Глава VIII. Звездное знамение

К месту, где небо вершит

Таинства, пусть поспешит

Дух мой без лишнего слова…

Готье де Даржьес

В Европу, уставшую от весенней распутицы, пришло жаркое лето. Уже почти месяц дружина Гуго де Пейна находилась в пути, минуя города и селения, графства и княжества, преодолевая разлившиеся ручьи и реки, высокие холмы и болотистые долины. Встречались им на этом пути разные люди: услужливые сеньоры, стремящиеся задобрить рыцарей, но и поскорее спровадить их подальше; безумные нищие монахи‑проповедники, предрекающие близкий конец света – в 1118 году; бредущие неизвестно куда со своим жалким скарбом крестьяне, ремесленники, разорившиеся бюргеры, цыгане с выводками детишек; толпами шли самобичевальщики‑флагелланты, спасающиеся от Черной Смерти, поразившей города Германии, истязающие себя кнутами до кровавых рубцов, надеясь таким образом избежать чумы; брели слепые, прокаженные, умирающие от голода люди, падая в придорожные канавы, исчезая в клубах поднятой копытами лошадей пыли… К отряду Гуго де Пейна уже присоединилось десятка два человек – паломников, шедших в Палестину ко Гробу Господню. Среди них были и женщины, и дети, и старики, стремящиеся обрести в Иерусалиме покой. А навстречу попадались возвращавшиеся из Палестины рыцари и пилигримы, выполнившие свой обет или долг, или гонимые назад тоской по родине.

Миновав Меран, Констанц, Бозен, рыцари спустились к Венеции, где провели несколько дней и вышли к берегу Адриатического моря, намереваясь двигаться параллельно его лазурным водам, по сербским и хорватским землям, чтобы выйти к городу Драч. Кроме того, на их пути как раз лежала усадьба князя Милана Гораджича, где можно было бы остановиться и передохнуть. После Драча они должны были выйти на Охриду и через Солунь и Селимврию двигаться по Эгнатиевой дороге прямиком к Константинополю. Гуго де Пейн, предчувствуя скорую встречу с Анной Комнин, византийской принцессой, сдерживал и себя, и своего коня, не давая губительной любовной слабости овладеть его разумом. Да и не сном ли было то единственное свидание в Труа, когда ее чудесные глаза были столь близки, а нежное дыхание ощущалось на его губах? Чем являлась та встреча для нее – искренним чувством, капризом или помрачением рассудка? Гуго де Пейн, нахмурившись, ехал в середине колонны, а впереди, оторвавшись на несколько сот метров, проверяли безопасность пути князь Гораджич и Людвиг фон Зегенгейм. Замыкали же процессию Бизоль де Сент‑Омер и Роже де Мондидье, сдружившиеся будущие родственники. Одна мысль в последнее время не давала Гуго де Пейну покоя: почему клюнийский аббат Сито выбрал для него именно этот маршрут и наказал не отклоняться от него в сторону? Что за странная прихоть? И прихоть ли это или какой‑то тайный расчет? Логично предположить, что если маршрут строго выверен и известен ему и аббату с его молчаливым монахом в куафе, то он может открыться и еще кому‑то, третьей силе, готовой помещать де Пейну дойти до Константинополя. Так ловят лисицу, обкладывая ей дорогу флажками. Нет ли в этом замысле роковой ошибки аббата Сито? Покачиваясь в седле, Гуго де Пейн размышлял на эту тему, пока не принял решения.

Между тем, две другие рыцарские группы также устремлялись к Константинополю. Барон Робер де Фабро со своим отрядом из лучших рыцарей Бургундии достиг маленького городка Вены и, проехав в двух лье от родового поместья Людвига фон Зегенгейма, вступил в пределы Венгерского королевства, направляясь в Буду, откуда его дальнейший путь лежал через Белград и Ниш в Средец и Адрианополь. Третий же военачальник, Филипп де Комбефиз, привел свой отряд в итальянский порт Бари, где занялся подготовкой и оснащением корабля к морскому путешествию через Адриатическое и Эгейское моря в Византию. Возможно, он не был бы огорчен тем, узнай, что ему выпал самый благоприятный жребий, брошенный Нарбоннскими Старцами, – преград на его пути не было. Эти преграды, стараниями секты зилотов и особых ударных отрядов Сионской Общины, были выставлены в других местах – на пути следования Гуго де Пейна и Робера де Фабро.

Предупрежденный специальным посланцем из Нарбонна, ломбардец‑ростовщик Бер спешно покинул Клюни, за несколько часов до прибытия в монастырь монаха‑киновита. Когда за ним пришли, то застали в комнатах разбросанные в беспорядке вещи, еще теплую золу в камине и нетронутый на столе ужин. Попытки задержать Бера на дорогах, ведущих из Клюни, успеха не принесли. Хитрый ломбардец поступил весьма остроумно: надев рубище и вымазавшись грязью, он прятался в толпе прокаженных, направлявшихся на юг Франции, и к которым боялись приближаться даже самые испытанные храбрецы. Почувствовав, что опасность миновала, Бер покинул прокаженных, обмылся в ближайшей деревне крепкой водкой, купил коня, новую одежду и помчался в Нарбонн.

В покоях же аббата Сито, между приором и монахом‑киновитом состоялся следующий разговор.

– Я признаюсь, что мы совершили ошибку в отношении трувера Жана Жарнака, который даже перед смертью ни в чем не сознался, – сказал начальник тайной канцелярии невозмутимым тоном. – Но на все воля Божья: возможно, она заключалась в том, что ему не дано было пережить свой звездный час. Гораздо серьезнее то, что ломбардец Бер ускользнул. Мне удалось в Нарбонне перехватить одно из его донесений, а также протокол заседания неких Старцев, о которых вам известно, и я немедленно поспешил сюда. Но противник действует быстрее, что говорит о его силе и серьезности.

Взглянув на него, пухлый аббат углубился в принесенные бумаги, изредка кивая головой, как бы подтверждая какие‑то свои мысли.

– Созданный Годфруа Буйонским Орден Сиона, в аббатстве Богоматери на горе Сион, был не так уж плох, – сказал наконец приор, почесывая нос, – но сейчас он играет все более активную роль в управлении Иерусалимского королевства. А из бумаг видна и его очевидная связь с Нарбоннскими Старцами. Предпринятая же нами попытка создания истинно католического ордена может рухнуть, натолкнувшись на тайные замыслы Старцев. Но каковы их истинные цели? Вам не удалось это выяснить, и мне очень жаль. Мы ходим вокруг да около, как слепые котята, а кто‑то дергает за ниточки, сажает на престол монархов и усмехается над нашей простотой. Попытка покушения на Людовика IV была не случайна. Нити заговора тянутся в Нарбонн, я уверен, хотя в злодеянии принимали участие азиаты.

– Скорее всего, ассасины, – устало промолвил монах. – Их почерк известен. Мне кажется, что они опирались на чью‑то влиятельную поддержку. Не исключено, что самого графа Шампанского. Кстати, его увлечение черной магией завело слишком далеко: мне периодически сообщают о творящихся в его подземельях колдовских радениях. Недавно он втянул в эти шабаши и свою жену, Марию Шампанскую.

– Ну, эту курочку легко втянуть во что угодно, – усмехнулся аббат, но тотчас же продолжил серьезным тоном: – Если мы не встанем на пути долгосрочных замыслов Старцев, Ватикану, как оплоту христианской власти, придет конец. А возможно и всему миру.

Некоторое время оба молчали, но каждый из них думал о том, какую роль может он сыграть в спасении католической веры.

– То, что вы упустили Бера, конечно же плохо, – промолвил аббат. – Но теперь ваша основная миссия начинается в Иерусалиме. Только вы, с вашим громадным опытом и аналитическим умом, способны обнаружить те скрытые пружины, которые двигают заговором Старцев. Вы должны сделать все, чтобы католический орден, задуманный нами, как оплот веры, был создан, чтобы он успешно противостоял Ордену Сиона: Если он послужит приманкой для Старцев – что ж, тем лучше, тем легче будет обнаружить их слабые стороны. А они есть, не сомневаюсь. Вы должны стать невидимой тенью нового Ордена, войти в его сердцевину, знать все уязвимые места его членов, контролировать их и направлять. Вы будете мозгом этого Ордена, отдав сердце будущему великому магистру.

Монах молча кивнул головой, не произнеся ни слова; и ни один мускул не дрогнул на его лице, словно то, что сказал аббат, было давно обдумано им самим.

– Вам нужно поторопиться с отъездом в Иерусалим, – продолжил приор Сито. – Вы можете взять необходимых людей и любые ресурсы. Мы не можем экономить на столь важном деле.

– Я отправлюсь в Иерусалим один, – сказал монах. – В Палестине мы располагаем достаточно развитой сетью наших людей.

– Как угодно, – согласился аббат. – Поступайте так, как считаете нужным. Советую вам присоединиться к одной из групп паломников. Но по дороге обязательно остановитесь в Риме и посвятите в то, что мы узнали, его святейшество Пасхалия II и преданного ему кардинала Метца. Если же за время вашего отсутствия меня не станет… – монах сделал протестующий жест рукой, но аббат улыбнулся и продолжил: – Да, да, все мы смертны. Если это произойдет, то мой преемник будет посвящен во все обстоятельства дела… Вас что‑то смущает?

– Только одно. Наделяете ли вы меня правом, в случае обнаружения зла, применять крайние меры?

– Разумеется, – ответил аббат и вздрогнул, встретившись с холодным, бесцветным взглядом монаха. – Даже, если это зло будет скрываться под королевской мантией.

До усадьбы сербского князя Милана Гораджича оставался день пути, когда возле расположившегося лагерем отряда Гуго де Пейна остановились два всадника, чья одежда была покрыта дорожной пылью, а бока загнанных лошадей тяжело вздымались. Видно они скакали издалека и очень давно. Одному из всадников, с рыцарскими золотыми шпорами и коротким венецианским мечом было лет двадцать пять: его красивое, бледное лицо обрамляли черные кудри, а длинные усы были подвиты кверху. Второй всадник был моложе лет на семь, и, судя по всему, являлся его оруженосцем, хотя ни копья, ни меча при юноше не было, – лишь короткая кольчуга и кинжал за поясом. У него была нежная, шелковистая кожа и большие, испуганные, голубые глаза под падающими на лоб белокурыми волосами.

– Не дадите ли вы нам напиться? – попросил первый всадник, наклоняясь в седле. – Мы умираем от жажды.

Раймонд, сидящий около Гуго де Пейна, зачерпнул ковшом из походной бочки родниковой воды и протянул рыцарю. Тот передал ковш своему оруженосцу и подождал, пока он не утолит жажду. Затем напился сам и поблагодарил Раймонда.

– Вам следовало бы передохнуть, – заметил Гуго де Пейн. – Лошади ваши совсем измотаны, вы не доедете на них и до ближайшей развилки.

– Мы спешим, – ответил рыцарь, колеблясь и с тревогой глядя на своего спутника.

– Нет такого дела, из‑за которого можно было бы загонять лошадей, – вставил Бизоль, приподнявшись на локте.

– Если только это дело не касается самой жизни, – отозвался всадник, сделав знак своему оруженосцу. Через некоторое время они скрылись за опушкой леса. А Бизоль, опустив голову на густую траву, пробормотал:

– И даже ради собственной жизни я бы не стал мучить бедное животное…

Прошло минут пять, и на дороге показалась целая группа всадников в латах, которые ехали не торопясь, но уверенно, словно охотники, преследующие добычу, и знающие, что она никуда от них не уйдет. Раймонд насчитал семь человек во главе с командиром – высоким, бритоголовым рыцарем, держащим раскаленный на солнце шлем в руке. Его лоб перерезал узкий, застарелый шрам, тянувшийся от левого виска к переносице. Возле лагеря воинственные всадники остановились, гарцуя на своих лошадях.

– Приветствую улегшихся на покой! – насмешливо произнес бритоголовый рыцарь со шрамом. – Скажите, не по этой ли дороге проехали только что два человека, спешащие, как на пожар в Риме?

– По этой! – отозвался Раймонд и прикусил язык, поскольку получил от своего хозяина подзатыльник.

– Сдается мне, что вы едете не туда, – сказал Гуго де Пейн.

Рыцарь со шрамом покрутил головой, оглядываясь.

– А мне сдается, что мы как раз на правильном пути.

– Уж не насолили ли вам чем эти люди? – спросил Бизоль, вновь приподнимаясь на локте.

– Да нет! – усмехнулся бритоголовый, – Просто мы не успели попрощаться. Отдыхайте, господа! Не будем вам мешать, – и он стегнул лошадь, увлекая за собой своих латников.

– Эти мне меньше понравились, – пробормотал Бизоль, падая головой на траву. А Гуго де Пейн, наоборот, поднялся и прошелся по поляне, с тревогой прислушиваясь к чему‑то. Затем вытащил свой меч и вскочил на коня.

– За мной! – крикнул он тем, кто находился в этот момент рядом. А сам, вонзив шпоры в бока лошади, не оглядываясь, уже мчался вперед. Через пару минут, следом за ним понеслись Бизоль де Сент‑Омер, Грей Норфолк, Роже де Мондидье, Милан Гораджич и Раймонд, пытаясь догнать далеко оторвавшегося мессира. Предчувствие неправедной резни не обмануло Гуго де Пейна. Преодолев пару лье, он увидел у развилки дороги спешившуюся группу всадников: среди них были и те двое, проехавшие раньше. Они стояли, прижатые к громадному дубу, причем черноволосый рыцарь с обнаженным мечом прикрывал спиной своего оруженосца. Но что значил этот короткий меч против восьми направленных в его грудь клинков? Кровь уже виднелась на разных местах его камзола, но он защищался с отчаянностью раненого леопарда. Гуго де Пейн, не издав ни единого звука, устремился в самую гущу схватки, налетев на латников подобно падающему с небес ястребу, давя их копытами своего коня и нанося удары мечом налево и направо, – по спинам, шеям и головам. Столь внезапный и страшный натиск заставил латников разбежаться, а раненому рыцарю немного прийти в себя.

– Куда вас задело? – крикнул ему де Пейн, зорко оглядываясь по сторонам и готовясь к нападению сгруппировавшихся латников, которых подгонял бритоголовый рыцарь, яростно размахивающий мечом.

– В плечо и в бок! – отозвался тот, перекладывая свой меч в левую, не раненную руку.

– Пустяки! – выразил свое мнение Гуго, надвигаясь на бритоголового и снова рассыпая еле собранный им строй латников. В это время на дороге уже показались его друзья, мчащиеся к месту боя. Их увидел и бритоголовый, еле уклонившись от удара де Пейна.

– Отходим! – крикнул он своим латникам. – В лес, быстро!

И все они, со скоростью зайцев, бросая по пути оружие, побежали к спасительным деревьям.

– Мы еще встретимся! – услышал Гуго яростный голос бритоголового рыцаря.

– А как же! – спокойно согласился он, останавливая рванувшегося к лесу Бизоля. – Хватит с них. Не полезем же мы за ними в барсучьи норы?

Затем он повернулся к раненому рыцарю, которому Грей Норфолк и Милан Гораджич останавливали кровь. Оруженосец стоял рядом, смотря на них с мольбою и страхом.

– Если они хотели с вами попрощаться, как уверяли, то очевидно – навсегда, – произнес Бизоль, слезая с лошади. – Почему, черт возьми, они на вас напали?

Раненый рыцарь переглянулся со своим оруженосцем.

– То давняя вражда наших отцов, – промолвил он, стискивая зубы от боли. – Наши владения находятся рядом, недалеко от Генуи. Но мое разорено, а семья перебита. Я – последний, кто стоит на пути Чекко Кавальканти.

– Этого барбоса со шрамом? – догадался Бизоль.

– Меня же зовут Виченцо Тропези. И мой друг и оруженосец – Алессандро Гварини, – представил он своего спутника.

– Который не носит оружия и не умеет обращаться с кинжалом, – добавил Гуго де Пейн.

– Просто он растерялся, – смутился Тропези. – А так как нам пришлось бежать налегке, то этот меч – единственное, что у меня сейчас есть.

– Ну и нравы у вас, в Италии, – заметил Роже де Мондидье. – Я‑то думал, что вы только на мандолинах играете.

– Однако, нам следует вернуться в лагерь, – сказал Гуго де Пейн. – Я предложу вам одну чудодейственную мазь, которая очень помогла мне при подобных ранах.

– Дырки не опасные, – промолвил Милан Гораджич, закончив перевязку. – Опаснее то, что они вас рано или поздно найдут и зарежут. Как кур. Если только не спрячетесь в складках моей рясы.

– Или в Палестине, – произнес Гуго де Пейн. – Но об этом мы поговорим позже.

В это время, пущенная из леса стрела вонзилась в дерево возле головы Виченцо Тропези.

– Мерзавцы! – громовым басом выкрикнул Бизоль и рванулся к деревьям. За ним поспешили и другие рыцари, лишь Гуго де Пейн остался возле раненого итальянца и его оруженосца.

– Вряд ли в этой чаще удастся кого‑то найти, – заметил он. – Мы же не будем терять время и отправимся в лагерь.

Гуго де Пейн внимательно посмотрел на молодых людей и добавил:

– Тем более, что и вам, и вашей юной спутнице требуется хороший отдых после пережитых потрясений.

Девушка, переодетая в мужское платье испуганно вскрикнула, а Виченцо Тропези отпрянул назад и на его бледных щеках вспыхнул румянец.

– Как… как вы догадались? – промолвил он, держась рукой за раненое плечо.

– Очень просто и еще там, в лагере. По тому, как она держится на лошади. Оруженосцы в ее возрасте владеют этим гораздо увереннее. И разве могут у юноши быть такие дивные глаза, длинные ресницы и столь пышные, вьющиеся волосы?

Девушка слегка покраснела, слушая его слова, а Виченцо взглянул на нее с нескрываемой любовью и нежностью.

– А теперь расскажите мне все‑таки правду, – продолжил Гуго по дороге к лагерю. – От кого и от чего вы бежите?

– От наших врагов – моих и Алессандры, – ответил Виченцо. Гуго де Пейн помог раненому итальянцу и его спутнице взобраться на лошадей, поддерживая стремя.

– Бежать от врагов – не лучший способ избежать опасности, – произнес он, вскакивая в седло. – Итак, я слушаю…

Виченцо Тропези, помедлив немного, начал:

– Наши отцы – генуэзские дожи – действительно враждовали между собой, часто опустошая владения друг друга. Но между мной и Чекко Кавальканти пролегла пропасть еще и потому, что оба мы влюбились в одну девушку. Стоит ли пояснять, о ком идет речь?.. Но отец Алессандры, сеньор Гварини, встал на сторону ненавистника нашей семьи и пообещал, едва ей минует пятнадцать лет, выдать дочь за проклятого Чекко!

– Никогда я бы не стала его женой! – воскликнула девушка и глаза ее полыхнули гневом, а маленькая ручка легла на эфес кинжала. – Лучше смерть…

– Мы тайно встречались с Алессандрой, – продолжил Виченцо, взглянув на нее с тревогой. – Мне приходилось пробираться к ее вилле, ускользая от многочисленных засад из людей Гварини и Кавальканти, часто рискуя жизнью, потому что оба они обещали заколоть меня, если я появлюсь возле ее дома. Но в ее саду есть один грот, где мы встречались, когда во всем небе безраздельно господствовала луна, а стражники засыпали. Между тем, день свадьбы, назначенный сеньором Гварини приближался. К этому времени подоспело еще одно несчастье. Разоренный постоянными набегами Кавальканти, мой отец не выдержал и скончался, а поместье перешло во владение соседа. Я же, оклеветанный Чекко перед герцогом Генуи, был подвергнут изгнанию и вынужден был скрываться… Но я не мог покинуть город! – пылко воскликнул юноша. – Единственное, что меня удерживало в нем – моя любовь к Алессандре!

– Я бы последовала за тобой на край света, – ответила ему девушка, прикасаясь к нему рукой.

– Продолжайте, – напомнил Гуго де Пейн двум влюбленным, которые не могли оторвать взгляд друг от друга, словно забыв, что они не одни.

– Да, да, сейчас, – сказал Тропези. – Нам оставался один выход: бежать вместе. Все земные силы были против нас, но небесные – не позволили нам разлучиться! Воспользовавшись тем, что Кавальканти и Гварини уехали по делам из Генуи, я подкупил в ее доме служанку, и она тайно вывела Алессандру ко мне. В церкви Святого Лоренцо мы обручились. Священник – старый друг моего отца – помог нам в этом. В тот же день мы покинули город. Что было потом? Вернувшиеся Кавальканти и Гварини устроили за нами погоню, разослав по всем дорогам своих людей. Дальнейшее – вам известно.

– Грустная история, – промолвил Гуго де Пейн, выслушав молодого рыцаря. – Но у нее должен быть счастливый конец. Любовь не может завести в тупик. Выхода нет только у ненависти. Что же вы намерены предпринять дальше?

– Не знаю. Чекко Кавальканти не оставит нас в покое, – произнес Виченцо. – Но если бы он вышел со мной на честный поединок, я сумел бы его победить!

– Как вы посмотрите на то, если я предложу вам отправиться вместе со мной в Палестину? – промолвил Гуго де Пейн.

– Это было бы спасительным выходом для нас, – ответил Тропези, переглянувшись с девушкой. – Большая удача, что мы встретили именно вас на нашем пути!

– Значит, решено, – заключил Гуго де Пейн. Они подъехали к лагерю, где их встретили встревоженные Зегенгейм, Монбар и де Сетина.

– Все в порядке? – спросил Людвиг. – А где остальные?

– Охотятся на кроликов. Познакомьтесь – генуэзский дон Виченцо Тропези и… его оруженосец, – Гуго де Пейн поймал благодарный взгляд девушки. – К сожалению, я немного опоздал к месту схватки. Думаю, что раненый рыцарь и… его товарищ займут мой шатер, а вас, маркиз, я попрошу чуть потесниться в своем. Давненько хотел обсудить с вами вопрос о влиянии Марка Корнелия Фронтона на ораторское искусство Публия Квинта Сципиона Старшего, – и он легко спрыгнул с коня, улыбнувшись своим новым знакомым.

Так, Виченцо Тропези стал последним, девятым рыцарем, уходящим по дороге на Иерусалим вместе с мессиром Гуго де Пейном.

В усадьбе Милана Гораджича путешественники задержались на две недели, пока Виченцо Тропези окончательно не поправился, а сербский князь не привел свое полуразрушенное хозяйство в некоторый порядок. Его когда‑то белокаменный, а ныне почерневший от времени дом стоял на вершине холма, откуда простирался вид на полноводную реку Сава, чье неторопливое стремление к Адриатическому морю напоминало натужную жизнь местных крестьян, венчающуюся выходом в Царствие Небесное. Родные Гораджича давно умерли, а управлял имением старый подслеповатый слуга, признавший хозяина лишь после долгих объяснений.

– Вы спрашиваете, почему я покинул это место? – сказал Милан за ужином, хотя никто из рыцарей и не думал ни о чем спрашивать. – А что бы я здесь делал, в моей любимой и несчастной Сербии? Заживо гнил, как этот старик? Зато я повидал весь мир, объездил все видимые и закрытые от людских взоров страны, поднимался на вершины вулканов и спускался в самые глубокие пещеры, был в плену у африканского племени людоедов, готовясь очутиться в желудке их вождя, и беседовал с буддийскими монахами в Гималаях, покуривая с ними опиум. Нет, мне выпала счастливая жизнь, и я сам сделал ее такой!

– Нам всем кажется, что мы лепим ее по своему желанию, но увы! – за всеми нашими поступками стоит неумолимый рок, – промолвил Гуго де Пейн. – Не впадите в чрезмерную гордыню, друг мой.

– И рад бы, да не могу. Мне порою хочется испытать все на свете: сразиться с целым войском или дикими львами, взлететь на луну, заглянуть в потусторонний мир или на худой конец пройтись по морскому дну… А вы говорите, почему я не сижу в своей усадьбе и не развожу дунайских баранов!

– Мы этого не говорили, – успокоил его Роже де Мондидье, подливая в кубки вино из большого кувшина. – А вот скажите лучше, чем вы не пришлись по вкусу африканскому вождю, который намеревался сделать из вас рагу на косточках?

– Джан спас меня. Когда мое тело привязали к огромному вертелу и начали разводить подо мной костер, он выскочил из дупла дерева, где прятался, и одним ударом пятки выбил вождю все зубы. А потом и остальным тоже. Естественно, лишившись жевательных принадлежностей, они отказались от жаркого, то есть меня. Я же, как вы понимаете, не настаивал на столь изысканном блюде. Бедняги, чем они теперь питаются?

– Забавно.

– Мне тоже хочется спросить вас кое о чем. Как вы лишились своего глаза?

Рыцари, слышавшие разные версии из уст Роже, зашевелились и заулыбались, поглядывая на одноглазого выдумщика. Лишь поправившийся Виченцо Тропези и сидевшая рядом с ним девушка‑оруженосец с искренним вниманием и любопытством приготовились выслушать печальную историю.

– Случилось это во время землетрясения в Гвадалахаре, – начал Роже. – Я тоже люблю странствовать, и как‑то раз судьба забросила меня в этот испанский город. Вам, конечно, приходилось там бывать, маркиз?

– Разумеется, – ответил де Сетина. – Только что‑то я не припомню, чтобы когда‑нибудь в нем было землетрясение. Если пару веков назад…

– Ну… это было такое… маленькое землетрясение, коснувшееся меня одного, – ответил, ни мало не смутившись Роже. – Как‑то днем, во время полуденной жары, я брел по одной из улиц этого города: тут‑то на меня и набросился разъяренный, взбесившийся бык, вонзив свой огромный рог в мой несчастный глаз. Естественно, земля ушла у меня из под ног, а солнце потемнело. Выхватив меч, я все же отрубил быку голову, хотя это уже было слабым утешением для меня и моего глаза. Так что, друзья мои, берегите глаза при встрече с рогатыми животными.

– Равно как и с рогатыми мужчинами, – подытожил Людвиг фон Зегенгейм. Гуго де Пейн взглянул на него и промолвил:

– Вы вправе судить об этом, поскольку весь рыцарский мир наслышан о том, как вы… сыграли с императором Генрихом IV в ту же игру, что и Парис с Менелаем.

– Парис похитил прекрасную Елену, я же спас Адельгейду от ее злодея‑мужа, – спокойно ответил граф. – Но, увы, нам не суждено было прожить вместе долгую, счастливую жизнь. Ее убили на Руси.

При этих словах печаль в его глазах словно бы коснулась каждого из сидящих за столом. Тягостное молчание, длившееся довольно долго, было нарушено самим Людвигом. Он поднялся, и, попрощавшись с рыцарями, удалился в свои покои. Следом за ним, вскоре стали расходиться и остальные…

Через несколько дней отряд Гуго де Пейна покинул усадьбу Милана Гораджича, продолжая свой путь к Иерусалиму. Рыцари уже миновали Драч и добрались до Солуни, где пополнили свои запасы продовольствия. Здесь, на открывшейся крупной ярмарке, смешались языки и товары со всего света. Длинные улицы Солуни с утра до вечера были полны оживленной толпой. Сюда приезжали из всех средиземноморских стран и самых отдаленных мест: тут можно было встретить разноплеменных жителей Балкан, греков, варваров Скифии, итальянцев и испанцев, заальпийских кельтов, арабов и даже жителей далекой Индии и страны серов, откуда был родом маленький слуга Гораджича – Джан. Русские привозили сюда зерно, меха и икру, багдадцы продавали драгоценные шелковые ткани, византийцы – предметы утонченной роскоши, жители придунайского края – скот; и вся эта масса людей и животных наполняла город разноголосым шумом. Вообще, по мере приближения к Константинополю, все явственней ощущался дух и дыхание величественной Византии.

Выбравшись из Солуни, путешественники ускоренным маршем двигались к Редесто, останавливаясь на ночь возле населенных пунктов, где их встречали дружелюбно настроенные жители. Как‑то раз к Гуго де Пейну подъехал Раймонд и таинственным голосом произнес:

– Мессир, я на пороге важного открытия!

– Какого же? – усмехнулся Гуго, взглянув на взволнованное лицо юноши. – Не обнаружил ли ты случаем в небе новую планету?

– Нет‑нет, – махнул рукой Раймонд. – Оно касается этого странного парня, оруженосца сеньора Тропези!

– И что же в нем странного? – насторожился де Пейн.

– Ну… многое. Когда мы, оруженосцы, собираемся все вместе, он как бы сторонится нас, не участвует в наших играх, поединках, не ходит с нами купаться. К чему бы это?

– Может быть, он просто слабак и не умеет плавать?

– А на рынке в Солуни! – воскликнул Раймонд. – Когда все пошли в оружейные лавки, он почему‑то бросился к различным украшениям, которые могут привлечь только женщин, но не мужчин! Я как‑то стал высмеивать его, а он, вместо того, чтобы дать мне сдачи, покраснел, заплакал и спрятался в шатре своего господина.

– Действительно, странно, – покачал головой Гуго де Пейн.

– Мессир! – торжественно произнес Раймонд. – Я думаю, что он – это она. То есть девушка, переодетая в мужское платье.

– Бедный сеньор Виченцо! – улыбнулся де Пейн. – Он видно и не догадывается, кого взял в оруженосцы. Ты бы его предупредил, как бы беды не вышло.

– Вы изволите шутить, но я сам видел, как они целовались.

– Ты наблюдателен, чертенок. Но все же, советую тебе спросить Алессандра напрямую: девушка ли он? И посмотрим, что он тебе ответит. Не получить бы тебе пару затрещин.

Смущенный и раздосадованный Раймонд, не найдя поддержки у своего господина, отъехал в сторону, а Гуго де Пейн решил переговорить при случае с Виченцо Тропези о том тайном, что рано или поздно становится явным.

Наконец, наступил день, когда путешественники вышли на древнюю Эгнатиеву дорогу, которая вела прямиком к Константинополю. Но, по мере продвижения по ней, Гуго де Пейна одолевали все большие сомнения. Заброшенные каменоломни, высокие холмы, заросли кустарника вдоль дороги представляли удобное место для засады, если бы кто‑то вздумал уничтожить их растянувшийся отряд. Именно на этом пути когда‑то попал в окружение сам Годфруа Буйонский, а ведь его войско было куда как многочисленнее! Но и ему пришлось защищаться несколько недель, прежде чем он не принял условия Алексея Комнина – вассальские по своей сути.

А вечером того же дня произошло явление, которое наблюдали сотни тысяч людей и о котором рассказывали потом долгие годы своим детям и внукам. Те же, кто в это время почивал или не удосужился взглянуть на небеса, дивились словам первых и кляли себя за собственную оплошность. Это явление было столь необычно, волнующе и тревожно, что вызвало у многих священный трепет, сопоставимый с восторженным ужасом. И хотя длилось оно всего несколько мгновений, но каждому, кто его видел, несло знак его собственной судьбы. А произошло следующее.

Девять рыцарей в посверкивающих в бледном свете луны латах, покачиваясь в походных седлах на иберийских лошадях, медленно двигались по древней Эгнатиевой дороге. На древке копья первого из них было укреплено знамя с горящим даже ночью красным шелком креста. Под открытым забралом шлема лицо его, словно высеченное из белого мрамора, было сумрачно и напряжено. Но оно было прекрасно какой‑то неземной отрешенностью, знанием собственной судьбы, как и лица других рыцарей, следовавших за ним. В предгрозовом небе, за тяжелыми тучами прятались редкие звезды. И вдруг – словно миллиарды скрывшихся звезд – в одно мгновение высыпали на небо, рассеяв сгустившуюся тьму. Но они не застыли неподвижно, как бывает всегда: они смещались, двигались, сталкивались друг с другом, высекая искры, мчась по безграничному пространству, исчезая или падая на землю. Все вокруг было исчерчено этим сумасшедшим звездопадом – зигзагообразной войной звезд. И длилось это ровно столько, сколько хватило бы человеку времени родиться, или чтобы умереть. Но вот – по чьему‑то мановению безумный рой замер, словно бы сам напуганный своей необузданной внезапной свободой. Казалось, нависший над землей хаос, готов обрушиться и придавить под собой все живое. Еще мгновение – и картина в небе стала меняться. Теперь звезды, подгоняемые неведомым ветром, начали группироваться друг с другом, соединяться, образуя целые массивы, монолиты звезд. Они поглощали, поедали более слабых, и их становилось все меньше и меньше, но они все росли и росли. Несколько материков звезд осталось в небе: и счетом их было ровно девять. Три раза они гасли и трижды загорались снова. А затем – исчезли совсем. Лишь одинокая луна продолжала бледно светить, словно насмешливо предлагая разрешить неразрешимую загадку. А все такая же тишина стояла вокруг замеревших на Эгнатиевой дороге путников.

Не скоро они пришли в себя, пораженные этим небесным явлением. Обернувшись, Гуго де Пейн увидел своих неподвижных, растерянных товарищей. И он поразился, насколько преобразились, словно опаленные священным огнем, их лица: и Бизоля де Сент‑Омера, и Роже де Мондидье, и Людвига фон Зегенгейма, и Хуана де Сетина, и Андре де Монбара, и Грея Норфолка, и Милана Гораджича, и Виченцо Тропези. Что же это было? Мираж, затмение, игра природы или посланный Властителем людских судеб знак? Для них или для всего человечества? Никто не мог промолвить ни слова, и сам Гуго де Пейн молчал, размышляя над тем, что открылось им в эти мгновения. Рыцари ждали его решения, готовые последовать за ним, куда он укажет.

– Андре, вы наиболее склонны к толкованию различных загадочных явлений, – сказал наконец Гуго де Пейн. – Что вы думаете по поводу этого чуда, свидетелями которого мы все были?

– Трудно сразу судить об этом, – произнес обычно молчащий Монбар. – И может быть, никто и никогда не постигнет разумом эту пляску звезд – в чем был ее смысл? Но я обратил внимание на то, что девять звездных скоплений зажигались и гасли три раза. Девятьсот девяносто девять – вот что приходит на ум прежде всего, вот что должны были мы осознать. Но эта цифра видится и по другому. Для тех кто живет не по божеским законам, а по наущению дьявола. Кто перевернут, как обезьяна. Тогда эта цифра – шестьсот шестьдесят шесть. А это, как сказано в Евангелии – число грядущего зверя. Вот все, что я хотел сказать. Дальнейшее – просветит только будущее.

После его слов наступило еще более гнетущее и тяжелое молчание, лишь Роже де Мондидье негромко выругался, тотчас же перекрестившись.

– Мы поворачиваем, – промолвил наконец Гуго де Пейн, трогая коня. – Возвращаемся к началу Эгнатиевой дороги, где она делает развилку на Адрианополь. И оттуда – по торговому пути – в столицу Византии.

Через полчаса, развернувшийся караван направился в обратную сторону. Те же, кто поджидал отряд Гуго де Пейна в трех лье отсюда, бесцельно провели в тщательно подготовленной засаде еще несколько недель… Лишь убедившись, что рыцари не появятся, они ликвидировали место стоянки и рассредоточились по заранее разработанному в Нарбонне плану. Зато вторая засада, поджидавшая группу Робера де Фабро на торговом пути из Адрианополя, выполнила поставленную перед ними Старцами задачу сполна.

Место гибели лагеря Робера де Фабро случайно обнаружил Раймонд, заинтересовавшийся кружившимся над опушкой леса вороньем. На его зов поспешили рыцари. Зрелище, представшее их глазам, было ужасно. Между потухших костров и поваленных шатров лежали изрубленные воины и их слуги. Всего в количестве двадцати человек. Голова одного из рыцарей была полностью обожжена. Лишь по фамильному гербу на щите Бизоль де Сент‑Омер узнал его имя.

– Я бился с ним на королевском турнире в Труа, – тихо произнес Бизоль. – Это барон Робер де Фабро. Какая страшная трагедия здесь произошла?..

– На дороге в Иерусалим случается всякое, – ответил Людвиг фон Зегенгейм. – Очевидно, на них напали врасплох, ночью.

– Не иначе, – согласился Бизоль. – В честном поединке барона было невозможно победить. Я сам тому свидетель.

– Если на них напали грабители, то почему они не унесли доспехи, оружие и другие ценные вещи? – спросил маркиз де Сетина.

– Значит, причина была в другом, – произнес Гуго де Пейн. – Тела необходимо предать земле. Пусть этим займутся без промедления.

Через несколько часов, совершив обряд погребения, рыцари и их слуги тронулись в путь. А к вечеру следующего дня впереди показались огни Константинополя.