А. С. Грибоедов. Жизнь и творчество 1 page

Александр Сергеевич Грибоедов для России — писатель поистине хрестоматийный. Вряд ли найдется в наше время человек, который, даже ухитрившись не прочитать «Горе от ума», не употреблял бы в разговоре грибоедовских афоризмов, давно превратившихся в пословицы.

И вместе с тем едва ли есть в истории русской литературы и общественного движения другая такая фигура, чья жизнь и творчество послужили почвой для стольких недоумений, гипотез и просто спекулятивных заключений.

«Схема биографии Грибоедова,— констатирует академик М. В. Нечкина,— стала застывать и костенеть на рубеже XX в. и в первое его десятилетие. <...> Грибоедовская тема уже обжилась в школьном преподавании <...> и постепенно сложился, а потом застыл убогий биографический трафарет, почти лишенный элементов истории».¹

На первый взгляд, в данном случае биография художника не так уж и важна. Ведь Грибоедов остался в памяти потомков автором одной пьесы, созданной почти за два года до восстания 14 декабря 1825 года. Он был одним из тех немногих, кого привлекали к следствию по делу заговорщиков, но выпустили на свободу. «Горе от ума», воспринимавшееся декабристами как художественный манифест их движения, впоследствии в течение многих десятилетий интерпретировалось как повествование о несостоявшейся любви. Только в начале XX столетия возник вопрос: каковы были взаимоотношения Грибоедова с декабристами, являлся ли он их единомышленником и участником общего дела или относился к нему скептически?

Виднейший специалист по истории декабризма М. В. Нечкина в трех изданиях своей капитальной монографии «Грибоедов и декабристы» (последнее вышло в 1977 году) и других своих трудах убедительно показала

6

тесные и многообразные связи писателя с декабристским движением на всех этапах его развития. В работах ученого автор «Горя от ума» предстал как проницательный и энергичный деятель политического процесса, вовлекшего в себя самых мужественных и честных граждан первой четверти XIX века.

Но прошло время, и декабризм Грибоедова вновь был поставлен под сомнение. До некоторой степени это даже закономерно. В жизни и творчестве Грибоедова до сих пор немало «белых пятен», вследствие чего и возникает возможность различных толкований его биографии, политических воззрений и смысла отдельных моментов знаменитой комедии.

Напомним вкратце основные вехи творчества великого русского писателя и дипломата, чтобы попытаться разрешить хотя бы часть тех, загадок, которые порождают все новые и новые недоразумения.

Итак, согласно общепринятой версии, А. С. Грибоедов родился в 1795 году, в Москве, в родовитой дворянской семье. В 1802 или 1803 году, то есть семи или восьми лет от роду, поступил в московский Благородный университетский пансион, а с 1806-го по 1812-й учился в Московском университете, где в эту же пору получали образование и многие будущие декабристы. В 1808 году Грибоедов был произведен в кандидаты словесных наук, а в 1810-м — в кандидаты прав! Но юноше и этого мало, он продолжает вперять в науки «ум, алчущий познаний».

В 1812 году, как и большинство его сверстников, Грибоедов, охваченный патриотическим подъемом, добровольно вступает в ополчение и вскоре переводится корнетом в Иркутский гусарский полк. Однако Грибоедову не суждено было принять участие в боевых действиях — помешала болезнь. Дальше Брест-Литовска его полк не пошел, и в 1815 году корнет Грибоедов вышел в отставку, поселился в Петербурге и посвятил себя театру.

Уже первая комедия, переведенная им с французского (1815), была встречена публикой приветственно. Грибоедов пробует свои силы и как критик и как поэт, но главная его страсть — драматургия. В 1817 году вместе с П. А. Катениным написал он не увидевшую света комедию «Студент», пародировавшую М. Н. Загоскина и круг «арзамасского братства»; в содружестве с другими авторами участвовал в создании комедий «Своя семья, или Замужняя невеста» (1818), «Притворная неверность» (1818), «Кто брат, кто сестра, или Обман за обманом» (1824). Грибоедов проявил себя как мастер изящной «светской комедии», его заметили в литературно-театральных сферах, но, по словам Пушкина, лишь «несколько друзей знали ему цену и видели улыбку недоверчивости, эту глупую, несносную улыбку, когда случалось им говорить о нем, как о человеке необыкновенном».¹

7

А среди его знакомых были люди самые разные. Тут и «молодые вольнодумцы» П. Я. Чаадаев, С. П. Трубецкой, И. Д. Якушкин,М. Ф. Орлов, братья Муравьевы и многие из числа тех. кто в пасмурный зимний день 14 декабря 1825 года вышел на Сенатскую площадь, дабы свергнуть самодержавие.

Не чуждался Грибоедов и светских знакомств. Одно из них во многом определило его дальнейшую жизнь. В ноябре 1817 года Грибоедов в качестве секунданта принял участие в дуэли графа А. П. Завадовского с В. В. Шереметевым, закончившейся смертью последнего. Это трагическое событие глубоко потрясло Грибоедова и побудило его бросить рассеянную светскую жизнь. Дуэль приАлександре I квалифицировалась как уголовное преступление, хотя до суда обычно и не доходило, но лица, замешанные в поединке, подвергались различным наказаниям. Грибоедов, который незадолго до злополучного поединка вступил в дипломатическую службу, был сослан на Кавказ секретарем Персидской миссии при главнокомандующем Отдельным Кавказским корпусом генерале А. П. Ермолове. В беспрерывных странствиях по «немирному» краю и Персии нередко рискуя жизнью, провел Грибоедов почти пять лет, ревностно исполняя свои служебные обязанности и работая над комедией, обессмертившей его имя.

Возвратиться в Россию драматургу-дипломату удалось только в 1823 году, да и то лишь ненадолго, в отпуск. Грибоедов приехал в Петербург с рукописью «Горя от ума», произведением, которое вскоре стало событием культурной жизни страны. Но пьеса, разошедшаяся по России в сотнях списков, до 1833 года не появлялась в печати полностью. Грибоедов при жизни увидел опубликованной только часть ее да побывал на любительском представлении своей комедии.

В этот период пребывания в столице Грибоедов вновь попадает в среду «молодых вольнодумцев», будущих участников декабрьского восстания. Это — В. К. Кюхельбекер, К. Ф. Рылеев, А. И. Одоевский, А. А. Бестужев... Грибоедов, конечно же, полностью был осведомлен об их настроениях и замыслах. Недаром в январе 1826 года по царскому повелению он был доставлен в Петербург и находился под арестом вплоть до лета. Существует ряд показаний «злоумышленников», которые признали, что Грибоедов являлся членом тайного общества, посягнувшего на основы монархии. Но Грибоедов решительно отвергал все предъявленные ему обвинения, многие из подследственных высказались в его пользу, да и заступничество влиятельной родни помогло. Грибоедова освободили «с очистительным аттестатом».

И снова Кавказ, Персия, снова дипломатические труды, для которых не хватало ни дня ни ночи. Их результатом был чрезвычайно нужный России Туркманчайский мир, заключенный в феврале 1828 года. В марте Грибоедов привез в Петербург трактат о мире и был принят императором, наградившим его и чином, и орденом, и деньгами. Но на аудиенции во

8

дворце дерзкий поэт отважился просить за сосланных друзей... Реакция царя была незамедлительной — Грибоедова отсылают подальше от двора, правда замаскировав опалу. Дипломат был назначен министром-резидентом в Персии.

Летом 1828 года Грибоедов покинул столицу, отправившись навстречу своей гибели. Тегеранская катастрофа, инспирированная европейскими державами, не желавшими терять свое влияние на Востоке, произошла 30 января 1829 года. Вскоре персидский шах отправил в Россию искупительную миссию, которую возглавлял внук шаха Хосров-Мирза. Помимо официальных извинений и заверений в том, что смерть русского посла является следствием трагических случайностей, Хосров-Мирза вручил Николаю I один из самых знаменитых драгоценных камней мира, трехгранный алмаз «Шах» — «цену крови» Грибоедова.

«Не знаю ничего завиднее последних годов бурной его жизни,— писал Пушкин.— Самая смерть, постигшая его посреди смелого, неровного боя, не имела для Грибоедова ничего ужасного, ничего томительного, Она была мгновенна и прекрасна».¹

Вот та, поневоле краткая, «летопись жизни» Грибоедова, творчество и дипломатическая деятельность которого исследуются во множестве трудов (только о Грибоедове-дипломате написаны три книги). И все же многое и в биографии драматурга и в его творчестве остается загадкой. Начнем с первой, с даты рождения писателя.

Когда же все-таки родился А. С. Грибоедов? В «Краткой литературной энциклопедии» сказано: «4 (15) января 1795 года (по другим данным 1794)». В школьных учебниках и в календарях чаще фигурирует первая дата.

В послужных списках Грибоедова за 1813 и 1814 годы указано, что корнету Грибоедову «от роду» в первом случае 20 лет, а во втором — 21 год. Следовательно, он родился в 1793 году. В паспорте, выданному будущему драматургу в 1816 году, сказано иное: «от роду 22 года». Значит, год его рождения — 1794-й?

А по исповедным книгам московской церкви Девяти мучеников, что на Пресне, получается, что в 1805 году Александру Грибоедову было 10 в 1807-м соответственно— 12, а в 1810-м— 15 лет. Таким образом, год рождения — 1795-й?

Начиная же с 1818 года (в июне этого года Грибоедов был назначь секретарем Персидской миссии) в его послужных списках указывается что он рожден в 1790 году. Списков этих сохранилось шесть (1818, 1819, 1820, 1826, 1828 и 1829), и везде «точка отсчета» одинакова.

9

Самые противоречивые сведения о годе рождения автора «Горя от ума» содержатся и в научной литературе. В «Энциклопедическом лексиконе» А. Плюшара (1838) статью о Грибоедове до ее опубликования просматривали ближайшие друзья драматурга — С. Н. Бегичев, А. А. Жандр и В. Ф. Одоевский,— и означенный здесь 1793 год рождения не вызвал у них возражений. Но впоследствии Бегичев заявил, что Грибоедов родился в 1795 году. А известный историк М. И. Семевский подчеркивал, что Грибоедов, «как известно, родился в 1794 году».¹

В 1874 году Н. П. Розанов тщательно проштудировал метрические книги всех московских церквей с 1790 по 1796 год, однако ни в одной из них записи о рождении Грибоедова не обнаружил. Он лишь выявил, что мать писателя, Н. Ф. Грибоедова, в 1790 году еще числилась девицей, проживающей в родительском доме. Так вроде бы отпала эта дата как год рождения драматурга.

Поиски продолжались и в конце XIX и в начале XX столетия, но положительных результатов все не было. Только в 1954 году А. И. Ревякин, еще раз просмотрев церковные ведомости, нашел запись о том, что 4 июля 1792 года была крещена сестра поэта Мария. Находка позволила вычислить дату венчания родителей Грибоедова — 1791-й. Ревякин отыскал и другую запись, гласящую, что 13 января 1795 года у отставного секунд-майора С. И. Грибоедова родился сын Павел.

Оперируя этими данными, Ревякин заключил: Грибоедов не мог родиться в 1790 году (мать не замужем), не мог он родиться и 4 января 1793 года, так как это означало бы, что он появился на свет через шесть месяцев после сестры. Сбрасывалась со счетов и версия 1795 года (в январе этого года родился Павел Грибоедов). Поэтому, считал Ревякин, из всех предполагаемых дат рождения, по методу исключения, остается 4 января 1794 года, что, кстати, подтверждается и паспортом 1816 года.²

Прошло почти четверть века, и ученый отказался от своих выводов. В написанной им «Истории русской литературы XIX в.» (1977) говорится, что наиболее вероятной датой рождения А. С. Грибоедова следует считать 1790-й. Во втором же издании учебника (1981) автор признал, что вообще все названные даты «не имеют <...> неоспоримой <...> достоверности» (с. 169).

Немало и других исследователей пытались обнаружить документ о рождении А. С. Грибоедова, но все так же безуспешно. Многолетние поиски не привели к однозначному результату.

И не могли привести. По той причине, что подобного документа и не существовало. В жизни Грибоедова многое окутано тайной. Однако если часть загадок объясняется просто плохой сохранностью архивов Грибоедова

10

и его окружения, то одна из них — год рождения драматурга — его родителями была создана, им самим поневоле поддерживалась, а потомками оберегалась еще долгие годы.

И расшифровывать эту загадку следует отправляясь не от документа, а от косвенных свидетельств друзей и знакомых Грибоедова.

В 1835 году в свое время довольно близкий к Грибоедову и печально знаменитый впоследствии издатель «Северной пчелы» Ф. В. Булгарин выпустил в свет роман «Памятные записки титулярного советника Чухина». В романе под именем Александра Сергеевича Световидова был выведен А. С. Грибоедов (на этот счет есть свидетельство В. Ф. Одоевского).¹ Булгарин был хорошо осведомлен о многих подробностях жизни драматурга и малую толику своих познаний использовал в этом романе. «В юности Световидова,— писал Булгарин,— пример родителей и недостаток нравственного воспитания едва не увлекли его на стезю порока и едва не свергнули в бездну разврата, если б сила ума его и характера не удержала его».

Примечательно, что Булгарин дает свою хронологию жизни героя. Световидов — Грибоедов «с двенадцатого года... брал частные уроки у профессора университета, на пятнадцатом стал слушать университетские лекции, а на осьмнадцатом выдержал экзамен на степень кандидата...»² Все эти этапы ученических лет соответствуют действительности при том условии, что точкой отсчета является 1790 год.

Разумеется, только на этом основании считать, что Грибоедов родился в 1790 году, невозможно. Все же это роман, а не документ. Но ведь и в «Воспоминаниях...» о Грибоедове (1830) Булгарин употребит довольно странную формулировку: «Грибоедов родился около 1793 года» О дате рождения Грибоедова — и все какими-то полунамеками — говорили и другие современники.

И Пушкин в «Путешествии в Арзрум» (1836) несколько страниц посвятил Грибоедову. Внимание читателя может привлечь такая фраза «Жизнь Грибоедова была затемнена некоторыми облаками: следствие пылких страстей и могучих обстоятельств». Может быть, здесь подразумевалось участие Грибоедова в дуэли Шереметева с Завадовским, у которого он был секундантом (ноябрь 1817 года)? Клеветнические слухи о неблаговидном поведении Грибоедова в этой истории долгое время омрачали его жизнь. Нет, это не так. О поединке Пушкиным специально сказано: «...даже его холодная и блестящая храбрость оставалась некоторое время в подозрении».

Говоря о «следствии пылких страстей», Пушкин несомненно имел в виду нечто иное. Предположение подкрепляется и следующей фразой:

11

«Он почувствовал необходимость расчесться единожды навсегда с своею молодостию и круто поворотить свою жизнь». Сопоставление этих двух суждений наводит на мысль, что в первом подразумевается что-то такое, что изначально заставляло Грибоедова держаться в тени «облаков», возникших помимо его воли. Слова многозначительные, но все же туманные.

Нужны более веские и определенные доказательства. И они есть. Еще при жизни Грибоедова и по его настоянию В. С. Миклашевич, гражданской женой Жандра (ни от Жандра, ни от Миклашевич Грибоедов не имел тайн), был начат роман «Село Михайловское, или Помещик XVIII столетия», оконченный только в 1836 году. Романом заинтересовался Пушкин, собиравшийся даже написать к нему эпиграфы, но не успевший выполнить обещания. Опубликовано «Село Михайловское» только в 1864 — 1865 годах, когда Миклашевич уже не было в живых.

Сразу же после выхода романа в свет читатели начали узнавать в его многочисленных персонажах реальных лиц. И Жандр, на глазах которого писался роман, неоднократно свидетельствовал, что все персонажи срисованы с натуры, называл и прототипов отдельных героев. В одном из писем Жандр подчеркивал, что Миклашевич «не выдумывала ничего: в ее книге нет ни одного лица, которое не жило бы во время происшествия и не действовало так, как она его описала».¹

Заручившись этим свидетельством и отметив, что Жандр и Миклашевич свято чтили память Грибоедова и никогда не решились бы бросить на нее хоть малейшее пятно, выделим особо тот пласт романа, в котором действуют Грибоедов, А. И. Одоевский иРылеев. Они, как указывал тот же Жандр, представлены в образах Рузина, Заринского и Ильменева, причем с большой долей сходства.

Особенно важны для нас те страницы «Села Михайловского», что посвящены взаимоотношениям Рузина — Грибоедова с родителями. Здесь подробно рассказано о том, что «сынок Пелагеи Матвеевны (матери Рузина.— В. М.) также шел в приданое», а Рузин-старший принял это условие, польстившись на богатство и родственные связи невесты.

Очень любопытен диалог Ильменева с молодым Рузиным. «А который тебе год, скажи-ка, милый Валерий? — Матушка мне считает восемнадцать лет; но я не верю женской хронологии, а думаю, что мне гораздо больше».² Реплика Рузина повисает в воздухе, если не принять в расчет, что она была нужна автору как своего рода «опознавательный знак», намек на реальность описываемого.

В дальнейшем это сообщение никак не используется и в ходе повествования никакой роли не играет. Но ведь даже и малоопытный

12

писатель не станет вводить детали, которые впоследствии не реализуются. Кроме того, известно, что в рукописи «Село Михайловское» прочли такие квалифицированные читатели и редакторы, как Греч, Жуковский и Пушкин. Кто-нибудь да должен же был обратить внимание автора на «избыточность» данной фразы. Однако этого не произошло. Видимо, для них в этой реплике не содержалось ничего странного.

Ясно, что Булгарин, Пушкин и Миклашевич говорят об одном и том же, разве что с разной степенью определенности. Но в то время, когда еще живы были мать, сестра и жена Грибоедова, говорить открыто, что он был рожден до брака его родителей, разумеется, не представлялось возможным.

Подобные соображения были существенны и для Д. П. Смирнова, дальнего родственника Грибоедова и его первого биографа, собравшего много ценных сведений об авторе знаменитой комедии. Публикация одной из неизданных при жизни Смирнова его работ о Грибоедове включает и письмо исследователя в дирекцию Публичной библиотеки в Петербурге (1857).

Смирнов запрашивал, может ли он сдать на хранение в библиотеку запечатанное в конверт «сочинение» о Грибоедове, содержание которого он не мог и не хотел объявить как современникам, так и «даже слишком близким после меня нисходящим линиям».¹ Однако дирекция не пошла навстречу такому желанию, и «сочинение» оказалось утраченным при пожаре.

Сын Смирнова Ю. Д. Смирнов спустя тридцать лет сообщил, что располагает копиями работ отца, но также воздержался от публикации части из них по соображениям, которые он находил «неудобным высказать в настоящее время».² И копии остались неизвестны литературоведам и историкам.

Очень похоже, что Смирнов и его сын имели в виду тайну происхождения Грибоедова, в силу чего и не решались обнародовать это «сочинение».

Здесь уместно будет присовокупить ко всему сказанному и еще один факт из семейной хроники Грибоедовых, на наш взгляд имеющий прямою отношение к исследуемой загадке. Уже в конце XIX века в прессе промелькнуло сообщение о том, что, со слов московских старожилов А. Ф. Грибоедов (дядя драматурга) «развесил <...> в огромной зале своего хмелитского дома портреты трех своих сестер-красавиц, а Настасью Федоровну не удостоил этой чести за то, что она была дурнушка».³ Факт очень примечательный, но думается, что интерпретация его

13

неверна. Подобному «остракизму» обычно подвергались те из родственников, кто запятнал фамильную честь недостойным поступком. А именно Настасья Федоровна, как мы теперь знаем, перед родней была сильно виновата.

Напомним еще раз, что послужные списки Грибоедова начиная с 1818 года, с того порубежного года, когда он, по словамПушкина, решил «расчесться единожды навсегда с своею молодостию и круто поворотить свою жизнь», отсылают нас к 1790 году.

На эту же дату косвенно указывает и сам Грибоедов. В. В. Кожинов обратил внимание, что в письме от 4 января 1825 года Грибоедов печально сообщал Бегичеву: «Нынче день моего рождения, что же я? На полпути моей жизни скоро буду стар и глуп, как все мои благородные современники».¹ Исследователь замечает: «...по традиции, освященной Данте, половиной жизни считается тридцатипятилетие».² А Данте Грибоедов знал хорошо.

Можно, конечно, возразить, что вряд ли кто придерживается в подобных случаях столь точной хронологии, что Грибоедов имел в виду тридцать лет, что это просто совпадение с датой, выдвигаемой нами в качестве подлинной... Но не слишком ли много совпадений?

Основной массив косвенных и прямых данных отвергает показания исповедных ведомостей (кстати сказать, очень неточных, возраст исповедуемых там писался со слов и порой расходился с настоящим на два-три года), на которые так охотно ссылаются «сторонники 1795 года». Считать 1790 год истинным годом рождения драматурга мешало до сих пор не столько отсутствие точного документа, сколько стремление «выпрямить» биографию великого писателя.

Увы! Живая жизнь далеко не всегда согласуется с приличиями и правилами, как бы строго ни охраняли их блюстители морали. И как раз в XVIII столетии, этом «золотом веке дворянства», подобные ситуации не редкость. Далеко за примерами ходить не стоит. Бабушка Александра Сергеевича Марья Ивановна Розенберг (в первом замужестве Грибоедова) в 1797 году по именному указу Павла I утвердила в правах сына Федора, рожденного ею до замужества.³ Настасья же Федоровна, видимо, почла за лучшее вообще не предавать случившееся огласке, в надежде на то, что время все сгладит.

И последнее. Кое-что проясняет и грибоедовский портрет, на котором он изображен «в отроческом возрасте» (этим изображением открывается книга «А. С. Грибоедов в воспоминаниях современников». Под ред. Н. К. Пиксанова, примеч. И. С. Зильберштейна. М., 1929). Кем и когда написан портрет — неизвестно.

14

Худощавый — уже не мальчик, еще не совсем юноша... Серьезный, пытливый взгляд, книги на столе, уголок географической карты, через распахнутую дверь видна аллея тополей. Конечно, трудно определить возраст по картине. И все же что-то поддается расшифровке.

Судя по костюму, портрет написан в интервале 1805—1807 годов. В этом убеждает сравнение портрета с модными журналами и другими живописными работами той же поры, время создания которых мы знаем точно. Именно так датируется грибоедовское изображение и в сводном каталоге иконографии Литературного музея Пушкинского Дома АН СССР. Если бы Грибоедов родился в 1795 году, то на портрете он должен был бы выглядеть значительно моложе. Здесь ему никак не меньше пятнадцати-шестнадцати лет, а ведь.должно бы быть десять-одиннадцать.¹ Итак, множество косвенных данных свидетельствует, что Грибоедов родился ранее «официально» принятой даты. Но почему же нет ни одного прямого указания ни в письмах, ни в мемуарах? Ведь во все времена сплетни распространялись быстро и широко и нередко оставляли глубокий след в людском сознании.

Ответить на этот вопрос можно по-разному. Вариант первый: никто не знал подлинного отца Грибоедова — Настасье Федоровне удалось сохранить его имя в тайне. Допустим, что так, сколь это ни маловероятно... Но тогда неясно, почему никто из пишущих об этом вообще ни единым словом, хотя бы в прикровенной форме, не коснулся такой немаловажной подробности? Скорее всего, потому, что случай был из ряда вон выходящим, а следовательно, и настолько щекотливым, что и без уточнения обстоятельств все знали, о чем шла речь. Другими словами, никто не упомянул об отце Грибоедова по той причине, что это положило бы тень на все дворянское сословие, ибо он был даже не «неровня» Настасье Федоровне, а еще ниже.

Наверное, не стоит даже и пытаться выяснить его имя — никаких отправных точек для поисков в этом направлении нет. Да и не в имени дело, а в самом факте...

Так и получается, что определение истинного года рождения Грибоедова становится задачей не формальной. Ее решение помогает понять, что заставило Грибоедова в 1818 году «круто поворотить свою жизнь». Испытавший сильное потрясение после смерти Шереметева, Грибоедов решил отрешиться от праздно-рассеянной светской жизни, начать все сызнова и в качестве первого шага указал подлинный год своего рождения. Это была нравственная акция: он сам себе доказывал свою твердость в неукоснительном следовании истине, которой он перед судом собственной совести впредь решился не изменять. Это с современной точки

15

зрения человек, рожденный вне брака, в социальном плане ничем не отличается от прочих граждан. В начале XIX столетия все это выглядело иначе и влекло за собой печальные последствия. И надо было обладать немалым мужеством, чтобы не отрицать свое «незаконное» рождение.

Верно определив искомое, мы начинаем глубже осмыслять и другие эпизоды биографии и творческой деятельности автора «Горя от ума».

Тогда становится понятно, каким образом Грибоедов не только был однокашником по Благородному университетскому пансионуД. В. Дашкова, Н. И. Тургенева, А. И. Якубовича, С. П. Трубецкого, зачисленных в пансион в 14—16 лет, но и учился не менее успешно, чем эти талантливейшие юноши, и, выделяясь даже в их рядах, получал награды.

Тогда в ином свете предстают и московские наблюдения над миром фамусовых, молчалиных и скалозубов, делавшиеся человеком с определенным житейским и нравственным опытом.

И пусть мы расстаемся с легендой о мальчике-вундеркинде, пусть и «Горе от ума» станет плодом мысли зрелой и души возмужавшей, взамен мы познаем подлинную житейскую драму.

«Облака», затмившие личную сферу жизни Грибоедова, распространили свою «тень» и на другие ее области. В частности, именно семейные обстоятельства помешали драматургу примкнуть к движению «молодых вольнодумцев» на ранней стадии развития заговора.

Одной из первых тайных декабристских организаций был Союз спасения, возникший в 1816 году в Петербурге. С большинством его членов (а их и всего-то насчитывалось около трех десятков) — Н. М. Муравьевым-Апостолом, Трубецким, Чаадаевым, А. Н. Муравьевым, Якушкиным — Грибоедов был коротко знаком или дружен. Членом Союза спасения (по другим данным — более позднего Военного общества) стал и Бегичев. А вот Александр Сергеевич, отлично осведомленный об образе мыслей заговорщиков и разделявший их убеждения, в члены Союза принят не был.

Рожденный, по словам Пушкина, «с честолюбием, равным его дарованиям», Грибоедов «долго был опутан <...> сетями мелочных нужд и неизвестности».¹ Словно наверстывая упущенное в студенческие годы и во время армейской службы в провинции (ведь он разменивал уже третий десяток), Грибоедов предавался светским удовольствиям и явно бравировал своим «гусарским» поведением. Его частенько видели в ресторациях, клубах и в маскараде в обществе записных гуляк и бретеров (П. П. Каверин, А. П. Завадовский и др.), почти каждый вечер бывал он за кулисами театра и в театральном салоне князя А. А. Шаховского. Д. И. Завалишин вспоминал, что Грибоедов тогда воспринимался как человек, «принесший из военной жизни репутацию отчаянного повесы, дурачества

16

которого были темою множества анекдотов, а из петербургской жизни — славу отъявленного и счастливого волокиты, наполнявшего столиц: рассказами о своих любовных похождениях, гонявшегося даже и за чужими женами, за что его с такой горечью и настойчивостью упрекал в глаза покойный Каховский».¹

Вот, в частности, какова причина «изоляции» Грибоедова от политических единомышленников. С их точки зрения, он не удовлетворял тем требованиям, что предъявлялись членами Союза спасения к нормам бытового поведения людей своего круга. Члены Союза спасения ко всему относились серьезно, даже ригористично. Грибоедов их модели поведения во многом не соответствовал.

Существовало и еще одно обстоятельство, которое также не улучшало репутацию Грибоедова в глазах членов Союза спасения. Ранней весной 1817 года в костромском имении Н. Ф. Грибоедовой начались волнения крепостных, длившиеся почти три года. Событие приняло широкую огласку, его взял под наблюдение сам царь, о костромском бунте грибоедовских мужиков упоминал впоследствии в своих мемуарах Якушкин.

А Грибоедов? Он не только не вмешался в тяжбу матери с ее «крещеной собственностью», но и в дружеском кругу предпочитал не затрагивать эту тему. Письма драматурга этого периода информируют нас о том, что, даже и не находя общего языка с родительницей, он старался ни в чем не прекословить ей.

Он знал, какие страдания выпали на долю Настасьи Федоровны в связи с его «незаконным рождением», и не решался спорить с ней, почитая себя не вправе доставлять матери, столько вытерпевшей из-за сына, хотя бы малейшие огорчения. Члены же Союза спасения, несомненно, воспринимали его молчание как симптом политической индифферентности и, естественно, считали, что Грибоедову не место в их рядах.

Что это было именно так, доказывает похожая история с Пушкиным. Видимые, так сказать, наружные грани поведения поэта в юношеские годы и в период южной ссылки осуждались даже ближайшими друзьями его. Их недовольство вызывали «чрезмерная подвижность пылкого нрава» Пушкина, его неосторожные реплики в общественных местах, «проказы». По воспоминаниям Пущина, декабристы желали, чтобы поэт «не переступал некоторых границ и не профанировал себя».² И Пушкин тоже не был принят в тайное «братство».

«Для современников молодости Грибоедова и Пушкина,— писал Завалишин,— они были совсем иные люди, чем для следующих поколений,