Развитие лингвистической теории мифа в России

«Русский Гримм»: А.Н. Афанасьев

Яркая страница отечественной традиции изучения мифологии представлена творчеством АН. Афанасьева (1826—1871) — продол­жателя дела Ф. Буслаева, систематизатора русских народных ска­зок², автора первого отечественного фундаментального труда по славянской мифологии³. На Западе работы А.Н. Афанасьева знали, ценили, переводили и говорили о нем как о «русском Гримме».

Афанасьев, как и большинство представителей отечественной науки о мифе в XIX в., находился под влиянием немецкой традиции изучения мифотворчества — работ А. Куна, В. Шварца, В. Маннгард-

Топорков А.Л. Теория мифа в русской филологической науке XIX в. М. 1997. С. 17.

² Народные русские сказки. Т.1—3. М. 1957.

³ Афанасьев А.Н. Поэтические воззрения славян на природу. Т. 1—3.
М., 1865—1869.

ГЛАВА 13. МИФОЛОГИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ В РОССИИ В Хф В. ИЕ£Ш

та — и особенно лингвистической теории М. Мюллера. Однако свои основные идеи Афанасьев разработал, по-видимому, независимо от работ Мюллера: ведь они были высказаны раньше, чем вышли в свет публикации Мюллера. Да и сама лингвистическая теория мифа у Афанасьева имеет существенные отличия от мюллеровской линг­вистической теории.

Афанасьев исходил из того, что загадки происхождения ми­фотворчества следует разрешать с помощью анализа историче­ского развития языка: «зерно, из которого вырастает мифологи­ческое сказание, кроется в первозданном слове»¹. По мнению Афанасьева, в истории языка надо выделять два периода.

Первый период — домифологический, время, постепенного формирования языка; здесь царят поэтические метафоры, мифа еще нет, миф и поэзия слиты и полиостью совпадают. Этот период развития языка характеризуется образованием корней — тех ос­новных звуков, в которых древнейший человек обозначал свои впе­чатления, производимые на него явлениями природы. Каждый из таких корней был не обозначением понятия, а неким эпитетом, вы­ражавшим наиболее яркую особенность явления. Позднее они ста­ли отражать общие для многих предметов признаки и употребля­лись для обозначения каждого из них. Здесь нет логической определенности (предмет характеризуется не через его существен­ные свойства и действия, а через живой образ), она компенсиру­ется ярким поэтическим колоритом.

Между словом и предметом складываются два основных от­ношения. С одной стороны, предметы различные, но сходные в чем-то ярком, сближались и получали близкие наименования, произ­водные от одного корня. Это первый исток метафорической образности древнейшего языка. С другой стороны, каждый пред­мет вызывал не одно, а множество впечатлений и определялся толь­ко через множество синонимичных выражений. В них каждый си­ноним обозначал одновременно и свойства других предметов и таким образом объединял их между собой. Так сложился второй (поэтический) исток метафоричности первобытного языка. На этом историческом этапе развития языка природа воссоздавалась лишь в эмоциональной, образно-метафорически-поэтической форме, предполагавшей обожание и обожествление ее. Первобытный че­ловек просто не мог иначе отражать мир.

¹ Афанасьев А.Н. Поэтические воззрения славян на природу. Т. 1. С. 15.

ЩЕЗШ ЧАСТЬ ПЯТАЯ. ТЕОРИИ МИФОТВОРЧЕСТВА ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XIX В.

Второй период — «период превращений». Это время упадка и расчленения языка, когда «стройность языка нарушается, обна­руживается постоянное падение его форм и замена их другими, звуки меняются, перекрещиваются; этому времени по преимуще­ству соответствует забвение коренного значения слов»¹ и форми­рование мифологии.

«Период превращений»² характеризуется слиянием двух тен­денций. Во-первых, возрастает потребность закрепить за каждым словом одно определенное значение и превратить его таким обра­зом в понятие. Во-вторых, в то же время происходят забвение ко­ренного значения слов, вековые утраты языка, изменение звуков и пр. В результате исходный смысл древних слов, метафорически-поэтического языка становится все темнее, загадочнее и таин­ственнее. Метафорический смысл древних слов в сознании наро­да приобретает значение действительного факта, а древний язык постепенно трансформируется из метафорического в мифологи­ческий образ мира.

И уже небесные светила не только в переносном, поэтическом смысле именуются богами неба, но и в самом деле представляются первобытному сознанию этими живыми образами, а извилистая мол­ния предстает огромным змеем, могучие ветры наделяются крылья­ми и т.д.³ Отголоски этого олицетворения сохранились и в современ­ном поэтическом творчестве⁴.

Таким образом, по Афанасьеву, мифология является продук­том развития древнейшего поэтико-метафорического языка, по­рождается из метафорического сближения природных явлений. Миф возникает как бессознательная метафора. Другого способа представления природы первобытный человек просто не имел.

Процесс движения от метафоры к мифообразу прошел ряд этапов. Сначала происходило ассоциативное сближение яркого, впечатляющего явления природы с некоторыми предметами, ос­военными человеком (Солнце — огонь; Солнце — колесо и др.). При этом свойства данных предметов переносятся на поражающие воображение явления природы. В результате образуются метафо-

Афанасьев А.Н. Поэтические воззрения славян на природу. Т. 1. С. 6.

² Афанасьев А.Н. Происхождение мифа. М. 1996. С. 104—105.

³ Афанасьев А.Н. Поэтические воззрения славян на природу. Т. 1.
С. 682.

⁴ Афанасьев А.Н. Сказка и миф. Воронеж. 1864. С. 4—5.

ГЛАВА 13. МИФОЛОГИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ В РОССИИ В XIX В. Щ|

рические образы (Солнце = огонь; Солнце = колесо). Постепен­но источник образности забывается, люди все чаще оперируют метафорами как само собой разумеющимися тождествами, и ме­тафора постепенно превращается в миф. Далее простейшие мифы обрастают новыми образами, усложняются, развиваются в сюже­ты. Рано или поздно исходная связь мифических образов и при­родных явлений окончательно разрывается, и миф становится не­зависимой формой сознания. Так мифология порождается в ходе закономерных процессов развития языка и сознания первобыт­ного человека.

Поражающая нас свобода фантазии в мифе трактуется Афана­сьевым как следствие свободы метафорического творчества в пер­вобытном сознании. Он не разделял воззрений Мюллера о «болезни языка» как источнике мифа. По мнению Афанасьева, первобытный миф как поэтическая метафора порождался не бедностью языка, а со­вершенно свободно, творчески черпался из богатого источника при­родных явлений вследствие сближения между предметами, которые производят на сознание человека сходные впечатления. Это позво­ляло Афанасьеву легко оперировать понятиями всех вариантов лин­гвистической теории (солярным, метеорологическим), а также ис­пользовать теории «низшей мифологии».

В традиционном для лингвистической теории мифа вопросе о том, какие стороны мира особенно поражали- воображение пер­вобытного человека, Афанасьев не склонен был придавать особое значение каким-то отдельным сторонам природной среды, то ли астрономическим, то ли метеорологическим. Он сторонник, так сказать, интегрального подхода. Природа в целом, во всех ее про­тиворечивых и циклических воздействиях на человека, является предметом его восхищения, обожания и преклонения. Он писал: «Противоречивость света и тьмы, тепла и холода, весенней жизни и зимнего омертвления — вот что особенно должно было поразить наблюдательный ум человека»¹. Именно поэтому в языке большин­ства индоевропейских народов слова, обозначающие небо, в то же время служат для названия бога и т.д.

«Поэтические воззрения славян на природу»

В своем фундаментальном труде «Поэтические воззрения сла­вян на природу» Афанасьев воссоздал славянскую мифологию как грандиозную систему первобытных воззрений на мир. Здесь же

¹ Афанасьев А.Н. Поэтические воззрения славян на природу. Т. 1. С. 62.

K£Zfl ЧАСТЬ ПЯТАЯ. ТЕОРИИ МИФОТВОРЧЕСТВА ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XIX В.

был разработан и ряд важнейших концептуальных проблем тео­рии мифотворчества. Одна из них связана с вопросом о том, по каким же закономерностям развивалось мифологическое созна­ние после того, как оно сформировалось из метафорического со­знания. Афанасьев выделял три общие закономерные тенденции, которые, по его мнению, определяли направления развития мифо­логического сознания.

Первая — это «раздробление мифических сказаний»¹ в соот­ветствии с географическими и бытовыми условиями племен. В раз­ных этноплеменных группах высказывалось преимущественное сочувствие тем или иным конкретным сказаниям и образам, кото­рые сохранялись и сакрализовались. Другие же не запечатлева­лись в коллективной памяти и постепенно забывались.

Вторая закономерность — «низведение мифов на землю и при­крепление их к известной местности и историческим событиям»², Так, боги отождествлялись с давно усопшими историческими лич­ностями.

Третья закономерность состоит в том, что мифологическим сказаниям придается нравственно-этическая мотивировка³. На­пример, с возникновением государства происходит канонизация преданий, причем уже не в народной среде, а в среде жрецов, вла­стителей и поэтов, которые превращают отдельные мифы в поэмы о генезисе богов и др.

Все эти три закономерности в своем взаимодействии опреде­ляли развитие мифов во времени, их объединение в сюжетные ли­нии, в традиционные для данного этноса способы объяснения про­исхождения природы и самого этноса, судеб богов, героев и людей в мире и т.п.

В фундаментальном труде Афанасьева разработаны также ос­нования важнейшей концептуальной проблемы простейших би­нарных оппозиций (свет—тьма, тепло—холод, жизнь—смерть, благо—зло, счастье — несчастье и др.), над которыми надстраива­ются более сложные, составные мифологические структуры; каж­дая из оппозиций разворачивается в некоторую цепь образов⁴. Эта идея получила развитие в науке о мифе в XX в.

Афанасьев А.Н. Поэтические воззрения славян на природу. Т. 1. С. 12.

² Там же. С. 13.

³ Там же. С. 14.

⁴ Там же. С. 62, 94, 183—187, 605 и др.

ГЛАВА 13. МИФОЛОГИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ В РОССИИ В XIX В. ■**■

Вместе с тем главный труд А.Н. Афанасьева имел и недостат­ки. Так, в нем, по сути, отсутствовал принцип историчности. В объ­яснениях и описаниях культурных явлений Афанасьев оставлял без должного внимания историческую сторону предмета, воздержи­вался от всяких исторических замечаний и исторической анали­тики.

Далее. Гносеологическая база его лингвистической теории — созерцательный сенсуализм. Афанасьев трактовал мифотворче­ство как пассивный (со стороны субъекта) продукт непосредствен­ного впечатления, производимого природой на человека. При этом он пытался свести все многообразие форм мифологии к природ­ным мифам, преувеличил роль небесных явлений, особенно гро­зовых туч и молний, в возникновении мифологии.

В мифологии Афанасьев видел исключительно поэтико-эсте-тическое содержание. Первобытного человека он наделял лишь ху­дожественной фантазией, способностью к образному творчеству и не склонен был трактовать миф как форму познания. Кроме того, он довольно поверхностно характеризовал соционормативный ас­пект мифа (то, что тогда называли «нравственная мотивировка»).

Еще Афанасьев был недостаточно критичен к эмпирическим источникам и поэтому иногда обобщал непроверенные данные; он отрицал двоеверие, влияние христианства на мифологию и фоль­клорное сознание.