига ты не в порядке.

– Вранье, – пожала она плечами. – Но со мной все нормально.

Я засмеялся:

– Посмотри на меня.

Она отрицательно покачала головой, закусив губу. Мне вновь захотелось взять эту губу в рот и сосать, пока не исчезнет боль от ранок. Я хотел жевать ее губу вместо нее. Я хотел узнать вкус ее языка. Я хотел запустить руки под дурацкую, слащавую, чересчур детскую огромную футболку с Лило и Ститчем и почувствовать ее кожу, изгибы, изумительную мягкость ее плоти.

Я ничего этого не сделал. Только смотрел на нее, затем указательным пальцем приподнял ее голову, чтобы посмотреть в глаза. Нелл опустила веки. Из‑под ресниц выступила влага. Она глубоко дышала, и я заметил, как ее ногти глубоко вонзаются в стиснутые запястья и безжалостно сдирают кожу. Боль, чтобы облегчить иную боль. Применив всю силу и мягкость, какие у меня есть, я разжал ее пальцы, отведя ногти от кожи, и передвинул их на свои предплечья.

Привлек Нелл к себе. Преградой между нами оставались наши руки. Ее ногти глубоко впились мне в кожу, но через секунду она опомнилась и сжала мои запястья.

– Это не одно и то же. Твоя боль не облегчает мою, – прошептала она мне в плечо. В правое, где японский дракон изрыгал пламя на иероглифы.

– Понятное дело. Я просто хотел, чтобы ты не ранила себя.

– Это помогает…

– Ни фига подобного, это лишь на время отодвигает боль. Как выпивка.

– Но мне надо…

– Тебе надо снова начать чувствовать. Почувствуй боль, признай ее. И живи дальше.

– Как у тебя все легко, – с горечью бросила она.

– Не легко. Это, блин, самая трудная штука в мире. – Я отвел мокрую прядку с ее лица и от своего рта. – Труднее этого я ничего не знаю. Вот почему мы пьем, колемся и деремся. Вот почему я играю на гитаре и собираю моторы.

Она отодвинулась:

– Ты собираешь моторы?

Я засмеялся.

– Да. Музыка – моя страсть. А для поддержания штанов я перебираю старые моторы и восстанавливаю классические модели авто. Не пойми неправильно, к машинам у меня тоже страсть, но иная.

– Ты в какой‑то фирме работаешь?

– Нет, у меня своя мастерская в Куинсе.

– Правда? – удивилась она. Меня малость покоробило, но виду я не подал.

– Правда.

– А можно увидеть твою мастерскую? – Ее голос зазвучал ясно и с надеждой.

– Сейчас?

– Да, сейчас. Я не могу здесь оставаться. Я все время вижу Дэна, чувствую на себе его лапы, вижу его на полу, окровавленного. – Она указала на то место, где лежал Громила Дэн, и помолчала немного. Я уже знал, что она скажет. – Он… он умер?

– Нет. Да не парься ты о нем, он получил по заслугам.

– Ты его сильно отделал.

– Надо было его убить. И убил бы, если б… – Я покачал головой. – Все, забыли.

– Это я виновата. Надо было головой думать. Я же видела, к чему все шло.

– Не смей, Нелл Хоторн! – взорвался я. – Не смей вешать это на себя! Ты не заслуживаешь подобного дерьма.

Пораженная, она отступила, испуганная этой вспышкой бешенства.

– Колтон, я только говорю, что он с самого начала не скрывал…

– Остановись. Хватит, и не продолжай. Да, ты вообще не должна была связываться с этим м…ком, но тому, что он сделал, нет оправдания. – Я снова привлек ее к себе, несмотря на сопротивление. – Ты теперь меня боишься? – спросил я, меняя тему.

– Немного. Ты был… страшный. Ты… ты его просто в лепешку расплющил. Даже после того, как он тебя ударил. А я видела, как он дерется.

Я шокированно уставился на нее.

– В смысле, по телевизору?

Она покачала головой.

– Нет, в метро. Об этих боях еще твой друг говорил. В Гарлеме.

– Ты там бывала? – обалдел я. Шокирован, поражен, ужаснулся – этим ничего не скажешь. Подпольные бои – жестокое, подлое месилово, где озлобленные, беспощадные парни буквально убивают друг друга. Что ж, можно было догадаться.

– Да. Только мне не понравилось.

– Надеюсь. Еще этого не хватало. – Я старался, чтобы голос не дрогнул.

Не удалось. Лицо Нелл осветилось догадкой:

– Ты в них участвовал?

– Приходилось.

– Почему? – спросила она совсем тихо.

Я покачал головой.

– Это тоже часть сделки, детка.

Ее передернуло.

– Не называй меня деткой, – сказала она негромко, но с нажимом.

– Извини.

– Ничего. Это Дэн меня так…

– Знаю, слышал. – Я снова притянул ее к себе, и мы посмотрели в глаза друг другу. – Ответь на один вопрос. Ты меня боишься?

– Я уже сказала – немного. Я боюсь того, что ты можешь сделать. С другой стороны, с тобой я чувствую себя в безопасности. Ты меня не тронешь.

Я взял в ладони ее лицо. Слишком фамильярно, слишком демонстративно любяще, слишком рано. Но я ничего не мог с собой поделать.

– Я защищу тебя. От других и от тебя самой. Всегда буду защищать.

– Почему? – донеслось едва слышно.

– Потому что я так хочу. Потому что… – Я мучительно подбирал правильные слова. – Потому что ты этого заслуживаешь. И тебе это нужно.

– Нет.

– Да.

Она затрясла головой:

– Нет, я этого не заслуживаю.

Я вздохнул, понимая, что так ничего не докажу.

– Нелл, заткнись.

Она засмеялась звенящим как колокольчик смехом, отчего я улыбнулся ей в волосы.

– Ну так что, покажешь мне свою мастерскую?

– Сейчас четыре утра. Мы в Трайбеке, а мастерская в Куинсе. В дальней части Куинса. И машины у меня сейчас нет. Я шел сюда от бара.

– Пешком?! С ума сошел! Это же кварталов двадцать!

Я пожал плечами:

– Я люблю ходить.

– Ну, тогда такси возьмем.

– Тебе что, правда так приспичило посмотреть мою мастерскую?

– Ага. И я правда не хочу здесь оставаться. – Нелл снова передернуло.

– Ну, тогда штаны надевай, и двинули.

Она снова засмеялась, как фея Динь‑Динь.

– Нет уж, штаны для мужиков. – Она исчезла в своей комнате. – Сейчас хоть не подглядывай, Перви Макги.

– А ты дверь закрой, балда.

Дверь с грохотом захлопнулась. Я засмеялся. Хорошо, что Нелл может смеяться. Значит, худо‑бедно держится. Хотя с ней что‑то происходит. Это она для меня спектакль устраивает. Скоро на руках у нее появятся свежие порезы.

Нелл вышла в джинсах и фиолетовой футболке с острым вырезом. Мне сразу пришлось смотреть по сторонам, чтобы не слишком откровенно пялиться. Ей сейчас не до моих желаний. А может, всегда не до них будет. Она подхватила сумку со стола, куда я ее положил, пока замывал кровь.

Я протянул ей руку.

– Пошли, Динь‑Динь.

Руку Нелл приняла, а над прозвищем задумалась.

– Почему Динь‑Динь?

– Из‑за твоего смеха. У тебя такой музыкальный смешок, как у феи из «Питера Пена», – пожал я плечами.

Она нечаянно рассмеялась тем самым смехом и зажала рот.

– Блин, теперь стесняться буду. Но ты можешь называть меня Динь‑Динь, если хочешь.

– Не стесняйся. По мне, так это очаровательно.

Она сморщила нос, запирая дверь.

– Очаровательно? А это хорошо?

Я поднял бровь.

– Я могу придумать для тебя много определений. Пока давай ограничимся очаровательным.

– И что это значит? – Она самым невинным образом взяла меня за руку.

Я махнул проезжавшему такси с горевшим верхним фонарем. Мы сели в машину. Назвав свой адрес, я смотрел, как таксист вводит его в навигатор. Когда мы тронулись с места и из магнитофона поплыла заунывная арабская мелодия, я повернулся к Нелл.

– Ты уверена, что хочешь услышать ответ?

Она приподняла подбородок.

– Да.

– В тебе сочетается много разного, Нелл Хоторн. Ты непростая. Ты очаровательная. Прелестная. Забавная. Сильная. Красивая. – Казалось, она борется с эмоциями. Я продолжал: – Ты страдающая. Ты причиняющая боль. Ты поразительная. Ты талантливая. Ты сексуальная, как хрен знает что.

– Сексуальная как хрен? – Она наклонила голову набок, едва заметная улыбка тронула ее губы.

– Ага.

– Это больше или меньше, чем дьявольски сексуальная?

– Больше. Гораздо больше.

Она кивнула:

– Ты милый. Но мы смотрим на меня по‑разному.

– Согласен. – Я посмотрел на наши сплетенные пальцы и снова на Нелл. – Что же ты видишь, когда глядишь на себя?

– Слабая. Испуганная. Пьяная. Злая. Безобразная. Убегающая, – перечисляя все это, она отвернулась от меня и глядела в окно. – Я ничего не вижу. Никого.

Разговорами невозможно изменить то, что она чувствует, поэтому я промолчал. Просто держал ее за руку и позволил молчанию тянуться несколько кварталов.

В конце концов она повернулась ко мне:

– Почему ты не протестуешь, когда я несу такой вздор? Почему не убеждаешь меня в обратном?

– А что, поможет? – спросил я. Нелл прищурилась и покачала головой. Я пожал плечами. – Вот тебе и ответ. Могу сказать, что я вижу. Могу сказать, что о тебе знаю. Я знаю, что чувствую. Я могу показать тебе, кто ты на самом деле. Но спорить с тобой бесполезно. По‑моему, мы оба не раз сталкивались с теми, кто пытался нас изменить. У них это не получилось. Только мы сами можем себя изменить. Давай позволим себе исцелиться.

– Но я не такая, как ты говорил, совершенно не такая, и не могу себе помочь. Меня нельзя… изменить… исправить.

– Ты твердо решила всю жизнь быть несчастной?

– Черт бы тебя побрал, Колтон! Зачем ты в это лезешь? Ты ведь меня не знаешь!

– Хочется, – ответил я сразу на обе последние фразы.