Глава 7. Вера не могла не поделиться своими переживаниями с Лизой, которая забежала к ней с утра за детским питанием

Вера не могла не поделиться своими переживаниями с Лизой, которая забежала к ней с утра за детским питанием, которое должна была отвезти Эдуарде. И кто бы не поделился? Да она едва жива осталась после таких‑то событий.

– Посуди сама, – говорила она. – Вошла в дом, вижу, что сеньор Марселу ночевал дома – стоят его ботинки, валяется пиджак и бокал с шампанским на полу. Душ включен, значит, моется. Я заглянула в спальню. А там на кровати женщина лежит, прикрывшись простыней. Ну я обрадовалась до смерти! Помирились, значит. И шампанское в честь примирения пили! Кричу: «Сеньора Эдуарда! Сеньора Эдуарда! Сейчас я вам кофейку в постель подам! Горяченького, как вы любите, и тостиков поподжаристей!» Она голову подняла, а это Лаура! Я как завизжу да как брошусь вон из комнаты!

– Да‑а, повезло тебе, – с завистью сказала Лиза. – Дорого бы я дала, чтобы такое увидеть.

– А я дорого дам, чтобы места своего не лишиться. С работой сейчас не ахти. А тут такие события, что того и гляди любого из хозяев можешь прогневать и вылететь.

И она рассказала, как Марселу ей рассказывал о детстве и невинности, а Лаура голая по дому расхаживала.

Под впечатлением этих красочных картин Лиза приехала к Эдуарде. Веру она подвести не могла, но и позабыть всего слышанного тоже, и обмолвилась, что на квартире у них просто черт‑те что творится, просто черт‑те что. В смысле беспорядка, разумеется.

Эдуарда насторожилась.

– Там что, Марселу ночевал? – осведомилась она.

– Кажется, так, – неуверенно ответила Лиза.

– Интересно, куда Вера смотрит, если там такой беспорядок, – строго сказала Эдуарда. Сердце у нее заныло от дурного предчувствия. На месте ей не сиделось, похоже было, что дома – дело нечисто, и ей непременно нужно было на все взглянуть собственными глазами.

Она сразу же и поехала бы, но Лиза была выходная и только привезла питание на день для малыша. Тадинья тоже еще вчера отпросилась, зато Элена, наоборот, работала. Флавия уехала отдыхать, так что матушка вкалывала за двоих. Эдуарда промаялась в беспокойстве полдня, пока не пришел с работы Атилиу. Как обычно в последнее время, он пришел с Леу.

– Вы меня очень выручите, если побудете с Марселинью, – попросила Эдуарда, – а то мне срочно нужно съездить к себе на квартиру.

– Можешь не беспокоиться, мы с ним прекрасно управимся, – улыбнулся Атилиу.

– А я могу составить тебе компанию, – предложил Леу. Он видел, что Эдуарда нервничает.

– Буду тебе благодарна, – обрадовалась Эдуарда. – Я бы не хотела видеться с твоим братом наедине.

Только они уехали, как раздался звонок в дверь – пришла Виржиния. Увидев Атилиу с Марселинью на руках, она замерла на пороге. На лице у нее отразилось такое смятение, что Атилиу рассмеялся.

– Думаешь, я не могу быть отцом? Могу! И дедом тоже. У меня талант. Сегодня дома одни мужчины, все женщины бегают по делам. Ну что ты застыла? Проходи, садись.

– Я… я… Спасибо. Да… Я лучше сяду…

Муж обычно говорил Виржинии: если ты заикаешься, значит, врешь. Но сейчас с уст Виржинии чуть было не сорвалась правда – так трогательно выглядел Атилиу с сыном на руках, так любовно прижимал его к себе…

– Ты знаешь, я пришла сказать, что приезжает наш брат Педро из Сан‑Паулу. У него неприятности с семьей. Представляешь, после двадцати трех лет совместной жизни они решили развестись. По‑моему, это что‑то! Я так взволнована.

– Да, я в курсе, – кивнул Атилиу. – Он звонил Элене. Мы ждем его со дня на день.

– Я как раз хотела обсудить с Эленой, где его лучше поселить. Думаю, ему не обязательно ехать сразу в гостиницу. Наверное, он нуждается в родственном тепле, но у вас Эдуарда с малышом, а у меня два моих оболтуса.

– Элена зашивается сейчас с работой. Флавия уехала, не оставив каких‑то там телефонов, и два заказа горят. К тому же и карнавал приближается, а во время карнавала, ты сама знаешь, у дизайнеров много работы…

– Да, да, я понимаю. – Виржиния никак не могла заставить себя забыть о том, что ей рассказала сестра. Ей так хотелось, чтобы правда наконец вышла наружу.

– Послушай, Атилиу, – начала она вновь, немного заикаясь, – а почему ты не настоял на вскрытии, когда тебе сказали, что ребенок умер?

– Мне сказал о его смерти врач. У ребенка была врожденная аномалия. Мне не хотелось еще больше травмировать Элену. Она и так травмирована этой смертью и до сих пор не может прийти в себя. Иногда я просто боюсь к ней подступиться, честно тебе скажу. А почему ты вдруг спросила?

– Не знаю. Наверное, из‑за того, что увидела тебя с малышом на руках. – В голосе Виржинии по‑прежнему чувствовалась какая‑то скованность, неуверенность, и Атилиу вдруг заволновался.

Даже наедине с самим собой он старался не погружаться в мысли о произошедшем. Поддайся он горю, к горю Элены прибавилось бы еще и чувство вины: у нее ведь и так комплексы из‑за возраста, и они только бы усугубились. Он так жалел, так сопереживал Элене, что хотел оградить ее от всего, даже от собственного горя… Но в тоне Виржинии что‑то его насторожило. Сестры всегда были так близки.

– Может, Элена сказала тебе больше, чем мне. И у тебя возникли какие‑то мысли? Поделись, – попросил он.

– Нет, нет! Что ты! Наоборот, мне показалось, что мы знаем слишком мало. Хотелось бы узнать все точнее, подробнее. Хотя бы для будущего… – Виржиния говорила сбивчиво, торопливо.

– Не будем заглядывать в будущее, – с покорным вздохом сказал Атилиу. – Хорошо бы сладить с настоящим.

Они сидели в гостиной, лица у них обоих были немного растерянные, немного взволнованные, когда вошла Элена. Она заподозрила самое худшее и смертельно перепугалась. Увидев, как она побледнела, опершись о косяк, Атилиу бросился к ней.

– Что произошло? Кто тебя напугал? – торопливо спрашивал он, не забывая ласково и нежно покачивать ребенка.

– Я пришла по поводу Педро, – откликнулась Виржиния. – Давай обсудим, как будем его встречать.

– Все хорошо, дорогой, – медленно переводя дух, ответила Элена. – Наверное, от жары стало что‑то нехорошо. Принеси мне, пожалуйста, попить. Привет, Виржиния, рада тебя видеть.

Элена опустилась рядом с сестрой на диван, они поцеловались. Пока Виржиния не нарушила своей клятвы, но кто знает, в какой день она ее нарушит?.. После того грозового дня, дня откровенности, между сестрами так и осталось напряжение. Да и с кем не была теперь в напряженных отношениях Элена? Со всеми своими близкими.

– Педро собирался приехать ко мне, – сказала она. – Пусть поживет, оглядится. А к тебе мы придем на следующий день поужинать. Ты же знаешь, что Эдуарда собирается переезжать и искать работу…

Сестры еще поговорили с полчаса и распрощались.

– Ты пожалела меня? Чего‑то мне не сказала? – осторожно попробовал начать трудный разговор Атилиу.

– С чего ты взял? – Элена сделала удивленные глаза, и Атилиу сразу понял, что разговора не получится. – Тебе же все сказал врач.

В широко открытых глазах Элены он читал не удивление, а страдание, и пожалел, что затеял этот разговор.

Звякнул в двери ключ, вернулась Эдуарда. Она кинулась к Марселинью, прижала его к себе.

– Уже соскучилась, – объявила она матери и Атилиу. Квартиру она нашла в полном порядке, так что даже не поняла, о чем говорила Лиза. И Вера ничего особенного ей не поведала. Похоже, Марселу сильно перебрал накануне вечером. Но такое уже случалось – не новость. Насторожил ее запах сладковатых духов, который витал по квартире. Она знала одну особу, которая душилась такими духами, – это была Лаура! Она даже сказала об этом Леу, но он над ней посмеялся.

– Тебе повсюду чудится Лаура. Далась она тебе! Ты вспоминаешь о ней куда чаще, чем она о тебе.

– Разумеется, она думает не обо мне, а о Марселу, – язвительно процедила Эдуарда, но потом они оба рассмеялись.

Однако женская интуиция подсказывала ей, что не все так безоблачно в ее доме, как кажется, однако вникать она не стала и удовлетворилась тем, что на беглый взгляд в нем царил полный порядок.

– А вы вернетесь? Будете здесь жить? – с надеждой спросила у хозяйки горничная. Ей бы очень хотелось, чтобы Эдуарда вернулась. – У меня не праздное любопытство, – поторопилась она добавить. – Я хочу знать, искать мне место или я могу остаться у вас.

– Я не вернусь, но ты пока оставайся, а потом мы что‑нибудь придумаем. Пока, я думаю, тут будет жить сеньор Марселу…

Марселу и сам не знал, как ему лучше жить: под материнским крылышком или по‑холостяцки? От матери у него секретов не было, и он рассказал о своем пробуждении в одной постели с Лаурой в своей семейной спальне.

– Ты знаешь, я всегда была за Лауру, – сказала Бранка. – Но мой тебе совет – не торопись. Не стоит осложнять развод с Эдуардой. Она может разозлиться и потребовать гораздо большего содержания или даже полного раздела имущества.

– Меня больше волнует сын. Как бы она не ограничила мое с ним общение, – ответил Марселу.

– Ерунда! Дети растут, и все проблемы с ними можно решить. А вот деньги, недвижимость уже не вернешь! Об этом и нужно заботиться в первую очередь. И еще, сыночек, будь поосторожнее с Лаурой! Ради тебя она способна на такое, что в страшном сне не приснится!

– Это я знаю! – Марселу покрутил головой. – Она меня постоянно подставляет, и я с ней влипаю в самые дурацкие истории. После чего она говорит, что мы с ней связаны навеки.

– А ты‑то сам как считаешь? – Бранка испытующе посмотрела на сына. Сейчас она не была уверена, что очень бы обрадовалась, если бы Марселу сказал, что собирается жениться на Лауре.

– Сам я мечтаю развязаться с ней как можно быстрее. Она меня раздражает, – сердито ответил Марселу. – Я хочу наладить отношения с Эдуардой, а когда рядом такая Лаура, попробуй наладь!

– Для начала давай наладим дела в фирме, – со вздохом сказала Бранка. – Мне кажется, я имею право устроить твоему отцу достойную встречу. Я тебе не говорила, что обнаружила кучу счетов от ювелира, и Леу пытался вкрутить мне шарики, будто с ними что‑то неясно и можно подыскать какое‑то объяснение. Объяснение одно: у твоего отца завелась женщина и он пускает наши деньги налево! С этим и нужно разобраться!

– Ты знаешь, я всегда на твоей стороне, мама! – с готовностью откликнулся Марселу.

– Знаю. Из всего семейства только на тебя я и могу положиться. Ты даже представить себе не можешь, что мне заявила Милена…

Марселу вопросительно посмотрел на вспыхнувшую от гнева Бранку.

– Она сказала, что я засадила Нанду в тюрьму! Ты можешь себе такое представить? Мне пришлось объяснить этой дурочке, этой сумасшедшей без царя в голове, которая готова выбросить на ветер заработанные нами деньги, что я по просьбе такой же сумасшедшей мамаши ее приятеля звонила Олаву и добилась того, что ее проходимца посадили в отдельную камеру, чтобы с ним не случилось того, что обычно случается в тюрьме с такими смазливыми пареньками. Я, а не кто‑то другой, добилась, чтобы комиссар разговаривал с ним по‑человечески, а не так, как заслуживает это ничтожество!

Бранка пылко расписывала свои воображаемые подвиги бескорыстия, и Марселу ее сочувственно слушал. Он не верил в виновность Нанду, этого здорового телка, но и не одобрял выбора Милены.

– Ты уж так не старайся! Не принимай слишком близко к сердцу. У тебя и других неприятностей хватает, пусть это будут неприятности Милены, – пытался успокоить ее сын.

– А ты думаешь, ее неприятности меня не касаются? – пылко возмутилась Бранка. – Когда‑нибудь она поймет, что все, что я делаю, я делаю только из‑за любви к ней!

Заявление Милены возмутило ее до крайности именно потому, что было чистой правдой. Но она настолько чувствовала себя вправе вмешиваться в судьбу дочери, что ничего, кроме гнева, не испытывала. Больше того, она возмущалась несправедливостью Милены.

Подозрение Милены ее не испугало. Фаусту находился полностью в руках у Олаву, который до недавнего времени был едва ли не главным владельцем вертолетного парка. Сейчас он метил на более прибыльные дела и распростился с этой компанией. Но дело на Фаусту сохранил, и в нем было немало интересного: парень слишком любил деньги и не гнушался ничем для того, чтобы их заработать. Так что если бы он даже и возразил против предложения Розы, то у Олаву нашлось бы чем его урезонить.

Но Фаусту и не возразил. Он понял Розу с полуслова, взял у Бранки кругленькую сумму и отправился с семьей на месяц отдыхать. За этот месяц Фернанду упекут уже на основательный срок. Когда он вернется, все будет кончено. Комар и носу не подточит.

С такими тылами Бранке нечего было опасаться каких‑то подозрений. И она могла только негодовать на неблагодарность детей.