Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
В. Г. Белинский: творческий путь
5 янв
2010
В. Г. Белинский, который положил начало формированию революционно-демократического направления в русской общественной мысли XIX в., во многих отношениях опередил свою эпоху. Он был типичным разночинцем не только по происхождению (внук священника, сын уездного лекаря), но и по убеждению, мировоззрению. Не надо забывать, что русская литература даже и в 40-е годы XIX в. все еще развивалась в русле первого — дворянского — периода освободительного движения. Однако в идейной жизни эпохи начинают ощущаться и явления нового характера. Зачинатель русской критики Белинский стал выразителем взглядов растущей революционной демократии, противостоящей не только реакционерам-крепостникам, но и либералам. Ленин специально подчеркивал, что Белинский в своей деятельности отражал «настроения крепостных крестьян против крепостного права».
Белинский прошел сложный и даже драматический путь идейного развития — от идеализма к материализму, от просветительских иллюзий к революционному взгляду на действительность. Это сказалось и в его эстетике. Первая большая статья Белинского «Литературные мечтания» (1834) еще отражала идеалистический и романтический взгляд критика на литературу. И все же в этой статье (напечатанной в газете «Молва» — приложении к журналу «Телескоп», издаваемому Н. И. Надеждиным) были заложены основы его будущей реалистической эстетики, выражены глубокие раздумья молодого критика о русской литературе, даны живые, эмоциональные оценки творчества наиболее известных русских поэтов. Белинский исходил из демократического понимания сущности литературы. Утверждая, что литература должна быть «выражением — символом внутренней жизни народа», он приходил к выводу, что «в России нет литературы». Только четырех писателей он соглашался назвать народными: Державина, Крылова, Грибоедова и Пушкина. К вопросу об исторической закономерности в развитии русской литературы он вернется в 40-е годы, решительно изменив свою точку зрения.
В начале своего творческого пути Белинский рассматривал литературу с идеалистических позиций как «дыхание великой и вечной идеи». И в то же время он приближался к утверждению реалистических принципов воспроизведения действительности в художественных произведениях. Это нашло свое отражение во второй его большой статье «О русской повести и повестях г. Гоголя» (1835). В ней Белинский раскрыл величие Гоголя-писателя, его своеобразие и значение в русской литературе. По мысли критика, главная заслуга Гоголя заключалась прежде всего в том, что он был «поэт жизни действительной». В статье о Гоголе Белинский впервые разделил всю литературу на два противоположных лагеря: идеальную поэзию, пересоздающую жизнь по «собственному идеалу», и реальную, которая «воспроизводит ее во всей ее наготе и истине», оставаясь верной «всем подробностям, краскам и оттенкам ее действительности». Как справедливо заметил Б. Ф. Егоров, «фактически здесь заложено главное типологическое отличие романтического и реалистического методов». Новый период русской литературы, считает Белинский, ознаменован господством поэзии реальной, именно поэтому д-ак велико было для него значение творчества Гоголя, которого он еще в 1835 г. провозгласил главой литературы, главой поэтов.
Имя Белинского становится все более и более известным. Смелость и независимость критика, прямота суждений, не исключающаятонкой иронии, становились заметными с каждой новой его работой. Для современников особенно памятной оказалась статья «Стихотворения Владимира Бенедиктова» (1835) — о поэте, который пользовался тогда шумной популярностью и которого реакционная критика провозгласила «поэтом мысли». В блестящей статье Белинский разоблачил «фальшивый блеск» поэзии Бенедиктова, противопоставив ему Кольцова, в стихах которого «выражается поэзия жизни наших простолюдинов».
Пушкин, приступив в 1836 г. к изданию «Современника», обратил внимание на статьи молодого критика и намеревался привлечь его к сотрудничеству в своем журнале. Белинский был готов принять это приглашение, тем более, что как раз в 1836 г. он оказался без журнальной трибуны: за опубликование «Философического письма» П. Я. Чаадаева «Телескоп» был закрыт. К несчастью, трагическая гибель поэта сделала невозможным совместную деятельность Белинского и Пушкина. В конце 30-х годов Белинский сотрудничает в журнале «Московский наблюдатель». Это был очень трудный период для критика, переживавшего серьезный идейный кризис. Под влиянием идеалистической философии Гегеля (чрезвычайно популярного среди русской интеллигенции тех лет) и в особенности его формулы «все, что действительно, то разумно» Белинский приходит к «примирению с действительностью». Критик полагал, что всякая шшвцтка изменить жизнь в соответствии е-желаниями человека исторически не оправдана, заранее обречена^ на неудачу. Суть этих идейных заблуждений можно объяснить особенностями общественной жизни 30-х годов. Поражение декабристов и революционных движений на Западе вызывало стремление понять объективные законы исторического развития общества. Все это приводило Белинского в статьях «примирительного» периода к полному отрицанию субъективного взгляда на мир. Поэтому в то время он принципиально не принимал сатиру, резко отрицательно отнесся к комедии Грибоедова «Горе от ума», а в связи со стихами А. Поле- I жаева писал: «…субъективность — смерть поэзии».
Переезд в Петербург (1839) в связи с началом сотрудничества 1 в «Отечественных записках» во многом содействовал резкому перелому в мировоззрении критика. Он писал: «Петербург был для меня страшною скалою, о которую больно стукнулоеь мое прекраснодушие» [11, 439]. Теперь Белинский призывает к борьбе с самодержавно-крепостнической действительностью. В январе 1841 г. в одном из писем он восклицал: «Пора освободиться личности человеческой, и без того несчастной, от гнусных оков неразумной действительности». Так начинается новый, зрелый период в творческой деятельности Белинского, когда он приходит к идеям материализма, утопического социализма, атеизма. Он страстно мечтает о времени, когда «не будет богатых, не будет бедных, ни царей, ни подданных, но будут братья, будут люди». Однако Белинский, будучи революционером-демократом, понимал, что будущее социалистическое общество может быть осуществлено только революционным путем: «Смешно думать, что это может сделаться само собою, временем, без насильственных переворотов, без крови».
Был и еще один фактор, способствовавший решительному перелому в мировоззрении Белинского. Творчество Лермонтова, проникнутое бунтарским духом отрицания, помогло критику пересмотреть его ложную теорию «примирения с действительностью». В статьях «Герой нашего времени» (1840) и «Стихотворения Лермонтова» (1841) выражаются новые взгляды Белинского. Теперь он считает, что творчество поэта обязательно должно быть проникнуто личным, субъективным отношением к жизни. Таким образом, субъективность в искусстве оказывается не менее важной, чем объективность. Личностное начало Белинский соотносит с гуманизмом: «Всякий поэт, говоря о себе самом, о своем Я, говорит об общем — о человечестве, ибо в его натуре лежит все, чем живет человечество». По принципу субъективности Белинский и оценил Лермонтова как поэта русского, народного в «высшем и благороднейшем значении этого слова». Для Белинского Лермонтов — законный наследник и продолжатель Пушкина. Недалеко то время, пророчески предсказывал критик, «когда имя Лермонтова в литературе сделается народным именем…».
| |||
| |||
| Любовь к природе – совершенно чуждую его матери, истой горожанке, – будущий писатель унаследовал от отца. В первоначальном развитии его личности все отходит на второй план пред воздействием степной природы, с которой неразрывно связаны первое пробуждение его наблюдательности, его первое жизнеощущение, его ранние увлечения. Наряду с природой крестьянская жизнь вторгалась в пробуждающуюся мысль мальчика. Крестьянский труд рождал в нем не только сострадание, но и уважение. Женская половина дворни, как всегда, хранительница народно-поэтического творчества, знакомила мальчика с песнями, сказками, святочными играми. И "Аленький цветочек", записанный много лет спустя по памяти с рассказа ключницы Пелагеи, – лишь малый обрывок того огромного мира народной поэзии, в который вводили мальчика дворня, девичья, деревня. Но ранее народной литературы пришла городская. С характерным для него упоением он погрузился в "Россиаду" Хераскова и сочинения Сумарокова; его "сводили с ума" сказки "Тысячи и одной ночи", а наряду с ними читались "Мои безделки" Карамзина и его же "Аониды". Довольно рано к влияниям домашним и деревенским присоединились влияния казенной школы. И казанская гимназия, куда Аксаков поступил на десятом году жизни, и новый воспитатель, суровый и умный Карташевский, и товарищи, и новые интересы – все это сводилось в целый мир, благотворно влиявший на открытую впечатлениям душу. Гимназия была выше обычного уровня; даже по замыслу основателей она должна была представлять собой нечто вроде лицея. В гимназии Аксаков провел всего три с половиной года, конец которых обогащен новыми литературными интересами. В университете он пробыл лишь полтора года, продолжая также брать уроки в гимназии, но эти полтора года много значат в его развитии. Трудно даже сказать, что сыграло здесь большую роль: собирание бабочек или товарищеский журнал, который он издавал вместе с И. Панаевым, увлечение театром или литературные споры. Французские лекции натуралиста Фукса, несомненно, сыграли серьезнейшую роль в упрочении той врожденной наблюдательности Аксакова, которая впоследствии давала И. С. Тургеневу право ставить его в известных отношениях выше Бюффо-на. Здесь он осмыслил свою любовь к природе, здесь закрепил любовь к литературе. Получив университетский аттестат, Аксаков провел год в деревне и в Москве, а затем переехал с семьей в Петербург. Карташевский уже приготовил для своего питомца должность переводчика в комиссии составления законов, где он сам состоял помощником редактора. В Петербурге Аксаков сблизился с артистом Шушериным, бывал у адмирала Шишкова, познакомился со многими актерами и писателями, пламенно увлекался театром, много беседовал о литературе, но не видно, чтобы какие бы то ни было искания в той или другой области занимали его. О политической мысли и говорить нечего; она проходила мимо него, и он вполне присоединялся к вкусам Шишкова. Князь Шихматов казался ему великим поэтом. У Шишкова собирались Державин и Дмитриев, граф Хвостов, князь Шаховской и другие, составившие потом консервативную "Беседу русского слова". В эти годы Аксаков жил то в Петербурге, то в Москве, то в деревне. После женитьбы (1816) на Ольге Семеновне Заплатиной он пытался поселиться в деревне. Пять лет он прожил с родителями, но в 1820 г. получил в вотчину то самое Надеждино (Оренбургской губернии), которое некогда было поприщем злодейств изображенного им Куроедова. В августе 1826 г. Аксаков расстался с деревней – и навсегда. Наездом он бывал здесь, живал подолгу в своей подмосковной, но, в сущности, до смерти оставался столичным жителем. В Москве он встретился со своим старым покровителем Шишковым, теперь уже министром народного просвещения, и легко получил от него должность цензора. О цензорской деятельности Аксакова говорят различно, но, в общем, он был мягок; формализма не выносила его натура. Близость с Погодиным расширила круг литературных знакомых. "Новыми и преданными друзьями" его стали Юрий Венелин, профессора П. С. Щепкин, М. Г. Павлов, потом Н. И. Надеждин. Обновились и театральные связи; частым гостем был М. С. Щепкин; бывали Мочалов и др. В 1832 г. Аксакову пришлось переменить службу; от должности цензора он был отставлен за то, что пропустил в журнале И. В. Киреевского "Европеец" статью "Девятнадцатый век". При связях Аксакова нетрудно было пристроиться, и в следующем году он получил место инспектора землемерного училища, а затем, когда оно было преобразовано в Константиновский межевой институт, был назначен первым его директором и устроителем. В 1839 г. Аксаков, теперь обеспеченный большим состоянием, которое досталось ему после смерти отца, покинул службу и, после некоторых колебаний, уже не возвращался к ней. Писал он все это время мало, и то, что он писал, очень незначительно: ряд театральных рецензий и несколько небольших статей. Его перевод мольеровского "Скупого" шел на московском театре в бенефис Щепкина. В 1830 г. напечатан в "Московском Вестнике" (без подписи) его рассказ "Рекомендация министра". Наконец, в 1834 г. в альманахе "Денница" появился, также без подписи, его очерк "Буран". Это – первое произведение, говорящее о настоящем Аксакове. Подрастали сыновья, мало похожие на Аксакова темпераментом, умственным складом, идейными интересами. Пылкая молодежь, с ее высокими умственными запросами, с ее чрезвычайной серьезностью, с ее новыми литературными вкусами не могла иметь влияния на сорокалетнего человека, по натуре не склонного к переменам. Аксаков родился несколько раньше времени. Его дарование было создано для новых форм литературного творчества, но не в его силах было создать эти формы. И когда он их нашел – быть может, не только у Гоголя, но и в "Капитанской дочке" и "Повестях Белкина", – он сумел воспользоваться тем богатством выражения, которое они предоставляли его природной наблюдательности. В нем родился писатель. Это было в половине 30-х гг., и с тех пор творчество Аксакова развивалось плавно и плодотворно. Вслед за "Бураном" начата была "Семейная хроника". Уже в эти годы известная популярность окружала Аксакова. Имя его пользовалось авторитетом. Академия наук избирала его не раз рецензентом при присуждениях наград. Он считался мужем совета и разума; живость его ума, поддерживаемая близостью с молодежью, давала ему возможность двигаться вперед если не в общественно-политическом или морально-религиозном мировоззрении, основам которого, усвоенным в детстве, он всегда оставался верен, то в конкретных проявлениях этих общих начал. Он был терпим и чуток. Не будучи не только ученым, но и не обладая достаточной образованностью, чуждый науки, он тем не менее был нравственным авторитетом для своих приятелей, из которых многие были знаменитые ученые. Подходила старость, цветущая, покойная, творческая. Временно оставив "Семейную хронику", он обратился к естественно-научным и охотничьим воспоминаниям, и его "Записки об уженье рыбы" (1847) были его первым широким литературным успехом. Автор не ждал его, да и особенно ценить не хотел: он просто для себя "уходил"в свои записки. Идейная борьба, захватившая всех, достигла чрезвычайного напряжения, и быстро стареющий Аксаков не мог переживать ее перипетий. Он болел, зрение его слабело, и в подмосковном сельце Абрамцеве, в уженье на идиллической Воре, он охотно забывал о всех злобах дня. "Записки ружейного охотника Оренбургской губернии" вышли в 1852 г. и вызвали еще более восторженные отзывы. Среди этих отзывов наиболее интересна известная статья И. С. Тургенева. Одновременно с охотничьими воспоминаниями и характеристиками вызревали замыслы рассказов о детстве и ближайших предках. Вскоре по выходе "Записок ружейного охотника" стали появляться в журналах новые отрывки из "Семейной хроники", а в 1856 г. она вышла отдельной книгой. Все спешили наперерыв отдать дань уважения таланту, и это шумное единогласие критики было лишь отголоском громадного успеха книги в обществе. Все отмечали правдивость рассказа, умение соединить историческую истину с художественной обработкой. Радости литературного успеха смягчали для Аксакова тяготы этих последних лет. Материальное благосостояние семьи пошатнулось; здоровье Аксакова становилось все хуже. Он почти ослеп – и рассказами, и диктовкой воспоминаний заполнял то время, которое не так еще давно отдавал рыбной ловле, охоте и деятельному общению с природой. Целый ряд работ ознаменовал эти уже последние годы его жизни. "Семейная хроника" получила свое продолжение в "Детских годах Багрова-внука". Длинный ряд второстепенных литературных работ подвигался параллельно с семейными воспоминаниями. Частью, как, например, "Замечания и наблюдения охотника брать грибы", они примыкают к его естественно-научным наблюдениям, в значительной же части продолжают его автобиографию. Вышли "Литературные и театральные воспоминания", вошедшие в "Разные сочинения" (1858), "История моего знакомства с Гоголем". Эти последние сочинения писаны в промежутках тяжкой болезни, от которой Аксаков скончался в Москве. Об Аксакове справедливо было сказано, что он рос всю жизнь, рос вместе со своим временем и что его литературная биография есть как бы воплощение истории русской литературы за время его деятельности. Русская литература чтит в нем лучшего из своих мемуаристов, незаменимого культурного бытописателя-историка, превосходного пейзажиста и наблюдателя жизни природы, наконец, классика языка. |
К писателям натуральной школы относится и Дмитрий Васильевич Григорович [19 (31).III.1822, Симбирск – 22.XII.1899 (3.I.1990), Петербург]. Учился в Московской гимназии, а затем в Петербургском пансионе. В 1836 году становится кадетом Главного инженерного училища. В 1840 году поступает в Академию художеств, затем – на службу в канцелярию петербургского Большого театра. Н.А. Некрасов знакомит Григоровича с литераторами и привлекает к участию в своих изданиях. Григорович сближается с Тургеневым, И.И. Панаевым. Он участвует в некрасовском сборнике «Физиология Петербурга». В 1845 году печатает очерк «Петербургские шарманщики». Знание быта шарманщиков, вынесенное Григоровичем из непосредственных наблюдений, сочеталось в очерке с острой социальной наблюдательностью. Новаторством и яркой реалистичностью замысла отличалась первая повесть Григоровича «Деревня» (1846). Следующее произведение сделало Григоровича знаменитым писателем – это повесть «Антон Горемыка». На общественное значение повести указал Л.Н. Толстой в письме к Григоровичу: «Вы мне дороги… в особенности по тем незабываемым впечатлениям, которые произвели на меня вместе с “Записками охотника” ваши первые повести». Толстой отметил, что русского мужика – нашего учителя и кормилица – «можно описывать не глумясь и не для оживления пейзажа, а можно и должно писать во весь рост, не только с любовью, но с уважением и даже трепетом»1.
Большой успех в 50-е годы принес Григоровичу роман «Рыбаки». Он целиком посвящен теме народной жизни. Писателя интересуют черты душевной мощи простолюдинов, их нравственные силы. Именно эти силы он и искал в народе. Некрасов считал «Рыбаков» превосходным этюдом народного быта.
В разработке крестьянской темы Д.В. Григорович исходит из знакомства с народной поэзией, особенностей народной речи. В повестях «Деревня», «Антон Горемыка» он воспроизводит черты крестьянского быта: супрятки в деревне, занятия женщин «каждая с каким-нибудь делом, прялкою, гребнем или коклюшками». Писатель подмечает описание костюма деревенских баб: бабы позажиточнее в «высоких кичках», обшитых блестками и позументом с низаными подзатыльниками, в пестрых котах и ярких полосатых исподницах; кто победнее – попросту повязав голову писаным алым платком, врозь концы, да натянув на плечи мужнин серый чупан…2. Описывает Григорович и красный товар заезжего в село Кузьминское купца-торгаша: «запонки, намистья, стеклярус, свертки кумача» и т.д. Писатель прибегает к описанию ландшафта: дорога к Люблинской водяной мельнице, описание берега Оки, деревни Антоновки («Пахотник и бархатник»).
Григорович передает и демонологические представления крестьян, вводит в текст «страшные» рассказы о нечистой силе, о встрече с домовыми и лешими, о появлении мертвецов, бытующие среди крестьян. Так, в повести «Пахотник и бархатник» они связаны с «недобрым» в околотке местом, называемом Глинищем, передает «слухи» крестьян о нем. Воспроизводится писателем и этнографически верная картина крестьянских свадебных обрядов: расплетение косы невесты, приезд жениха, приговоры дружки, венчание, свадебный стол. Обряд благословения сопровождается приговором дружки: «Отцы, батюшки, мамки, матушки и все добрые соседушки, благословите молодого нашего отрока в путь-дорогу, в чистое поле, в зеленые луга, под восточную сторону, под красное солнце, под светлый месяц, под чистые звезды, к божьему храму, колокольному звону»3. Григорович уделяет много внимания описанию праздничного стола: «…угощение затеялось лихое! Что душе угодно, всего было вдоволь… Разные яства, мисы щей, киселя горохового, киселя овсяного, холодничка и каши, большущие чашки, наполненные до верху пирогами с морковью, пирогами с кашею, ватрушками пресными и сдобными и всякими другими… штофики с сивухою, настойками, более или менее подслащенные медом… Сусла и браги стояли в больших ведрах»4. Все эти детали воспроизводят крестьянскую обстановку. В качестве эпиграфов писатель использует русские простонародные песни, пословицы и поговорки, усиливающие воспроизведение социальных картин и как бы предопределяющие трагические судьбы крестьянских героев, подчеркивая повествование о горькой жизни крестьян. Так, эпиграф из народной песни «Далеко в глухой сторонушке вырастала тонкая белая береза…» символизирует безысходность жизни крестьянки, так же как и пословицы: «Чужую беду руками разведу, а к своей так ума не приложу», «Живи, коли можется, помирай, коли хочется», «Господин, что плотник, что захочет, то и вырубит».
Д.В. Григорович воссоздает картины сельского труда с его календарной обусловленностью. Писатель отмечает: «В сельской трудовой жизни, особенно с апреля до октября, время пролетает с неимоверной быстротою; не успеешь кончить с одной работой, смотришь, уже другая наготове… Руки неутомимо работают, пот льется ручьями в продолжение целых шести месяцев»5. Вместе с тем использование этнографии и фольклора в произведениях Григоровича имеет свою специфику. Они создают общий фон, картины быта, вплетаются в сюжет, дополняют представление об образе героя и окружающей его обстановке. Фольклор проецирует и поэтизацию образов, их некоторую соотнесенность с народной поэзией – сказками, песнями («Деревня», образ Акулины). В повести «Антон Горемыка» фольклор носит характер бытового явления. В манере изложения фольклорно-этнографического материала Григорович приближается к Далю.
Писатель также обращается к фольклору и этнографии как иллюстративному внешнему колориту для изображения и идиллических картин народной жизни, и самих крестьянских персонажей («Пахарь», 1853). Он стремился разглядеть поэтические начала в крестьянском труде, в занятиях крестьян: в пахоте, в уборке, обряде «обряжения» последнего снопа, мудрости крестьянина, единении его с природой и родной землей. Именно в этом укладе сельской жизни народа, по мнению Григоровича, можно увидеть «настоящее русское поле», услышать народную речь и настоящую русскую песню и ощутить причастность к народному миру: «Сладко забьется ваше сердце, если только вы любите эту песню, этот народ и эту землю»
Date: 2015-12-10; view: 2940; Нарушение авторских прав; Помощь в написании работы --> СЮДА... |