Желтое море, район российско‑китайских учений, 170 морских миль от восточного побережья Китая, август 2011 года

Море оказалось вполне обыкновенным – серовато‑голубым, а вовсе не цвета золота или пустыни. Возможно, в месте впадения в него легендарной речки Хуанхэ морские воды и имели некий желтоватый оттенок, но здесь, далеко от китайского побережья, с цветом морских волн все было в полном порядке. Хотя большому противолодочному кораблю – или БПК, если по военно‑морскому – «Адмирал Кузнецов» цвет вод Желтого моря был абсолютно безразличен, поскольку у него, как и у прочих российских и китайских судов, были задачи более серьезные, чем рассматривание соленой водички у себя под форштевнем.

Российская эскадра из трех БПК и нескольких судов обеспечения, возглавляемая могучим крейсером‑флагманом Тихоокеанского флота, вышла в море вместе с двумя десятками китайских боевых кораблей и подлодок для проведения совместных учений. Проще перечислить, чего в планах генералов и адмиралов не было, чем рассказать обо всех мероприятиях, которые предстояло осуществить и отработать российским и китайским товарищам по оружию. Здесь было и маневрирование судов, и совместное форсирование «опасных» районов, и боевые стрельбы из всех видов оружия как по морским, так и по воздушным целям, и спасение судна, терпящего бедствие, и многое другое. Для «другого» с обеих сторон имелись подразделения морской пехоты, которым были приданы группы боевых пловцов. Если морская пехота во всем мире бесспорно признается наравне с воздушно‑десантными войсками элитой армии и флота, то подразделения боевых пловцов являются суперэлитой…

– Шен йо хуа йуан ли сычу чин чао‑чао, сычу чин буцай чйао‑чйанг, – негромко напевал, старательно выговаривая каждый слог, крепкий мужчина лет тридцати, неторопливо перебирая сложенное на расстеленном куске брезента снаряжение. Спец‑акваланг, выкрашенный в скучный армейский цвет, во всем мире именуемый хаки, гофрированные шланги, маска, ласты, черный прорезиненный гидрокостюм.

– Товарищ старший мичман, и что это мы так красиво мяукаем, а? – заинтересованно спросил певца возившийся с точно таким же набором аквалангиста военный чуть постарше на вид, да, пожалуй, и ростом повыше. – Что‑то больно уж знакомое… А, точно – это ж «Подмосковные вечера»! Тритон, ты когда это китайский выучить умудрился? Или я что‑то не догоняю?

– Так точно, товарищ капитан, «Вечера» на китайском! А язык учил тайком от всех, по ночам. О, сколько бессонных часов я провел над китайской грамматикой, задыхаясь под одеялом…

– Трепло ты, а не Тритон, – иронически прищурился капитан Катков, среди своих чаще именуемый прозвищем‑позывным Скат, – а то я не понимаю, что ты где‑то слова, русскими буквами написанные, нашел и тупо вызубрил. Понты кидаешь, земноводный?

– Капитана шибко умная, на три метра под землей видит, однако, – Троянов грустным голосом похвалил командира за догадливость, сокрушенно вздохнул и принялся за разложенное чуть в стороне оружие. Правда, уже через полминуты прервал свои манипуляции и мечтательно произнес: – Вот учения закончатся, соберемся мы в кают‑компании с нашими узкоглазыми товарищами, выпьем по стаканчику и устроим концерт. Они «броня крепка и танки наши быстры» на русском споют, а мы чем ответим? Вот и я говорю: конфузия! Но тут я, весь такой красивый, встаю и по‑китайски «Вечера» как вжарю! Спасу, так сказать, престиж Родины и честь флота. И тогда сам товарищ вице‑адмирал прослезится, крепко так обнимет меня и скажет…

– «Трепло ты, мичман!» – вот что скажет адмирал, – хладнокровно оборвал мичмана Катков и, взглянув на часы, поторопил: – Валера, время! Собираем добро – у нас до вылета тридцать пять минут осталось.

Ровно через сорок минут «Ка‑27», вертолет палубного базирования, выкатился из ангара и расправил лопасти двух своих винтов. Вскоре машина, подвывая турбинами и с шелестящим свистом разгоняя тугие струи воздуха, мягко оттолкнулась от вертолетной площадки на широкой корме БПК и, слегка кренясь на правый борт, быстро пошла курсом на северо‑восток.

В грузовом отсеке вертолета расположилась смешанная группа из морских пехотинцев и боевых пловцов. Задача, поставленная командованием перед спецназовцами, была проста: следовало подняться на борт захваченного террористами судна и освободить взятую в заложники команду из мирных моряков. А поскольку террористы скорее всего появлению спецназа вряд ли обрадуются, то их, по замыслу отцов‑командиров, надлежало ошеломить, обезоружить и взять в плен. Или, в случае серьезного сопротивления, уничтожить.

Роль захваченного корабля должна была сыграть какая‑то китайская посудина средних размеров из числа судов обеспечения. По договоренности с китайской стороной, и заложников, и злобных пиратов изображали спецназовцы из Поднебесной. С ними‑то и предстояло «повоевать» бойцам российским – учитывая то, что каждая из сторон явно не захочет ударить в грязь лицом и постарается показать себя с самой лучшей стороны, игра обещала быть интересной и в некотором смысле даже небезопасной.

Если военные учения с некоторой натяжкой можно назвать игрой в войну для взрослых мужчин, то особо стоит заметить, что взрослые игры военных порой предполагают очень серьезные испытания, трудности и потасовки. Более того – и на учениях нередко случаются и самые настоящие потери! Может не раскрыться парашют десантника, задремавшего в кустах бойца может ненароком переехать танк, грузовик перевернется на скользкой дороге… Да мало ли что может случиться там, где мужчины затевают суровые взрослые игры, – ни пресловутый человеческий фактор, ни трагические случайности обычным приказом командования еще никогда отменить не удавалось…

«Ка‑27» снизился до пяти‑семи метров над серовато‑синей поверхностью моря и завис, тугими струями воздуха взбивая на воде кипящие круги и вздымая туманное облако брызг и водяной пыли. Дверь отсека отъехала в сторону, и из черного брюха вертолета в кипящую воду с небольшим интервалом один за другим выпрыгнули четыре аквалангиста. Всех четверых мгновенно упрятала в своей необъятности толща морской воды, а геликоптер быстренько набрал высоту и снова бочком‑бочком унесся куда‑то в сторону – вероятно, для морпехов время высадки еще не пришло.

В разных морях и океанах Земли не только цвета и оттенки горько‑соленой водички отличаются, но и температуры, и степень ее прозрачности, и многие другие показатели вроде самой солености. Воды моря Желтого оказались средненькими по всем параметрам. Но боевых пловцов в данном конкретном районе больше всего интересовала – а точнее, беспокоила – лишь прозрачность, которая могла бы быть и похуже. В мутной воде не только, по утверждениям умных людей, удобнее рыбку ловить – при неважной видимости и щуке к доверчивому пескарику подобраться намного легче и проще…

Четверка боевых пловцов, возглавляемая капитаном Катковым, размеренно работая широкими плавниками ластов, шла точно по невидимой линии, на конце которой вскоре должно было объявиться китайское судно с «несчастными заложниками». Пловцы шли по двое, с небольшим интервалом между парами – примерно так же, в спарке, летают летчики. Несмотря на кажущуюся разность стихий, между воздушным боем и дракой в морских глубинах есть немало общего – достаточно вспомнить, что и в небесах, и под водой три измерения вместо двух «сухопутных»…

Когда метрах в тридцати впереди и примерно в десяти над головами аквалангистов появилось продолговатое темное пятно днища китайской посудины, Скат знаками приказал одному из пловцов провести небольшую рекогносцировку. Боец понятливо кивнул и без промедления направился к судну – следовало аккуратно осмотреть все вокруг и проверить, нет ли каких ловушек, камер слежения или – что было бы хуже всего – притаившейся охраны из таких же серьезных парней, тренированных именно для борьбы с подводными диверсантами.

Пловец, старательно и умело используя зыбкую тень, отбрасываемую корпусом судна, сделал круг, то и дело зависая и что‑то там рассматривая – со стороны это действо выглядело так, будто огромный морской конек задумчиво и внимательно вслушивается в одному ему ведомую музыку моря. Минут через десять «конек» бодренько заработал ластами, вернулся к товарищам и парочкой знаков уверенно доложил, что ни охранения, ни сонаров «потенциальный противник» для них не приготовил. Следовательно, без проволочек можно приступать к основной операции…

В открытом море, в бескрайнем океане для любого судна, со всех сторон окруженного соленой водичкой, одной из самых страшных вещей является пожар. Казалось бы, ну что там может гореть на плавучей железяке, каковыми сегодня смело можно назвать большинство лодок, катеров, кораблей и прочих творений ума и рук человеческих? Может! И еще как может! Если учесть, что к пожару почти всегда старается пристроиться и госпожа Паника, то, действительно, огонь на борту становится штукой пострашнее любой торпеды или огромной плавучей глыбы льда, красиво именуемой айсбергом.

Отблески огня китайские моряки и спецназовцы, игравшие роль террористов, заметили чуть позже – сначала они увидели густой дым, с весьма приличной скоростью начавший заволакивать и окутывать корму темным облаком. Порывы слабого ветра, к досаде озабоченно забегавших по судну людей, дым не относили в сторону, а, совсем напротив, швыряли космы вонючего дымного облака как раз в лицо, затягивая серой мутью палубу и надстройки.

Страшное слово «пожар» еще не было произнесено, команда еще не бросилась к помпам, брандспойтам и щитам с огнетушителями и прочими средствами, как из рваного облака темными тенями с неимоверной быстротой выскочили четверо и, не обращая внимания на присутствующих на палубе людей, целеустремленно рванулись к центральному посту. Так называемый капитанский мостик и радиорубку, по всем правилам военной науки, следовало захватить в первую очередь. Что и было сделано, несмотря на все попытки китайских бойцов противостоять незваным гостям, в течение всего лишь двух‑трех минут – результат весьма приличный, принимая во внимание обычные нормативы.

Одновременно с боевыми пловцами, обманувшими противника с помощью нескольких дымовых шашек и шумовых гранат, над палубой завис неведомо откуда вынырнувший «Ка‑27», и по тросу один за другим начали соскальзывать морские пехотинцы – словно торопливые темные бусинки, срывающиеся с порванной нитки.

К чести хозяев судна, они с похвальной быстротой сообразили, что пожара скорее всего никакого нет и не предвидится, а будет запланированная учениями потасовка с российскими спецназовцами. Поскольку обе стороны имели очень приличную подготовку и никто не хотел ударить в грязь лицом, то и русским, и китайским лицам грозила серьезная драка с неизбежными в таких забавах синяками, ссадинами, а то и выплюнутыми зубами.

«И грянул бой!» – пусть бой и условный, учебный, но улыбаться, раскланиваться и сдерживать удары противники не очень‑то и старались, хотя каждый из бойцов ни на секунду не забывал, что происходящее на палубе – это все же не реальный бой, а всего лишь игра.

Шум, топот, крики, звуки хлестких ударов – морские пехотинцы неумолимо теснили хозяев судна, судя по всему, и не думавших сдаваться‑уступать непрошеным гостям. «Учебно‑показательная» схватка вот‑вот грозила перерасти в серьезную битву, когда над палубой и над головами бойцов прогремело усиленное мегафоном «Отставить!» на русском, китайском и по‑английски – вероятно, для пущей убедительности. «Отставить!» – армейский синоним боксерского «брэк!», – поданная двумя офицерами‑посредниками – российским и китайским, – прозвучала как нельзя вовремя…

– Скат, как ты думаешь, в реальном бою наши ребята им дали бы дрозда, а? – мичман Троянов, с насмешливым любопытством наблюдавший схватку сквозь мутноватое стекло рубки, всем корпусом развернулся и посмотрел на командира. Катков не ответил, лишь равнодушно пожал плечами – мол, кто ж его знает… Тритон на ответе настаивать не стал, а уверенно заключил: – А я вот думаю, дали бы! Я бы нашим морпехам палец в рот не положил бы!

– Ну да, так они и позволят тебе свои лапы грязные совать куда ни попадя, – мрачно проворчал командир и скомандовал своим бойцам, всего несколько минут назад лихо расшвырявшим с десяток «китайских товарищей» и успешно захватившим командный пост судна: – Все, конец войне – вон, посредники уже отмашку дали. Выходим строиться!

Посредники прошлись вдоль строя, в котором с небольшим интервалом друг от друга замерли российские и китайские военнослужащие. Наметанный глаз проверяющих отмечал и синяки, и ссадины, и прочие мелкие повреждения. По лицу китайца трудно было понять, доволен он работой своих спецназовцев или огорчен, а вот российский подполковник всем своим видом давал понять, что ожидал от боевых пловцов и морпехов чего‑то большего.

Капитан Катков философски бесстрастно поглядывал на суровое начальство, судя по солидному животу и кирпично‑красному цвету лица, не понаслышке знакомое со всеми истинно мужскими напитками – включая и флотское «шило». Начальство остановилось приблизительно перед центром строя из длинных шеренг, и китайский офицер быстро и коротко что‑то сказал, на что строй китайцев тоже ответил коротко, дружно и громко – вероятно, что‑нибудь вроде «Служу трудовому народу!». Российский подполковник окинул строй неприязненным взглядом, помолчал, наконец раздвинул тонкие губы в ехидной улыбке и процедил:

– Наши китайские друзья восхищены вашей подготовкой. Но я считаю, что вы могли быть и побыстрее, и пожестче. Если бы это был реальный бой… – взгляд посредника зацепился за командира морпехов – судя по неприкрыто злому выражению лица, тот с оценкой подполковника был явно не согласен. – Майор, вижу, у вас есть особое мнение, не так ли?

– Так точно, товарищ капитан второго ранга! Если бы мои ребята работали всерьез, в реале, то все наши противники уже плавали бы в соленой воде, пуская кровавые пузыри. Без вариантов, товарищ капитан второго ранга! – неприязненно отрапортовал майор.

Вероятно, у подполковника насчет «кровавых пузырей» тоже имелось свое особое мнение, но высказать его посреднику помешал вдруг оживший зуммер портативной рации, закрепленной у левого плеча. Искоса посматривая на непозволительно строптивого майора, офицер отошел чуть в сторону, торопливо включил рацию на прием и с минуту молча слушал, после чего коротко сказал: «Вас понял. Конец связи…» Пройдя вдоль строя, подполковник остановился напротив группы боевых пловцов и негромко спросил:

– Капитан Катков кто?

– Я Катков, товарищ подполковник, – Скат внутренне слегка напрягся и вместе с тем как‑то заскучал – давно известно, что если большое начальство начинает спешно разыскивать какого‑то там капитана, то скорее всего не затем, чтобы дать ему майора досрочно.

– Соберите свое снаряжение и будьте готовы к вылету – через двадцать минут за вашей группой прибудет вертолет.

– Разрешите выполнять?

– Выполняйте, – буркнул посредник и, теряя всякий интерес к пловцам, направился к китайскому коллеге, молчаливо переминавшемуся рядом с капитаном и еще парочкой офицеров с «освобожденного» российским спецназом судна.

Вертушка прибыла не через двадцать, а через пятьдесят семь минут, что было не таким уж и большим преступлением – в Российской армии и на флоте, как и на гражданке, частенько случается так, что в одном часе оказывается не шестьдесят минут, а все сто восемьдесят.

«Ка‑27» доставил боевых пловцов на БПК «Адмирал Кузнецов», откуда катер переправил капитана Каткова и старшего мичмана Троянова на флагманский крейсер. На борту крейсера Скат и Тритон предстали пред ясные очи капитана первого ранга из контрразведки флота, без долгих прелюдий вручившего боевым пловцам предписание в кратчайшие сроки прибыть в Москву, в распоряжение Главного разведывательного управления Генштаба. На вопрос Каткова, осторожно поинтересовавшегося, чья подпись стоит под текстом полученной из столицы шифрограммы, каперанг ответил очень лаконично: «Полковник Вашуков»…