Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






Виктор Иванович ЛАШТАБЕГ





Виктор Иванович Лаштабег прибыл на Камчатку как гроза, как карающий меч местных, неумелых, неразворотливых руководителей партий и экспедиций, как предвестник значительных перемен в методах геологоразведочных работ. Он звался генеральным директором, и люди заочно, еще не зная и не видя его, а только прослышав о жесткости разговоров этого человека с подчиненными, о суровости вида, серьезности, прозвали "генералом".

"Летит в Северо-Камчатскую экспедицию", - прошел слух. И многие затрепетали. "Саша, что слышно о новом генерале, как он себя ведет, прилетая в партии?" - допытывался я по рации у центрального, экспедиционного радиста Александра Дьяченко, сидя в своей темной, занесенной снегом палатке на реке Кичаваям.

"Ведет себя как слон в посудной лавке, - поделился информацией радист. - Все крушит, всех снимает. Говорят, у него странная манера задать вопрос и не дать человеку возможности ответить на него. Ты приготовься, он отсюда полетит по северным партиям, вкруговую. Залетит и к тебе".

Кичаваямский поисково-разведочный отряд, начальником которого я был в те зимние дни 1983 года, базировался в предгорьях Понтоней, в среднем течении золотоносной речки Кичаваям. Мы искали россыпи золота, оконтуривали их траншеями. Правда, все это делали минувшей осенью, а в зиму нас оставила в поле не очень умная воля экспедиционного начальства.

Снега в долине Кичаваяма были большими, морозы стояли под 40 градусов, световой день равнялся двум часам. Мы жили в палатках с металлическими печками и занимались единственным делом - готовили дрова. Чтобы на сутки хватило, нужно было потратить час. Оставшийся час работали на шурфах и строительстве склада взрывчатых материалов. Шурфы проходили вручную, ни один из них не добивался из-за крупного валунника. Склад было строить не из чего, поэтому не строили, а мудрили. В общем, бесполезно мерзли в голой тундре, дожидаясь весеннего тепла.

Я был зол на все начальство, к тому же только что перенес воспаление легких, оклемался и опять был послан в тундру, на участок, чтобы "делать то, не знаю чего". Поэтому такой генерал меня устраивал, я надеялся, что он, увидев наше бесполезное сиденье здесь, даст команду вывезти отряд в поселок, или же на действующий участок.

Вскоре пришло известие, что начальника экспедиции он снял. Затем снял главного инженера. Из Корфа его маршрут лежал в Первореченск, где находилась база нашей Пенжинской партии. Там генеральный директор застал пьяным заместителя начальника партии, и тоже немедленно снял. На участке Кондырево он даже из вертолета выходить не стал, увидев, что на посадочную полосу спешит трактор с прицепленными деревянными санями, а из саней вываливается прямо под полозья пьяный начальник отряда. "Немедленно уберите эту пьянь", - брезгливо сказал генерал, и дал команду взлетать. Ко мне на участок он не прилетел - у вертолета не хватило светового времени, и он напрямую ушел на Корф. Хороший чай, приготовленный специально для генерала, я выпил с проходчиками Бобряшовым, Кудряшевым и Анохиным.

Разгром от генеральского визита был полный. Даже в эфире на день-два повисла тишина. Все зализывали раны. Правда, новая жизнь так и не наступила. Генерал улетел, а мы остались. И продолжали жить и работать в привычном режиме. Я так и досидел в снегах до весны, заместитель начальника Пенжинской партии окончательно спился в Первореченске, потому что зимой ему некуда было ехать, а здесь другой работы ему не предложили. Главный инженер экспедиции и начальник Кондыревского участка благополучно перебрались в Петропавловск, потому что там у них были квартиры, устроились на новые, более престижные должности. Лишь начальник экспедиции переместился в геолотдел и продолжат жить и работать на Севере. Всё. Я до сих пор вспоминаю точные слова радиста: "Слон в посудной лавке". Правда, это больше подходило к характеристике разгрома, но не самого Лаштабега.

А сам Виктор Иванович Лаштабег отнюдь не был неповоротливым, толстокожим слоном. Это был стройный, моложавый, энергичный человек. Он даже разговаривал очень быстро. Есть такая манера говорить, как бы с кашей во рту - ничего не понятно. Мысли опережают неловкую речь человека, он пытается их догнать, палит скороговоркой, а слушатели мало что понимают. Так разговаривал Лаштабег.

Его назначили генеральным директором ПГО "Камчатгеология" из Певека, где он был начальником экспедиции. При нем это была очень хорошая экспедиция. Лаштабег был жесткий руководитель, требовал дисциплины, поэтому работа шла хорошо. Его заметили и выдвинули в генералы. Это произошло в августе 1983 года.

Камчатки он не знал. Самыми крупными объектами объединения были Аметистовая и Агинская партии, которые вели разведку одноименных месторождений рудного золота. Свое знакомство с объединением Виктор Иванович начал с них. Вот рассказ Василия Викторовича Кноля, который был в то время главным инженером Агинской партии.

"В августе он с представителями министерства прилетел к нам. Мы собрались в моем кабинете. Сначала сделал доклад главный геолог. Затем стали говорить все. Мысль обозначилась одна: объект самый важный, разведку надо ускорить, поэтому с августа до конца года необходимо в 2,5 раза больше пройти подземных выработок, чем прошли с начала года до августа.

Стал докладывать я, как главный инженер. Рассказал о технических возможностях предприятия, его производственной мощности. Признал, что задача, в принципе выполнима, но при определенных условиях. Когда перечислил условия, тогда первый раз крепко получил от Лаштабега по щекам. Одним из условий был крепежный лес. Породы на Агинском не устойчивые, крепление было практически сплошным, крепили даже в грудь забоя. Расход леса был 1 кубический метр на метр проходки. Следовательно, чтобы пройти до конца года 2,5 тысячи метров выработок, необходимо было запастись 2,5 тысячами кубов крепежного леса. Я показал в окно: "Посмотрите, у нас сегодня нет ни одного бревнышка рудстойки. Из Мильково поступает 16 - 20 кубов, а то и 7 - 8. Как запастись лесом? Причем, скоро осенняя распутица, придется ждать зимника. А там и времени уже не остается…".

Лаштабег разъярился: "Как? Ты, главный инженер, говоришь "нет", еще не взявшись за дело? А почему же ты без крепежного леса сидишь?"

Это был мой первый серьезный спор с ним. Все были в подавленном состоянии. А тут мы еще затеяли ремонт дизелей - они к тому времени выработали свои ресурсы. Из-за этого проходку пришлось приостановить. И вдруг - такая задача. Но приказ неумолим: "Выполнять".

В октябре Виктор Иванович вторично прилетает. Леса как не было, так и нет, такая же, естественно, и проходка. Но дизеля мы подремонтировали. На этот раз разговор был еще серьезней. Лаштабег во всем винил начальника партии Юрия Викторовича Григорьева и меня. Я не выдержал, сказал: "В конце - концов, я лично отвечаю за производство здесь, в партии. За проходку, технику безопасности и так далее. Но я не могу отвечать за то, что сюда из Мильково не отправляют рельсы, взрывчатку, кабель, лесоматериалы. Там - экспедиция, целый штат снабженцев, инженеров. Есть и объединение, которым Вы руководите…".

Лаштабег еще сильнее разгневался: "Что ты говоришь? Снять тебя надо, гнать!" После нашего разговора один ушел на штольни. С бригадирами он любил общаться, старался говорить по-свойски, просто. Начал говорить обо мне. А те возражают: "Виктор Иванович, зря Вы рассердились на главного инженера. Если бы он не крутился, мы бы вообще ничего не делали. Что же, ему ездить в Мильково за рудстойкой?".

Вечером он заходит: "Ладно. Пошли, покажешь, что вы тут понаделали…".

Через несколько дней после его отъезда присылают приказ: начальника партии Григорьева снять, назначить и. о. начальника партии Кноля. В моей практике Григорьев был самым сильным начальником партии. Он полностью держал в своих руках все хозяйство. Мне перед ним было очень неудобно, как будто бы я его подсидел. Ничего ему взамен не предложили, мы поставили его начальником пыле-вентиляционной службы, которую он, кстати, отладил, а затем уехал в Якутию, откуда когда-то прибыл сюда".

Во всех экспедициях и крупных партиях, кроме КГСЭ, Виктор Иванович Лаштабег сменил руководителей. Убрал старых, на их место привез своих, из Магаданской области. Они были обучены четкой, жесткой работе, привезли на Камчатку колымско-чукотскую школу организации производства. Жизнь объединения стала меняться.

"Я точно знаю, что Виктор Иванович не стремился стать генеральным директором, - говорит Михаил Григорьевич Патока. - Он мне рассказывал, что для него назначение стало совершенной неожиданностью. Конечно, к нему присмотрелись, как к хорошему начальнику хорошей Чаунской экспедиции, и назначили не случайно. Но для него - неожиданно. Он прилетел в Москву, где впервые об этом и узнал. Только что ушел Ремизов, и Лаштабегу сказали: "Наводи порядок в этом хозяйстве". И он начал его наводить. В меру своих сил и представлений о порядке. Это не всем понравилось, но что поделаешь - нельзя нравиться всем, не возможно…".

"Я Лаштабега уважаю, - признается Локман Хусейнович Эркенов. - Он был умный, дальновидный руководитель, скоропалительных решений не принимал. Хотя, первое время мне казалось, что уж очень рьяно и жестоко он шашкой машет. Но вскоре понял, что Виктор Иванович оценивает людей по их способности, а не по тому, что они говорят, или представляют из себя внешне".

"Да, он пришел, как гроза, и начал все переделывать, - продолжает М. Г. Патока. - У него был огромный опыт работы на Чукотке, а там работа - не сахар. Но он был разведчиком, не знал геологии, тем более - камчатской. Поэтому ему было трудно. Но я должен отметить одно его редкое качество - он осознавал, что не специалист в геологии, а потому прислушивался к мнениям специалистов, старался понять, вникал. Для него многое было внове, но при всей занятости, а генеральный директор всегда исключительно занятый человек, он находил время разобраться, вникнуть.

В 1987 году я защищал отчет Димшиканской партии. Мягко говоря, это был спорный отчет. У меня было много сторонников, но и много оппонентов. Мнения на техсовете разошлись: или не принимать совсем, или принять с отличной оценкой. И вдруг меня вызывает Лаштабег. Говорит: "Я слышал о противоречивых мнениях о Вашем отчете. Вы не могли бы доложить мне одному?". Я согласился. Он назначил время. Я пришел, развесил графику, он к тому времени прочитал оба тома отчета, и мы с ним два часа проговорили. В результате он сказал: "Вы меня убедили. Мне кажется, Ваши аргументы веские. Поезжайте в ВСЕГЕИ, защитите Ваши представления там". В конце года меня вызвали во ВСЕГЕИ, я докладывал, и в итоге почти все идеи вошли в Российский петрографический кодекс.

Да, у Виктора Ивановича был магаданский почерк, достаточно крутой. Но человек он мягкий. Не был зловредным, мстительным. Приятный человек…".

Василий Викторович Кноль стал главным инженером объединения "Камчатгеология" в 1987 году. Он рассказывает: "Лаштабега все побаивались. И я думал: как сложатся мои с ним отношения? Внутренне даже готов был к отпору. А для себя принял правило: быть откровенным, конкретным и честным. Но с первых же дней Виктор Иванович повел себя очень нормально и по деловому. Отношения сразу стали хорошими. Не без проблем, не без споров и даже легкой ругани, но хорошими. Что меня поражало - он ни разу не назвал меня на ты, хотя с другими это себе позволял. Но и я старался его не подводить, поручения выполнял точно.

Он не вмешивался в мои дела. Только поручал и спрашивал. Если требовалось вмешательство генерального директора, я сам выходил на него. Он умел скоординировать мою работу с другими своими заместителями, делал это четко.

При нем работа объединения коренным образом изменилась. Он прямо шел к цели, заставлял всех идти к ней. На новый уровень стали выходить наши работы по геотермике. Мутновку разведывали сахалинцы, но мы на прочих работах с 1988 году по ассигнованиям догнали их. Мы приобрели станки нефтяного ряда, готовились к работе на Кошелевском месторождении парогидротерм. Лаштабег выделил в отдельное структурное подразделение Тематическую экспедицию. Он добился того, что мы стали вести капитальное строительство, дома строили, базы экспедиций, целую Пенжинскую экспедицию перевели из Первореченска в Манилы. Пошло на подъем Аметистовое месторождение, в корне были пересмотрены отношения к россыпям, в Пенжинском районе россыпь пошла за россыпью. До сих пор артель "Камчатка" моет еще те россыпи, разведанные в конце 1980-х годов. Задачи перед объединением ставились серьезные, большие. Работать было очень интересно".

"Если бы геологическая отрасль не стала разваливаться, перестраиваться, Виктор Иванович, наверное, до сих пор руководил бы "Камчатгеологией", - итожит Патока. - Стратегия у него была верная".

Родился Виктор Иванович Лаштабег 18 февраля 1939 года в Северо-Осетинской АССР. Окончил Московский геологоразведочный институт, работал на Чукотке, дошел до должности начальника Чаунской ГРЭ. 8 августа 1983 года был назначен генеральным директором ПГО "Камчатгеология", где работал до лета 1992 года. Уехал в Моску работать директором Московского геологоразведочного техникума.

Его жена, Валентина Андреевна Лаштабег - геолог, работала на Камчатке ведущим геологом геолоотдела объединения. У них два сына - Ярослав 1965 г. и Владимир 1960 г. рождения.

 

Date: 2015-12-11; view: 1510; Нарушение авторских прав; Помощь в написании работы --> СЮДА...



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.006 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию