На аланов! Разношерстое войско двигалось по степи вдоль берега речки, впадающей в Днепр‑Борисфен

Разношерстое войско двигалось по степи вдоль берега речки, впадающей в Днепр‑Борисфен. Тяжелые фургоны на здоровенных колесах неторопливо катили по сомнительному подобию дороги. Всадники ехали группами в десять‑двенадцать человек – по родам. Пехота топала как придется, но тоже кучкуясь по родственному признаку. Они и дрались так же. Организация у войска была типично родоплеменная. То есть – минимальная. Но толпа собралась изрядная, и кушала эта толпа хорошо. В смысле, не изысканно, а много. С провиантом пока проблем не было. Рыба – в реке, птицы – в камышах. За дичью покрупнее отряжали охотников.

У «Аласейи – небесного героя», разумеется, был персональный фургон. Но «небесный герой» предпочитал передвигаться верхом. Степь – она, конечно, ровная, но это – на глаз. А если по ней ехать, да еще на такой «технике», при которой каждая кочка – твоя… так что в фургоне ехали его тиви Анастасия и родич книва. А «герой», на лихом мерине, – во главе войска, вместе с прочими вождями, коих набралось дюжины полторы. Каждый в этой элитной компании величал себя риксом и всячески подчеркивал свою независимость, что нередко приводило к конфликтам. Одохару с Комозиком кое‑как удавалось удерживать разношерстое воинство от внутренних раздоров, урезонивать, умиротворять… К некоторому удивлению Алексея, изрядным авторитетом по части решения конфликтов оказался Травстила.

Впрочем, и самого Коршунова тоже пару раз «заряжали» в качестве судьи. Особенно много проблем было с гепидами. Те оказались действительно безбашенными. С другой стороны, их вождь, зверовидный детина лет восемнадцати, то есть младше Сигисбарна (и не сказать, чтоб умнее), ходил теперь у Коршунова в приятелях. Алексей, увидев, какими глазами красный (так звали гепида) смотрит на ало‑белый плащ Одохара, презентовал парню красный отрез парашютного шелка. И получил в качестве «отдарка» отличный шлем и дружбу громилы‑вождя. Если бы не эта маленькая деталь, держать в повиновении гепидов было бы нелегко. Но вождя они слушались. Красный слыл вутьей, местным берсерком: спорить с ним не решались.

Итак, могучее воинство готов‑гепидов‑герулов вышло в большой поход местного значения. Супротив аланов. Причем сами аланы наверняка об этом уже знали, поскольку о цели похода в войске знал даже самый последний ополченец. По вечерам все с большим энтузиазмом «делили» будущую добычу.

Коршунов, «путешествовавший» в компании Ахвизры, Агилмунда и Скулди, попытался выяснить у двух последних как лиц, особо приближенных к руководителям похода, – что это за народ такой – аланы. И, главное, как они воюют. В конце концов, надо же разработать какую‑нибудь стратегию…

Оказалось, что никто, включая Одохара и Комозика, продумывать будущую войну не собирался. Вся стратегия сводилась к тому, чтобы вышеуказанных аланов отыскать, навешать им как следует (в успехе никто не сомневался, так как откуда‑то пришла информация, будто аланские вооруженные силы сейчас не в лучшем состоянии), а затем слупить выкуп побольше.

Четыре дня войско двигалось без всяких ухищрений, и только на пятый день совокупное руководство армии наконец соизволило отправить разведку: пару разъездов по дюжине всадников.

Готский отряд возглавил Ахвизра, герульский – паренек по имени Берегед, отиравшийся возле Скулди и приходившийся последнему родичем. Еще одним изменением было то, что Агилмунд и Скулди ехали теперь бок о бок со своими риксами. Коршунов мог бы тоже присоединиться к ним, но воздержался. Отношения с герульским риксом Комозиком не очень‑то у него складывались. С точки зрения Коршунова, Комозик вел себя слишком высокомерно. Ну и Коршунов, конечно, старался держаться с достоинством. Как и подобает «небесному герою». Только вот Комозику на «небесное происхождение» Алексея было начхать. Он вообще вел себя так, словно все вокруг в сравнении с ним – плесень. Разве что для Одохара делал исключение. Остальными, включая даже Скулди, откровенно помыкал. При этом сам герульский рикс, по мнению Коршунова, никакими особыми достоинствами, кроме общепризнанного умения колоть‑рубить, не обладал. Ах да, был еще один человек, которого Комозик старался не раздражать: молодой вожак гепидов красный. Алексей, впрочем, догадывался, что причиной тому не то, что рыжий предводитель союзников тоже рикс, а то, что красный слыл не только полным отморозком, но тоже изрядным рубакой. И вызови вожак гепидов рикса герулов на поединок, очень возможно, что не гепидам, а герулам пришлось бы выбирать нового рикса. А вот Коршунов себе такой роскоши, как вызов, брошенный Комозику, позволить не мог. Единственный шанс выжить для него в такой ситуации – пристрелить герула из пистолета. Пристрелить‑то можно, но понравится ли это войску? Да и с политической точки зрения живой, пусть и надменный, Комозик полезнее Комозика не гордого, но мертвого.

В общем, к риксам Коршунов присоединяться не стал. Все интересное друзья ему потом перескажут.

Поехал в одиночестве. Если можно считать одиночеством езду в голове колонны из нескольких тысяч человек и доброй сотни повозок.

Но даже и это одиночество Коршунова было вскоре нарушено. К нему присоединился боран по прозвищу Скуба.

Скубу «главный боранский рикс» крикша отрядил в качестве наблюдателя. А может, сам Скуба решил поглядеть на сборное воинство в деле. Так или иначе, но этот средних лет боран в сопровождении полудюжины боранов помоложе присоединился к участникам «аланской кампании».

Коршунов был одним из немногих, с кем Скуба мог разговаривать по‑своему. Боранский язык от русского отличался примерно как русский от украинского. Но друг друга они понимали. К тому же Коршунов в свое время поездил по странам Восточной Европы: и в Польше бывал, и в Болгарии, наловчившись и там и там если не говорить, то понимать сказанное довольно свободно.

Прежде у Алексея не было возможности серьезно с бораном потолковать. А потолковать было надо. Еще когда стояли на днепровском берегу, Коршунов, с разрешения крикши, осмотрел боранский корабль. На человека двадцать первого столетия это суденышко особого впечатления произвести не могло (что не укрылось от крикши), но от готских судов кораблик отличался существенно. Примерно как баркас от плоскодонки. Впрочем, хороши боранские корабли или плохи, а без них любой морской набег попросту невозможен. Так что, когда Скуба сам подъехал к Алексею, тот обрадовался. Ему было просто необходимо заручиться поддержкой представителя местных мореходов. И кое‑что узнать о специфике парусно‑гребного мореплавания. По предварительным сведениям, здешние мореходы старались в открытое море не углубляться. Плавали вдоль берегов. Следовательно, если вывести флотилию в открытое море, а затем, просчитав курс, выйти прямо к исходной точке, то и патрулирующая берега эскадра не так страшна…

Но в это утро основательно пообщаться со Скубой Алексею не удалось. Не успело солнце пройти и половины пути до зенита, как впереди показались скачущие сломя голову разведчики.

Впереди – враги!

– Вовремя, однако, риксы отправили дозор, – заметил Коршунов.

Скуба повернулся к Алексею. На широком, покрытом темно‑красным загаром лице борана выразилось удивление.

– Сегодня первый раз послали дозор – и сразу врага обнаружили, – пояснил Коршунов.

Скуба пожал плечами.

– Так мы же сегодня на аланские земли вступили, – сказал он. – Вот там, за излучиной, их бург стоит. Мы туда в позапрошлом году торговать приходили.

М‑да…