Мария Сибилла Мериан

(1647–1717)

Немецкая художница, натуралист, гравер и издатель. Совершила путешествие в Суринам (1699–1701). Первооткрывательница мира насекомых Южной Америки («Метаморфозы суринамских насекомых», 1705). Ценнейшую часть изданий, коллекций и акварелей Мериан приобрел Петр I для музеев и библиотек России.

Мария Сибилла была одной из первых женщин, дерзнувших посвятить себя научной деятельности, а из наук – избрать ту, которую многие презирали. Всю жизнь она изучала «омерзительных тварей» (как тогда называли насекомых), стремясь познать их и облагородить своим искусством. Ей принадлежала заслуга детального красочного изображения и популяризации явления метаморфоза насекомых. Она, пожалуй, впервые сумела соединить высокое искусство с целями биологической науки, заставить их послужить друг другу.

Три страны считают Мериан своей соотечественницей: она была дочерью голландки, училась у художников утрехтской школы и провела в Нидерландах двадцать пять лет жизни. Швейцарские искусствоведы и историки, не сомневаясь, называют ее своей художницей: ведь ее отец – выходец из Швейцарии. Но родилась Мария Сибилла в немецком городе Франкфурте‑на‑Майне, за два года до смерти отца, который скончался в весьма почтенном возрасте, оставив после себя многочисленное потомство от двух браков и славу одного из лучших книгоиздателей и граверов Германии. До сего времени старинные тома со знаменитым «мериановым аистом» – эмблемой издательства – представляют собой непреходящую художественную и культурную ценность.

Фактически воспитанием и образованием Марии Сибиллы занимался второй муж матери – голландский художник Марель, который, впрочем, первым заметил талант своей падчерицы и стал учить ее рисованию. Нидерланды середины ХVII века с ума сходили по всему, что касалось цветов; луковицы редких тюльпанов ценились так же высоко, как чистые бриллианты, мастерицы самых лучших фамилий соревновались в вышивании композиций по флористике, а у художников в чести были цветочные натюрморты. Отчим Марии Сибиллы слыл в Германии едва ли не лучшим представителем «заморского» увлечения «цветочными картинками», и потому не удивительно, что наша героиня весьма успешно овладевала мастерством писания красочных букетов.

В доме, где подрастала Мериан, не знали беспорядка и суматохи. Педантичная мать Марии Сибиллы приучала дочерей к труду и рациональному ведению хозяйства. Ни о какой творческой богеме в их среде и не слышали, а художники того времени больше чувствовали себя мастеровыми и экспериментаторами, чем «гениальными творцами». Иоганна Сибилла, мать Мериан, устроила небольшую мастерскую по производству шелка. Это несколько экзотическое для европейца занятие нашло горячую поддержку всей семьи. В саду были высажены шелковые деревья, а в просторном закрытом помещении содержались черви. Иоганна Сибилла поручила своей старшей дочери доставлять «шелковым» питомцам корм и сортировать их при помощи бумажных кульков. Возможно, любая другая девочка с ужасом выполняла бы эти обязанности, но только не Мария Сибилла. Она уже имела дело с препарированными бабочками, тщательно перерисовывая причудливые извивы их окраски, и знакомство с миром насекомых живо увлекло ее воображение.

Семнадцатилетняя Мериан вышла замуж за ученика отчима – Иоганна Андреаса Графа, который в пору «жениховства» казался талантливым и подающим надежды живописцем – сам император Леопольд I счел возможным заказать молодому художнику свой парадный портрет, – однако в семейной жизни обнаружил полную непрактичность, которая постепенно разрушила все его юношеские амбиции. По переезде в Нюрнберг, родной город Графа, несмотря на оставленные в наследство типографию и мастерскую, Мария Сибилла почувствовала, что тиски материальных затруднений все теснее сжимаются на «горле» их семьи. Обстоятельства вынудили юную мать семейства (Мериан имела уже дочь) взять на себя заботу о добывании средств к существованию. Тут ей и пригодились экзотические таланты и коммерческая сметка.

В нюрнбергский период Мериан создает невыгорающие и водостойкие красители и в своей мастерской принимается расписывать скатерти. Украшенные модными в то время мотивами – цветами, птицами, травами, деревьями – изделия Марии Сибиллы прекрасно смотрелись с обеих сторон ткани и благодаря фантастическим свойствам красок не смывались при стирке и не выгорали на солнце. В городе Мериан стала самым престижным мастером художественно‑прикладных работ: дамы охотно демонстрировали скатерти ее кисти, и считалось приличным заказать роспись в мастерскую Марии Сибиллы.

Любая другая особа, достигнув таких значительных успехов, удовлетворилась бы этим и продолжила бы идти по проторенной дороге, но Мериан одолевала жажда чего‑то большего. Просьбы жительниц Нюрнберга научить их искусству вышивания навели нашу героиню на мысль, вполне естественную для нее – дочери потомственных издателей и граверов – выпустить пособие цветочных узоров, так называемый флориегиум. Так появилась первая «Книга цветов» с раскрашенными ручным способом гравюрами чудесных цветов. Оглушительный успех этой работы побудил художницу продолжить издание, и исполнению этого решения не помешало даже рождение второй дочери в 1678 году – Доротеи Марии. Спустя много лет великий Гёте назвал Мериан одной из самых крупных голландских флористов.

Одновременно у Марии Сибиллы формировались склонности натуралиста‑наблюдателя. Мария Сибилла, имевшая лишь традиционно женское домашнее образование, постепенно становилась заправским ученым‑энтомологом.

В саду Мериан собирала гусениц и приносила их в дом для наблюдений, а однажды она взяла в дом мертвую мышь, чтобы изучать червей и личинок в ее тушке. В своем дневнике она записала: «Однажды в Нюрнберге мне принесли трех молодых жаворонков, которых я умертвила. Через три часа, когда я стала их потрошить, я нашла в них семнадцать толстых личинок. У них не было ног. На другой день они превратились в коричневые яйца. 26‑го августа из них вышло много синих и зеленых мух. Мне очень трудно было их поймать. Я поймала только пять, остальные улетели». Согласитесь, что только научный азарт может заставить женщину стать столь небрезгливой.

В 1674 году Мериан приступает к систематическому исследованию насекомых. Она независимо от крупнейшего ученого‑натуралиста Сваммердама приходит к идее метаморфоза. С удивлением Мария Сибилла открывает, что все в мире – и растения, и животные, и человек – подвержены неожиданным превращениям. Мериан, используя свой живописный талант, фиксировала словно на фотографическую пленку все перипетии жизни гусениц, что являлось уникальным для Нового времени. Из этого кропотливого труда и родилась книга, получившая длинное название: «Удивительное превращение гусениц и необычное питание цветами прилежно исследовала, кратко описала, зарисовала с натуры, гравировала и издала Мария Сибилла Граф».

Она украсила обе части книги вдохновенными стихотворениями Х. Арнольда, больше похожими на духовные гимны, надеясь, что мироощущение самой Мериан станет понятнее читателю. Земное бытие бренно, человек ничтожен перед всесильным Абсолютом, он всего лишь червь, подверженный смерти, но в круговороте природы, в постоянном превращении, рождении к новой жизни – вечность и красота Бога.

Все чаще взоры Мериан обращаются в Голландию, где обосновываются изгнанные из других краев еретики, ученые, философы, да и просто бунтари. Познав вкус свободной мысли, наша героиня стремится найти единомышленников и перестать тратить свою жизнь на обыденную суету. В 1685 году Мериан вместе с дочерьми решает поселиться в лабадистской общине – одной из многочисленных сект, порожденных Реформацией. Конечно, она по‑прежнему рисовала, фиксировала на бумаге своим тончайшим карандашом занимательные сюжеты природы. Через год после отъезда жены в Валту приехал Граф. Он предложил Марии Сибилле вернуться в семью, даже согласился, на крайний случай, вступить в общину, но получил отказ и вынужден был вернуться в Нюрнберг. Эта неудачная попытка примирения вылилась в окончательный разрыв между супругами, отныне наша героиня все свои работы стала подписывать девичьей фамилией, посчитав, как видно, что и перед Богом брак их разрушен.

Лабадистам покровительствовал губернатор Суринама – крупнейшей нидерландской колонии. Не раз Мария Сибилла с завистью естествоиспытателя разглядывала коллекции необычных бабочек, привезенных с далекого континента. Но решиться на путешествие оказалось не так уж просто. В море было отнюдь не безопасно – помимо штормов, кораблям грозили пираты. На одних только Малых Антильских островах нашли пристанище до тридцати тысяч разбойников. Однако Мария Сибилла решилась. Поездка в Новый Свет поставила нашу героиню в один ряд с выдающимися первопроходцами её эпохи.

Путешествие в Южную Америку оказалось весьма плодотворным с научной точки зрения. Мария Сибилла вместе с дочерью поселилась на самом опасном берегу, в верховьях реки Суринам. Белым колонистам постоянно угрожали так называемые мароны – негры, бежавшие с плантаций и селившиеся по берегам рек. К тому же климат Суринама – влажный и жаркий – делал пребывание европейцев на материке крайне затруднительным.

Но Мериан, казалось, не замечала проблем: ее ошеломило обилие насекомых. Уже в день своего приезда она расставила по всему дому ящики. Индейцы, прослышав про странную особу, каждое утро толпились у ее дверей, зная, что она скупает пойманных животных. Из мешков и сумок местные жители извлекали змей. Цена зависела от длины. Индеанки приносили гусениц, уверяя каждый раз, что «из этого червяка вырастет красивое насекомое».

За два года пребывания в Суринаме Мария Сибилла собрала бесценную по богатству коллекцию насекомых, гусениц, бабочек. Ее работа долгое время являлась наиболее полным этимологическим обозрением по Южной Америке.

Умерла Мериан в Амстердаме, разбитая параличом. Но ее дело еще долгое время продолжали дочери, горячо любившие свою мать и ставшие для нее единомышленниками. Младшая, Доротея Мария, после смерти Мериан по приглашению императора Петра I переехала жить в строившийся Петербург. Видно, и в потомках еще долгое время играли авантюрные «гены» матери. Доротея Мария привезла в Россию некоторые книги Мериан и ее бесценные коллекции, многие из которых, к сожалению, погибли.

Гравюры Мериан по точности и красоте зарисовок и по сей день не знают себе равных в этимологической литературе.