Глава 27. Стефан сдержался. Не дал воли гневу

Стефан сдержался. Не дал воли гневу. Будь оно проклято. Как легко она выводит его из себя. Но почему он позволяет ей это? Что такое с ним происходит? Почему стоит оказаться рядом с ней, как он попадает во власть чувств, о существовании которых даже не подозревал?

Поэтому и последнее слово почти всегда остается за ней.

Поэтому он и смотрит на нее, может быть, в последний раз.

Ясное лицо, алебастровая кожа, знакомое упрямое выражение. И влажный блеск в глазах. Не хочет, чтобы он уезжал. Но тогда почему бы не уехать вместе с ним?

– Думаете, что, если разозлите, я сам уйду? Это ваша последняя линия обороны, когда кто‑то подбирается слишком близко?

– Но вы же не близко.

Он едва не рассмеялся.

– Я бы сказал, что мы были так близки, как только могут быть близки мужчина и женщина.

– Физическая близость может быть и между незнакомыми людьми. Это ничего не значит.

– Если бы вы в это верили, то завели бы дюжину любовников. – Он представил Софью в объятиях другого и едва не зарычал от ярости. Пусть только попробуют – смельчаку не сносить головы. – Но вы же отдались только мне.

– А вот у вас, конечно, любовниц хватало, – бросила сердито она.

Его порадовала прозвучавшая в ее голосе ревность.

– Пока мы вместе, других у меня не будет, – торжественно пообещал он.

– Вы готовы пойти на такие жертвы? Ради меня? Не стоит. – Она фыркнула, изображая безразличие. Получилось неубедительно. – Можете содержать столько, сколько пожелаете.

– Мне нужна только одна. Возвращайтесь со мной в Мидоуленд, и я докажу это делом.

Стефан шагнул вперед, но она ловко увернулась от предложенных объятий. Какого дьявола? Что думает себе эта женщина? Что он будет гоняться за ней по всему саду?

– Довольно, Стефан. – Софья покачала головой. – Я не вернусь с вами в Англию, и это мое последнее слово. Больше нам разговаривать не о чем.

Не о чем разговаривать? Последнее слово? Ну нет. Она может упрямиться, но не может отрицать связавшую их страсть.

– Вы действительно дадите мне уехать и даже не пожалеете?

Она потупилась:

– Так лучше для всех.

– Лгунья.

– Стефан, пожалуйста… уходите.

Гнев и отчаяние, смешавшись, грозили накрыть волной безумия. Она же хочет его. Это ясно без слов, понятно с первого взгляда. И если она из упрямства отказывается признавать очевидное, то не стоит ли поступить по‑мужски: бросить ее в карету и затащить на корабль, если потребуется, силой.

Удержаться в рамках здравого смысла помогли пришедшие на память слова графини Анны.

Дело не в том, знает мужчина, чего хочет женщина, или нет, а в том, готов ли он предложить то, что ей нужно.

Стефан стиснул зубы. Конечно. Как же можно быть таким слепым.

Да, он восторгался очаровательным сочетанием милой невинности, стойкости и смелости, но ведь в душе она была в первую очередь самой обычной женщиной.

Стефан шагнул вдруг к ближайшему фонтану.

– Думаете, вам это удастся, да? – спросил он, не глядя на Софью. – Думаете, сможете меня заставить?

– На что вы намекаете?

– Конечно. Рядом с вами я постыдно глупею. – Он повернулся и усмешкой ответил на ее недоуменный взгляд. – Странно, если учесть, что после того, как я получил титул, от желающих разделить со мной брачное ложе нет отбоя.

При всей своей сообразительности Софья не сразу поняла, что кроется за этим заявлением.

– Mon Dieu, – выдохнула она, сделав большие глаза. – Так вы думаете… вы действительно считаете, что я…

– Да, да. Вы ведь согласитесь продолжить наш восхитительный роман, если я сделаю вас герцогиней Хантли, не так ли?

В следующее мгновение Софья уже оказалась рядом с ним, а ее кулачки обрушились на его грудь.

– Мерзавец!

Никак не ожидавший нападения, Стефан опомнился с некоторым опозданием, но все же успел схватить ее за руки.

Что за дьявольщина? С чего она так разошлась?

Разве он не пошел на самую большую жертву? Почему же она восприняла его предложение как оскорбление?

– Будь я мерзавец, мы с вами не оказались бы в таком положении, – прорычал он. – Никто ведь и не ждет, что госпожа Софья выйдет замуж за простого горожанина.

– Ваша самоуверенность безгранична, – прошипела она.

– Самоуверенность здесь ни при чем. Я всего лишь хочу прояснить положение дел.

– В Англии женщины, может быть, и ослеплены блеском титула, ваша светлость, но я всегда жила среди особ высочайшего круга. – Глаза ее сверкнули, словно сапфиры на солнце. – Если бы мне понадобился титул, я могла бы выбирать из широкого круга желающих, среди которых два графа, три барона и с полдюжины принцев.

Стефан скрипнул зубами.

– И все до единого годятся вам в отцы да еще без гроша в кармане.

– Вот оно что. – Ее губы тронула кривая усмешка. – Так вы, получается, не только герцог, но еще богаты и красивы. Как тут можно устоять?

– Я этого и не жду.

Глаза ее потемнели. Она вырвала руки из тисков его пальцев.

– Вы… – Софья откашлялась. – Вы действительно просите меня выйти за вас замуж?

Он и сам еще не знал.

Смешно, но во рту вдруг пересохло, а сердце застучало часто‑часто.

На протяжении нескольких лет Стефан отказывался даже думать о том, чтобы привести в дом новую хозяйку Мидоуленда. Да, когда‑то, очень недолго, он представлял в этой роли Брианну. В отличие от других она знала эту жизнь, была не чужой и любила Мидоуленд так же сильно, как он сам. Что еще важнее, он не сомневался, что родители одобрили бы такой выбор.

Сейчас он не мог делать вид, что в его чувствах к Софье Мидоуленд играет хоть какую‑то роль. Как, впрочем, и будущее семейства Хантли.

Все объяснялось исключительно желанием. Вожделением. Страстью.

– Я уже сказал, что не вернусь в Англию без вас. – Он говорил и не узнавал собственный голос. – И если для этого нужно жениться, так тому и быть.

Казалось, даже сад, затаив дыхание, замер в ожидании ответа. Ждал и Стефан. Конечно, он знал, что Софья не упадет в обморок. И даже не завизжит от радости. Гордость не позволяла этой женщине демонстрировать столь открыто свои чувства.

Но на какое‑то выражение удовлетворения он все же рассчитывал, а потому и всматривался внимательно в ее лицо, надеясь заметить либо радостный блеск в глазах, либо тень улыбки на губах. В конце концов, она же получила что хотела.

Но вместо этого лицо ее только посуровело, а глаза потемнели, словно он обидел ее чем‑то.

– Так тому и быть, да? – Его собственные слова полетели ему в лицо. – Какое романтическое предложение.

Я просто на седьмом небе от счастья.

Стефан задохнулся от возмущения.

– Если вы ожидали, что я преклоню перед вами колено и все такое, то сильно ошибались. Просить выйти за меня замуж я не стану. И не рассчитывайте.

Софья покачала головой:

– Если ваш брат столь же бесчувственен, то остается только удивляться, как ему удалось покорить сердце Брианны.

– Он ее похитил, – буркнул Стефан.

– Mon Dieu. Неужели все англичане такие варвары?

Ему пришлось убрать руки за спину, чтобы не пустить их в ход. А что делать, если женщина не понимает своей же пользы?

– Только тогда, когда сталкиваются с упрямицами вроде вас.

Словно почувствовав исходящую от него опасность, Софья торопливо отступила. Сообразила. И правильно сделала. От мужчины, когда он объят праведным гневом, лучше держаться подальше.

– Я все же надеюсь, что шутите, – пробормотала она.

– Вы потребовали, чтобы я дал что‑то еще. Я дал. Предложил вам стать моей женой. Если и это не то, то тогда я просто не понимаю, какого еще дьявола вы хотите!

– И вы спрашиваете? Неужели не понимаете? – Она развела руками. – Ну, тогда вы абсолютно безнадежны.

Стефан провел ладонью по волосам и тут же опустил руку, чтобы не начать их рвать. Наверное, судьба нарочно послала эту женщину, чтобы до срока свести его в могилу.

Или отправить в Бедлам.

– Я уже предложил вам все, чем располагаю.

– Да, похоже что так, – задумчиво, грустно и как‑то отстраненно сказала она. – Прощайте, Стефан.

Невероятно. Будто обращенный в статую, Стефан замер посреди сада, глядя в удаляющуюся спину.

Что? Уходит?

Мгновения растягивались в вечность – она не обернулась. В какой‑то момент желание броситься за ней, догнать, вернуть почти взяло верх, но он сделал над собой неимоверное усилие и загнал это желание глубже. Он преподнес ей все на тарелочке – имя, богатство, гордость, – а она швырнула это все ему в лицо.

Что ж, хватит. Никаких танцев под дудочку Софьи.

Резко повернувшись, Стефан вылетел из сада и устремился к карете, ожидавшей его неподалеку, у конюшни. Если эта гордячка думает, что может вертеть им, как ей хочется, то ей впору очнуться и понять кое‑какую суровую правду жизни. Хватит бегать за ней как собачка.

До дома графини Анны он добрался на удивление быстро. Позади, правда, остались несколько изрыгающих проклятия пешеходов и с полдюжины разгневанных возниц, которым пришлось демонстрировать чудеса ловкости, дабы избежать столкновения с бешено несшимся экипажем.

Швырнув поводья подбежавшему конюху, Стефан взбежал по ступенькам. Чувство обиды, оскорбленного достоинства успело поостыть, но осталась ярость, утихать которой он не давал.

Уж лучше яриться и злиться, чем чувствовать себя преданным и несчастным.

Не замечая открывшего дверь лакея, Стефан пронесся через приемную с намерением подняться прямиком в свои комнаты. Ему больше нечего здесь делать. Ноги его не будет больше в России.

Вот только не так все просто.

У лестницы его настиг голос Анны:

– Стефан. – Она остановилась, удивленно на него глядя. – Судя по всему, встреча с Софьей прошла не так хорошо, как вы рассчитывали?

– Эта женщина… – Он сердито выдохнул. Нет, жаловаться – это лишнее. Для одного дня глупостей уже достаточно. – Не важно. Борис вернулся?

– Да. Сказал, что подождет вас в вашей комнате.

– Спасибо. – Он ступил на лестницу.

– Подождите.

Его остановила прозвучавшая в ее голосе нотка глубокой озабоченности. Он нетерпеливо обернулся:

– Вообще‑то я спешу.

– Расскажите, что между вам произошло.

– Ничего особенного. Я предложил ей отправиться со мной в Англию. Она отказалась.

Анна нахмурилась:

– Вы сказали ей о своих чувствах? Горький смех запрыгал по приемной сухим эхом.

– Я даже попросил ее стать моей женой.

Еще один сюрприз – Анна состроила гримасу и покачала головой, как будто он произнес что‑то неприличное.

– Вы сказали, что любите ее?

Любовь? Что еще за любовь! У него и в мыслях не было обсуждать с Софьей какие‑то неопределенные, смутные, непонятные чувства. Он старался не замечать их, не признавать их существования.

– Спасибо за гостеприимство, но мне нужно собрать вещи. Хочу поскорее попасть на корабль. И избавиться от всего этого безумия.

– Стефан…

Он не стал слушать. Хватит. Софье нет места в его жизни. Отныне он не потратит на нее ни секунды.

Она была ошибкой, и чем скорее удастся стереть память о ней, тем лучше.

Поднявшись по лестнице, Стефан толкнул дверь и вошел в комнату. Борис сидел на диванчике у окна и потягивал что‑то из серебряной фляжки. Увидев герцога, слуга поднялся и бросил ему фляжку.

– Вид растрепанный. Вам не помешает выпить. Подкрепитесь.

Стефан поднес фляжку к губам и сделал хороший глоток.

Водка пронеслась огненным потоком по горлу и дальше и взорвалась в желудке.

– Господи, – выдохнул Стефан. И как только русские пьют такое. Еще пара глотков, и Борису придется заносить его на корабль. – Узнал расписание?

– Узнал. Ближайший корабль отправляется через два часа.

– Нас возьмут? Слуга пожал плечами:

– Если хорошо заплатить… Ничего другого Стефан и не ожидал. Какой капитан откажется от возможности выстелить свое гнездышко парой мягких перышек? Стефан, как правило, осуждал тех, кто поступал так, ведь страдали всегда самые бедные пассажиры. Но сегодня он готов был купить весь чертов корабль и, если понадобится, выбросить всех за борт, чтобы только поскорее выбраться из этой сумасшедшей страны.

– Деньги не важны.

Борис убрал фляжку в карман и сложил руки на груди.

– Значит, вопрос только один: сколько надо взять билетов? – с невинным видом спросил он.

Стефан стиснул зубы, чтобы не взорваться.

– Предлагаю сделку.

– Слушаю. Стефан твердо посмотрел русскому в глаза.

– Я куплю тебе столько водки, сколько ты захочешь, но только с условием, что за все время пути не услышу от тебя имени Софьи.

Борис нахмурился:

– Софья? Я такой не знаю.

Экипаж герцога умчался с бешеной скоростью, а Софья вернулась в сад.

Не хватало только, чтобы кто‑то из слуг увидел ее плачущей из‑за герцога Хантли. Да и запереть себя в четырех стенах совсем не то, что ей сейчас требовалось. Пусть солнце и ветерок высушат глаза и щеки. Пусть тепло растопит тот лед, что залег под сердцем.

Выбрав для уединения скамейку в глубине сада, Софья дала волю слезам. Ничего, успокаивала она себя, боль стихнет, и печаль пройдет. Всему свое время. Может быть, ей потребуются дни. Может быть, недели.

Или месяцы.

Как ни горько, как ни больно, но выбор она сделала правильный.

Господи. Ничего на свете она не хотела больше, чем стать женой Стефана. Именно женой Стефана, а не герцогиней Хантли. Ей не нужен титул. Не нужно положение в английском обществе. Она просто хотела бы быть с любимым мужчиной. Естественное для каждой женщины желание.

Но Александр Павлович был прав.

Даже если Стефан и согласился бы ради удовлетворения страсти дать ей свое имя, разве смогла бы она жить с ним, не получая любви, внимания и тепла, всего того, чего он не чувствовал? Разве сам Стефан не пожалел бы со временем о том, что взял в супруги нелюбимую?

Нет, она не выдержала бы такой жизни.

И Стефан тоже ее не выдержал бы.

Софья не знала, сколько прошло времени, но слезы в конце концов иссякли, щеки высохли, и она осталась вдвоем со своим горем, утешая себя тем, что вот‑вот успокоится, возьмет себя в руки и вернется домой. Как бы там ни было, но из‑за того, что Стефан уехал из России, жизнь еще не кончилась.

Ее мать по‑прежнему в опасности, и до тех пор, пока они не установят, кому достались письма, эта опасность постоянно будет висеть над ними черной тучей. К тому же есть еще сэр Чарльз. И пока он на свободе, на улицах Санкт‑Петербурга ей повсюду будет видеться ловушка.

Софья уже собиралась идти в дом, когда неподалеку хлопнула калитка.

– Петр? – Она поднялась. – Что ты… – Слова застыли на губах, а сердце замерло от страха, когда она узнала того, кто вошел в сад, – невысокого мужчину с рваным шрамом через пол‑лица. Того самого, который помогал сэру Чарльзу держать ее в заложницах. – Нет.

Она открыла рот, чтобы закричать, позвать на помощь. По крайней мере, кто‑то из слуг обязательно услышал бы и поспешил на помощь. Но человек со шрамом оказался проворнее, и не успела она даже пискнуть, как он зажал ей рот. В другой его руке оказался пистолет.

– Простите, но я не могу позволить вам привлечь внимание к моей скромной особе. – Ледяная улыбка тронула его губы. – Я уберу руку, но помните, что, если вы попытаетесь позвать на помощь, выстрелю без предупреждения.

Дрожа от страха, Софья ждала, когда же страшный человек уберет руку. Даже выбритый и чисто одетый, Иосиф все равно внушал ей ужас. Она нисколько не сомневалась, что он исполнит свое обещание без малейших колебаний.

– Что вы здесь делаете?

– Вас желает видеть мой хозяин. – Иосиф кивком указал на небольшую карету, остановившуюся сбоку от конюшни. Занятая своим горем, Софья даже не заметила подъехавший экипаж. – Проявите благоразумие, и, обещаю, ничего плохого с вами не случится.

– Ни за что, – твердо ответила она. – Лучше убейте меня прямо сейчас, но в руки сэру Чарльзу я не дамся.

Удивительно, но его лицо выразило отвращение.

– Сэр Чарльз? Фу. Никогда бы не стал работать на такого мерзавца и труса.

– За кого вы меня принимаете? Я не забыла, как вы помогли ему спастись.

Иосиф пожал плечами:

– Эту загадку легко объяснить. Мой хозяин хотел проследить за сэром Чарльзом. Нельзя было упустить его, не предав правосудию.

Загадка? Правосудие? О чем тут речь? Софья тряхнула головой. Страх понемногу уступал место недоумению и злости. Здесь какой‑то трюк.

– И вас не беспокоило, что он похитил и держал в заложницах ни в чем не повинную женщину? Что он едва не перерезал мне горло?

– Я делал все возможное, чтобы вы остались в живых. – Он поймал и удержал ее взгляд. – Вы и сами это поймете, если подумаете как следует.

Софья поджала губы. Она ничего не собиралась признавать. По крайней мере, до тех пор, пока у него в руке оставался пистолет.

– Я знаю только, что вы сопровождали его и увезли до того, как этот мерзавец отправился в могилу, где ему самое место.

– Вы успели отомстить, но его жизнь принадлежала другому.

Софья вздрогнула:

– Так он мертв?

Иосиф с сожалением покачал головой, как будто и так сказал больше, чем ему было позволено.

– Вы получите ответы на все вопросы, если только проследуете со мной в карету.

– Я вам не верю.

– И правильно делаете, но в данном случае мне приказано обращаться с вами с особенной осторожностью. При условии, конечно, что вы проявите благоразумие.

– Что вам нужно от меня?

Заметив, что Софья бросила взгляд в сторону дома, Иосиф схватил ее за руку и потащил к открытой калитке.

– Я восхищен вашей изобретательностью – вы ведь нарочно тянете время, надеясь, что нас увидит кто‑то из слуг? – но я получил четкие указания и намерен доставить вас к карете.

Трудно спорить, когда в бок тебе упирается дуло пистолета. Софье ничего не оставалось, как только подчиниться. К тому же она не хотела, чтобы слуги рисковали из‑за нее.

Подошли к экипажу. Рассмотреть получше сидевшего впереди возницу Софья не успела – ее втолкнули в экипаж, – но твердое, грубоватое лицо выдавало бывшего солдата, ждать жалости от которого не приходилось.

Опустившись на неожиданно чистое кожаное сиденье, она настороженно смотрела на Иосифа, который по‑прежнему держал в руке пистолет. Дуло, правда, смотрело в сторону, но у нее не было ни малейших сомнений – одно неверное движение, и он выстрелит.

Ехали молча, тишину нарушал только стук копыт да шорох колес. Софью все еще сковывал страх – а вдруг ее везут к сэру Чарльзу? – что же касается Иосифа, то он был не из любителей поболтать на отвлеченные темы.

Заговорила она лишь тогда, когда карета миновала один из городских мостов.

– Вы скажете, куда меня везете?

– Нет. Она сжала кулаки, сдерживая всколыхнувшийся гнев.

Уж не везут ли ее в какое‑то глухое место, где никто не услышит ее криков? Или ей просто перережут горло, а тело сбросят в море?

Ни один из возникавших в голове вариантов не помогал унять растущую панику.

– Это и не важно, – заговорила она, с трудом ворочая онемевшим языком. – Как только мое исчезновение обнаружится, вся русская армия будет брошена на поиски. Вам с вашим таинственным хозяином придется несладко. Узнаете, что бывает с теми, кто осмелится разозлить царя.

Удивительно, но Иосиф улыбнулся:

– А вы смелая. Она состроила гримасу:

– Скорее глупая.

– Нет. Я сам видел, как вы вели себя. – В его глазах блеснуло восхищение. – Немногим женщинам удалось остаться в живых после встречи с сэром Чарльзом.

Похвала лишь добавила страху. К горлу подступил комок. Софья откашлялась.

– Лесть не поможет. Вас все равно казнят.

– Не беспокойтесь. Вас отвезут домой еще до того, как Александр Павлович успеет собрать своих солдат.

– Посмотрим.

И снова молчание. Карета слегка раскачивалась на неровностях дороги. Софья стиснула зубы. На сопротивление панике уходили едва ли не все силы. Но нет, она не уронит чести, не впадет в истерику.

Прошла, казалось, вечность, прежде чем экипаж остановился, и Иосиф, открыв дверцу, соскочил на землю. Софья неохотно последовала за ним.

Место, куда они приехали, выглядело пустынным и необжитым, если не считать трехэтажного строения из серого камня. На первый взгляд дом мог показаться заброшенным, но, присмотревшись, она заметила за окнами какие‑то тени.

Похоже, за ними наблюдали.

– И что это такое? – спросила Софья.

Вместо ответа Иосиф взял ее за руку и потянул за собой к боковой двери:

– Следуйте за мной.

Ничего другого ей и не оставалось.

Обходя кучи мусора и стараясь не наступить на подол платья, она не сразу обратила внимание на доносящиеся откуда‑то странные звуки.

– Это дети?

Иосиф ответил слабой улыбкой.

– А вы думали ублюдков производят на свет только благородные господа?

Софья нахмурилась. Голоса звучали за складом. Может быть, дети играют на солнышке?

– Почему они не в приюте?

– Мы стараемся сами заботиться о своих.

Мы? Трудно поверить, что сэр Чарльз, это жестокое, бессердечное чудовище, мог проявлять заботу о малых детях. Тогда кого Иосиф имел в виду? Может быть, у преступников здесь что‑то вроде тайного убежища?

– И как же вы о них заботитесь? Обучаете воровскому ремеслу?

Иосиф посмотрел на нее сердито и как будто с обидой.

– Мы даем им крышу, еду и возможность научиться грамоте. Этого не предлагают даже в ваших приютах.

– Вы учите их грамоте? – Софья даже не попыталась скрыть недоверие.

– Да, читать и писать.

– И девочек тоже? – спросила она, услышав тоненький голос, который никак не мог принадлежать мальчику.

– Конечно. – Иосиф потянул на себя массивную дверь и помахал кому‑то невидимому. – После вас.

Стараясь не думать о том, что или кто может ждать ее в полумраке, Софья осторожно переступила высокий порог.

– И кто же присматривает за детьми?

– За неимением лучшего ответственность за эту банду пришлось взять на себя мне, – ответил голос из тени.

Софья замерла. Сердце заколотилось так, как будто хотело выскочить из груди и убежать.

– А вы кто?

Человек, выступивший на свет, выглядел в этом хмуром окружении абсолютно неуместно.

Боже… У нее захватило дух. Мужчин столь приятной внешности она встречала немного. Если вообще встречала.

Высокий, стройный, с длинными темными волосами, убранными назад и перехваченными лентой, и тонким загорелым лицом. Глаза его казались золотыми. Соблазнительные губы улыбались. Незнакомец был одет в черный бархатный сюртук, а в складках аккуратно повязанного платка сверкал крупный брильянт.

Место ему было не здесь, в заброшенном складе, а, например, в Зимнем дворце.

Почувствовав ее изумление, незнакомец сделал шаг вперед, взял ее руку и поднес к губам.

– Позвольте представиться, – негромко сказал он, продлив жест чуть более положенного по этикету, – Дмитрий Типов. Счастлив познакомиться с вами.

Дмитрий Типов? Печально знаменитый Царь Нищих? Растерявшись и позабыв о страхе – такой встречи она никак не ожидала, – Софья нахмурилась.

– Ваше лицо кажется мне знакомым. Мы не встречались раньше?

В золотистых глазах что‑то мелькнуло.

– Я не вращаюсь в привычном для вас кругу, хотя моего родителя вы несомненно видели.

Она почувствовала, что заливается румянцем.

– О…

– Не всем рожденным вне брака так везет, как вам, ma belle. – Он указал взглядом на заднюю дверь. – Поэтому я и открыл для них небольшую школу.

Высвободив наконец руку из его теплых пальцев, Софья настороженно посмотрела на самого известного петербургского преступника.

– Зачем меня привезли сюда?

Он смерил ее оценивающим взглядом.

– Прежде всего, потому что давно хотел с вами познакомиться.

– Почему? Ее подозрительность вызвала у него улыбку.

– Простые люди почитают вас едва ли не святой. Святой?

– Ваша доброта к униженным и нуждающимся не осталась незамеченной.

Она оглянулась. Иосиф остался позади, у двери. А не уснула ли она в саду? Наверняка это все происходит в каком‑то кошмаре, а не наяву.

– Поэтому меня и похитили?

– Необходимое зло, которое, надеюсь, вы мне простите. К сожалению, за мою голову назначена большая награда, и наносить визит в ваш дом было бы неразумно. – Его взгляд снова прошел по ее телу, оставляя за собой теплую дорожку. – Конечно, знай я, что вы столь потрясающе красивы, риск наверняка не показался бы чрезмерной платой за возможность полюбоваться этой красотой.

– Сударь…

– Дмитрий, – поправил он. – Я не благородного сословия.

– Что вам нужно от меня?

– Мы обсудим это через минуту, ma belle. – Он протянул руку и осторожно убрал ей за ухо выбившуюся прядку. Странно, но жест этот, довольно интимный, нисколько ее не испугал. И не показался оскорбительным. Как ни удивительно, этот необычный человек пробудил у нее любопытство. – А сейчас я хотел бы показать вам кое‑что. Думаю, вам будет интересно. – В голосе его прозвучала жесткая нотка, и по спине у Софьи пробежал холодок.

– Это как‑то связано с сэром Чарльзом?

– Вы не только прекрасны, но и очень умны. Редкое сочетание. – С этими словами Дмитрий Типов взял ее руку, положил на свою и повел гостью к двери в дальней стене помещения. – Нас ждет чай. Обсудим печальный конец сэра Чарльза за свежими имбирными пряниками.