О межвидовых скрещиваниях и межвидовой пересадке органов

После открытия иммунной толерантности активизировали свои изыскания естествоиспытатели, занимающиеся межвидовыми скрещиваниями. Известно, что межвидовые помеси возможны: например, мул – помесь осла и кобылы, а также лошак – помесь жеребца и ослицы (интересная деталь – лошади и ослы испытывают друг к другу сильную антипатию, поэтому их помеси возможны лишь благодаря ухищрениям людей). Особи межвидовых помесей могут быть физически здоровы и выносливы, но они бесплодны – потомства от них, за редчайшим исключением, не бывает. Полагая, что проблемы с межвидовым потомством проистекают из неполной межвидовой совместимости генов, т. е. белков, ученые вознамерились перехитрить природу с помощью наведенной толерантности – калеча эмбрионы, из которых далее выращивались производители. Научная сенсация не состоялась – потому что причины явлений, о которых идет речь, находятся не на физическом уровне.

Вспомним: часть генома кодирует строительные белки тела, другая часть содержит ключи для кодировок программ, задающих строение тела, и еще часть содержит ключи для кодировок программ, управляющих биохимией тела. При скрещивании особей близких видов возможна кодировка генома помеси, обеспечивающая физически здоровое тело, повышенная жизнестойкость которого обусловлена, главным образом, тем, что увеличивается выбор программ, управляющих биохимией. Мул – животное крепкое, выносливое и неприхотливое. Однако… однако – управляющие поведением программы, которые находятся выше, чем самые примитивные телесные инстинкты, т. е. программы видового поведения (на основе видовой памяти), могут быть подключены только к особи своего вида. Межвидовая помесь не проходит соответствующую цензуру ни со стороны вида отца, ни со стороны вида матери. Межвидовая помесь – существо обделенное, это биологический изгой. У мула отсутствует видовая память, у него нет естественной экологической ниши. Он не может самостоятельно выжить – не может добывать пищу и спасаться от врагов, он даже не знает, кто его враги: люди его кормят и защищают. Чем же он ценен для людей? А тем, что, не имея видового поведения, он безволен и покорен – «очень послушен». Лошадь бывает норовиста, осел упрям; здесь же – отсутствие личности. Сильный, неприхотливый и в тоже время абсолютно покорный раб – это ли не мечта селекционеров! Но почему же такой замечательный раб бесплоден? Да потому, что формирование половинок генома в половых клетках – это жизненно важная процедура для биологического вида, и она осуществляется программами, находящимися как раз в тех специфически‑видовых пакетах, которые к помеси оказываются не подключены. Пытаться обойти это правило, ковыряясь в живых эмбрионах микропипетками – дело безнадежное.

Еще одно направление, где обозначились головокружительные перспективы после открытия иммунной толерантности – это пересадка людям органов и тканей животных. Ведь несмотря на наличие всемирных генетических баз данных, страждущим иногда приходится долго ждать своего донора. Кроме того, донор – если он донор добровольный – имеет какие‑никакие права. Оба эти затруднения, как полагают, устранялись бы при использовании в качестве доноров – животных, из которых оптимальными кандидатами на эту роль считаются обезьяны, свиньи и овцы. Известно о пересадках людям от животных печени, почек, сердца.

Об «удачных» операциях такого рода не сообщалось – ввиду либо отторжения, либо последствий применения иммунодепрессантов. Дело даже не доходило до развязки из‑за исчерпания жизненной энергии животного‑донора – прежде мы говорили о том, что пересаженный орган не подключается к управляющим программам в душе реципиента. Это, кстати, справедливо и для пересаженного сердца, которое может функционировать многие годы, но – при использовании кардиостимулятора. Сердце – это, строго говоря, не орган, а мышца, которая не требует сложного управления. «Силовые» программы изъятого сердца, которые больше не управляются «сверху», оказывается возможным переключать туда‑сюда «снизу», с физического уровня – с помощью электрических импульсов, прикладываемых непосредственно к сердечной мышце. (Опять же, обратите внимание: к мышце, а не к обрезкам ее нервов. Сегодня хирургам вполне под силу состыковать перерезанные сердечные нервы реципиента с соответствующими окончаниями нервов у донорского сердца. Если мышцы управлялись бы импульсами, идущими по нервам, то после состыковки нервов пересаженное сердце должно было бы работать. Но нет: не работает оно без кардиостимулятора!) Таким образом, биения пересаженного сердца – это просто гальванические судороги, отличающиеся от судорог при поражении электротоком лишь регулярностью и выверенностью электрического воздействия. И если сердечная мышца нормально снабжается кровью, что требуется для ее рабочих кислородно‑углеродных циклов, то судорожный режим такой работы может длиться, как показывает практика, довольно долго.

И как же предполагается решать проблему отторжения при пересадке людям сердец животных? Например, на ранних стадиях беременности диагностируется «повышенная вероятность (!) развития у плода порока сердца». Родственники – вместо того, чтобы покаяться, пока не поздно – дают согласие на прививку иммунной толерантности плоду на случай будущей пересадки. Делается инъекция в плод соответствующих белков, скажем, свиньи – и проблема, казалось бы, заранее решена. Но следует иметь в виду, что для управляющих программ иммунной системы два понятия: «свой белок» и «белок, против которого не запускается иммунный ответ» – это не одно и то же. «Свои» белки постоянно участвуют в процессе жизнедеятельности организма. Информация же о толерантности к белкам, не участвующих в работе на благо организма – это прямая предрасположенность к онкологическим заболеваниям. Не следует удивляться резко повышенной заболеваемости раком тех, кто подвергнется прививкам иммунной толерантности.

Давно пора понять: невозможно улучшить естество противоестественными методами!